Реставрация Летнего сада: проблемы и противоречия

Реставрация Летнего сада: проблемы и противоречия

Культурная ценность открывается нам через эстетические впечатления, переживания. Комплекс эстетических впечатлений, вернее, те грани облика произведения, что его порождают, являются тем, что следует охранять и что в конечном итоге становится объектом реставрационных воздействий. Именно забота о сохранении эстетической многогранности произведения искусства должна предрешать характер добавлений (или изъятий), производимых в процессе реставрации. В свою очередь, цель реставрации в общекультурном аспекте состоит в том, чтобы с соблюдением исторической достоверности вести к умножению, обогащению заключенных в памятнике значений, его эстетической содержательности, нарушенной пропажей важных элементов или, напротив, неумелыми или пагубными добавлениями. И если время вручило нам памятник с некоторой полнотой содержания, то допустимо ли при реставрации «научно» и «концептуально» снижать тот эстетический потенциал произведения, с которым он до нас дошел. Не следует ли прежде озаботиться тем, чтобы уровень этого потенциала сохранить, затем очистить от наслоений, не имеющих отношения к культуре и искусству (их ценность может быть оправдана лишь исключительным историческим значением), и только после этого думать о том, как восполнить утраты, не увлекаясь соблазном домысла и не внося стилистический разлад. Именно так должна строиться работа: не оценивать сохранившееся в памятнике с точки зрения целесообразности его замены на что-то ушедшее, стертое временем, а, напротив, полагая неприкосновенным status quo произведения, вести отбор по критериям целесообразности среди тех элементов, которые ушли, но могут быть воссозданы.

Тем не менее, каждый крупный реставрационный проект дает повод для соблазна вернуть памятнику «первоначальный вид» или восстановить его «на период расцвета». Реставраторам кажется, что именно эти состояния онтологически предполагают художественную цельность памятника, которую видят в согласованности частей и наличии замысла. Однако это не всегда так. Иногда первоначальный замысел не выливается в эстетически целостное решение. Часто эстетическое согласование элементов художественного организма происходит не только за пределами действия первоначального замысла, но и вовсе вне какого-либо целенаправленного замысла. В результате, борьба реставраторов за художественную цельность памятника не оставляет от него камня на камне.

Оставив в стороне произведения архитектуры, всмотримся пристальнее в существо понятия «художественная цельность» в применении к памятникам ландшафтной архитектуры. Специфика садово-паркового искусства такова, что неотъемлемой частью его естества является фактор времени. В тех случаях, когда сад мыслится существующим вне времени, вернее в остановленном или циклически обращающемся круге времен (что, по сути, одно и то же), как, например, сад французского классицизма, это — игра в прятки с Хроносом при внутреннем сознании его вездесущности и всепроникаемости. Даже тогда, когда сад создается по единому замыслу, когда все в нем продумано, только время приводит в единство его элементы и доводит замысел до окончания.

Садовое искусство в этом сродни живописи, где только усредняющий тон пожелтевшего со временем лака завершает — уже без художника — его картину. Отстранение произведения от творца, от обстоятельств и условий создания, словом, выход его из стадии перформанса с последующей «выдержкой» создает букет произведения — признак его зрелости, завершенности. Фактор времени не воссоздать никакими иными средствами, кроме самого времени. Зачем же уничтожать результат его действия там, где он уже присутствует? Приступать к тотальной реставрационной чистке, сознавая эстетическую ценность патины, но рассчитывая на то, что время ее все равно возвратит — признак отсутствия здравого смысла.

Повод для таких, отнюдь не отвлеченных, рассуждений дает ежедневная практика архитектурной реставрации. Задуманный Петром Первым в духе эпохи барокко, Летний сад за свою долгую историю пережил несколько периодов строительства, расцвета и упадка. К середине XVIII века он был окончательно сформирован в соответствии с идеями и планами Леблона, Земцова, Растрелли, других архитекторов. К этому времени в нем сложилась четкая композиция: поперечный канал делил сад на первый и второй. Первый сад считался парадным, именно там была установлена скульптура, там же находились центральные боскеты и основные павильоны. Во втором саду был сооружен Лабиринт с фонтанами и скульптурами, изображавшими сцены из басен Эзопа, здесь был посажен большой фруктовый сад. В Летнем саду того времени насчитывалось около 50 фонтанов, несколько прудов, десятки различных построек — Летний дворец Петра, многочисленные служебные здания вокруг него, Грот на берегу Фонтанки, оранжереи, обширный парадный партер на берегу Лебяжьей канавки.

Летний сад обретает художественную цельность с тех пор, как он умирает в качестве актуального объекта придворного хозяйства, когда в нем прекращается наступательно активная строительная деятельность, и он переходит в фазу поддержания (1780-е гг.). Именно в этом состоянии начинает проявляться образ сада, который, постепенно насыщаясь, обогащаясь нюансами, так сказать, настаиваясь, доходит до нашего времени.

Собственно, Летний сад это недавний сад Ахматовой, но это и Летний сад Пушкина, и сад Державина, хотя певец Царского Села и не написал о петербургском саде даже той малости, что его великий последователь. С конца XVIII века образ сада не претерпевал значительных изменений. Причем ухоженность сада в аспекте этой преемственности вторична и не играет существенной роли. Ясно, что в начале XIX века за садом следили лучше, чем сто лет спустя, хотя состояние блаженной, почти лорреновской запущенности (neglect — запущенность сделалось одним из ключевых понятий английской эстетики времен Аддисона и Поупа), безусловно, усиливало поэтическое настроение.

Но вместе с тем в нем жил и живет петровский сад. Он неотделим от образа Летнего сада. Это — «всегда петровский» сад. Его ни в настоящем его состоянии, ни даже после наводнения 1924 года нельзя назвать пейзажным. В нем нет пейзажей, он регулярный по естеству. Но при этом в саду (как, впрочем, и во времена Пушкина) есть ни с чем несравнимое очарование старого сада, он дает возможность насладиться видом старых деревьев.

Характерный пример добровольно ограниченной системы ценностей, сформированной для себя реставраторами, дает предложение о переносе памятника Крылову на новое место во Втором Летнем саду. Обосновывается это тем, что чистота приема требует воссоздания в историческом виде всех четырех центральных боскетов (в одном из них оказался памятник). Реставраторы не видят разницы в том, где стоять памятнику. В их системе ценностей памятник существует вне ландшафта, он — вещь на привычном для сегодняшнего поколения месте. Для грядущего поколения он будет привычен на другом месте.

Осмелюсь утверждать, что дело далеко не в одной привычке, хотя и она в культурном аспекте имеет значение (привычка — начало традиции). За 150 лет памятник настолько сжился со своим окружением, завязал с ним столько ясно различимых связей, что составляет ныне с ландшафтом некоторую общность более высокого порядка, чем результат простого арифметического сложения. Можно отметить соразмерность памятника объему компартимента, образованного зелеными «стенами» площадки и «потолком» склонившихся над ним крон деревьев. Фасад Чайного домика на заднем плане замыкает пространство на достаточном удалении и удачно фиксирует памятник относительно зыблющейся зелени сада. Памятник в закрытом боскете не мешает восприятию мраморной скульптуры. Но переход от мраморов к бронзе разнообразит впечатления, дает им паузу, необходимую для того, чтобы они не потеряли яркости. Для Крылова Летнего сада, в котором нет монументальности городских памятников, соседство с мраморными изваяниями оказалось благотворным. В «пустыне» Второго Летнего сада он будет выглядеть одиноким.

Даже случайность постановки памятника на этом месте 150 лет назад, даже язвительные отзывы современников стали теперь частью содержания культурно-исторического ландшафта, элементом его исторической правды. Случайность в этом контексте приобретает статус закономерности, неотторжимой от места. Что же лучше, сохранить этот культурно значимый ландшафт или разрушить его и создать здесь новодельный партер?

В акте установки памятника можно увидеть некоторое метафизическое значение. Будучи в мастерской скульптора вещью, предметом, памятник, утверждаясь на предназначенном ему месте, обретает новый статус. Содержание этого статуса можно обозначить словом «недвижимость», не соотнося его с тем специфическим наполнением, которое оно получает в сфере права. Метафизику трансформации произведения скульптуры в монумент, безусловно, ощущали люди XVIII — XIX столетия. Иначе, едва ли появился бы на свет «Медный всадник» Пушкина. В XX веке способность к этому ощущению притупилась. Что памятники! Реки поворачивают вспять, народы переселяют, историю переписывают! Не нам и не здесь анализировать пережитую и переживаемую подвижку сознания. Но ее приходится признать как факт, отразившийся, в частности, на отношении к памятникам культуры.

И вот спустя три года Летний сад распахнул ворота, и первое, что увидели его посетители, — деревянные решетки, похожие на заборы. Они встречают гостей у ограды со стороны Мойки и сопровождают до знаменитой ограды со стороны Невы. Решетка аккуратно выкрашена в зеленый цвет, за ней видны высаженные ровными рядами молодые липы, уже выпустившие первую листву. Так формируются шпалеры, или зеленые стены, — один из главных элементов регулярного сада в стиле барокко, каким он и был задуман.

Возвращение Летнему саду геометрической стройности и строгости линий стало одной из главных задач проекта реконструкции. Ведь за столетия своей истории сад практически утратил исторический облик — наводнения, бури, смена стилей и социальные потрясения совершенно изменили его образ. Проведенные в рамках проекта масштабные археологические раскопки позволили заодно восстановить исторические границы аллей и дорожек, точно определить формы и габариты боскетов, павильонов, партеров — без этих важных элементов регулярный сад немыслим.

В обновленном Летнем саду воссозданы четыре боскета на главной аллее: Менажерийный пруд с большим бассейном и клетками для водоплавающих птиц по окружности, Крестовое гульбище с перекрещивающимися берсо и фонтаном в центре, Птичий двор — с павильоном «Голубятня» и фонтаном. Правда, четвертый боскет, носивший название «Французский партер», целиком воссоздать не удалось — в его центре стоит памятник Крылову, так что этот боскет окружили шпалерами, а внутри установили деревянные скамейки для посетителей. Примерно такую композицию боскетов, кстати, предлагал еще голландский садовник Ян Розен (Роозен) — его считают одним из первых авторов плана Летнего сада. Эту композицию развил знаменитый французский архитектор Жан-Батист Леблон, приглашенный Петром Первым в Петербург, а завершил Франческо Бартоломео Растрелли, главный архитектор при российских императрицах Анне Иоанновне и Елизавете Петровне.

На свою историческую родину вернулись и фонтаны. Кстати, немногие знают, что Летний сад — родина российских фонтанов, именно здесь впервые в стране появилось это новшество. И только спустя почти десятилетие по образцу Летнего сада фонтаны были устроены в Петергофе. Всего воссозданы восемь фонтанов — четыре на главной аллее, один, самый большой, в парадном партере, два в боскетах и один перед Малой оранжереей. Сейчас их струи видны прямо от входа в сад. Специально для обслуживания фонтанов и Менажерийного пруда в саду проложен дополнительный водопровод и установлены насосы для подачи воды.

Восстановлена Малая оранжерея, теперь в ней зимуют экзотические растения в кадках — апельсины, мандарины, лимоны, которые летом будут устанавливать на открытом воздухе. Вокруг оранжереи разбит Красный сад с грядками, на которых, как во времена Петра Первого, сажают овощи и пряные травы. На Школьной аллее установлено берсо — мощная деревянная конструкция из полукруглых арок, вдоль которой высажены деревья. Всего же в саду по проекту было убрано больше ста больных и старых деревьев, а высажено 13 с половиной тысяч саженцев липы для шпалер и берсо и около 20 тысяч кустов. летний сад искусство реставрация Важно то, что с той же последовательностью игнорируется культурная ценность всего того прошлого, которое миновало после обозначенного рубежа и которое, как мы утверждаем, сформировало образ сада, знакомый нам и ценимый нами сегодня.