Процесс трансформации менталитета римских граждан при Юлиях-Клавдиях

Как известно, общество особенно восприимчиво к нововведениям в периоды нестабильности, социальных потрясений и смут. Именно в такой ситуации зародилась и начала свое становление система принципата.

Как уже нами отмечалось, для укоренения новой системы требовались основательные изменения в менталитете граждан Рима. Политический аспект этих изменений будет подробно рассмотрен в главе III данного исследования. Сейчас же обратим свое внимание на процесс трансформации психолого-этических аспектов социума. Самое главное, что нуждалось в изменении — невосприятие римлянами власти одного человека. Однако после долгих лет гражданских войн, экономической и политической разрухи граждане Рима подсознательно были готовы воспринять власть того, кто сумеет вывести страну из бедственного положения. В принципе, римское законодательство предполагало для таких ситуаций назначение диктора и сосредоточение в его руках всех ветвей власти сроком на полгода, после чего следовало вновь вернуться к прежнему коллегиальному управлению. Однако к началу I века до н.э. вера в эффективность института диктаторства почти совсем угасла. В таких условиях сильный и харизматичный лидер получал все возможности для сосредоточения власти в своих руках.

Этим фактором и воспользовался Октавиан. Перед ним стояла непростая задача — укрепить не только свою власть, но и удержать ее для своих потомков. Для этого требовалось не просто дать населению то, чего от него ждали, т. е. в первую очередь мира и процветания. Нужно было воспользоваться глубинными рычагами воздействия на сознание масс, причем не только запустить длительный процесс трансформации ментальных основ социума, но и сразу задать ему направление. Способ воздействия изначально был выбран верно — воздействие на население через три фактора:

приверженность римлян к старине, вплоть до возведения ее в культ;

приверженность римлян исключительно к внешней стороне всех процессов;

гибкость религиозного сознания.

Таким образом, очерчивалось три способа воздействия, которыми Октавиан и воспользовался, поставив систему сложившихся в обществе традиций и обрядности на службу новой политической системе. Однако здесь стоит обратить внимание на тот факт, что инициатива здесь исходила не только «сверху». В периоды социальных катаклизмов, как правило, обществом остро осознается необходимость неких идей, вокруг которых можно было бы объединиться, сплотить свои силы. Пока жива такая идея — живо и общество. Но для поддержания идеи необходимы определенного рода действия: как правило, такими действиями становятся поддержание традиций, совершение обрядов, воспроизведение ритуалов. Известно, что в мировой истории ритуал широко применяется как способ формирования уважения к авторитетам и внушения каких-либо идей. При этом в процессе переплетения конкретно-исторических условий, специфических особенностей культуры и личностных качеств политических деятелей нередко возникают противоречивые и двусмысленные ситуации, анализ которых представляет интерес для нашего исследования.

После гражданских войн, когда традиционные устои пошатнулись и система моральных норм и духовных ценностей казалась нарушенной, Август энергично взялся за восстановление mos maiorum. В литературе достаточно подробно освещается вопрос о том, как это делалось и какое имело значение. Достаточно лишь еще раз напомнить о том, как важна была для римлян благочестивая старина и как ревностно они берегли свою историческое наследие. Поддерживая исторические традиции, римляне постоянно напоминали сами себе о важнейших событиях в своей истории, укрепляя таким образом сознание своего собственного величия. Например, хижину легендарного основателя города Ромула постоянно возобновляли с той целью, чтобы она была сохранена для потомков. Между тем, в восстанавливаемые традиции постепенно вплетались новые элементы, связанные ни с чем иным, как с именем и личностью первого императора. Позаботились об этом в первую очередь, конечно же, сам Август и его окружение, однако необходимо обратить внимание и на ту легкость, с какой общество воспринимало нововведения. Более восприимчивыми к ней оказались восточные провинции, и постепенно с востока на запад по всей империи прокатилась волна обожествления принцепса, обрастая ритуалами и превращаясь в традицию.

Вставив один раз имя Августа в молитву, общинные религиозные коллегии упоминали его затем постоянно; помолившись один раз гению Августа, римляне продолжали это делать и в дальнейшем. Клясться его именем, произносить его при свершении религиозных церемоний, выкрикивать на праздниках стало вначале нормой, затем — привычкой и, наконец, — традицией. Здесь уместно процитировать Г. Лебона: «Часто повторяемая идея, в конце концов, врезается в самые глубокие области бессознательного, где именно и вырабатываются двигатели наших поступков». Лебон Г. Психология народов и масс, Спб., 1995, с 198. Именно это явление и имело место в данном случае. Имя Августа как заклинание римляне стали повторять постоянно, при каждом удобном случае.

Комедийную иллюстрацию к этим словам мы находим в «Сатириконе» Петрония: на пиру у Трималхиона к столу подают очередное кушанье, из которого брызгают струи шафрана. «Полагая что блюдо, окропленное соком этого, употребляющегося лишь при религиозных церемониях растения, должно быть священным, — говорит рассказчик, мы встали и громко воскликнули:

— Да здравствует божественный Август, отец отечества! Петроний Арбитр, М., 1990, С. 76.

Таким же образом в традицию превратилось принесение присяги на верность императору в первый день года. По поводу происхождения этой традиции в литературе есть мнение, что начало ей было положено либо клятвой, данной Юлию Цезарю в конце 45 — начале 44 гг. до н. э., либо клятвой принесенной в 32 г. до н. э. Октавиану. П. Геррман считает, что при Августе принесение этой клятвы еще не носило систематического характера и не превратилось в институт. Фрибус Т. Ю. Ранний принфипат и феномен психологии масс, Дисс. … канд. философ, наук: Саратов, 2001, стр. 77. Однако по сообщению Диона Кассия это происходило уже при Августе каждый год и, видимо, столько лет подряд, что к этому успели привыкнуть Дион Кассий, указ. соч., стр. 56.

Помимо того, что приношение клятвы являлось официальной церемонией, это было еще и зрелище, и праздник одновременно. Народ получал возможность лицезреть своего императора, излить перед ним чувства восторга восхищения, преподнести ему новогодний подарок и, конечно же, получить что-либо взамен. На подарки народу Август в таких случаях не скупился, понимая, что рождающиеся при этом чувства и эмоции несоизмеримо важнее, чем материальная экономия. Есть все основания полагать, что в церемония приношения клятвы римляне участвовали с удовольствием, присягу, принесенную при столь торжественных и приятных обстоятельствах, старались соблюдать, более того, возникало желание повторять эту процедуру из года год еще и еще раз.

Таким же образом дело обстояло и с празднованием дня рождения Августа. Инициатива, по сообщению Светония, исходила от всадников Светоний, указ. соч., С. 17 ., и празднование продолжалось два дня подряд Там же. Что касается искренности замыслов руководителей, она разумеется, не может не вызывать сомнений, но «естественный порыв масс», пожалуй, действительно имел место и в том, и в другом случае.

В принципе, процесс происходил так, как и должен был происходить согласно теории. Новые ритуалы, символические, культовые и праздничные действа, «повторяясь от раза к разу, из года в год приобретают все более глубокое содержание., из повторения одних и тех же элементов складывается традиция». Об обрядах доходчиво и понятно // Наука и религия. 1984. № 11. С. 13. Все это ярко переживается людьми, участниками и зрителями торжественных актов, церемоний и зрелищ. Эмоциональный аспект такого рода действ рассматривает в своей монографии В. М. Самойленко. «Положительные эмоции, которые при этом возникали, — пишет автор, — закрепляли в сознании те или иные актуализированные установки и тем самым оказывали воздействие на мировоззрение личности, сказывались на практической деятельности человека, его духовно-практической ориентации и внутренней мотивации» Самойленко В. М. Зрелище — миф или обыденность? М., 1994, стр. 99. Здесь же автор пишет об уже упомянутом в нашем исследовании феномене, когда в момент коллективного сопереживания происходит стихийный процесс взаимовнушения, что характерно для динамики психологии масс. Самойленко В. М. Зрелище — миф или обыденность? М., 1994, стр. 99.

Как представляется, необходимость всего этого интуитивно осознавалась и римлянами. «Народы, — пишет Г. Лебон, — всегда сознавали пользу приобретения общих верований, инстинктивно понимая, что исчезновение этих верований знаменует для них час упадка». Там же. В качестве примера такого народа автор приводит именно римлян: фанатический культ Рима, подчеркивает он, был для них именно таким верованием, которое сделало их властелинами мира. Штаерман Е. М. Указ. соч. С. 207.

Но в рассматриваемый период к культу Рима добавился еще один — культ императора. Именно культ императора, как подчеркивает Е. М. Штаерман, должен был теперь стать новой силой, «цементирующей уже не общину, а империю» Колосовская Ю. К. Римский провинциальный город, его идеология и культура //Культура древнего Рима. М, 1985. Т. 2. С. 190. Непобедимый император, исполненный добродетелями, и Вечный Рим стали теперь основой официальной идеологии и той идеей, которая должна была сплотить пестрое разноязыкое население огромной державы. Описание монеты см.: Машкин Н. А. Указ. соч. С. 621. По замыслу, оба культа должны слиться воедино. Рим и Август должны были восприниматься людьми как две стороны одной монеты, и этому восприятию помогали сами монеты с изображением Августа на аверсе, храма либо алтаря, посвященного богине Роме и Августу, на реверсе. Кнабе Г. С. Метафизика тесноты. С. 68. Надпись ROM ET AVGVST на фронтоне храма способствовала тому, чтобы Рим и Август в восприятии современников сливались в единое целое. Император, таким образом, становился олицетворением Рима, его символом. Г. С. Кнабе делает наблюдение, что по мере эволюции принципата в империю изображения императора становятся все более условными, стилизованными под изображение бога. Колосовская Ю. К. Указ. соч. С. 190. Они воспринимаются современниками не просто как личный портрет, но играют роль объекта государственного религиозного культа и почитания. Машкин Н. А. указ. соч, стр. 725.

Все эти меры уже только за правление Августа успели подготовить почву для укоренения всей династий. После смерти Августа, Рим охватила паника. У Веллея Патеркула описано смятение, которое царило в обществе, потерявшем Отца Отечества Светоний, указ. соч., С. 39. Как правило, народ в такие моменты остро ощущает необходимость чьей-то сильной воли и твердой руки и желает видеть человека, который бы не колеблясь продолжил начатое дело. Реальная кандидатура на место императора была только одна.

В литературе замечено, что Август предположительно с 10−11 гг. н. э. четко обозначил Тиберия как своего преемника. Как раз в это время приемный сын императора получил проконсульский империй. Выпущенная серия монет с изображением на аверсе Тиберия в лавровом венке датируется М. Грантом 13−14 гг. н. э. В последний год жизни Августа получила хождение монета с изображением последнего на аверсе и Тиберия на реверсе. Машкин Н. А. указ. соч, стр. 725. Таким образом, Август как будто «приучал» народ к своему предполагаемому преемнику. В то же время складывающаяся ситуация была далеко не однозначной.

С одной стороны, авторитет должности для римлян значительно преобладал над личными чувствами и эмоциями. Тиберий на момент смерти Августа фактически уже являлся высшим должностным лицом. Как отмечает Ф. Марш, ему оставалось только продолжать делать то, что он делал, и таким образом, править римским миром, но уже от своего имени. С другой стороны — нельзя не принимать в расчет то обстоятельство, что на протяжении нескольких десятилетий Тиберий был для римлян нежелательной персоной, и изменить отношение к нему за несколько лет, сломав таким образом установленный стереотип восприятия, было практически нереально. И, наконец, хотя не было никаких сомнений относительно того, кто станет преемником Августа, но неясно было, каким образом он теперь заступит на престол.

На наш взгляд, в этой ситуации особенно остро чувствуется необходимость такого обряда, который, как пишет Б. С. Ерасов, утверждал бы преемственность нового со старым, «что происходит, например, в случае утверждения нового главы государства: венчание на царство, клятва нового президента и т. п.». Ерасов Б. С. Указ. соч. С. 104. Можно предположить, что римляне ожидали, чтобы Тиберий проделал нечто в этом роде и со своей стороны готовы были, как привыкли делать при Августе, принести новому принцепсу клятву на верность Тацит, указ.соч., С. 69.

Однако вместо этого преемник верховной власти начинает вести себя очень странным образом: распространяется «о величии империи, о том, как недостаточны его силы», что он считает себя «непригодным к единодержавию» Там же. и долго отказывался принять бразды правления. В литературе можно встретить разное толкование поведения Тиберия в данной ситуации. Для нас же важно подчеркнуть, что с этого момента новый принцепс, возможно, сам того не понимая, стал обманывать ожидания сограждан. Не подобало сыну божественного Августа, народному трибуну, триумфатору, чьи изображения красовались на монетах, быть столь нерешительным. Такое поведение, даже если и было оправдано с точки зрения политики, никак не соответствовало имиджу первого лица в государстве, к которому римляне так привыкли.

Далее разрыв между ожиданиями, которые народ связывает с императором и поведением последнего стремительно увеличивается. Новый принцепс запрещает приносить присягу на верность своим делам Светоний, указ.соч., С. 73; Дион Кассий, указ.соч., сто 98; Тацит, указ. соч., С. 70. В первый день года он не показывается на глаза ни сенату ни народу, отсиживаясь в пригороде Дион Кассий, там же. Возможно, Тиберий пытается таким способом убедить сограждан в том, как он равнодушен к высшей власти. В результате народ лишается возможности лицезреть главную фигуру церемонии под названием «вступление магистратов в должность». Лицо, которому магистраты должны принести присягу на верность, отсутствует. Вместо живого императора присяга приносится покойному Августу, который, естественно, сам при этом присутствовать уже не может. Преподнести новогодний подарок некому. Ожидать ответного подарка не от кого тем более. Праздничное действо под названием «день рождения императора» тоже не состоится. Дубовый венок, который в свое время был символически прибит над дверьми Августа, Тиберий отверг Светоний, указ.соч., 78. Таким образом, из истории исчезает «элемент повторяемости», который, по словам А. И. Мазаева, должен «служить признаком стабильности общественной жизни». Мазаев А. И. Указ. соч. С. 32.

С одной стороны, античные авторы склонны положительно оценивать сдержанное отношение Тиберия к своему собственному культу. Так Светоний пишет по этому поводу, что принцепс повел себя «как хороший человек» Светоний, указ.соч., С 83., Дион Кассий хвалит Тиберия за демократичность Дион Кассий, указ.соч., с. 45. С другой стороны — его поведение далеко не всегда соответствовало требованиям, предъявляемым современниками к роли императора. В случае, когда социальная активность человека не соответствует ожиданиям, существующим в отношении его роли, как учит социальная психология, «между человеком и социальной средой имеют место неуравновешенные, конфликтные отношения». Именно это явление мы наблюдаем в данном случае. Принцепс, который избегает появляться там, где его больше всего ждут, отказывается принять то, чем его больше всего хотят наделить, никак не соответствует символу величия империи. Традиции, которые были установлены вместе с новым строем и уже было прижились, вдруг оказываются поколебленными.

Однако неверно было бы считать, что Тиберий, стремясь к упрочению существующего строя, при этом вовсе пренебрегал системой обрядности. Действия в этом направлении им, безусловно, предпринимались, хотя и осторожнее, чем ожидалось. Было приторможено распространение обрядности, связанной с культом здравствующего императора, вместе с тем возвеличивание покойного Августа поднялось на более высокую ступень.

В первую очередь, система обрядности пополнилась новым ритуальным действом под названием «похороны императора». Вместе с тем современники стали свидетелями грандиозного театрализованного представления, название которому апофеоз.

Сам факт обожествления умершего императора его предшественниками рассматривался в литературе с разных точек зрения. Для нас важно подчеркнуть, что апофеоз стал отныне важнейшей составляющей системы обрядности императорского Рима. Наиболее подробные описания этого действа дает Геродиан. Заметим, что применительно к обожествлению императора автор употребляет слово «обычай». Геродиан, указ.соч., С. 132.

Можно согласиться с исследователями, которые считают, что в первых двух случаях обожествления первого лица в государстве имел место элемент стихийности. Однако при обожествлении Августа, безусловно, сыграло роль наличие прецедента. Таким образом, на памяти одного поколения римлян человек дважды причисляется к богам, что сопровождалось действом, производившим, надо полагать, неизгладимое впечатление. А. Ф. Лосев отмечает, что наряду с лестью и реальной благодарностью здесь играла роль и чисто религиозная потребность. Лосев А. Ф. Указ. соч. С. 64. Необходимо, на наш взгляд, признать и наличие потребности, лежащей в области иррационального. Апофеоз стал таким ритуальным действом, во время которого зрители и участники получали возможность еще глубже проникнуться идеей, которая должна была их сплотить.

Но тут можно заметить, что на формирование традиции начинают влиять так называемые факторы субъективного характера, а именно — личные отношения между членами императорского дома и особенности их характеров. Тиберий отказался обожествить свою мать Ливию (она же Юлия Августа) Светоний, указ. соч, С. 86. и за все свое правление не удостоил божеских почестей никого, кроме Августа. Позднее Калигула обожествил свою любимую, хотя и ничем не прославившуюся, сестру Друзиллу Дион Кассий, указ соч., С. 63. Последующие императоры, как представляется, использовали традицию обожествления для демонстрации своих родственных чувств. В 41 г. Клавдий воздает запоздалые божеские почести Ливии, в 54 г. Нерон обожествляет Клавдия, в 63 г. — свою умершую четырехмесячную дочь, в 65 г. — свою жену Поппею Сабину, которую сам же убил Тацит, указ.соч., С. 56−68.

С течением времени причисление к сонму богов становится если не формальностью, то, во всяком случае, привычным явлением. Сенека позволяет себе по этому поводу насмешку в виде сатиры, где есть, в частности такой эпизод: «В старину, — говорит Янус, — стать богом было не шутка, а теперь, по вашей милости, это плевое дело». Сенека, О краткости жизни, Спб, 1996, С. 19.

Таким образом, систему обрядности, связанную с императорским культом, Тиберий строит вокруг обожествленного Августа, препятствуя ее распространению на себя самого, на членов своей семьи, а также на прямых потомков Августа. В том месте, где родился Август, было основано святилище Светоний, указ.соч., С. 111., комнату, которая служила ему детской, как святыню показывали посетителям.

В первый день 15 г. н. э. римское население было приведено к присяге на верность покойному Августу Дион Кассий, указ. соч., С. 76. Сам Тиберий в этом не участвовал и позднее принес присягу отдельно Там же. День рождения Августа продолжал отмечаться как государственный праздник, в который проводились игры и зрелища, кроме того, в его честь были введены и новые празднества Тацит, указ. соч., С. 90. Отношение к изображениям первого императора должно было быть самым благоговейным: перед его статуей нельзя было бить рабов, переодеваться, нельзя было приносить перстни и монеты с его портретом в непристойные места Светоний, указ. сочю, С. 82. Преступлением считалось отзываться без похвалы о каком-либо слове или деле Августа Там же. Нетрудно заметить, что подобного рода явления могут повторяться в истории там и тогда, где и когда имеет место идея культа вождя.

К ритуальным действам, связанным с императорским культом, относится и освящение посвященных ему зданий и сооружений. Известно, что при Тиберии были освящены все статуи и святилища, воздвигнутые в честь Августа.

Вслед за Тиберием принцепсом становиться Калигула. Хотя Э. Майзе утверждает, что Калигула уже в самом начале своего правления демонстративно дистанцировался от предшественника, но здесь же замечает, что дистанцирование все же не было полным. Действительно, определенного рода ритуальные действа были, видимо, столь важны, что посягнуть на них новый принцепс не решался, каковы бы ни были настроения в народе и его личные чувства. Так, сохранились надписи, из которых следует, что 25/6 мая 38 года Калигула, будучи magister collegii fratrum Arvalium, совершал жертвоприношение в честь памяти Тиберия, а 16 ноября того же года в честь дня рождения покойного принцепса приносилась жертва Юпитеру на Капитолии. Более того, в 40 году было принято постановление, чтобы день рождения Тиберия отмечался также, как и Августа Дион Кассий, указ. соч., С. 85.

Можно сказать, что своего рода традицией стал выпуск монет с изображением предшественника: Август помещал на монетах портрет Юлия Цезаря, Тиберий — Августа. Выпустил и Калигула ауреус, на аверсе которого поместил изображение себя самого, на реверсе — Тиберия в лучистой короне.

В то же время на формирование традиций при Калигуле заметно влияние субъективных факторов. С одной стороны — необузданность чувств молодого принцепса, его жажда общественного признания, артистизм, любовь к внешним эффектам, с другой — искренняя любовь к нему сограждан в сочетании с естестественным ожиданием, какие всегда связанны с приходом к власти нового правителя. В целом, при Калигуле система обрядности, призванная во все времена сплачивать общество, выполняла свою функцию безотказно. Об этом можно судить по сохранившемуся свидетельству современника. «В те поры, — пишет Филон Александрийский, — богатые не подавляли бедных, безвестные — знаменитых, заимодавцы — должников, хозяева — рабов, то время всех уравняло» Филон Александрийский. Против Флакка, М. 1994, С. 31.

После смерти Калигулы большинство его нововведений было отменено Клавдием или забыто, так как они потеряли актуальность. Однако система традиций и обрядностей как орудие воздействия на массовое сознание и как инструмент консолидации общества использовалась и последующими императорами династии Юлиев-Клавдиев.

Таким образом, во времена правления первой императорской династии менталитет граждан Рима претерпел существенные изменения. Это произошло путем умелого использования сложившейся в римском обществе системе обрядовости и религиозной лояльности. Разумеется, нельзя забывать, что формирование новой системы традиций и ритуальных действ, проходило под влиянием множества факторов: политической ситуации, особенностей характеров политических деятелей, отношений в императорской семье, общественных настроений в государстве. Общество в целом, как замечено в литературе, тоже может приходить в состояние энтузиазма или апатии, негодования или удовлетворения, агрессивности или усталости, и тогда оно испытывает потребность в незамедлительном удовлетворении страстей через участие в различного рода празднествах, совершения всевозможных ритуальных действ. Так или иначе, в течение указанного периода был заложен фундамент процесса трансформации менталитета граждан Рима в сторону становления и укрепления монархических тенденций.

Резюмируя все выше сказанное, можно констатировать, что менталитет граждан Рима складывался под влиянием множества факторов, сказавшихся на его социокультурных особенностях.

Основные черты менталитета древних римлян наметились еще в процессе складывания гражданской общины. Именно особенности формирования общины, с ее стремлением к публичности, коллективизм, подавление индивидуального начала, преклонение перед стариной, породили основную черту римского менталитета — стремление к обрядовости и ориентация на внешнюю форму. Эта черта легла в основу всех других ментальных концептов. Приверженность к культу сделало римлян восприимчивыми к нововведениям, в том числе и в области религии Религиозное сознание римского общества по сути своей являлось прямой проекций их социального сознания. Другими словами, в религиозной жизни, также как и в общественной, ритуал для римлян превалировал над содержанием.

Таким образом, в результате исторического развития римской гражданской общины и становления римской религии сложились следующие основные социокультурные особенности римского менталитета:

осознание себя как исключительного народа;

превалирование общественных интересов над частными;

стремление к обрядовости и ориентация на внешнюю форму;

преклонение перед морально-этическими идеалами старины.

Квинтэссенция римского менталитета предстает перед нами в наборе символов, характеризующих идеального гражданина, главная добродетель которого — приверженность mos maiorum и принесение пользы своему отечеству.

Подобная структура ментальности римлян дала возможность императорам первой династии направить постоянный процесс трансформации общественного сознания римлян по пути укрепления нового режима монархического характера. В течении правления Юлиев-Клавдиев менталитет римлян претерпел существенные изменения, главное из которых сводилось к тому, что граждане приняли идею персонификации власти в одном человеке. Принцепс стал восприниматься не просто как первый среди равных — он стал богом, отцом отечества, всеобщим кумиром. Однако в эпоху раннего принципата еще нет возможности говорить о глубоком укоренении подобных настроений, но можно утверждать, что они стали частью обрядовой жизни каждого римлянина.

Как мы уже отмечали в главе I данного исследования, менталитет общества лежит в основе его политической культуры. Это обуславливается тем фактом, что политическая культура, в прикладном смысле — означает набор идеальных представлений — об идеальном государстве, об идеальной политике, идеальном правителе, идеальном гражданине. Формирование любого идеала происходит с опорой на ментальные черты социума. Таким образом, все указанные выше черты римской ментальности нашли свое отражение в политической культуре гражданского общества Рима.