Предпосылки англикано-православного диалога во второй трети XIX века

Предпосылки в Англии

Современные исследования предыстории мирового экуменизма как культурного и социального феномена выделяют несколько наиболее значимых факторов, способствовавших рождению экуменических идей и активизации протоэкуменической деятельности представителей различных церквей в середине XIX. В первую очередь отмечается расширение области миссионерской деятельности, что особенно характерно для западных церквей в связи с расцветом колониальных империй, однако имело место и в рамках деятельности Русской православной церкви. Раздробленность Церкви затрудняла задачу миссионеров, которые стали чаще сталкиваться с ситуацией «конкуренции» за будущих христиан в тех областях мира, где их родные империи боролись за политическое влияние. Расширение миссионерства также способствовало учащению контактов между представителями разных церквей и пробуждению взаимного интереса к специфике друг друга. Этому также способствовали такие социальные и технологические факторы расширение торговых и политических связей, а также облегчение путешествий за счёт развития транспорта и системы коммуникаций. При этом расширение колоний иногда отрезало переселенцев от своих Церквей, что заставляло их искать новые пути оставаться в общении с церковью. Одновременно набирала силу и влияние либеральная философская мысль, подтачивавшая авторитет религии вообще и в частности церковный авторитет и ставшая стимулом «сплотиться против общего врага».

Церковь Англии в первой половине XIX века оказалась в состоянии кризиса, как с точки зрения своего социально-политического положения, так и догматических и духовных основ религиозного учения. Проходившие параллельно движения в сторону веротерпимости по отношению к представителям других конфессий и интеграции их в политическую жизнь страны с одной стороны и постепенной секуляризация культуры и общества с другой привели к значительному падению авторитета и влияния Церкви Англии. Одновременно в самой Церкви не сложилось догматического единства, необходимого для эффективного противостояния новым протестантским, про-католическим и либеральным тенденциям.

Политические реформы либерального правительства партии Вигов конца 1820-х и начала 1830-х, а именно расформирование указом Парламента десяти диоцез Церкви Англии в Ирландии и допуск в Парламент представителей иных вероисповеданий, подрывавшие привилегированное положение официальной Церкви совпали с религиозными исканиями видных членов Оксфордского университета, оплота Высокой Церкви Англии и религиозного и интеллектуального центра страны.

В этих условиях возникло интеллектуально-религиозное течение, получившее название Оксфордского движения, также называемое пьюзенизмом по имени одного из лидеров движения доктора Пьюзи и трактарианством по названию выпускаемого движением периодического издания Трактаты Времени (Tracts for the Times). Члены и сторонники движения выступали за возрождение таких элементов католического христианства как Апостольское преемство, реальное присутствие Христа в евхаристии и системы таинств, которые, по мнению трактарианцев оказались утеряны в ходе XVI—XVIII вв.еков и без которых сама истинность Англиканской церкви оказывалась под сомнением. При этом слово «католический» было связано не с приверженностью римскому папе, а с вселенским обще-христианским характером церкви, а тексты Трактатов, напротив, носили «антипаписткий» характер.

На процесс формирования Оксфордского движения и как партии в Церкви Англии, и как системы религиозных убеждений оказали значительное влияние такие факторы как личные духовные поиски основателей и лидеров движения, а также внутренняя структура Оксфордского университета, в частности система колледжей и институт тьюторов, становившихся наставниками для своих подопечных не только в рамках учебного процесса, но и на уровне складывания системы мировоззрения.

Одной из наиболее значимых фигур в истории рождения движения является Джон Генри Ньюман, преподаватель Оксфордского университета и священник Церкви Англии, чьё разочарование в англиканстве привело его к 1845 году к обращению в католичество. Личная харизма, яркий ораторский и проповеднический талант и глубокая вера Ньюмана сделали его центром, объединившим вокруг себя недовольных положением в Церкви и обществе людей с различными убеждениями, происхождением и характерами, многие из которых на тот момент были его учениками. По инициативе Ньюмана началось составление и издание Трактатов, а также перевод творений Святых отцов, составивший Библиотеку Отцов (Library of the Fathers).

Несмотря на то, что трактарианцы достаточно много говорили о проблеме разрозненности церквей и необходимости церковного единства, Оксфордское движение во многом оставалось патриотичным и национальным движением. Безусловно, возникшая в рамках трактарианства «теория ветвей», согласно которой Церковь Англии, Римская церковь и Восточная церковь были ветвями единого древа христианства, представляется значительным шагом к экуменизму, однако следует отметить, что на тот момент приверженность «теории ветвей» не приводила ее создателей к практической экуменической деятельности. В частности это несколько странное обстоятельство объясняется спецификой интерпретации церковного единства.

Во-первых, для многих трактарианцев, в том числе для одного из основателей движения Джона Кебла и автора «теории ветвей» Уильяма Палмера из колледжа Ворчестер, отнюдь не обязательным представлялось видимое единство церквей. Напротив, «теория ветвей» как бы освобождала своих сторонников от долга обеспечения внешнего воссоединения христианских церквей, так как постулировала фактическое невидимое их единство через общее происхождение от единой «примитивной» церкви. В случае же тех, кто как доктор Пьюзи и Джон Ньюман, признавали потребность в видимом единстве, первостепенной задачей представлялось «очищение» всех трех церквей от накопившихся с времен Вселенских соборов лишних нововведений, которое считалось обязательным условием воссоединения. Более того, несмотря на то, что одним из центральных мотивов в идеологии движения было возращение к исконной, «примитивной» церкви первых вселенских соборов, деятели движения в основном как будто забывали о существовании современных им Восточных церквей. Они практически не упоминаются в Трактатах и статьях «Британского критика», редактором которого в течении 1830-х оставался Джон Ньюман, несмотря на то, что XVIII век оставил англиканам прецедент диалога с Греческой православной церковью .

В других религиозных периодических изданиях Высокой церкви Россия и Греция затрагиваются исключительно в контексте политической борьбы за влияние за Балканском полуострове. Первый реальный интерес трактарианцев к общению с современными Восточными церквями был вызван событиями конца 1841 года, связанными с установлением совместного англо-прусского Иерусалимского епископства. Эти события были по-разному восприняты деятелями Оксфордского движения, однако в рамках нашего исследования наиболее интересно то, что общим в реакции трактарианцев стало осуждение прозелитической деятельности нового епископата среди Восточных христиан. В дальнейшем, после официального распада движения в начале 1840-х лишь немногие трактарианцы, в том числе доктор Пьюзи, сохранили интерес к общению с Восточными церквями. Вклад Оксфордского движения в развитие англикано-православного движения в XIX веке, таким образом, состоял в создании идейной базы для дальнейшей практической протоэкуменической деятельности, в частности разработке «теории ветвей» и распространении идеи возращения к традициям первых веков христианства, которая неизбежно приводила к обращению в сторону Восточных церквей и в частности Русской православной церкви, в качестве главного аргумента в пользу своей истинности опиравшейся на постулат о неизменности своих церковных основ.

Параллельно с развитием Оксфордского движения происходило распространение миссий Библейского общества и Церковного миссионерского общества в Сирии, Греции, Александрии, Абиссинии, Леванта и на островах Средиземноморья, что неизбежно приводило к контактам с представителями Восточных церквей.

К 1840 году интерес в кругах представителей Высокой церкви к «Восточному вопросу» возрос достаточно для появления специальной работы, посвященной вопросу воссоединения Англиканской и Восточных церквей, написанной англо-канадским теологом Джеймсом Бивеном (на момент написания книги викарий города Лей). Изначально главы книги были опубликованы в качестве статей в религиозном периодическом издании, выражавшем взгляды близкие трактарианству, «Британский критик», однако к лету 1840 года были переработаны и изданы в качестве самостоятельной публикации. Текст данной работы позволяет получить представление о том, как Восточные церкви воспринимались в англиканском сообществе на момент начала диалога и какие социально-политические соображения могли оказывать влияние на формирование отношения англикан к православным церквям.

Книга Бивена представляет собой комплекс рекомендаций к дальнейшей деятельности Церкви Англии на востоке, итогом которой должно было стать восстановление церковного единства с Восточными церквями, через их постепенное внутреннее «реформирование» и «очищение» от идолопоклоннических практик, невежества, приверженности внешним проявлениям культа и таким доктринальным ошибкам как вера в «плотское», а не лишь «духовное» присутствие тела Христа в евхаристии. Рекомендации основаны с одной стороны, на «теоретических» представлениях автора о сущности Англиканской церкви и христианской церкви вообще. Так работу предваряет идеализированное описание единой древней церкви первых веков христианства, которое автор завершает призывом к восстановлению единства и перечислением взаимных выгод воссоединения для Церкви Англии Восточных церквей. С другой стороны автор опирается на последовательный анализ практической деятельности англиканских миссий в Греции, Сирии и Абиссинии и выявление факторов их успеха и неудач. В частности, выделяются такие важные условия успешного взаимодействия с Восточными церквями как уважение к безусловной истинности и непрерывности апостольского преемства этих церквей, проявление почтения перед Восточными церковными иерархами, недопустимость открытого осуждения ложных идолопоклоннических практик, «переманивания» паствы и подрыва авторитета местным церквей среди мирян. Такие опрометчивые и поспешные шаги что, с точки зрения Бивена, неизбежно приводят и уже привели в случае с Абиссинией и Грецией, во-первых, к недовольству местных священников и высших иерархов и падения в их глазах Церкви Англии в целом, а во-вторых, к опасности возникновения церковных расколов и «реформации снизу». При этом автор подчеркивает, что мотивом Англиканской церкви как самой истинной и умудренной бурями Реформации должно быть желание помочь Церквям древнейших христианских епископств вернуться на пути истинного христианства.

Во второй части книги, посвященной положению Церкви Англии за рубежом, автор также обозначает проблему, которая, на наш взгляд способствовала интересу к возобновлению общения с Восточными церквями, а именно сложности с организацией англиканских приходов в странах с английским присутствием. Особый интерес в контексте данного исследования представляет первое приложение к работе, посвященное обстоятельствам смещения константинопольского патриарха Григория VII в начале 1840 года по настоянию английского посла в Османской империи, обвинившего патриарха в участии в заговоре по смещению английского протектората на Ионийских островах. Бивен оправдывает патриарха, указывая, в частности, на то, что его письмо против миссионерской деятельности было открытым, а претензии к миссионерам вполне обоснованными.

При этом Бивен резко осуждает возможность светского правительства вмешиваться в церковные дела, но абсолютно нейтрально относится к действием английского посла, воспользовавшимся подчиненным положением патриарха в политических целях. С горечью автор пишет о том, что новый патриарх, также как и Григорий VII, является «существом России». С сожалением констатируя сильное влияние Российской империи в Турции и среди Восточных иерархов, автор ни разу не вспоминает о таком, казалось бы, очевидном факторе влияния России на христианских землях подконтрольных Османской империи как Русская православная церковь. Этот интересный на наш взгляд момент отражает общую тенденцию протоэкуменической англиканской мысли: значительная часть сторонников воссоединения с Восточными церквями включала в их список угнетаемые Османской империей и одновременно находящиеся в сфере геополитических интересов Англии церкви Средиземноморья и Малой Азии, однако как будто совершенно забывала о существовании Русской православной церкви.

В этом эпизоде также проявляется другая общая, на наш взгляд, особенность межконфессиональной коммуникации, а именно «слепота» к тем недостаткам в своей церкви, которые активно порицаются в других: в данном случае речь идет о недопустимой степени вмешательства светского правителя в процесс назначения высших церковных иерархов.

Таким образом на момент начала диалога в Церкви Англии можно обнаружить достаточно значительный интерес к вопросы о возобновлении церковного общения с восточными христианами, однако он как правило ограничивался православными церквями Средиземноморья и Малой Азии, что было тесно связано с политическими соображениями, хотя и, видимо, слабо осмыслялось современниками. Отношение к восточным христианам в в большей части англиканской общественности можно охарактеризовать как сочувственное и покровительственное: одной из объявленных целей церковного сближения было просвещение православных и избавление их от идолопоклоннических практик.

Предпосылки в России.

Историк Русской православной церкви Д. В. Поспеловский в своем исследовании «Православная Церковь в истории Руси, России и СССР» писал, «Александровскую эпоху можно смело назвать экуменической». Мы не можем вполне согласиться с этим утверждением, однако следует признать, что начало XIX века было временем значительных изменений в религиозной жизни Российской империи и РПЦ.

Г. Флоровский относит «первый опыт богословской системы по-русски» к середине XVIII столетия и связывает его с трудами митрополита Московского и Коломенского Платона (Левшина), заслугой которого также является составление первого систематического курса по русской церковной истории в начале XIX века. Дальнейшее развитие самостоятельного русского богословия исследователи относят именно к началу XIX и связывают его с одной стороны с преобразованием системы церковного образования, а с другой с развитием самосознания Русской православной церкви, относительно других христианских конфессий. Создании четких границ православия оказалось особенно необходимо в ходе подготовки воссоединения с униатами Белорусской и Литовской епархий. В период с 1838 по 1839 год, когда состоялся Полоцкий собор, на котором все три епископа униатской церкви составили Соборный акт о подчинении Синоду РПЦ, было опубликовано несколько «программных» документов, уточнявших догматические основы православия, в том числе был переиздан исправленный Пространный Катехизис митрополита Филарета и русские переводы «Послания патриархов Восточно-Кафолической Церкви о православной вере» (также известном как «Исповедание Досифея») и «Православного исповедания веры Кафолической и Апостольской Церкви Восточной» Петра (Могилы).

Некоторые исследователи русского экуменизма в качестве характерной особенности этого периода приводят вхождение в православное богословие толерантности к других христианским религиям, выраженном в частности в понимании христианской церкви митрополита Филарета. В 1815 году по просьбе князя Голицына он издал труд «Разговоры между испытующим и уверенным в православии Восточной греко-российской церкви», в котором «уверенный в православии», защищая учение Православной церкви, отказывает себе в праве осудить другие церкви: «Ты непременно хочешь заставить меня судить. Знай же, что, держась вышеприведенных слов Священного Писания, никакую Церковь, верующую, яко Иисус есть Христос не дерзну я назвать ложной. Христианская Церковь может быть только либо „чисто истинная“, исповедующая истинное и спасительное Божественное учение без примешения ложных и вредных мнений человеческих, либо „не чисто истинная“, примешивающая к истинному и спасительному веры Христовой учению ложные и вредные мнения человеческие» .

Источником этих представлений о христианстве Г. Флоровский и Брин Гефферт предлагают считать протестантские веяния, проникавшие в Российское духовное образование уже с XVIII века, а в правление Александра I на некоторое время фактически получившие государственную поддержку в форме филиала Библейского общества, возглавленного князем Голицыным. Несмотря на то, что эта точка зрения до некоторой степени обоснована, мы полагаем, что толерантное отношение не только к инославным, но и к нехристианам, составляло специфику Русской православной церкви задолго до преобразований Нового времени. Ярким примером как идеологического, так и практического воплощения такого восприятия христианства является религиозная политика Московского царства на присоединенных в XVI веке территориях Казанского и Астраханского ханства, где население исповедовало ислам и язычество. Уже в XVIII веке митрополит Платон также определял христианскую церковь как «собрание человеков, во Иисуса Христа верующих и по Его закону живущих». При этом подобное представление отнюдь не всегда способствовало практической протоэкуменической деятельности. Если истинно верующие христиане могут существовать во всех христианских конфессиях, а знакомство с истинным учением РПЦ является безусловным подспорьем, но вовсе не необходимым условием спасения, то обеспечение видимого воссоединения церквей представляется значительно менее срочной и безотлагательной задачей, чем если бы все «неправильные» христиане считались автоматически обреченными на адские муки. Эта, на наш взгляд, специфическая для РПЦ особенность восприятия не раз сбивала с толку участников протоэкуменического диалога со стороны англиканской церкви.

В это же время начинают появляться работы, в которых проводилось сравнение догматических основ православия и католичества, а также труды, обличающие протестантизм. При этом об представление об англиканской церкви как отдельной конфессии практически отсутствовало в России к моменту начала диалога. Так степень знакомства с англиканской церковью в России на тот момент хорошо иллюстрирует недоразумение, возникшее на таможенном контроле, во время которого Уильям Палмера, несмотря на его заявление, что он является дьяконом и исповедует Православную (Orthodox) или Католическую веру, оказался записан как лютеранско-кальвинистский пастор .

Особенности политической системы Англии XIX, такие как парламентаризм и правовая защита свободы вероисповедания, привели к формированию уникальной по противоречивости входящих в нее религиозных течений Церкви Англии, в которой относительно мирно сосуществовали и развивались противоположные с доктринальный и обрядовой точки зрения тенденции. В начале XIX века в партии Высокой церкви, по своим взглядам более близкой католичеству, чем протестантизму, возникло так называемое Оксфордское движение, объявившее своей целью возвращение Церкви Англии к церковным традициям Вселенских соборов. Факторами возникновения движения также послужили политические реформы 1828−1830-х годов в Англии, воспринятые в Высокой церкви как атака на положения Церкви Англии, а также все ускоряющаяся секуляризации общества.

В рамках Оксфордского движения возникла так называемая «теория ветвей», согласно которой три церкви, сохраняющие апостольское преемство, а именно Англиканская, Римская и Восточная, являются «ветвями» древней единой христианской церкви. Теория ветвей подразумевала, что в каждой из трех церквей сохранились элементы истинного христианства и для их воссоединения необходимо лишь «очистить» их доктрину и практику от более поздних «наслоений». Такое представление открывало широкие возможности для протоэкуменического диалога.

Одновременно внешняя политика Англии в первой половине XIX века по закреплению своего влияния в Средиземноморье, на Балканском полуострове и в Малой Азии и связанная с ней активизация миссионерской и «цивилизационной» деятельности представителей Англиканской церкви в этих регионах привели к учащению непосредственных контактов англикан с Восточными церквями. Если некоторые миссионеры считали Восточную церковь полной невежества и идолопоклонства и делали все возможное, чтобы «спасти» от нее местное население, то многие англикане Высокой церкви и, в первую очередь, сторонники Оксфордского движения, резко осудили прозелитизм в древних восточных патриархатах и увидели в Восточных церквях естественного союзника против папства, а в некоторых аспектах даже образец для подражания.

Русская православная церковь получала значительно меньше внимания от англикан, чем церкви Греции и Малой Азии в связи с напряженностью в международных отношениях Британской и Российской империй, а также в связи с таким немаловажным фактором как отсутствие дополнительной симпатии к ней в английском обществе, так как она не находилась под игом Османского владычества и не нуждалась в помощи и тем более «спасении». Тем не менее, к началу рассматриваемого периода она также оказалась в поле зрения настроенных на сближение с Востоком англикан.

В России в этот период складываются значительно менее благотворные условия для зарождения экуменизма. В правление Николая I резко пресекаются все протестантские и либеральные влияния в богословской мысли времен Александра I, ужесточается законодательство против отступников и старообрядцев. Государственный контроль за деятельностью РПЦ сохраняет ее цельность и «защищает» ее от внутренних разногласий, зачастую за счет физического подавления инакомыслящих.

В этот период также начинает активно формироваться отчетливое самосознание Русской православной церкви, что способствует изменению ее традиционно пассивной позиции, относительно иноверных и инославных. Издаются «программные» доктринальные документы, расширяется миссионерская деятельность среди мусульман и язычников, во многом по инициативе правительства по упрощенному обряду происходит примирение с униатами.

Несмотря на то, что РПЦ объявляет себя наиболее истинной и способствующей спасению находящейся в ней паствы, в трудах влиятельных богословов этого, а также более ранних периодов, выражается точка зрения, согласно которой «искаженные» инославные церкви также содержат толику истины и спасение возможно и для них. В отличие от «теории ветвей», эта концепция во-первых, не требует от своих приверженцев практической деятельности по достижению единства церквей, а во-вторых, не признает каких-либо возможных недостатков за доктриной и практикой РПЦ. В то же время она освобождала священнослужителей РПЦ, чиновников Синода и высших церковных иерархов от заведомо негативного отношения к представителям других конфессий, что делало межконфессиональный диалог возможным. Общая же направленность на европеизацию в других сферах общества (таких как образование, промышленность и т. д.) способствовала интересу также и к религиозной жизни европейских стран и внешнеполитического соперника России — Британской империи.