Нравственное богословие или теотетика
Непосредственная укоренненность нравственного богословия в христианской догматике. Догмат о творении человека по образу и подобию Божию как онтологическое основание всей «христианской этики». Догмат о грехопадении как логическое основание необходимости спасения человека и невозможности его осуществления одними человеческими усилиями. Догмат о Боговоплощении как основа «объективной» возможности… Читать ещё >
Нравственное богословие или теотетика (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
НРАВСТВЕННОЕ БОГОСЛОВИЕ ИЛИ ТЕОТЕТИКА Синергии догматики и философии при различии в их основной интенциональности — теоретико-исследовательские задачи философии и духовно-практические богословия. Тексты Нового Завета: цель познания истины дабы вы… соделались причастниками Божеского естества (2 Петр 1: 4). Альберт Великий (XIII в.): теология рассматривает свой предмет с точки зрения его благо-творности (res ut beatificabilis), тогда как философия изучает вещи сами по себе (res in se). В. Н. Лосский в «Мистическом богословии» (1944): «вся сложная борьба за догматы, которую в течение столетий вела Церковь, представляется нам, если посмотреть на нее с чисто духовной точки зрения, прежде всего неустанной заботой Церкви в каждой исторической эпохе обеспечить христианам возможность достижения полноты мистического соединения с Богом. И действительно, Церковь борется против гностиков для того, чтобы защитить саму идею обужения как вселенского завершения: „Бог стал человеком для того, чтобы человек мог стать богом“. Она утверждает догмат Единосущной Троицы против ариан, ибо именно Слово, Логос открывает нам путь к единению с Божеством, и если воплотившееся Слово не той же сущности, что Отец, если Оно — не истинный Бог, то наше обужение невозможно. Церковь осуждает учение несториан, чтобы сокрушить средостение, которым в Самом Христе хотели отделить человека от Бога. Она восстает против учения Аполлинария и монофизитов, чтобы показать: поскольку истинная природа человека во всей ее полноте была взята на Себя Словом, постольку наша природа во всей ее целостности должна войти в единение с Богом. Оно борется с монофелитами, ибо вне соединения двух воль во Христе — воли Божественной и воли человеческой, невозможно человеку достигнуть обужения: „Бог создал человека Своей единой волею, но Он не может спасти его без содействия воли человеческой“. Церковь торжествует в борьбе за иконопочитание, утверждая возможность выражать божественные реальности в материи как символ и залог нашего обужения. В вопросах, последовательно возникающих в дальнейшем — о Святом Духе, о благодати, о самой Церкви — догматический вопрос, поставленный нашим временем, — главной заботой Церкви и залогом ее борьбы всегда являются утверждение и указание возможности, модуса и способов единения человека с Богом» .
Традиционное определение нравственного богословия в качестве христианской теории нравственности. Признание в классификациях богословских дисциплин того основного факта, что нравственное богословие (christliche Ethik) есть раскрытие «прорастания» христианских догматов в христианской жизни как осуществление в ней Царства Божия. Конечная цель этой жизни как обужение человека как максимальное сообщение тварной человеческой природы с нетварными божественными энергиями (благодать), при которой эта природа, не переставая быть собой, приобретает то, что не принадлежит ей как таковой (cр. христологический догмат). Теотетика как богословская рефлексия над конечной целью христианской жизни, раскрываемой в таинстве обужения, над ее основаниями в христианской антропологии и сотериологии, над объективными и субъективными условиями и средствами ее реализации, а также над задаваемыми ею перспективами направления всей сознательной человеческой жизнедеятельности.
Непосредственная укоренненность нравственного богословия в христианской догматике. Догмат о творении человека по образу и подобию Божию как онтологическое основание всей «христианской этики». Догмат о грехопадении как логическое основание необходимости спасения человека и невозможности его осуществления одними человеческими усилиями. Догмат о Боговоплощении как основа «объективной» возможности спасения человеческого рода как многоипостасного целого. Догмат об Искуплении как установление «объективного» средства спасения человеческого рода. Догмат о Воскресении Христовом как установление «объективного» средства уничтожения препятствий для осуществления конечного «проекта» человеческого существования. Догмат о Таинствах Церкви как установление возможностей освящения человека для богообщения. Догмат о нетварных божественных энергиях и их восприятия человеком как обоснование возможности обужения человека в синергии факторов «объективных» (действия божественной благодати) и «субъективных» (человеческий подвиг). богословие нравственность триадология этика Уникальная глубинная антиномичность христианской теономной духовности. Бессмысленность для человека стремления стать как Бог (человек как созданный из праха земного «мыслящий тростник» — Блез Паскаль) и реальная возможность уподобляться Богу («Он стал человеком, чтобы обожить нас в Себе Самом» — свт. Афанасий Великий). Отсутствие для человека хотя бы малейшего шанса даже положить начало своему спасению собственными силами (вследствие вселенского масштаба грехопадения и пораженности им самого «центра» человеческого существования) и невозможность его спасения без участия всех его сил (вследствие того, что человек создан «по образу и подобию Божиему» свободным, а потому не может быть спасен без свободных усилий). Призванность к поэтапному восхождения по лествице добродетелей и достижению «прогрессирующих» результатов и гарантия потери всех результатов от одной мысли об их достижении и превосходстве себя над теми, кто их не достиг. Отсюда и «антиномический» критерий духовной истины: достижения подвижнической жизни обратно пропорциональны самооценке «подвизающегося». Отсутствие соответствий этой антиномичности в менее многомерной духовности нехристианских религий.
" Субъективный" фактор спасения и обужения — специфическая область исследований нравственного богословия / теотетики («объективный» — сфера догматического богословия). Исполнение воли Божией — единое на потребу (Лука 10: 42) средство реализации конечных целей человеческого существования. Заповеди как общие ориентиры и неисчислимое многообразие конкретных ситуаций.
Заповеди как меры исцеления больной грехом души через выполнение конкретных предписаний воли Божией. Десять заповедей (декалог) Моисеева закона (Исх. 20: 1 — 17) как средства победы над греховными действиями:
- 1) Я Господь, Бог твой… да не будет у тебя других богов пред лицем Моим;
- 2) Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им…
3) Не произноси имени Господа твоего напрасно
4) Помни день субботний, чтобы святить его
5) Почитай отца твоего и мать твою, [чтобы тебе было хорошо и] чтобы продлились дни твои на земле
- 6) Не убивай;
- 7) Не прелюбодействуй;
- 8) Не кради;
- 9) Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего;
- 10) Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, [ни поля его,] ни раба его… ничего, что у ближнего твоего.
Заповеди нагорной проповеди Иисуса Христа (Матфей 5: 20 — 7: 12) — превосхождения ветхозаветной праведности, в которых раскрываются средства победы над греховными страстями (как корнями греховных действий, на запрет которых был обращен Моисеев закон). Невозможность разделения этики и аскетики в духовной жизни — тождественность «насаждения» положительных добродетелей «искоренению» противоположных страстей вследствие глубины человеческого грехопадения.
Заповедь о любви как единственная христианская заповедь в абсолютном смысле, объемлющая все прочие: И один из них, законник, искушая Его, спросил, говоря: Учитель! Какая наибольшая заповедь в законе? Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим [Втор 6:5]: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего своего как самого себя [Лев 19:18]; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки (Матфей 22: 35 — 40). Триединая заповедь о любви при приоритете любви к Богу (любовь к Богу как корень истинной любви к себе и к ближнему; невозможность истинной любви к себе без любви к Богу и ближнему и к ближнему без любви к Богу и истинной любви к себе). Онтологическая укорененность триединой заповеди о любви в самом учении о Св. Троице, по которому Бог есть любовь (1 Ин. 4: 8). Некоторые выражения «невыразимой» любви к Богу во внутреннем богослужении (благоговение, благодарение, неотступная память о Боге, боязнь лишиться милости Божией, полная преданность в волю Божию) и внешнем (участие в богослужении «общественном» и «частном»). Интенции истинной любви к самому себе в последовательности: попечение о воспитании добродетелей, о своей душе и ее способностях (разум, воля, совесть и другие), о теле, о внешних благах (достояние, общественное положение, честь и достоинство). Интенции любви к ближнему как полная «симметрия» интенциям истинной любви к себе (возлюби ближнего своего как самого себя). Любовь и долг: обязанности семейные (в отношениях супругов, родителей и детей), церковные (в отношениях пастырей и пасомых), общественные (в отношениях гражданских).
" Конечные" перспективы бесконечного духовного совершенства в обужении в контексте триадологии. Уподобление Богу-Отцу: Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Матфей 5: 48). Восприятие Бога-Сына: И уже не я живу, но живет во мне Христос (Гал 2: 20). Стяжание Св. Духа: и общение Святаго Духа со всеми вами (2 Кор 13: 13).
Некоторые проблемы для обсуждения. Правомерно ли продолжать считать основными категориями этой дисциплины «нравственный закон» или «обязанности» и прочие привычные нормативистские понятия (учитывая возможности таких их применений, как «закон спасения» или «обязанность обужения») или эти категории правомернее отнести к области практической, «социальной» теологии? Правомерно ли, учитывая неотделимость в религиозной жизни этического от аскетического (см. выше), считать аскетику отдельным подразделением рассматриваемой богословской дисциплины (освещающей стадии особой мистико-аскетической практики) или оснований для этого нет? Оправданно ли говорить, как-то часто делается, о некоей «естественной нравственности», которая является общечеловеческой (отраженной в значительной мере и в декалоге), по отношению к которой христианская может считаться восполнением, завершением и т. п. Может ли именно данная богословская дисциплина располагать ответами на актуальные нравственно-мировоззренческие вопросы современности типа проблем биоэтики и каковы возможности ее участия в законодательстве, связанном с нравственными вопросами?
Две основные максималистские позиции по вопросу о соотношении нравственного богословия и философской этики (ср. ситуацию с догматическим богословием и философией): готовность многих немецких теологов строить нравственное богословие на фундаменте конкретных этических систем (вначале кантианской, затем феноменологической и т. д.) и позиция «полного изоляционизма». Общее между ними: рассмотрение мира человеческой нравственности и его значимости для человеческой экзистенции. Различия:
- 1) теоретическая автономность философской этики и теономность теэтетики;
- 2) нравственное как специальный предмет первой и как одна из составляющих предмета второй (см. выше);
- 3) умозрительный преимущественно характер первой и практическая направленность второй.
Невозможность конструктивности их взаимоотношений по известной «климентовской» формуле «философия как служанка богословия». Возможность использования нравственным богословием категориального языка этики, отдельных теологически эвристических «прорывов» в достижениях «чистого практического разума» (от древности до настоящего времени), а также апологетического потенциала (действительного и возможного) в полемике христианского нравственного спиритуализма с многообразием натуралистических этических моделей.