Неоглобализм. 
Глобализационные процессы в прошлом

После распада СССР создались условия для перехода к монополярности. Глобализация как универсализация («общечеловеческие ценности») продолжает свое наступление, подчас вовсе не мирными средствами. Конец «идеологического противостояния», по мнению некоторых авторов, отразил «конец истории» (Фукуяма 1990), полную победу либерализма. Действительно, основные ориентиры мирового развития сконцентрировались в системе «западной демократии». Но одновременно стали раздаваться голоса и за многополярность, за многовариантность развития.

Как «ответ» на глобализирующее воздействие в сфере экономики стали возникать объединения регионального сотрудничества. На рубеже 2001 года было подписано 19 таких соглашений. «Регионализация, во-первых, является следствием углубляющегося международного разделения труда, увеличения влияния внешних факторов на воспроизводство, требующего выхода производства за национальные границы; во-вторых, представляет собой инструмент оптимизации экономики, повышения эффективности производства и выравнивания региональных структур; в-третьих, служит средством поддержания относительного равноправия в мире огромного неравенства потенциалов отдельных стран, в-четвертых, она — порождение глобализации и одновременно инструмент противодействия негативным последствиям глобализации» (Широков 2004: 56).

Подобные организации представляют собой по сути такие же интегративные процессы, как и глобализация, имевшая место в истории человечества, но иные средовые условия придают им и принципиальные отличия. Регионализация осуществляется в двух основных формах: региональные державы и так называемые «треугольники развития». В силу экономических и демографических причин, а также в определенной мере благодаря историческим традициям региональная держава становится ведущим центром прежде всего политического влияния. При этом возможны определенные экономические интересы. Как правило, возникновение региональной державы предполагает неравенство сопредельных государств (Широков 2004).

Важным представляется и иной аспект процесса. «При обосновании цивилизационных претензий Китая и Индии на лидерство нельзя не отметить и расовый фактор, на который постоянно обращают внимание прежде всего в Индии (противостояние „белых“, с одной стороны, и „желтых“, „черных“ и „коричневых“ — с другой). Гегемония „белых“ цивилизаций и культур не могла не вызвать у других сильного стремления к реваншу, а именно сейчас начинают появляться и первые возможности… Все это приводит к тому, что другие региональные державы зоны Юга (Бразилия, Индонезия и т. д.) с геополитической и психологической точек зрения скорее склонны к сотрудничеству с Китаем и Индией, чем с Западом» (Лунев, Широков 2001: 213−214). Таким образом, культурологический принцип оказывается сильнее прагматизма.

" Особым подвидом регионализации являются… «треугольники развития», возникающие в ходе глобализации экономики… Однако такой тип интеграции придает всему развитию анклавный характер, при котором эти районы по всем показателям могут значительно обгонять остальные территории страны. Вследствие этого воспроизводственные связи формируются не между странами в целом, а в рамках этого «треугольника». Это может привести как к неблагоприятным экономическим последствиям, так и к нарастанию партикуляристских или сепаратистских движений в данном районе" (Широков 2004: 63).

В процессах глобализации немаловажную роль играет и такой фактор, как неравномерное развитие, приводящее к специализации крупных регионов. «К концу XX века экономика развитых стран превратилась преимущественно в сервисную, где большая часть занятых и основная часть ВВП производится в сфере услуг и обращения. Наоборот, развивающиеся страны во все большей степени превращаются в индустриально-аграрные общества. В результате нового разделения труда продукция непроизводственной деятельности развитых стран обменивается на материальные ресурсы развивающихся стран. Иными словами, выигрывают от глобализации в этом случае развитые страны-потребители и проигрывают развивающиеся страны-производители» (Володин, Широков 2002: 126−127).

" В данных условиях возможности маневра мирового лидера (или державы, претендующей на эту роль) оказываются ограниченными. Поскольку ему приходится иметь дело не только с индивидуальными государствами, но и с их объединениями (разного типа), ему оказывается сложнее навязать свои интересы региональным державам или интеграционным группировкам. В этом смысле попытка создания однополярного мира представляется запоздавшей: возможно, она могла бы увенчаться успехом в начале 90-х годов, сразу после распада СССР и социалистической системы. За истекшее же десятилетие заметно укрепились и расширились интеграционные объединения, выросла мощь крупных держав, особенно Китая и Индии, окрепли связи региональных держав со своими «зонами влияния» и пр. Поэтому монополярный мир может быть построен лишь путем ограничения или устранения сложившихся организационных структур, что потребует от мирового лидера противостояния множеству государств и широкого применения насилия" (Широков 2004: 65−66).

Смену тысячелетий человечество встретило в тревожном предчувствии опасности, связанной с обострением экстремистских движений, охвативших обширные регионы мира. Все чаще раздаются голоса о неизбежности столкновения цивилизаций Запада (христианство) и Востока (ислам). Особенно усилились разговоры об исламском экстремизме, все более ислам стал рассматриваться лишь в аспекте глобальной политики, все менее заметны рассуждения о мультикультурности и многополярном мире. Во многом это объясняется как реальным напряжением, переживаемым мировым сообществом в условиях террористической угрозы, так и особенностями человеческого сознания, стремящегося схематизировать полифонию жизни общества в доступных пониманию представлениях. Таким образом, глобализационные процессы современности оказались довольно противоречивым процессом. С одной стороны, гегемония великой державы, расширяющей сферу влияния, столкнулась с противодействием «новой периферии», приведшей к образованию региональных центров. С другой — идеологическое противопоставление либерального Запада «деспотическому» (недемократическому, автократическому, тоталитарному и т. п.) Востоку и особенно исламскому миру не могло не сказаться на консолидации внутри этих двух миров. «Триумф Запада, западной идеи очевиден прежде всего потому, что у либерализма не осталось никаких жизнеспособных альтернатив» (Фукуяма 1990: 134). Сам же Запад «спровоцировал» появление таких альтернатив, хотя бы в виде так называемого фундаментализма. Попытки унифицировать человеческие ценности вызвали к жизни обращение к традиционным ценностям, противопоставляемым в целом «западным». Но такое «искусственное возрождение» создает большие проблемы и для фундаменталистов. По сути, речь не может идти о возврате к Традиции, а лишь о современном ее подобии, причем это подобие «выстраивается» не путем воссоздания, а как контркультура, противопоставляемая современной.

И все-таки, резюмируя этот экскурс, можно сказать, что пространственно-трансформативные возможности современного мира остаются далеко не исчерпанными, несмотря на многократно усиливающееся универсализирующее воздействие.