Аграрная реформа Столыпина

столыпин реформа рабочий законодательство В то время на арену общественной жизни главным выступил аграрный вопрос. Царизм проводил экономическую политику, направленную на всемерную поддержку государственными средствами разорившегося крупного дворянского землевладения. Государство должно было активно вмешиваться в аграрные отношения помещика и крестьянина, переориентировать политику Крестьянского поземельного банка — и все это с одной чисто полицейской целью — ослабить борьбу крестьян с помещиками, защитить интересы последних. Было создано «Особое совещание о нуждах сельскохозяйственной промышленности» в Петербурге, но оно имелось не только в столице. Было образовано 82 областных и губернских и 536 у.е.здных комитетов этого совещания, возглавлявшихся личной властью. Гродненский губернатор, П. А. Столыпин, решительно высказался за уничтожение общинной чересполосицы и расселение на хутора. При этом Столыпин заявил: «Ставить в зависимость от доброй воли крестьян момент ожидаемой реформы, рассчитывать, что станет при подъеме умственного развития населения, который настанет неизвестно когда, жгучие вопросы разрешаться сами собой, — это значит отложить на неопределенное время проведение тех мероприятий, без которых немыслимы ни культура, ни подъем доходности земли, ни спокойное владение земельной собственностью» .

Гродненским губернатором П. А. Столыпин пробыл недолго. В 1902 году его назначили губернатором в более крупную и важную губернию — Саратовскую. Здесь-то и застала его первая революция, в борьбе с которой он применял весь арсенал средств — от обращения к черносотенцам, возглавляемым епископом Гермогеном, до применения войск, жестоко расправлявшихся с восставшими крестьянами.

При этом в деятельности молодого самого губернатора проявились две отличительные черты, характерные для всей его будущей государственной деятельности. Во-первых, он никогда не смущался карать не только «левых», но и «правых», если их деятельность выходила за установленные им рамки. Так, когда черносотенная агитация «Братского листка», издававшегося под предводительством епископа Гермогена, переходила допустимые, с точки зрения губернатора, грани, он своей властью запрещал их распространение, а когда черносотенцы в Балашове пришли громить забастовавших земских медиков, присутствовавший там губернатор прислал казаков для защиты собравшихся в гостинице на собрание земских служащих.

Во-вторых, характерно и другое: в отличие от большинства высокопоставленных людей, отдающих кровавые палаческие приказы из надежно защищенных кабинетов без малейшего риска для собственной персоны, Столыпин обладал личной храбростью и не боялся стоять лицом к лицу с разъяренной толпой.

Вообще, Столыпин пришел к власти в переломный момент, когда в правящих кругах происходил пересмотр политического курса, определяемого термином «Цезаризм» .

Курс этот представлял собой попытку царизма укрепить свою социальную опору, расшатанную революцией, сделав ставку на крестьянство, конкретно — создав Думу с преобладанием крестьянских представителей. Проводивший этот курс С. Ю. Витте позже писал в своих заметках: «Вчера в Киеве тяжело ранен Столыпин. Таким образом, открывается третье действие после 17 октября. Первое действие — мое министерство, второе — Столыпинское» .

К этому следовало бы добавить, что второе действие было начато Столыпиным в декорациях первого, созданных самим Витте.

" Декорациями явились две первые Государственные думы, созванные по так называемому виттевскому избирательному закону 11 декабря 1905 года определившему их главную — «крестьянскую» суть.

Уже на петергофских совещаниях в июле 1905 года под председательством царя, подготовивших так называемую булыгинскую (законосовещательную) Думу, пред правящими кругами встал вопрос, на кого опираться в ней. От решения этого вопроса зависел характер будущего избирательного закона.

Был не прямой, а косвенный плебисцит — крестьянство должно было продемонстрировать свою старую феодальную преданность монарху новым, буржуазным, конституционным способом. И вот здесь произошел первый серьезный прокол в испытанном лозунге «царь и народ». Вчера еще темный патриархальный мужик избрал думу без единого правого. Самыми правыми оказались октябристы, которых оказалось всего 13 человек; примерно 60 депутатов принадлежали к фракциям «прогрессивного» типа, занимавшими позицию между октябристами и кадетами; последние получили треть всех мандатов — 161; фракция трудовиков насчитывала 107 человек (потом она уменьшилась до 97); беспартийных было чуть больше 100.

Иначе говоря, Дума оказалась наполовину левой, а ее центром стали кадеты с программой принудительного отчуждения земель — аграрного курса, отвергнутого царем. Это было первое противоречие. Второе оказалось еще более серьезным: трудовики, крестьяне в свою очередь отвергли кадетский законопроект и выдвинули свой собственный проект 104-х, содержание которого сводилось к конфискации помещичьих земель и национализации вообще всей земли.

Именно в этой ситуации на политическую сцену вышел П. А. Столыпин, который был назначен министром внутренних дел (26 апреля 1906 года). Не случайно накануне открытия I Думы назначается новый министр внутренних дел: старые методы руководства себя полностью исчерпали, нужен был человек, способный на радикальные изменения в стране. Таким человеком и оказался П. А. Столыпин. I дума была открыта царем, обратившимся к ней с речью в Таврическом дворце, на другой день — 27 апреля. Нет сомнения, что Столыпин получил свой пост именно под Думу в том смысле, что ему было доверено проложить новый политический курс в новых, совершенно не привычных для царизма политических условиях — обеспечить сожительство ничем не стесненного самодержавия с «народным представительством». То, что Столыпин начал свой «конституционный» путь преобразований в ранге не главы правительства, а всего лишь министра внутренних дел, никого не обманывало. Во-первых, министерство, которое он возглавлял, было ключевым, ибо именно оно определяло в первую очередь внутреннюю политику правительства; этот самый пост остался за ним и тогда, когда он сменил И. Л. Горемыкина на посту председателя совета министров, а это произошло уже через 72 дня. И здесь судьбы I Думы и Столыпина оказались взаимосвязаны. Ее роспуск и его назначение на пост премьера произошли день в день — 8 июля 1906 года.

Дума оказалась в центре главных забот Столыпина. Сложившаяся ситуация была достаточно сложной: с одной стороны, стало очевидным, что правительству и помещикам в ней не ужиться, так как аграрная программа трудовиков ставила под вопрос само существование режима; с другой стороны, разгон Думы в условиях спада революционной деятельности мог привести к непредсказуемым последствиям. Между тем судьба Думы была уже фактически решена. Имелся уже Указ о роспуске, Столыпин по телефону известил председателя Думы, кадета С. А. Муромцева о своем намерении выступить в Думе 9 июля, а через 7 дней Таврический дворец уже был оцеплен войсками. Именно с этого момента начинается стремительный взлет Столыпина к вершинам власти. Особенно резко подскочил его рейтинг после покушения, совершенного эсерами-максималистами 12 августа 1906 года на даче на Александровском острове, где он жил вместе с семьей, были тяжело ранены во время покушения его четырнадцатилетняя дочь и трехлетний сын.

Реальным результатом этого жестокого и бессмысленного акта явилась быстрая и еще более жестокая ответная реакция власти.

II Дума была избрана Столыпиным в качестве испытательного полигона для будущего курса. Хотя после долгих колебаний и борьбы в верхних эшелонах власти II Думу решили созвать по старому избирательному закону, уже с первых дней ее существования для всех стало ясно, что она обречена, и самый ход избирательной кампании показал, что цезаризм в форме заигрывания с крестьянами отброшен.

II Дума начала свою работу 20 февраля 1907 года и уже 6 марта Столыпин выступил перед ней с правительственной программой реформ. Список открывал знаменитый указ от 9 ноября и за ним следовали другие аграрные мероприятия.

Хитрость и политическая ловкость П. А. Столыпина проявились уже в том, что главный в своей политической карьере экономический шаг, основную реформу России — новый аграрный закон со скромным названием «О дополнении некоторых постановлений действующего закона, касающихся крестьянского землевладения и землепользования» он предложил в междумский период — 9 ноября: I Дума уже разогнана, а вторая еще не созвана. К этому закону успели хотя бы привыкнуть до созыва II Думы. Вынесение этого указа перед Думой могло вызвать непредсказуемую реакцию со стороны крестьянских депутатов.

Суть указа от 9 ноября сводилась, в принципе к ликвидации крестьянской общины. Столыпин разрешал всем желающим крестьянам со своими наделами выделиться в отдельное хозяйство — «отруб», т. е. самостоятельное хозяйство на территории общины или вообще уйти на отдельные от общины земли — на хутора. И в первом, и во втором случае земли выделялись в один участок.

Однако крестьяне получали не только разрешение на выход из общины, но и поощрялись к этому. Указ разрешал домохозяевам, имевшим земли больше норм душевого владения, взять из общины земли больше, т. е. земли тех, кто умер («мертвые души»). За каждым домохозяином, переходившим от общинного владения землей к личному сохраняли все участки земли, находившиеся в его пользовании как арендные, в случае отсутствия передела в последние 24 года. За 24 года получился большой довесок земли богатым крестьянам, которые, как правило, арендовали земли, у бедняцкого хозяйства.

П.А.Столыпин реформировал крестьянское хозяйство, оставляя в незыблемости помещичье землевладение. Поэтому остается согласиться с ученым РАН Зыряновым, что по своему существу аграрная реформа Столыпина сохраняла крупные помещичьи латифундии, возлагая на них главные надежды. Но дворянское землевладение в силу целого ряда причин уходило в прошлое. Отсюда и половинчатость реформы: защитить полностью дворянские интересы и создать новый класс в деревне — кулаки. Это затрудняло и замедляло развитие капитализма в деревне, хотя прогрессивный характер столыпинской реформы очевиден.

Несколько последующих законопроектов касались свободы совести. Были, кроме того, обещаны законопроекты о неприкосновенности личности и введении волостного земства, рабочим — профсоюзы и государственное страхование, в стране в целом — реформа образования. Вторая часть программы была изложена в том же духе.

Столыпин твердо дал понять, что режим не намерен делиться своей властью с «народным представительством». Об этом ярко свидетельствовали последние фразы выступления. Заявив, что правительство для реализации этой программы готово совместно с законодательными учреждениями «приложить величайшие усилия», оратор сразу же пояснил, какое правительство он имеет в виду: правительство, которое «хранит исторические заветы России», т. е. самодержавно монархическую власть, правительство, которое «восстановит в ней (стране) порядок и спокойствие, т. е. правительство стойкое и чисто русское, каковым должно быть и будет правительство его величества» .

Спустя неделю, 13 марта, выступая по вопросу об отмене закона 19 августа 1906 года о военно-полевых судах, Столыпин сформулировал свое политическое кредо весьма определенно и достаточно образно: «Государство обязано, когда оно находится в опасности, принимать законы для того, чтобы оградить себя от распада…

Когда дом горит, господа, Вы вламываетесь в чужие квартиры, ломаете двери, ломаете окна…" .

10 мая Столыпин выступил с изложением правительственной концепции разрешения аграрного вопроса. Мысль о праве выхода из общины и укреплении земли в качестве личной собственности, а также о создании хуторских и отрубных хозяйств, созрела у Столыпина задолго до назначения его министром внутренних дел. Еще будучи Ковенским уездным Предводителем Дворянства и Председателем местного Съезда Мировых Посредников, Столыпин энергично пропагандирует среди литовцев-крестьян идею об отрубах и проводить эту меру, достигая целого ряда, необходимых для начала этого дела, крестьянских приговоров.

Речь же была его коронная и итоговая речь во II Думе. Указ 9 ноября трактовался как выбор между крестьянином-бездельником и крестьянином-хозяином в пользу последнего. Правительство «желает видеть крестьянина богатым, зажиточным, т.к., где достаток, там, конечно, и просвещение, там и настоящая свобода» .

Чтобы подчеркнуть генеральное значение избранного курса и твердую решимость претворить его в жизнь, Столыпин закончил свою речь фразой, которая, конечно, была заготовлена заранее: «Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения культурных традиций. Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия!» .

Из всех крылатых фраз эта, как показало время, в его ораторском арсенале оказалась лучшей и наиболее политически эффектной.

Столыпинская аграрная программа настолько совпадала с аграрной программой Совета объединенного дворянства, что все тогдашние политические наблюдатели, от кадетов до большевиков, прежде всего подчеркивали это родство. Цитированный выше кадет А. С. Изгоев отмечал, что программа Столыпина — это программа «объединенных дворян». В июне 1906 года будущий лидер умеренно-правых — Балашов в записке царю писал: «Дайте, государь, крестьянам их земли в полную собственность, наделите их новой землей из государственных имуществ и из частных владений на основании полюбовной частной сделки, усильте переселение, удешевите кредит, а главное — повелите приступить немедленно к разверстанию земли между новыми полными ее собственниками, и тогда дело настолько займет крестьян и удовлетворит главную их потребность и желание, что они сами откажутся от общения с революционной партией». Нетрудно видеть, что здесь перечислены все пункты столыпинской аграрной реформы.

Обсуждение указа 9 ноября 1906 года началось в Думе 23 октября 1908 года, т. е. спустя два года после того, как он вошел в жизнь. Обсуждение его шло более полугода. Докладчиком аграрной комиссии по праву стал октябрист С. И. Шидловский. С первых же слов он был вынужден признать, что еще совсем недавно идея конфискации помещичьей земли находилось в плоскости практического решения, а в настоящий момент продолжает оставаться заветной крестьянской мечтой. Отвергая такой подход в принципе, докладчик противопоставил ему идею личной крестьянской собственности на землю. Только такая собственность выведет крестьянина из нужды, сделает из него свободную личность. «Если кто действительно желает обращения нашего государства в правовое, — утверждал он, — то не может высказаться против личной собственности на землю» .

Самой выразительной была речь Маркова 2-го, как всегда грубо откровенная, а потому и наиболее ценная. С презрением отвергнув кадетский тезис о том, что право выше силы, Марков без обиняков заявил: «Я думаю, что сила… выше писаного права». Это был исходный тезис. «Я нисколько не опасаюсь того, — говорил он далее, — что часть крестьян неизбежно при этом обезземелит, и опять-таки в этом я не вижу ни малейшего зла». Устами Маркова помещичья контрреволюция ясно дала понять, что для сохранения своих земель она не остановится ни перед каким насилием. Позиция же кадетов обуславливалась двумя главными мотивами:

• — пониманием, что с каждым годом действия указа 9 ноября их собственная программа «принудительного отчуждения» становится анархизмом;
• — весьма обоснованным опасением, что в случае краха столыпинского аграрного курса в стране разразится новая революция;

Поэтому в их выступлениях основным мотивом был призыв к осторожности, к разъяснению, что «принудительное отчуждение «лучше, чем указ 9 ноября.

Первый кадетский оратор Шингарев начал свою речь с характерного признания: «Этот кошмарный аграрный вопрос в России обладает странным свойством феникса, вновь возрождающегося из, казалось бы, потухшего пепла». Призыв Шингарева к осторожности распространялся, прежде всего, на общину. Он защищал ее «жизнеспособность, способность к „здоровой“ революции», требовал сохранения за выделенными землями характера надельных земель. «Я человек западной культуры, — вторил ему второй кадетский оратор, А. Ф. Бабянский, — но я был учеником знаменитого профессора К. Д. Карелина в 80-х годах. Это тоже человек западный, но я помню его поучения в этом отношении. Он говорил: «Господа, берегите общину, вы помните — это вековой институт» .

В основе всей кадетской критики указа лежал страх перед революцией. Еще на заседании земельной комиссии 16 января 1908 года кадет А. Е. Березовский заявил: «Указ приведет к образованию сельского пролетариата, который волей-неволей нами этой свободой толкается на грабежи и присвоение чужой собственности…» .

Большинство же правых крестьян высказались в духе законопроекта 42-х. Говорилось, что в аграрном вопросе должны быть разрешены еще многие другие стороны, т.к. не суть важно, что острота явилась в аграрном вопросе от 9 ноября, а суть важно и остро это безземелье и малоземелье крестьян". «Если я голоден, — сказал далее Андрейчук, — все равно буду кричать: „есть хочу“. Поэтому необходимо частичное отчуждение» .

Очень точно отношение правых депутатов-крестьян Могилевской губернии выражал Шевцов «…он (народ) ожидал вовсе не указа 9 ноября, он его и не ожидает; он ожидает не разделения наших земель, которые у нас есть, он ожидает каких-либо источников наделения крестьян землей… Поэтому, про указ 9 ноября я упоминаю с болью в сердце…» .

Трудовик же защищал общину как выразитель определенной доктрины. В ней он видел одно из средств борьбы против 9 ноября. Община, по его мнению, худо ли, бедно, но все же защищала крестьян от быстрого и массового обезземеливания, которым грозил столыпинский указ.

Что же можно сказать о реализации и итогах этой реформы?

Важнейшими инструментами разрушения общины и насаждения мелкой личной собственности были крестьянский банк и переселение.

Закон 14 июля 1910 года действовал в течение 8−9 лет. На 1905 год в европейской части России насчитывалось 12,3 млн. крестьянских дворов.

Сопротивление крестьян не позволило добиться сколько-нибудь массовой хуторизации. Деятельность Крестьянского банка также не дала желаемых результатов. Переселенческая политика особенно наглядно продемонстрировала методы и итоги столыпинской аграрной политики. Переселение не разрядило сколько-нибудь значительной земельной тесноты. Число переселенцев и ушедших в города не поглощало естественного прироста населения. Большинство оставалось в деревне, еще более увеличивая земельную тесноту и аграрное перенаселение, таившее в себе угрозу нового революционного взрыва в деревне.

Одним словом, реформа не удалась. Она не достигла ни экономических, ни политических целей, которые перед ней ставились.

Но прежде всего столыпинский курс провалился политически. Он не заставил крестьянина забыть о помещичьей земле, как рассчитывали вдохновители и авторы указа 9 ноября.

Законы 14 июля 1910 года и 29 мая 1911 года не только не сняли социальной напряженности в деревне, но и усилили ее до предела.

Помещичье землевладение и подлинно быстрый экономический прогресс в деревне были несовместимы. Осуществление второго требовало в качестве непременного предварительного условия уничтожения первого.

Сохранение помещичьего сословия с его привилегиями означало сохранение бесправного крестьянского сословия с его обычным правом, волостным судом, «властью мира «и т.д.

В этом — корень крестьянской ненависти к помещику. Это была самая сильная крестьянская традиция, уходившая корнями вглубь веков. Из поколения в поколение в крестьянском сознании господствовала одна ведущая идея: земля принадлежит народу, то есть крестьянству, а не помещику. Она было дала последнему вместе с крестьянами за военную службу, то есть временно. Теперь этой службы с земли нет, и земля должна вернуться к тем, кто ее обрабатывает своим трудом. Это была генеральная идея крестьянства, основанная на его исторической памяти, и пока она жива, столыпинский аграрный курс имел мало шансов на успех, что и доказала жизнь.