Неолиберальная модель или социальный рынок?

Северная — корпоративная и англосаксонская — соревновательная модели отношений между государством и рабочим движением стали частным проявлением конкурирующих вариантов социально-экономического развития в целом: неолиберальной модели и модели социального рынка.

В 1970;90-е годы в странах, входящих в Организацию экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), численность профсоюзов значительно сократилась См.: OECD Employment Outlook, July 1997. .

В рамках общей тенденции выделяется ряд особенностей. Данные по соотношению количества членов профсоюзов к общей численности занятых на производстве работников (trade union density) и доля работников, подпадающих под условия коллективных договоров (bargaining coverage), убедительно свидетельствуют, что страны евроатлантической цивилизации следуют двум моделям развития — неолиберальной и континентально-европейской. Причем не всегда географическое расположение государства совпадает с его принадлежностью к первой или второй группе.

Хотя снижение первого показателя было зарегистрировано в большинстве стран ОЭСР (наибольшее в Великобритании, Новой Зеландии и Португалии), в трех европейских государствах — Финляндии, Испании и Швеции — был отмечен его рост. В 1970 году данное процентное соотношение превышало 40% в восьми странах, а в 1994 году — только в четырех: Австрия, Бельгия, Финляндия, Норвегия (все европейские). Динамика второго показателя также свидетельствует, что при общей негативной тенденции его заметный рост был зарегистрирован опять же в европейских странах — Франции и Голландии.

Значительное снижение обоих показателей произошло за пределами Европы — в Австралии, США и Новой Зеландии. За пределами Европы последняя стала классическим примером перехода экономики страны на неолиберальные рельсы развития. В Европе ближе всего к этим странам по негативной динамике оказались Великобритания, Португалия и Италия. Однако в Дании, Финляндии, Норвегии и Швеции, отчасти в Германии, рабочее движение с успехом переждало неолиберальную бурю.

Место Великобритании в этом анализе наименее определенное. В 1970;е годы она еще оставалась типичным европейским государством, хотя и с показателями ниже среднего. Долевое соотношение членов профсоюзов к общей численности занятых на производстве работников составляло 50%, а доля работников, подпадающих под условия коллективных договоров, — 70%. Более того, первый показатель в этот период увеличился.

В следующее десятилетие ситуация изменилась коренным образом. В Британии произошло снижение долевого соотношения членов профсоюзов к общей численности занятых на производстве работников на 16%, и страна опустилась по этому показателю среди стран ОЭСР с 9-го на 15-е место. Параллельно произошло резкое падение доли работников, подпадающих под условия коллективных договоров, — на 23%. Худшие показатели были зарегистрированы только в Новой Зеландии.

К середине 1990;х годов в развитии рабочего движения стран ОЭСР закрепились определенные тенденции. По негативной динамке его показателей Великобритания теперь оказалась в группе неевропейских государств, из которых США и Новая Зеландия были наиболее активными пропагандистами неолиберальной модели развития. Среди европейских стран, помимо Британии, в наибольшей степени пострадало от идеологии неолиберализма рабочее движение Италии и отчасти Португалии.

В отличие от них Скандинавские страны и Германия сохранили за собою роль ядра континентальной модели социально-экономического развития. В целом европейские страны демонстрировали стабильные показатели процентного соотношения членов профсоюзов к общей численности занятых на производстве работников и численности работников, подпадающих под условия коллективных договоров, хотя в Австрии, Бельгии, Франции и Голландии произошло значительное падение первого показателя.

В 1980;е годы Великобритания оказалась исключением среди европейских государств-членов ОЭСР и в сфере трудового законодательства. Несмотря на общие проблемы в развитии рабочего движения, многие континентальные соседи Соединенного Королевства в этот период принимали законы, благоприятные для рабочих. Утверждались или наделялись новыми правами рабочие комитеты, укреплялась процедура рабочего представительства. Однако в Британии происходило противоположное. С помощью принятия новых законов консервативные правительства нанесли по тред-юнионам мощный удар.

Какие причины формировали эти тенденции и почему варианты развития отношений между государством и рабочим движением были столь различны? На этот процесс оказывали влияние как внешние, так и внутренние факторы.

В разных странах их комбинация и вес приводили к разным результатам. В одних странах социально-экономический фундамент не претерпел принципиальных изменений. На другие доктрина свободного рынка оказала глубокое воздействие, в некоторых случаях вплоть до смены модели развития.

Конечно, помимо субъективного фактора — неолиберальной идеологической лихорадки — были и объективные причины ослабления рабочего движения: устаревание кейнсианской модели развития, глобализация мировой экономики и рынков труда, требующая изменения структуры национальных экономик в пользу сектора услуг, распространение культуры индивидуализма и потребительства, перегруппировка политических сил и политическая фрагментация, реализация правительствами ряда стран идей приватизации, «народного капитализма» и «демократии собственников».

Социально-экономические сдвиги, с особой силой происходившие в 1980;е годы, имели не циклический, а структурный характер. Отмирание значительной части промышленного сектора экономики, приватизация целых отраслей вели к увеличению численности «белых воротничков», работников, занятых в секторе услуг. Средняя численность трудовых коллективов сокращалась, росло количество занятых неполный рабочий день и на полставки, менялся гендерный состав рабочей силы TUC: Trade Union Trends. Today trade unions. Economic and Social Affairs Department. June 2001.

Обычно членство профсоюзов увеличивалось вслед за окончанием экономических кризисов. Однако в 1980;90-х годах его снижение за редким исключением не прекратилось, хотя позднее и замедлилось. Этому были свои причины, включая распространение новых технологий, усиление международной конкуренции, более изощренный экономический менеджмент, негативный образ профсоюзов среди значительной части населения, внутренние противоречия как между профсоюзами частного и государственного секторов, так и среди последних, слишком медленное приспособление профсоюзов к меняющимся условиям.

Характерно, что влияние профсоюзов было крайне низко в тех субъектах хозяйственной деятельности, которые создавались после 1980 года Discussion Paper 455. The Leverhulme Trust. Union Decline in Britain By Stephen Machin, April 2000.

Политический фактор в рассматриваемых событиях сыграл не менее важную роль, чем социально-экономический. В 1980;е годы социал-демократия в Британии по сравнению с другими западноевропейскими странами пребывала в плачевном состоянии.

В Дании и Германии левоцентристские силы также потеряли власть. Однако они побеждали во Франции в 1988 году, в Норвегии в 1985;м, в Швеции в 1979, 1982 и 1985 годах, в Австрии в 1979 и 1983 годах, в Греции в 1981, 1985 и 1989 годах, в Испании в 1982;м. Несомненно, прослеживалась общая тенденция по смещению политического спектра Европы вправо, но нигде оно не было таким сильным, как в Великобритании.

Перед лицом этих вызовов даже наиболее организованные отряды рабочего движения оказались не готовы к деятельности в новых условиях постиндустриального общества.

В Великобритании в государственном секторе долевое соотношение членов профсоюзов к общей численности занятых на производстве работников продолжает значительно превосходить показатель частного — 60 и 19%, хотя в последнем занято более 70% рабочей силы. Высококвалифицированные рабочие, работники умственного труда, мелкие собственники, государственные служащие составляют уже свыше половины рабочей силы (согласно британской классификации — социальные категории C1 и C2). В результате структура членства профсоюзов приобретает не только хорошо выраженный горизонтальный, но и вертикальный характер.

Конечно, переход Великобритании под давлением внешних и внутренних факторов на позиции неолиберальной модели развития, чуждой послевоенной Европе, демонтирование значительной части конструкции социального партнерства, имели под собой на первый взгляд веские основания. Страны еврозоны постоянно отставали от США по ряду важных экономических показателей. В 1980;90-е годы Соединенные Штаты успешнее, чем ЕС, решали проблемы создания новых рабочих мест, повышения производительности труда, привлечения иностранных инвестиций, разработки и внедрения в массовое производство последних научно-технических достижений.

С точки зрения количественной оценки успехов США Европа по средневзвешенным показателям проигрывала. Соответственно росло искушение последовать неолиберальным предписаниям Чикагской школы экономики и отказаться от европейской модели социального рынка. В кругах сторонников «вашингтонского консенсуса» за последней стала закрепляться репутация негибкой, склеротичной, зарегулированной.

Однако представляется, что британцы поспешили или, по крайней мере, зашли слишком далеко в подражании заокеанскому соседу. Если апологеты «социального рынка» абсолютизировали ценности социальной справедливости, то апологеты «свободного рынка» — ценности экономической свободы. Истина, как всегда, находилась посередине, следовательно, отсутствовала и необходимость, помимо учета достижений конкурирующей модели, бросаться из одной стороны в другую.

Несмотря на все трудности, испытываемые Европейским Союзом в процессе перестройки своего социально-экономического пространства, к 2000 году его позиции, по сравнению с США, были отнюдь не проигрышными. Если пальма первенства по ВВП на душу населения принадлежала США, то более точные перерасчеты на каждого занятого в производстве и на каждый час работы сводили по нарастающей это преимущество до минимума. На первое место ЕС вышел в вопросе контроля над инфляцией.

Показатели экономического равенства (коэффициент Джини), грамотности, относительной бедности, преступности, численности заключенных, продолжительности рабочего дня, характеризующие качество жизни, были, безусловно, в пользу Европы. Безработица — ахиллесова пята последней. Но и здесь не разрешен спор о том, что лучше — решать проблему занятости за счет лишения людей социальных пособий и навязывания низкооплачиваемой, нестабильной временной работы и работы на полставки или же путем создания рынка долговременной занятости, пусть и с бульшими затратами.