Национальные движения восточнославянского населения Галиции в контексте отношений России и Австро-Венгрии. 
1898-1914 гг

Общая характеристика исследования.

Среди многочисленных народов, населявших Габсбургскую монархию, были и представители восточного славянства. Проживало восточнославянское население на территории провинций Галиции и Буковины, а также в Угорской Руси, входившей в состав Венгерского королевства. Различие исторических судеб каждого их этих регионов, национальных взаимоотношений внутри них, принципов центральной политики в отношении каждого из них легло в основу того, что развитие национального самосознания восточнославянского населения во всех трех случаях имело свою специфику и, фактически, шло по собственному пути.

Наиболее активно процесс формирования национального самосознания восточнославянского населения протекал в самой крупной из этих провинций — в Галиции. В украинской и, частично, российской литературе используется также название Галичина, относящееся к восточной части провинции. Национальный состав провинции был неоднородным. В Галиции основными этническими группами были поляки, составлявшие по разным оценкам около 60% населения, и восточнославянское население, доля которого составляла чуть более 30%. Проживало оно в основном в восточной части провинции. Поиск корректного этнонима применительно к нему является одним из сложнейших моментов в исследованиях, посвященных истории данного региона. В качестве самоназвания местным населением употреблялись исторические понятия «Русь», «народ руський». В период габсбургского правления официально введено в оборот было понятие «русины» (Russen) или рутены (Ruthenen). Этноним «русины», использовался и в официальных российских документах. В публицистических и научных работах российских авторов XIX — начала XX вв. восточнославянское население Габсбургской монархии именуется «русским». По мере развития в регионе украинского движения его активисты говорили сначала об украинско-руськом народе, а затем просто об украинском народе Галиции. Многообразие и противоречивость этнонимов говорит о том, что процесс формирования национального самосознания восточнославянского населения в регионе находился во второй половине XIX — начале XX вв. был далек от CBoefo завершения. С нашей точки зрения, корректным было бы применение в исследовании наиболее распространенных в это время этнонимов- «русины, руский (руський)».

Одним из важнейших моментов для понимания специфики национальных процессов в этом регионе, является то, что в Галиции существовало одновременно несколько национальных проектов населявших ее народов. Не случайно в конце XIXначале XX вв. одновременно существовали понятия «польского Пьемонта» и «украинского Пьемонта», возникшие по аналогии с названием исторической области, ставшей важнейшим центром объединения Италии. Причины этого кроются как в особенностях самого региона, так и в специфике развития национальных движений населявших его народов.

Войдя в состав Габсбургской монархии относительно поздно, Галиция заняла особое место в ряду многочисленных провинций империи. Будучи территориально одной из самых крупных провинций (около 78,5 кв. км), Галиция находилась на окраине государства, вследствие чего развитие общественно-политических, национальных, экономических процессов шло медленнее, нежели в других частях империи. В то же время, этот регион занимал особое стратегическое положение, находясь на границе с другой империей — Российской. Все это способствовало тому, что политика Вены по отношению к Галиции была достаточно своеобразной. Обширность территории этой провинции, ее полиэтничность и многоконфессиональность делали управление ею непосредственно из имперского центра малоэффективным. В результате, провинция сохраняла значительную автономию, а административное, политическое экономическое господство здесь оставалась в руках польской элиты вплоть до распада самой Габсбургской империи. Положение польского населения в этой части разделенной Польши заметно отличалось от ситуации в Царстве Польском и в польских землях в составе Германии. Здесь достаточно свободно развивалось польское национальное движение, в том числе и те его направления, основу идеологии которых составляла идея возрождения независимого польского государства. При этом все земли, входившие в состав Речи Посполитой до разделов, вне зависимости от их этнического состава рассматривались представителями польского движения как исконно польские. Достаточно долго национальные стремления непольского населения в этих регионах воспринимались лишь в контексте борьбы за восстановление независимой Польши. По мере того, как эти стремления обретали все более самостоятельный характер, отношение к ним со стороны поляков менялось, становясь все более негативным.

Одновременно в Галиции происходил процесс вызревания национального самосознания восточнославянского населения и формирования его национально-культурных, а, позднее, и национально-политических движений. Характерной особенностью этого процесса было наличие на протяжении всего «габсбургского» периода истории региона альтернативных вариантов этнической идентичности. В Галиции параллельно существовали такие варианты как полонофильский (т. н. gente rutheni, natione Poloni), старорусинский, украинский, общерусский. Основное соперничество развернулось между украинским и общерусским, получившим название русофильского, вариантами. Именно конкуренция между двумя этими проектами нациостроительства на рубеже XIX—XX вв. оформившимися в полноценные национально-политические движения, составляла суть общественной жизни восточнославянского населения Галиции.

В основе идеологии русофильского движения лежала концепция, согласно которой Восточная Галиция, а также другие «русысие» земли Габсбургской империи считались неотъемлемой частью единого русского мира, сегментом общего русского культурно-исторического пространства. Сами русофилы при этом подчеркивали, что общерусское единство трактуется ими как единство духовное и культурное, но не политическое. Представители украинского движения, со своей стороны, рассматривали Галицию как своего рода лабораторию, в которой нарабатывался опыт культурной, общественнополитической, экономической работы, который затем мог бы быть перенесен на территорию российской Украины. Таким образом, Галиция стала пространством для реализации сразу нескольких национальных проектов, которые, по сути, были взаимоисключающими.

Особого внимания заслуживает использование понятий «русский» и «украинский» при рассмотрении вопросов, связанных с изучением формирования национального самосознания восточнославянского населения Габсбургской монархии. Несмотря на то, что во многих современных исследованиях восточнославянское население Габсбургской монархии именуется украинским, это не вполне соответствует исторической действительности. В XIX — начале XX вв. понятия «украинский, украинец» имели не этническое, а национально-политическое значение.

Применительно к активистам украинского движения использовался также политоним «народовцы», возникший после создания в 1885 г. первой украинской политической организации «Народная Рада». Такое название удачно отражало характер движения, испытывавшего заметное влияние радикальных идей. Политоним этот применялся впоследствии к активистам Национально-демократической (Народно-демократической) партии. Сами представители этой партии нередко говорили о себе именно как об украинцах, желая подчеркнуть общенациональный характер своих устремлений.

Пророссийское движение также имело несколько обозначений, отражающих его эволюцию. На рубеже XIX — XX вв. часто использовалось понятие «старорусины» (Altruthenen). Старорусинами как правило называли старшую генерацию представителей пророссийского направления. В ходу был и термин «русофилы», который нередко употреблялся в российских официальных документах. Понятие «русское движение» появилось в официальных документах российских ведомств относительно поздно, практически накануне Первой мировой войны, однако оно нередко встречалось в публицистике в более ранний период. Одновременно бытовал термин «москвофилы» (москалефилы), имеющий, несомненно, польское происхождение и носящий негативный характер. В определенной степени политонимом было и понятие «русский» (с двумя «с»). Оно было использовано в названии «Русско-народной партии», созданной в 1900 г.: ее активисты говорили о себя как о представителях русского движения, относя себя к малорусской ветви русского народа.

Таким образом, вопрос о корректном применении политонимов в отношении национальных движений восточнославянского населения Галиции столь же сложен, как и проблематика этнической номинации. С нашей точки зрения, корректным является применение терминов, использовавшихся в исследуемый период, и говорить следует об украинском и русском движениях, одновременно используя понятия «русофилы» и «народовцы».

При исследовании процессов формирования национальных движений восточнославянского населения Галиции необходимо учитывать существенное влияние на них внешних по отношению к самим движениям сил. Прежде всего, к таким влиянием следует отнести польское. Выше уже отмечалось, что Галиция в составе империи сохранила значительную автономию, что привело к доминированию в крае польской аристократии и, одновременно, создало благоприятные условия для развития польского национального движения. Таким образом, для национальных движений русинов равное значение имели и отношения с галицийской правящей элитой, и влияние, оказываемое на них польским национальным движением.

Не менее значимым фактором была политика, проводимая в отношении провинции и национальных движений ее населения, имперским центром. Политика Вены в отношении как русофильского, так и украинского движений определялась целым рядом моментов. Прежде всего, сам характер полиэтничной монархии предполагал необходимость достижения определенного баланса интересов населявших ее народов. Применительно к Галиции это означало поиск компромисса между польскими и «руськими» интересами.

Кроме того, существенную роль играл и внешнеполитический аспект, а именно отношения между империями Габсбургов и Романовых. Как уже отмечалось выше, Галиция находилась на стыке двух империй. То обстоятельство, что как основная часть восточных славян, так и значительная часть польского народа проживала на территории Российской империи, имело особое значение, поскольку реализация любого из национальных проектов — общерусского, украинского или польского, в итоге предполагала кардинальное изменение карты Европы. Это не могло не сказываться на отношениях двух держав. Несмотря на то, что вплоть до начала Первой мировой войны ни Петербург, ни Вена не заявляли официально о намерении присоединить земли соседнего государства, сама это возможность ими вполне осознавалась. Это оказывало существенное влияние, на состояние российско-австрийских отношений, столь сложных и противоречивых во второй половине XIXначале XX вв. Обе империи стремились проводить в отношении данных национальных движений определенную политику, поддерживая то из них, чьи цели в большей степени соответствовали интересом каждой монархии. Таким образом, на становление национальных движений восточнославянского населения Галиции оказывала влияние целая система взаимосвязанных факторов.

Степень научной разработанности проблемы.

Проблема формирования и развития национального самосознания в восточнославянских землях Габсбургской монархии привлекает внимание исследователей уже более ста лет. Важно отметить, что уже на рубеже XIX—XX вв. начала формироваться система оценок, которая, хотя и в видоизмененном состоянии, продолжает доминировать до сих пор. Прежде всего, это относится к российской и украинской историографии, где многие современные авторы продолжают опираться на концептуальные положения и стереотипы, сложившиеся в изучаемый период.

В российской исторической литературе образ Восточной Галиции начал складываться, прежде всего, под влиянием контактов представителей русской научной и общественной мысли и представителей интеллектуальной элиты региона. Контакты эти существовали на протяжении длительного исторического периода и заметно активизировались с началом XIX в., когда целый ряд русинов или как их часто называли «карпато-россов» переехал в Российскую империю. Среди них следует упомянуть И. Балудянского, П. Лодия и целый ряд других, оказавших немалое влияние на развитие российской науки и культуры. Под их влиянием в российской общественной мысли начал складываться образ Карпатской Руси, как тогда собирательно называли восточнославянские земли Габсбургской монархии, как региона, население которого генетически связано с русским народом. На протяжении XIX в. контакты с представителями руського населения Австрийской империи развивались достаточно активно, однако были ограничены в основном интеллектуальными кругами, прежде всего кругом ученых-славистов.'Среди них особо следует отметить М. П. Погодина, И. И. Срезневского, А. Н. Пыпина. Интерес к проблемам региона проявляли также Т. Флоринский, JL Нидерле, И. Францев, А. Погодин и многие другие. Вне зависимости от их собственных общественно-политических взглядов, российские ученые с вниманием и сочувствием относились к судьбам австрийских русинов.

Славянский съезд 1908 г. и развитие неославянского движения в целом стали причиной усиления в России интереса к проблемам Зарубежной, Прикарпатской либо Червонной Руси (эти названия активно употреблялись как в публицистике, так и в научной литературе). Съезд в Праге способствовал укреплению связей галицийских русофилов и представителей российской славянской общественности. Особую роль при этом сыграла в этом поездка группы российских участников съезда по славянским землям. Один из участников этой акции, активный деятель Славянского благотворительного общества в Санкт-Петербурге граф В. А. Бобринский изложил свои впечатления в небольшой работе «Пражский съезд. Чехия и Прикарпатская Русь» Будучи сторонником идеи общерусского единства, он отмечал, что «русское дело» в Галичине находится в сложном положении и без активной помощи со стороны Российской империи эта ситуация еще более усугубится.

К восточнославянским землям Австро-Венгрии в России проявляли не только научный и общественный, но и геополитический интерес. Примером сможет служить небольшая работа И. И. Гумецкого «Значение русского Прикарпатья для России», в котором автор доказывал необходимость российской экспансии в этом регионе 2.

По мере того, как украинское движение расширялось и укрепляло свои позиции, прежде всего в Австро-Венгрии, становясь все более значимым фактором в отношениях Петербурга и Вены, интерес к нему со стороны российской общественности, в том числе и негативного свойства, возрастал. Одной из наиболее заметных работ, посвященных украинскому движению как враждебному России, является книга С. Н. Щеголева «Украинское движение как современный этап южнорусского сепаратизма» 3. Автор собрал значительное количество фактического материала, представляющего ценность и для современного исследователя. Одновременно немалый интерес представляет и авторская концепция возникновения и развития украинского движения. Как следует из самого названия, украинское движение Щеголев априори рассматривал как движение сепаратистское, направленное на отрыв Южной Руси от Российского государства и, таким образом, выгодное антироссийским силам. Отмечая, что «украинское движение в России) воспитанное на Львовской почве, имеет с культурным расколом в Галиции не одну лишь генетическую связьоно связано рядом нитей с деятельностью украинской партии в Галиции, где надеются из этих нитей выткать на южнорусской земле герб соборной Украины» 4, Щеголев уделил значительное внимание истории украинского движения в Габсбургской империи, тесно связывая его с интересами, как Вены, так и Берлина. Интересен также вывод этого автора о том, что возможное присоединение Галиции к Российской империи в результате будущей аннексии не было бы актом политической мудрости именно в силу того, что украинское движение здесь весьма влиятельно. В целом работу С. Н. Щеголева, безусловно, надлежит признать одним из наиболее содержательных исследований своего времени, посвященных проблемам украинского движения и его перспективам.

Начало Первой мировой войны, занятие русскими войсками Галиции, расправа австро-венгерской администрации над русофилами и заподозренными в русофильстве — все эти события стали поводом для создания десятков публицистических и агитационных сочинений по проблеме. Стоит упомянуть, что в эти годы выходили в свет и сугубо научные работы, среди которых в первую очередь необходимо отметить фундаментальный труд Ф. Ф. Аристова «Карпато-русские писатели» 5.

Проблемам тогдашней Галиции посвящена книга известного слависта A.JI. Погодина «Зарубежная Русь» 6. По мнению автора, несмотря на то, что «события 1914 г. застали процесс образования обособленного «украинского национального самосознания в Галиции не завершившимся», позиции украинцев заметно укрепились еще до начала войны, прежде всего благодаря активной политической деятельности.

Таким образом, в России накануне и в ходе Первой мировой войны сложилось достаточно определенное представление о национальной ситуации в Восточной Галиции, которая в целом рассматривалась как интегральная часть России, пусть не в политическом, но в культурном смысле. Важно отметить, что активный интерес к этой проблематике проявлялся в достаточно узких, прежде всего научных, кругах, в среде энтузиастов славянского движения и консервативных охранителей имперских ценностей. Для широкой же общественности проблемы региона оставалась практически неизвестными.

В отдельную группу следует выделить работы представителей русофильского движения, нередко издававшиеся в России. Среди них необходимо отметить работы О. А. Мончаловского и Д. А. Маркова, Ф. Свистуна, Г. Купчанко н др. 7 Взгляды представителей русофильского движения имели ряд особенностей. Они чаще воспринимали Прикарпатскую Русь как часть Малороссии, считая малороссийский вклад в развитие общерусской культуры весьма значительным. Именно поэтому региональные особенности «галицко-русской» культуры были для них столь же важны, как и развитие тесных культурных контактов с Россией. Отношение галичан-русофилов к украинскому движению также было неоднозначным. Для них основным пороком его была политизация, увлечение партийной деятельностью и чрезмерно, по их мнению, активное участие украинских активистов во внутренней политике Австрийской монархии в ущерб культурному развитию «руського» населения Галичины и Буковины. Позднее, взгляды русофилов «габсбургского» периода развивались активистами русского движения в межвоенный период в Польше и Чехословакии. В качестве примера можно привести работы А. Геровского, активно занимавшегося общественно-политической деятельностью в Прикарпатье, вошедшего в состав Чехословакии. Его работы содержат множество сведений, как о деятельности местных русофилов, так и о буковинских украинских лидерах, об их взаимоотношениях 8.

В советской исторической литературе интерес к проблемам Галичины и Буковины заметно ослаб. Некоторое его усиление было связано с присоединением западно-украинских земель к СССР в 1939 г. (в качестве примера можно привести одну из работ видного советского историка В.И. Пичеты9). Ситуация немного изменилась в 1950;х гг., когда появился ряд работ, посвященных проблемам экономического, политического и культурного развития региона в эпоху Габсбургов. Так, в 1957 г. в сборнике «3 icTopii захщноукра’шских земель» была опубликована работа львовского исследователя М. Кравца, посвященная Ру’сско-украинской радикальной партии 10. Автор противопоставлял революционные устремления членов РУРП «реакционным москвофилам» и «буржуазным националистам», отмечая, тем не менее, достижения последних — украинский университет, гимназии, создание влиятельной Национально-демократической партии. Среди работ этого периода необходимо особо отметить и две монографии львовского исследователя В. Малкина «.В них автор рассматривал русофильское движение не как реакционное, что было обычным для советской литературы, а гораздо шире, отмечая большое влияние на русофилов русской демократической мысли, подробно останавливаясь на истории относительно немногочисленных и мало влиятельных русофильских молодежных кружков, которые прямо связывали будущее «руського» народа в Галиции с революционными преобразованиями в России.

В российской историографии интерес к Украине и связанным с ее историей вопросам заметно усилился с середины 1990;х гг. В то же время следует отметить, что работ, посвященных собственно проблемам истории западно-украинских земель, немного. Среди них следует, прежде всего, выделить монографию Н. М. Пашаевой 12. Автор является в определенной мере наследницей той традиции, которая сложилась в славянофильских кругах еще в XIX в., согласно которой «Прикарпатская Русь», была неотъемлемой частью единого общерусского культурного и духовного пространства. Основной акцент в монографии сделан на культурной и конфессиональной деятельности русофилов, их полемике с украинской стороной по вопросам языка и литературы. Н. М. Пашаева также отметила, что до конца 1860-х гг. антагонизма между «русским» (русофильским) и украинским движениями практически не существовало, о чем свидетельствуют многочисленные примеры личных контактов представителей обоих направлений. Лишь по мере общей политизации общественной жизни в Галиции эти противоречия усилились и приобрели необратимый характер. Автор подчеркнула, что «в конкретных условиях первых лет дуализма. и вплоть до Первой мировой войны политические судьбы русского движения носили во многом тупиковый 1 ^ характер». Следует отметить, что, работая много лет над проблемой «русского» движения в Габсбургской монархии, Н. М. Пашаева внесла важный вклад в изучение истории национальных движений в Галиции.

Проблема формирования национального самосознания населения Восточной Галиции рассматривается также в статье В. Н. Савченко 14. Констатируя наличие двух взаимоисключающих подходов к национально-политической истории Восточной Галиции, согласно которым эта территория является либо частью русской, либо украинской национальной территории, автор поставил перед собой задачу рассмотрения сути и причин расхождения концепций на основе сопоставления источников, отражающих позицию российского МИДа, а позднее, советского руководства в 1920;х гг. по этому вопросу. Автор в целом солидаризовался с концепцией общерусского направления, считая именно русское (русофильское) движения подлинным выразителем интересов восточнославянского населения региона. Нельзя не отметить, при этом, что при подборе источников автор проявил определенную односторонность. В статье также встречаются определенные фактические неточности, во многом основанные на некритическом отношении к источнику. Это, безусловно, снижает научную ценность работы, которая, тем не менее, представляет немалый интерес для исследователя.

Проблемы истории взаимоотношений русофильского и украинского движений в Габсбургской монархии затрагиваются и в тех работах, которые посвящены изучению украинского вопроса в России. В монографии А.И. Миллера15, Галиция рассматривается как своего рода арена политического соревнования между реально существовавшими проектами. В этом контексте русофильское движение в Галиции выступает как объект политического влияния С-Петербурга в противовес укрепившей свои позиции «украинской партии». При этом автор подчеркнул, что меры принимались в основном оборонительного характера: акцент делался не на усилении российского влияния в австрийских владениях, а на недопущении украинских идей в российские пределы. Приводя ряд красноречивых примеров, А. И. Миллер отметил, что подобная политика российских властей была заведомо обречена на поражение. Результатом ее был активный отток пророссийски настроенных деятелей из Галиции в Россию и, напротив, массовая эмиграция украинофилов, которая привела к тому, что с конца ХЕХ в. Галиция становится идейным центром украинского движения. Следует отметить, что А. И. Миллер неоднократно обращался к вопросам, связанным с национальными движениями в Галиции. В частности, он отметил, что принципиальную роль в формировании национального самосознания восточнославянского населения Галиции сыграли два фактора — ее сравнительная отсталость и как следствие запаздывание процесса формирования национальной идентичностии стратегическое значение провинции, находившейся на границе двух влиятельнейших империй 16.

Некоторые аспекты истории национальных движений в Австро-Венгрии.

1 п затронула и И.В. Михутина". Галиция в этой монографии рассматривается скорее как центр украинского движения, проблемы же русофильства остаются несколько в стороне. В частности, автор практически не рассматривает русофилов как реальную альтернативу украинцам, отмечая лишь их роль в качестве проводника российского влияния накануне и в первые месяцы Первой мировой войны во время оккупации Россией Восточной Галиции. Следует отметить также монографию.

I о.

А.Ю. Бахтуриной, посвященную политике российских гражданских и военных властей в период оккупации Галиции русской армией в 1914;1915 гг. Автор выделяет два направления в этой политике: это формирование и деятельность гражданского управления на занятых территориях и конфессиональная политика в Восточной Галиции в годы войны. А. Ю. Бахтурина уделяет значительное место проблемам региона в довоенный период, в том числе украинскому и русскому движениям. При этом автор использовала уже существующие исторические стереотипы и рассматривает украинское движение, прежде всего, как инструмент антироссийской политики Вены.

Таким образом, при анализе современных российских исследований, посвященных проблемам национальных движений в Галиции, либо затрагивающих их опосредованно, следует отметить несколько моментов. Прежде всего, это общее усиление в последние годы интереса к проблемам развития национального самосознания восточнославянского населения Австро-Венгрии. Большинство исследователей, обратившихся к этой проблематике, выделяют ряд характерных для этого процесса черт. Прежде всего, это наличие реального выбора между русской и украинской идентичностью, существовавшего на протяжении всего изучаемого периода. Также в большинстве работ подчеркивается влияние внешнего, в том числе и внешнеполитического, фактора на процесс формирования # национального самосознания восточнославянского населения Габсбургской империи.

Как и в случае с отечественной литературой, интерес украинских исследователей к проблемам австрийской Украины имеет давнюю традицию. Особую роль в этом сыграли работы крупного ученого и общественного деятеля М. С. Грушевского. Будучи одним из основных идеологов украинского движения, он сформулировал свое понимание места и роли австрийской Украины, и, прежде всего Галиции, в целом ряде публицистических работ19. Согласно концепции Грушевского, Галиция на протяжении многих лет играла роль «культурного арсенала, где создавались и совершенствовались средства национального культурного и политико-общественного возрождения украинского народа"20. Именно такой взгляд на Восточную Галицию, как на центр формирования украинской национальной идентичности в конце XIX — начале XX вв., и получил дальнейшее развитие в исторической литературе.

Революционные события 1917;1918 гг., распад Российской и Австро-Венгерской империй стали причиной того, что многие украинские исследователи оказались за пределами Украины. Значительная их часть осела в США и Канаде, где в середине XX в. сложились крупные центры украиноведения. Роль этих центров в изучении истории Украины трудно недооценивать, именно здесь работали многие выдающиеся украинские историки. Особого внимания заслуживают работы такого выдающегося исследователя как Иван Лысяк-Рудницкий. Будучи галичанином по происхождению, неоднократно обращался к проблеме формирования национальной.

91 идентичности среди галицких украинцев. И. Лысяк-Рудницкий отметил, что именно в этом регионе особое влияние на этот процесс оказывали внешние факторы, прежде всего польское национальное движение, политика Вены, а также и позиция России в украинском вопросе. Важно отметить, что Лысяк-Рудницкий именно украинское движение считал подлинным выразителем интересов «руського» населения провинции. Рассматривая эволюцию украинского и русофильского направлений, Лысяк-Рудницкий пришел к заключению, что украинское движение, достаточно динамично развиваясь, быстро прошло путь от небольшой группы «молодых народовцев» к зрелому и обладающему политическим влиянием движению. Пророссийское же направление, согласно его концепции проделало путь от многочисленного, но аморфного «старорусинства», в основе идеологии которого лежали неясные симпатии к России, и общие представления об общерусском единстве, к сознательному русофильству, лишенному, в то же время, серьезного влияния в крае. При анализе развития национальных движений в Галиции историк немалое внимание уделял такой проблеме как польско-украинские (польско-русинские отношения). Он неоднократно подчеркивал, что одновременное существование в Галиции двух самостоятельных национальных проектов стало причиной постоянного роста напряженности в отношениях двух национальных движений: «расхождения между национальными идеологиями были слишком широкими, чтобы навести между ними мост компромисса. Тяжкая туча национальной вражды повисла над краем"22. Оценивая значение работ И. Лысяк-Рудницкого для развития украинской исторической науки, следует отметить, что основные положения его концепции в той или иной мере используются большинством исследователей, предметом исследования которых являются национальные движения в австрийской Украине.

Примечательна также книга философа и политолога Н. Шлемкевича «Галичанство» 23. Рассуждая о «галичанстве» как о психологической категории, автор сопоставлял ментальность жителей Западной и Восточной Украины, противопоставляя рациональный украинский Запад эмоциональному Востоку. Феномен «галичанства» Шлемкевич объяснял сложившимися на протяжении столетий историческими условиями, прежде всего австрийским влиянием.

Новые политические реалии: появление в 1991 г. на карте Европы нового украинского государства, поставили перед украинскими историками задачу переосмысления национальной истории Украины, создания новой, современной ее интерпретации. Для украинских историков основной задачей стало формирование новой исторической традиции, которая опиралась бы не только й не столько на советское исторические наследие, сколько на основы украинской общественной мысли досоветского периода, и включала бы также концепции представителей украинской диаспоры. Именно благодаря этому в первой половине 1990;х гг. были возвращены в научный оборот работы М. Грушевского, В. Липинского, М. Аркаса, впервые изданы на родине авторов труды И. Лысяк-Рудницкого, Н. Шлемкевича, канадского исследователя О. Субтельного.

Одновременно, в начале 1990;х гг. на Украине вышел целый ряд работ, авторы которых стремились к созданию целостной и широкой картины украинской истории на большом временном промежутке — от нескольких десятилетий до столетий. Немалое место в этих исследованиях занимала и история западно-украинских земель, прежде всего благодаря той роли, которую сыграли галицийские активисты в становлении украинской национальной идеи. Среди этих работ следует выделить книгу известного украинского историка Я. Грицака 24, написанную на высоком теоретическом уровне и вместе с тем доступным широкому читателю языком, что было особенно важно для популяризации нового видения истории Украины. Как и многие другие украинские исследователи, Грицак писал о населении австрийской Украины исключительно как об украинцах. При этом автор одновременно использовал этнонимы «руський» и «украинский», фактически ставя между ними знак равенства. Я. Грицак в целом следует уже сложившейся схеме истории украинского движения в Галичине, согласно которой движение это последовательно развивалось от национально-культурного к политическому, охватывая при этом широкий спектр политических воззрений, от консервативных до леворадикальных. Русофильское же движение, согласно этой схеме, являлось скорее «побочным продуктом» развития национального самосознания в австрийской Украине, нежели одной из его форм.

Важным этапом на пути формирования новой исторической традиции, в том числе и в отношении истории австрийской Украины стало празднование в 1996 г. 130-летия со дня рождения М. С. Грушевского. Юбилей позволил не только объединить традиции досоветской и зарубежной историографии с исследованиями современных историков, но и придал новый импульс к исследованию и вовлечению в научный оборот новых источников, и соответственно, к углублению исследовательских разработок. Так, JI. Зашкильняк обратил внимание на существовавшие уже тогда противоречия между восточнои западноукраинской интеллигенцией, особенно ярко проявившиеся в 1919;1920 гг., а также на то, что приезд Грушевского во Львов был обусловлен во многом настойчивостью киевлян 25. Сложность формирования национального самосознания в Галиции отметил также И. Чорновол, подчеркнув, что «проблема заключалась. в аморфности национального самосознания галицких русин. Лишь небольшая часть народовцев могла назвать себя украинцами, остальные же идти дальше украинофильства не отваживались. Приблизительно то же можно сказать про москвофилов: русскими считали себя единицы, остальные были только «москвофилами». Следует отметить, что научная и общественная деятельность М. С. Грушевского продолжает оставаться в центре внимания украинских исследователей. В качестве примера можно привести работу Ю. Шаповала и И. Вербы «Михайло Грушевський» 21, авторы которой поставили перед собой задачу создания обобщающего биографического очерка, в котором немалое место отведено галицийскому периоду его деятельности.

В середине 1990;х гг. в изучении истории национальных движений в австрийской Украине произошли заметные изменения. Отныне все больше внимания стало уделяться изучению конкретных исторических проблем, на основе глубокого изучения исторических источников. Это совпало с появлением нового поколения исследователей, в центре которых внимания находятся такие проблемы как формирование национального самосознания, возникновение первых политических организаций галицийских русинов, польско-украинские отношения во второй половине XIX — начале XX вв., большое внимание уделяется истории греко-католической церкви. Возрос интерес и к истории галицийского русофильства как этапа в развитии украинского национального самосознания.

Исследования львовского историка О. Середы связаны с изучением проблемы формирования национального самосознания галицких русинов во второй половине XIX в. При этом, автор постоянно расширяет сферу своих исследований, стремясь охватить больший временной промежуток и тем самым более подробно проследить динамику развития национальной идентичности. Так, в статье «Мюце Pocii в дискуЫях щодо нащональноТ щентичносэт галицьких украУнщв у 1860−1867 роках (за матер1алами преси»)"28, автор, приводя целый ряд наблюдений относительно эволюции взглядов русофилов и народовцев, пришел к заключению, что на восприятие России галицийской общественностью оказывала влияние как внутренняя борьба в среде самих русинов, так и изменения в политике России и Австро-Венгрии. Тему формирования национальной идентичности Середа продолжил в другой своей статье, посвященной политической программе первой украинской партии — «Народной Рады"29. Исследователь отметил, что «ранние народовцы», деятели украинского движения 1860-х гг., мыслили в категориях, характерных для периода позднего романтизма. Они стремились к сближению с украинским движением Надцнепрянской Украины прежде всего путем развития национальной культуры и языка, перенося на галицийскую почву такие элементы украинского движения, как увлечение народной культурой и традициями казачества, внедрение нового фонетического правописания и т. д. Говоря о политической программе «ранних народовцев», Середа приходит к выводу, что она сложилась во второй половине 1860-х гг., когда из-под пера редактора журнала «Мета» К. Климковича вышел ряд статей, посвященных политическому положению русинов и перспективам их дальнейшего развития, которые Климкович связывал с Габсбургской империей. В то же время, как подчеркивает автор, несмотря на незрелость украинского движения того периода, было бы неверным недооценивать роль «ранних народовцев» в формировании украинской национальной идентичности.

Наряду с проблемой формирования национального самосознания восточнославянского населения Галиции большой интерес украинской историографии вызывает история украинских политических организаций в 1880—1890-х гг. и проблема польско-украинских отношений в этот период. Истории двух избирательных кампаний.

OA посвящена монография О. Аркуши. Автор отметила, что с началом конституционной эпохи в Габсбургской монархии открылся и новый период в истории украинского движения. Парламентская и околопарламентская деятельность стала неотъемлемой частью политической жизни галицийских украинцев на рубеже XIX—XX вв. При этом особое значение для украинцев имела работа в провинциальном Сейме. При этом О. Аркуша подчеркнула, что большое значение имела не только собственно деятельность Сейма, но и избирательные кампании, в ходе которых вырабатывались политические программы, заключались тактические союзы. Каждая кампания была своего рода срезом общественной жизни, высвечивающим интересы различных групп и их противоречия, и исследование Аркуши позволяет существенно расширить наши представления о политической ситуации в Галиции.

К проблеме польско-украинских отношений обратился Ю. Михальский, отметивший, что «австрийская государственная система ограничивала, с одной стороны, польские притязания, а с другой — давала украинцам законные возможности о 1 бороться против них». Таким образом, автор исследовал историю польско-украинского конфликта в контексте политики Вены. О том, что «украинское национально-политическое движение было фактически привязано к трону Габсбургов», писал и львовский исследователь О. Красовский32. Таким образом, польско-украинский конфликт рассматривается украинскими историками как конфликт национальных движений, поддерживаемых Габсбургами и имеющих целью создание собственных национальных государств.

Говоря о тенденциях в современной украинской историографии, безусловно, следует отметить усиление интереса к истории русофильского движения. Именно здесь особенно заметны изменения во взглядах исследователей, произошедшие за последние десятилетия. Ранее уже отмечалось, что вслед за советской историографией в первые годы независимости украинские авторы оценивали русофильство исключительно негативно, не вдаваясь в подробный анализ этого явления. В середине 1990;х гг. в украинской исторической литературе наметилась новая тенденцияисследование русофильского движения в Габсбургской монархии как составной части общего национального движения. На протяжении длительного времени украинские исследователи использовали утверждение, что еще до 1848 г. в среде «руськой» интеллигенции сложился четкий образ национальной идентичности русинов как идентичности сугубо украинской. Автоматически это накладывало на русофилов печать отступничества, причинами роста популярности их идей считались внешние факторы, прежде всего финансовая поддержка со стороны России. В то же время, внимательное и непредвзятое изучение источников привело к тому, что украинские исследователи все чаще стали рассматривать русофильское движение как закономерный этап развития украинского национального самосознания. Одним из то первых шагов в этом направлении можно назвать статью С. Макарчука, в которой автор, первоначально исходя из указанного выше тезиса, тем не менее, пришел к выводу о том, что русофильское движение было сложным и противоречивым явлением, включавшим в себя разнообразные подходы, в том числе и достаточно «украинские» по духу.

Русофильское движение как закономерный этап развития общественной и национальной мысли в восточнославянских владениях Габсбургов рассматривается в монографии О. Сухого. «Вщ русофильства до москвофшьства» 34. В ней исследователь проследил, с одной стороны, процесс оформления русофильского движения и его перехода на пророссийские позиции, а с другой, то, какое влияние на этот внешний фактор, данном случае, политика Российской империи. По мнению львовского исследователя, процесс формирования национального самосознания восточнославянского населения Галиции, в ходе которого сформировалось русофильское направление, можно рассматривать как одно из проявлений общего для большинства народов Европы процесса осмысления своей идентичности. В результате, в первой трети XIX в. «руськая» элита, осознав свою самостоятельность по отношению к полякам, одновременно почувствовала свое родство с южноили малороссийским населением соседней Российской империи, не определив при этом ни точных границ расселения малороссийского населения, ни того, чем оно отличается от великорусского. При этом автор отмечает, что ни в годы революции 1848−1849 гг., ни в последующие десятилетия отношения между сторонниками русофильской и украинской ориентации не носили конфронтационного характера, их позиции по тем или иным вопросам были нередко идентичными. Говоря о влиянии России на процесс поиска национальной идентичности среди галицийских русинов, О. Сухий, подчеркивает, что в это время ни правящие круги Российской империи, ни российское общественное мнение не сформировали единого целостного представления о Галиции. Этот регион воспринимался как часть общерусского исторического и культурного пространства. При этом именно в русофилах им виделась сила, способная поддерживать и развивать осознание общерусского единства и противостоять польскому натиску и поддерживаемому поляками украинскому направлению. В то же время, опасаясь обострения отношений с Габсбургской монархией, российские официальные круги сохраняли дистанцию в отношениях с пророссийски настроенными галичанами и основная часть контактов с ними приходилась на долю общественных, прежде всего славянских организаций.

Среди исследований украинских специалистов необходимо особо выделить статью М. Мудрого и О. Аркуши35. Отметив, что в украинской историографии русофильство является наиболее слабоизученным явлением, с которым одновременно связано наибольшее количество мифов и стереотипов, авторы стремились дать всесторонний анализ генезиса русофильского движения. При постановке проблемы авторы подчеркнули, что широко используемые в украинской литературе термины «москвофильство», «москвофилы» не соответствуют всей широте явления и не отражают полностью его содержания. По их мнению, внутри всей обширной группы деятелей общерусского направления следует выделить несколько категорий. К старорусинам Мудрый и Аркуша отнесли первую генерацию галицких общественных деятелей, чьи взгляды отличались от воззрений первых украинских активистов. Русофилами они называют представителей той части старорусинов, чьи взгляды носили пророссийский характер, к москвофилам же, по мнению авторов, следует относить ту часть галицийских деятелей, которые ориентировались не на общерусское культурное пространство, а собственно на Россию, ясно осознавали различия между.

Россией и Украиной. Группа была достаточно малочисленной и не располагала, по мнению исследователей, каким-либо влиянием в общем русофильском направлении.

Тема русофильского движения в Австрийской монархии продолжают и материалы круглого стола «Русофильство в австрийской Галиции: современные исторические исследования и уроки», состоявшегося в декабре 2000 г. в Русском культурном центре во Львове36. Особый интерес эти материалы представляют в том числе и потому, что наряду с историками Л. Зашкильняком, М. Мудрым и С. Макарчуком, в его работе приняли участие и современные львовские сторонники пророссийской ориентации Л. Соколов, С. Евсеев и др. Заметим, что представители «украинской» стороны склонны рассматривать русофильство как одно из направлений в украинском движении, которое возникло в процессе трансформации старых архаичных стереотипов мышления в условиях конституционного периода австрийской монархии. Модернизация галицкого общества неизбежно должна была привести и в итоге привела к упадку русофильского движения. Напротив, их опйоненты видят в русофильском или, как они его чаще называют, «русском» движении в Галиции закономерное явление, чья историческая гибель обусловлена была внешними, а не внутренними факторами.

Таким образом, в восприятии процесса формирования национальной идентичности восточнославянского населения Габсбургской монархии между российскими и украинскими исследователями существует принципиальная разница. Российские исследователи, как правило, рассматривают русофильское и украинское движения как альтернативные, и, соответственно, одним из основных вопросов становится вопрос о причинах кризиса русофильского направления. В свою очередь, украинские исследователи изначально трактуют национальное движение восточнославянского населения Австро-Венгрии как украинское, а русофильство рассматривается ими как один из его вариантов, возникший в ходе глубоких преобразований в галицийском общественном самосознании и неизбежно долженствующий уйти со сцены по мере складывания зрелого украинского самосознания.

Подобно российской и украинской, современная польская историография во многом опирается на идеи, возникшие еще на рубеже XIX—XX вв. В то время Галиция, где польское движение находилось в условиях более выгодных, нежели в других частях разделенной Польши, приобрела особое значение «Польского Пьемонта».

Именно поэтому польские деятели с таким вниманием относились к проблемам Галиции. При этом для тех из них, чья деятельность разворачивалась за пределами региона, Галиция представляла позитивный пример разрешения польского вопроса. Польско-русинский конфликт воспринимался ими скорее как следствие социальных, нежели национальных противоречий.

Так, Л. Василевский в книге «Современная Галиция» настаивал на том, что пример Галиции «может быть указанием на то, каким путем пойдет развитие Запада России». Касаясь сложных межнациональных отношений в крае, Василевский подчеркивал, что «польско-русинская распря действительно существует, но не следует думать, что это распря двух народностей», отмечая, прежде всего, социальный характер противоречий в крае. Василевский отрицательно отзывался об украинском движении, считая его демократизм наносным и искусственным.

В то же время польские авторы не могли отрицать растущего влияния украинского движения. Так, В. Студницкий в работе «Польша в политическом отношении от разделов до наших дней» отмечал, что «под влиянием народа с наболевшим национальным чувством среди малоруссов Галиции развилось сильное, даже шовинистическое и боевое национальное чувство. малорусские националисты пп естественно должны были направить острие своей борьбы против поляков». При этом автор отметил, что «малоруссы Галиции говорят о польском гнете, поляки и литовцы Западного края хотели бы пользоваться теми правами, которыми пользуются русины в Восточной Галиции».

Среди австрийских поляков преобладало отношение к польско-русинскому конфликту именно как к национальному. В. Фельдман, упоминая о причинах польско-русинского конфликта отмечал, что «в польском обществе русины всегда трактовались с позиции традиций Люблинской унии как интегральная часть Польши. Невозможность отрицания того, что существуют самостоятельные русинские стремления, была и есть основной проблемой в отношениях обоих народов». Также он отмечал, что влияние украинцев на внутригалицийскую ситуацию заметно возрастает.

Другой известный польский историк Ф. Буйек подчеркивал: «то, что крестьянин стал синонимом русина, а пан — синонимом поляка стало для нас фатальным"40, питательной средой для возникновения польско-русинского конфликта стали противоречия социальные, а не этнические. Упрекая русинов в недостатке культуры, невысоком уровне развития, Буйек крайне негативно отзывался об украинском движении, прежде всего о стремлении его лидеров к усилению национального и именно украинского сознания в местном населении.

Сформированная польскими авторами в начале XX в. концепция, согласно которой Галиция была, прежде всего, польской территорией, центром именно польского национального движения, а польско-русинский конфликт, носил, главным образом, социальный характер, присутствовал в польской историографии и в более поздний период, сохранив свои позиции и поныне. Следует отметить, что на протяжении многих лет польские исследования, предметом которых были бы украинское и русофильское движения в регионе, практически отсутствовали. Однако во второй половине XX в. проблема взаимоотношений народов, населявших Галицию, вновь начала привлекать внимание исследователей. Одним из первых затронул эту проблему видный польский ученый С. Кеневич, в статье посвященной формированию проавстрийских настроений в польском обществе41. Он обратил особое внимание на то, что состояние польско-украинских (русинских) отношений во многом определялось позицией Вены. По его мнению, можно проследить определенные параллели в формировании отношений Вены с активистами польского и украинского движений, которые, в свою очередь, зависели от состояния австро-российских отношений. Именно выраженная антироссийская направленность украинского движения способствовала тому, что центральное правительство начала оказывать ему поддержку, что, в свою очередь вызвало недовольство части польских активистов. Таким образом, С. Кеневич обратил особое внимание на влияние внешнего фактора, а именно австро-российских отношений, на формирование национального украинского движения в целом, и на развитие польско-украинских отношений, в частности.

Проблема польско-украинских отношений была затронута в монографии Ю. Бушко, посвященной реформе галицийской избирательной системы 42. Подробно анализируя ход сложных переговоров по этому вопросу, автор немалое внимание уделял позиции представителей украинского клуба в Сейме. Автор особенно подчеркивал желание украинских представителей сохранить куриальную систему выборов в Сейм при условии создания особой «руськой» курии, что, с его точки зрения, свидетельствовало об их стремлении гарантировать свое влияние на внутригалицийскую политику. Автор также обратил внимание на значение внешнего фактора, прежде всего, состояния австро-российских отношений в период проведения переговоров по избирательной реформе.

Проблема польско-украинских отношений рассматривалась Ю. Бушко и в другой, более поздней монографии, «Галиция 1859−1914. Польский Пьемонт?"43. Анализируя процесс формирования польского национального движения в условиях австрийского конституционализма, автор немало внимания уделил формировавшемуся в этот исторический период украинскому движению. Говоря о причинах польско-украинского конфликта, автор подчеркнул, что рост национального самосознания украинцев неизбежно привел к конфликту с польско-австрийским аппаратом власти, и тем, самым, носил объективный характер. Наряду с анализом польско-украинских противоречий, Бушко отмечал и расширение контактов между теми польскими и украинскими партиями, в основе идеологии которых лежали не националистические, а демократические или социалистические принципы.

Значительная часть польских исследователей рассматривала национальные движения в Галиции, в том числе и польско-украинский конфликт сквозь призму международных отношений. Так, украинский вопрос в контексте политики центральных держав накануне и в годы Первой мировой войны рассматривался в статье К. Левандовского 44. С точки зрения автора, требования украинских активистов поддерживались австрийскими властями во многом благодаря военным приготовлениям Австро-Венгрии. При этом он отметил, что ни украинские активисты, ни австрийские власти не задумывались о практической реализации плана создания отдельного украинского государства на территории «великой Украины» при поддержке Центральных держав. Левандовский остановился и на отношении Германии к украинскому движению, подчеркивая, что на протяжении XIX столетия представителями военных кругов не раз высказывались соображения о целесообразности поддержки украинского движения с целью распространения германского влияния на территорию Украины. Следствием этого стала поддержка, которая оказывалась украинцам со стороны Берлина.

Международный контекст национальных отношений в Галиции рассматривается также в работах известного польского историка X. Верешицкого 45. Говоря о месте украинского движения в системе международных отношений, Верешицкий отметил, что постепенно, по мере роста напряженности в российско-германских отношениях, ряд германских политиков все чаще стали склоняться к мысли использовать украинское движение в своих интересах. Русофильское движение с точки зрения автора возникло на почве консервативной старорусинской идеологии, пророссийские симпатии которой определялись необходимостью противостоять польскому натиску. При этом Верешицкий указывал, что подобные симпатии были характерны не только для русинов, но и для представителей других славянских народов Австро-Венгрии.

Тот факт, что национальные отношения в Галиции находились в прямой зависимости от международной ситуации, отметил в ряде своих публикаций В. Сулея. По его мнению, в основе польско-украинского конфликта лежало стремление обеих сторон рассматривать земли бывшей Речи Посполитой как свои исконные, не принимая во внимание интересы другой стороны 46. Как отмечает исследователь, для поляков, прежде всего, национальных демократов, украинцы не были равными партнерами в борьбе за независимость. При этом до определенного времени национальные стремления непольского населения этого региона воспринимались как возможный союзник в борьбе с царизмом при условии, что эти национальные движения не будут задевать польские интересы. Автор высказал предположение, что уверенность поляков в возможности подобного союза вытекала из того, что ряд польских деятелей рассматривал будущее устройство Польши как федерацию. Антироссийская направленность польского движения находила* как отмечает исследователь, поддержку в Вене, где, по мере обострения международной ситуации, охотно шли навстречу национальным требованиям, как поляков, так и украинцев, желая использовать их в борьбе против России.

В соответствующем ракурсе рассматривал польско-украинский конфликт и Я. Грухаля47. Он подчеркивал, что изменения ситуации на мировой арене неоднократно влияли на позицию как польских, так и украинских партийных активистов. Так, автор отметил, что ухудшение австро-российских отношений в период Боснийского кризиса вызвало беспокойство польских консерваторов, опасавшихся чрезмерного усиления украинцев. Именно поэтому польские консерваторы, в том числе и наместник А. Потоцкий, склонялись к сотрудничеству с умеренными русофилами. В то же самое время, венская администрация, опасаясь усиления русофильских тенденций, все активнее сотрудничала с умеренными украинцами, используя их как противовес расширению российского влияния в регионе. Таким образом, Грухаля пришел к выводу, что как польское, так и украинское национальные движения в Австро-Венгрии активно стремились использовать в своих интересах современную внешнеполитическую ситуацию.

С начала 1990;х гг. интерес польских исследователей к проблемам украинского движения усилился. При этом сами они отмечали, что до сих пор эти проблемы не были достаточно освещены в польской историографии. Одной из немногих работ, посвященных непосредственно украинскому движению, стала монография В. Серчика «История Украины"48, написанная в достаточно критическом по отношению к украинскому, и, в еще большей степени, русофильскому движениям, духе.

Одной из наиболее значимых работ стала монография Ч. Партача49. Автор предлагает читателю развернутую картину общественной и политической жизни Галиции в XIX — начале XX вв., делая акцент на анализе сложных взаимоотношений польского и восточнославянского населения этого региона. В центре исследования находится вопрос о причине неудач неоднократно предпринимавшихся попыток польско-украинского компромисса. Партач обратил внимание на позицию в этом вопросе венской администрации, поскольку возможность использования украинского движения в борьбе против России побудила правительство Австро-Венгрии к усилению нажима на польскую политическую элиту с требованием заключения польско-украинского соглашения. Свои причины стремиться к соглашению были и у польских, и украинских политиков, что и привело к заключению в 1890 г. «соглашения Бадени-Романчука». Тем не менее, как отметил Ч. Партач, в сущности, стороны стремились к удовлетворению взаимоисключающих пожеланий. Польская элита, идя на определенные уступки, надеялась, что украинцы откажутся от борьбы за дальнейшее расширение своих политических прав и сосредоточатся лишь на культурном развитии. Те, в свою очередь, видели в обещанном только первые шаги по пути формирования самостоятельной украинской нации. Таким образом, польско-украинское соглашение было заранее обречено на неудачу. Нельзя не отметить некоторую тенденциозность автора, который основную ответственность за эскалацию польско-украинского конфликта стремится переложить на украинскую сторону.

Проблемы непольских национальных движений затронул также 3. Фрас в монографии «Галиция"50. Характерно, что автор рассматривал национальное движение восточнославянского населения Галиции как единое, украинское, прошедшее в своем развитии несколько этапов, первым из которых был этап старорусинский или русофильский. По мнению Фраса, русофильское движение возникло, прежде всего, как результат сопротивления полонизации. Именно поэтому такое значение придавалось вопросу о языке, поскольку осознание немногочисленной русинской интеллигенцией необходимости развития собственного языка стало первым шагом на пути осознания ими своей национальной идентичности. Также автор отмечал влияние верхушки греко-католической церкви, поддерживавшей идею использования церковно-славянского языка в качестве литературного. В целом 3. Фрас охарактеризовал русофильское движение как консервативное, чуждое интересам широких масс и пришедшее в упадок в середине 1880-х гг. Возникновение собственно украинского движения Фрас отнес к 1850−1860 гг., когда на политическую арену вышло новое поколение русинской интеллигенции, осознававшее своею принадлежность к самостоятельному украинскому народу. Украинское движение, как отметил исследователь, было неоднородно по составу, что в конечном итоге привело его к расколу и созданию нескольких политических партий. Все эти противоречия были, по его мнению, закономерны и порождены теми условиями, в которых развивалось украинское национальное движение. Следует отметить, что автор рассматривает украинское движение только до момента создания политических партий, дальнейшее же его развитие было оставлено без внимания.

Одной из последних тенденций в современной польской историографии рассматриваемой проблемы является усиление интереса к русофильскому движению. Примером может послужить статья Я. Мокляка, посвященная изучению генезиса москвофильства среди галицийских украинцев51. Прежде всего, автор обратил внимание на одну из самых актуальных проблем — вопрос о терминологии. По его мнению, москвофильство как идейно-политическое направление стало результатом развития старорусинской идеологии. Если старорусины в поисках национальной идентичности обращались к временам Киевской и Галицко-Волынской Руси, то москвофилы отождествляли себя с современной им Россией. Таким образом, москвофильство является более поздним этапом в развитии пророссийской ориентации. С точки зрения Мокляка, при изучении проблем русофильства необходимо уделить особое внимание международному аспекту, прежде всего политике России в отношении Галиции. По мнению автора, этот фактор имел огромное, если не решающее значение. Именно поддержка со стороны России, причем исходившая как со стороны официального Петербурга, так и славянофильских кругов, определила то влияние, которым пользовались русофилы в галицийском обществе.

Говоря о москвофильстве, как о политическом движении, автор, тем не менее, рассматривает только период до 1880-х гг., когда в результате преследований со стороны австрийских властей, ему был нанесен значительный урон, и практически упускает целый ряд аспектов политической деятельности русофилов, разворачивавшейся уже в XX веке.

Таким образом, польская историография охватывает достаточно широкий круг проблем, так или иначе связанных с национальными движениями в Галиции. При этом можно отметить ряд наиболее характерных особенностей. Во-первых, в польской историографии, как, впрочем, и в российской и украинской, активно задействованы идеи, сформулированные еще в начале XX в., то есть непосредственно в ходе исследуемых событий. Применительно к польской историографии можно говорить о том, что Галиция рассматривается в значительной степени именно как польский регион, непольские же национальные движения воспринимаются сквозь призму польских интересов. Во-вторых, в последние десятилетия, заметно усилился интерес польских авторов к украинскому и русофильскому движениям, при этом круг затрагиваемых вопросов заметно расширяется, что, несомненно, говорит о частичном преодолении складывавшихся на протяжении многих лет стереотипов. Наконец, важно обратить внимание на проблему терминологии. Значительная часть польских авторов, если не подавляющее их большинство, говорит о восточнославянском населении региона как об украинском. Это, с одной стороны, неверно представляет сложившуюся в исследуемый период ситуацию, когда для основной массы этого населения вопрос о национальной самоидентификации еще не был решен, а с другой, характеризует русофильское движение как часть украинского, что также нельзя признать бесспорным.

Устойчивый интерес к проблемам региона проявляют и исследователи из стран, исторически с ним не связанных. Прежде всего, следует обратить внимание на англоязычную литературу. Здесь отчетливо выделяются два направления исследований. К первому можно отнести работы, посвященные истории империй, Российской и Габсбургской, чьи интересы непосредственно пересекались в Галиции, Буковине и Угорской Руси. Примером может служить фундаментальная работа Р. Канна «История Габсбургской монархии"52. Исследователь выделил несколько национальных движений, определивших, по его мнению, ход развития многонациональной монархии, среди которых он называет и национальное движение восточнославянского населения Габсбургской империи, которое он называл «рутенами» (the ruthenians). Канн акцентировал внимание на культурно-национальном развитии рутенов, подчеркивая, что именно активные контакты сторонников украинского направления в Галиции и украинофилов в Надднепрянской Украине, стали условием успешного и достаточно быстрого развития украинской национальной идеи.

Другая, более многочисленная группа англоязычных исследователей связана с изучаемым регионом происхождением. Среди них, прежде всего, необходимо выделить канадского историка Д.-П. Химку. В своих многочисленных работах он исследовал целый ряд аспектов истории Галиции. Так, в статье, посвященной истории греко-католической церкви53, Химка обратил внимание на сложные и местами противоречивые отношения греко-католической церкви и активистов национального движения. По словам исследователя, позиция греко-католических иерархов, самоустранившихся от процесса становления национального самосознания, была продиктована Ватиканом. Это привело к тому, что в конце XIX в. немалая часть деятелей национального движения (причем как украинцев, так и русофилов) отвернулись от церкви. При этом русофилы, по словам исследователя, становились «и более маргинальным, и более радикальным движением"54, тяготея к Русской Православной Церкви, а среди украинцев вообще преобладали антиклерикальные настроения. Только активная позиция митрополита А. Шептицкого, по мнению автора, помогла греко-католической церкви вновь завоевать авторитет среди деятелей украинского национального движения. Другая работа Д.-П. Химки посвящена роли галицийской деревни в становлении украинского национального самосознания55. Отмечая, что в процессах формирования национального самосознания, протекавших в Восточной Европе на протяжении XIX в., крестьянство долго играло пассивную роль, исследователь подробно проанализировал процесс вовлечения галицийского крестьянства в национальное украинское движение. Необходимо отметить, что Химка большое внимание уделил проблеме исторической альтернативы в регионе. В русофильском движении он видит реальный противовес украинскому.

Особого внимания заслуживают труды канадского ученого П. Р. Магочи. В целом ряде своих работ, прежде всего в известной монографии «Формирование национальной идентичности. Подкарапатская Русь» 5б, он рассмотрел течение этого процесса на протяжении длительного исторического периода, с 1848 по 1948 гг., анализируя его в условиях разных государственных формирований — в составе Австро-Венгрии, Чехословакии, Советского Союза. Проблеме генезиса украинского национального самосознания посвящена и другая фундаментальная работа П. Р. Магочи «История Украины» 57. В этом исследовании, охватывающем несколько столетий истории украинских земель, большое внимание уделено и австрийской их части. Автор отметил, что украинское национальное движение в Габсбургской монархии и в особенности, в Галиции прошло во второй половине XIX — начале XX вв. две стадии развития — организационную и политическую, возможные лишь в том случае, когда общество уже в полной мере осознало свою национальную идентичность. При этом П. Р. Магочи отмечает, что вопрос о национальной идентичности продолжал оставаться одним из наиболее дискуссионных вплоть до Первой мировой войны.

Проблемы формирования национального самосознания в восточнославянских землях Габсбургской империи отражены и в германоязычной историографии. Особый интерес к этой проблематике возник в последние десятилетия. Необходимо обратить внимание, прежде всего, на исследования профессора Венского университета А. Каппелера. В своей монографии, посвященной истории Украины58, он немало внимания уделяет австрийской Украине, в основном Галиции, достаточно подробно анализируя процесс формирования национального самосознания в регионе. Исследователь выделяет несколько направлений. Прежде всего, это «старорусины», чью идеологию во многом определяла позиция греко-католической церкви, стремящейся к восстановлению византийской традиции, но в то же время сохраняющей лояльность по отношению к Вене и Ватикану. Русофилов (москвофилов) автор характеризует как сторонников пророссийской ориентации, видевших в русинах часть единого русского народа, что было во многом реакцией на польское или венгерское давление. По мнению Каппелера, и старорусины и русофилы занимали тупиковую позицию, в отличие от более современного и динамичного украинского движения. Характеризуя положение галицийских русинов накануне и в начале Первой мировой войны, исследователь справедливо отмечает, что как украинцы, так и русофилы оказались «меж двух огней», фактически став орудием в руках борющихся держав. О том, что для российского правительства украинский вопрос стал инструментом взаимоотношений с Австро-Венгрией, Каппелер пишет и в другой своей работе, посвященной Российской империи59. Несомненный интерес также представляет одна из статей А. Каппелера60, в которой автор сопоставляет условия и этапы эволюции украинского национального самосознания, проводя при этом параллели с аналогичными процессами других славянских народов.

В фундаментальной монографии А. В. Вендлянд, посвященной истории русофильского движения в Галиции, собраны подробнейшие сведения о организациях, изданиях, отдельных деятелях этого движения, которое рассматривается ею не как реакционное и враждебное по отношению к украинской идее направление, а как важная составная часть поиска украинской национальной идентичности 61. По мнению исследовательницы, русофильское движение возникло как реакция на усиление польского влияния в Галиции. При этом автор отметила, что русофилы, кроме относительно небольшой группы радикально настроенной молодежи, появившейся на рубеже XIX—XX вв., стремились к созданию общерусского культурного пространства, основанного на культурном наследии Киевской Руси, идеальной моделью для них была Slavia Ortodoxa. Консерватизм русофилов, по мнению А. В. Вендлянд, проявлялся и с том, что значительная их часть была лояльно настроена как к Габсбургам, так и к Романовым, придерживаясь билоялистской концепции. Общий вывод, к которому пришла А. В. Вендлянд, состоит в том, что русофильство нельзя рассматривать как явление, враждебное украинской идентичности, но, напротив, оно является одним из направлений украинского консерватизма.

Таким образом, проблемы политического развития восточнославянских земель Габсбургской монархии, складывания здесь двух национальных движений постоянно привлекали к себе интерес исследователей. В то же время, ряд важных моментов не нашел еще достаточного освещения в историографии. Прежде всего, недостаточно разработана идея исторической альтернативы этнических процессов. Слабая изученность данного аспекта связана с тем, что авторы, как правило, концентрируются на изучении одного из противоборствующих течений, не рассматривая их параллельного развития и взаимодействия. Другой недостаток состоит в том, что изучаемые национальные движения в регионе, а также влияние на них внешних факторов рассматривается без учета исторической динамики. Между тем, и украинское, и русофильское движения были движениями развивающимися, переживающими как подъемы, так и острые кризисы. То же можно сказать и о влиянии на их эволюцию совокупности внешних факторов.

Актуальность темы

диссертации определяется: значимостью влияния внешних факторов на процесс формирования национальной идентичности восточнославянского населения региона, недостаточной изученностью проблемы, очевидной необходимостью пополнить историографию исследованием, основанным на известных и новых источниках, с учетом современного состояния исторической науки.

Объект исследования — процесс формирования национальных движений восточнославянского населения Восточной Галиции в начале XX в.

Предметом исследования являются внешние факторы этнополитической дифференциации восточнославянского населения австрийской Галиции с конца XIX в. до начала Первой мировой войны.

Целью диссертации является определение степени влияния внешнеполитического фактора, прежде всего, отношений России и Австро-Венгрии, на судьбы украинского и русофильского движений в Галиции, и, одновременно, влияния, оказывавшегося этими движениями на состояние австро-российских отношений. Для этого необходимо провести возможно более полную реконструкцию процесса, исследовать их интеграцию в политическую жизнь провинции и Габсбургской империи в целом, их реакцию на политический курс региональной элиты и центральной венской администрации.

Данная цель определяет следующие задачи исследования: выделить основные этапы партийного структурирования украинского и русофильского движений, определить основные тенденции в их развитии, охарактеризовать уровень их взаимодействияпроанализировать тактику организации борьбы за реализацию своих задач украинских и русофильских структуропределить уровень их политической активностиизучить взаимоотношения украинского и русофильского движений с галицийской администрацией и центральными властямираскрыть роль и влияние внешнеполитического фактора, прежде всего, австро-российских отношений, на судьбы украинского и русофильского движенийизучить характер и степень воздействия на эти движения государственных ведомств и общественности Российской империи.

Хронологические рамки исследования охватывают период с конца XIX в. до середины 1914 г. В это время украинское и русофильское движения вступили в политическую фазу своего развития, создав организации, способные отстаивать интересы восточнославянского населения на провинциальном и общеимперском уровнях. Влияние внешнего фактора, прежде всего, отношений между Российской империей и Австро-Венгрией, в этот период значительно усилилось и во многом стало определять дальнейшую эволюцию обоих изучаемых национальных движений. Нижней хронологической границей исследования являются 1898 г., события которого стали отправной точкой формирования новых политических структур: Украинской национально-демократической партии, ставшей лидером украинского движения в Габсбургской империи, и Русско-народной партии, возглавлявшей русофильское движение. Верхней хронологической границей является лето 1914 г., когда началась Первая мировая война. В исследование включен экскурс в историю формирования национального движения восточнославянского населения во второй половине XIX’в.

Территориальные рамки исследования определяются границами Королевства Галиции и Лодомерии — одной из провинций Габсбургской империи. Также в исследовании упоминаются и другие части монархии — Буковина и Угорская Русь, где также проживало восточнославянское население.

Научная новизна работы определяется тем, что автор впервые рассматривает совокупность внешних факторов, повлиявших на развитие двух самостоятельных национально-политических движений восточнославянского населения Галиции, определяя степень их воздействия. Также впервые исследуется проблема влияния самих национально-политических движений на состояние отношений между Россией и Австро-Венгрией в годы, предшествовавшие началу Первой мировой войны. Впервые вводится в научный оборот ряд новых документов, с помощью который предпринимается попытка переосмыслить существующие в современной науке представления, предложить оригинальную авторскую интерпретацию изучаемых событий.

Источниками для написания диссертационного исследования явились материалы различного характера: архивные документы из фондов ряда российских и зарубежных архивов, стенограммы Государственной Думы Российской империи, опубликованные воспоминания общественных и политических деятелей Галиции, публицистика и периодическая печать 1900;1914 гг. Целый ряд архивных документов введен в научный оборот впервые.

Важное значение для исследования имеют материалы российского внешнеполитического ведомства, хранящиеся в Архиве внешней политики Российской империи (АВПРИ). Среди них следует, прежде всего, выделить записки и обзоры российских послов в Вене — Л. П. Урусова, М. Н. Гирса и Н. Н. Шебеко, а также поверенного в делах посольства в Вене С. Н. Свербеева. В записках был дан подробный анализ современного положения украинского и русофильского движений, история их возникновения и развития, а также их отношений с провинциальной и центральной властями. Необходимо при этом выделить несколько характерных особенностей этого вида источников. Прежде всего, эти документы отражали позицию как российского посольства в Вене, так, в определенной степени, и всего российского внешнеполитического ведомства. Поэтому оценки, даваемые национальным движениям, в особенности, украинскому, были, в определенной степени, предопределены заранее. При этом, составлявшие записки сотрудники посольства в Вене, как правило, не имели опыта личных наблюдений в регионе и пользовались предоставленными им сведениями с мест, материалами прессы. Тем не менее, они с большим вниманием следили за работой общеимперского парламента, за изменениями во внутренней политике Габсбургской империи, в том числе и за тем, какую роль играет в ее внутренней политике и то или иное национальное движение. Возможно, поэтому в этих обзорах большее внимание уделялось именно положению русофильского и украинского движений в империи, нежели их внутреннему развитию. Весьма информативны обзоры и записки корреспондентов С.-Петербургского Телеграфного агентства (СПбТА) В. П. Сватковского и С. П. Колосова. В них немалое внимание уделялось национальным движениям, в том числе польскому, украинскому и русофильскому. В целом эти материалы содержат ценную и обширную информацию относительно развития в регионе национальных движений. Записки корреспондентов СПбТА отличает высокий уровень информированности их авторов, глубокое знание специфики региона.

Большое значение для раскрытия темы имеет такая группа источников как переписка учреждений МИД в Австро-Венгрии — посольства в Вене, консульств в Львове и Черновцах с Министерством иностранных дел. К этой группе также относиться переписка между руководством МИД, руководителями других ведомств и участниками общественных организаций, прежде всего, «Галицко-русского общества», о целесообразности поддержки «русского дела» в Австро-Венгрии. Анализ этой группы источников дает возможность проследить за изменениями в отношении руководства МИД и его представителей в Австро-Венгрии к национальным движениям в регионе.

В работе использовались также материалы военного ведомства, хранящиеся в Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА), прежде всего, донесения русских военных агентов в Вене, полковников М. К. Марченко и М. И. Занкевича. Отдельную группу источников составляют донесения разведывательного отделения штаба Киевского военного округа. Основное внимание в этих донесениях сосредоточено на борьбе с распространением в пределах Российской империи националистической польской и украинской пропаганды. Основой для составления этих донесений служили, в том числе, и сведения, добытые агентурным путем. В целом, оценивая эту категорию источников, можно отметить, что представители военного ведомства рассматривали национальные движения в Австро-Венгрии, в особенности в регионах, имеющих общую границу с Россией, прежде всего с точки зрения национальной безопасности.

В исследовании также были использованы материалы, хранящиеся в варшавском Главном Архиве Старых Актов (Archiwum Glywny Akt Dawnych). Это документы, находящиеся в фондах австрийских министерств — Юстиции, Внутренних дел, содержащие в основном сведения о деятельности общественно-политических организаций русинов, их взаимоотношениях с властями, контактах с единомышленниками в России. Изучение данной группы источников позволяет более объективно взглянуть на политику центральных и провинциальных властей по отношению к национальным движениям восточнославянского населения Галиции.

В работе были использованы опубликованные документы украинских и русофильских организаций 62. Также в работе использовались стенограммы заседаний российской Государственной Думы, депутаты которой в своих выступлениях не раз обращались к проблеме национальных отношений в Галиции.

Отдельную группу источников составляют мемуары лиц, имеющих отношение к истории национальных движений в Восточной Галиции. Особый интерес представляют воспоминания наместника Галиции в 1908;1913 гг. М. Бобжиньского б4. Будучи профессиональным историком, он сумел привлечь дополнительные материалы и с их помощью воссоздать подробную картину общественно-политической жизни в регионе. Большое место в своих мемуарах Бобжиньский отвел проблеме польскоукраинского противостояния в регионе. Будучи по своим убеждениям консерватором, Бобжиньский стремился сохранять максимальную объективность, отмечая всю сложность национальных отношений в регионе. В целом, воспоминания М. Бобжиньского позволяют лучше понять позицию, занимаемую галицийской администрацией, проследить ее взаимоотношения с имперским центром и с национальными движениями в самом регионе.

Не меньшее значение имеют и воспоминания деятелей украинского движения. Прежде всего, это воспоминания одного из лидеров украинского движения в Австро-Венгрии К. Левицкого"65. Написанная в 1920;х гг., эта работа представляет несомненный интерес, прежде всего благодаря той роли, которую их автор сыграл в развитии украинского движения в Австро-Венгрии. Особый интерес представляют воспоминания Левицкого о контактах украинских политиков с представителями венского правительства, а также встречах с императором Францем Иосифом. В целом, Левицкий доказывал глубоко народный, демократический характер украинского движения, отмечая, что именно в массах сельского и городского населения черпало оно свою силу и, напротив, неверие в силу собственного народа и стало питательной средой для галицийского русофильства.

Использовались в работе и «Автобиография» М. Грушевского66, в значительной своей части посвященная именно галицийскому периоду его деятельности. В «Автобиографии» Грушевский вспоминал не только о своей научной и педагогической деятельности в Львовском университете, но также и о деятельности в качестве одного из организаторов Украинской национально-демократической партии, основателя журнала «Литературно-научный вестник».

В исследовании использованы также воспоминания одного из руководителей австрийской контрразведки М. Ронге 67 в той их части, которые освещают политику австрийских властей по отношению к галицийским русофилам накануне и в первые месяцы Первой мировой войны.

В работе также использовались работы публицистического характера, входившие как в России, так и за ее пределами. Так, в 1898 г. отдельным изданием о вышла статья «Литературное и политическое украинофильство» одного из лидеров русофильского движения О. Мончаловского. Автор статьи четко разграничил культурное и литературное украинское движение, в котором видел важный элемент развития национального самосознания и движение чисто политическое, преследующее узкие партийные интересы. В свою очередь Мончаловский выдвинул идею развития национального самосознания галичан, основанную на постепенной интеграции самобытной галицийской культуры и культуры общерусской. Уже. в годы Первой мировой войны вышли одним изданием очерки О. Мончаловского «Положение и нужды Галицкой Руси» и Д. А. Маркова «Русская и украинская идея в Австрии» 69.

Большое значение для анализа формирования и развития идеологии украинского движения в первые десятилетия XX в. имеет изучение публицистических работ его представителей. Особое место в этом ряду занимают работы М. С. Грушевского. Будучи одним из основных идеологов украинского движения, он сформулировал свое понимание места и роли австрийской Украины, и, прежде всего Галиции, в статьях, опубликованных им в журнале «Литературно-научный вестник».

•7Л.

ЛНВ), а затем и ряде сборников. Большое внимание Грушевский уделял одной из наиболее острых проблем того времени — польско-украинским отношениям11. Несмотря на значительный авторитет Грушевского, его отношения' с галицийскими украинцами были весьма неровными. После целого ряда конфликтов Грушевский п-у выпустил брошюру «Наша пол^ика», в которой жестко критиковал своих оппонентов, упрекая их в том, что ради сиюминутных политических интересов они пренебрегают интересами соборной Украины.

Большой интерес представляет и точка зрения крупного украинского поэта, драматурга и общественного деятеля И. Я. Франко. Среди его обширного публицистического наследия можно выделить несколько статей, непосредственно посвященных проблемам национальных движений в Галиции73. К современным проблемам украинского движения в Австро-Венгрии и роли Галиции в его развитии обращались также и другие активисты, в том числе А. Вахнянин 74, В. Будзиновский75.

Немало писали о проблемах Галиции и Подкарпатской Руси в целом и представители славянского движения в России. Среди них необходимо отметить прежде всего В. А. Бобринского, активного деятеля Славянского благотворительного общества в Санкт-Петербурге и Галицко-русского благотворительного общества. Он изложил свои впечатления в небольшой работе «Пражский съезд. Чехия и Прикарпатская Русь"76. Будучи сторонником идеи общерусского единства, он отмечал, что «русское дело» в Галичине находится в сложном положении и без активной помощи со стороны Российской империи эта ситуация еще более усугубится.

С аналогичных позиций выступали П. Е. Казанский, Е. И. Витте .

Проблемы, связанные с развитием национальных движений в Галиции, в том числе и проблемы национальных взаимоотношений не раз поднимались на страницах русской прессы: газет «Новое время», «Русь», «Славянские известия», «Речь», журналов «Московский еженедельник» «Известия С.-Петербургского Славянского благотворительного общества». «Киевская старина». Особое место в этом ряду занимает украинский журнал «Литературно-науковий вюник» (Литературно-научный вестник, ЛНВ), начавший выходить в 1898 г. во Львове, а с 1907 г. издававшийся в Киеве. Одной из основных задач издания было объединение украинского движения по обе стороны австро-российской границы, поэтому в журнале в равной степени освещались проблемы украинского движения, как в Галиции, так и в российской части Украины.

В целом выявленный комплекс источников можно считать репрезентативным для решения поставленных исследовательских задач. Обширный корпус официальных документов позволяет определить основные принципы формирования российской политики в отношении национальных движений Галиции, материалы периодической печати и источники личного происхождения дают возможность нарисовать реальную картину происходившего.

ПРИМЕЧАНИЯ.

1 Бобринский В. А. Пражский съезд. Чехия и Прикарпатская Русь. СПб., 1909.

2 Гумецкий И. И. Значение русского Прикарпатья для России. Прикарпатье будущего второе Приамурье для России, в предстоящей борьбе с вероломною Западною Европою. СПб., 1904.

3 Щеголев С. Н. История украинского сепаратизма. М., 2004.

4 Щеголев С. Н. Указ. соч. С. 431.

5 Аристов Ф. Ф. Карпато-русские писатели. Т. 1. М., 1916.

6 Погодин A.JI. Зарубежная Русь. Пг., 1915.

7 Мончаловский О. А. Положение и нужды Галицкой Руси 11 Д. А. Марков Русская и украинская идея в Австрии. Пг., 1915; Купчанко Г. Галичина и ей русски жители. Вена, 1897. Свистун Ф. Прикарпатская Русь под владением Австрии. Т. 1−2. Львов, 1895.

8 Геровский А. Галерея украинских вождей в Австрии. Свободное слово. 1960, № 19.

24. http://www.ukrstor.com/.

9 Пичета В. И. Исторические судьбы Западной Украины и Западной Белоруссии. М., 1939.

10КравецМ.М. До питания про Русько-украшську радикальну партпо у Схщног Галичиш у 90-х роках XIX ст. // 3 icTopii захщноукра’шских земель. Вип. 2. Кшв, 1957.С. 124−141. пМалкинВ. Русская литература в Галичине. Львов, 1957; Он же. Первая русская революция и активизация руссофильского движения в Галиции. Львов, 1956.

Пашаева Н. М. Очерки истории русского движения в Галичине XIX—XX вв. М., 2001.

Пашаева Н. М. Указ. соч. С. 79.

14 Савченко В. Н. Восточная Галиция на исторической перепутье. 1910 — начало.

1920;х гг. // Регионы и границы Украины в исторической ретроспективе. М., 2005. С.133−189.

15 Миллер А. И. «Украинский вопрос» в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIX в.). СПб., 2000.

16 Миллер А. И. «Внешний фактор в формировании национальной идентичности галицийских русинов» // Австро-Венгрия: интеграционные процессы и национальная специфика. М., 1997.С. 68−75.

17 Михутина И. В. Украинский вопрос в России (конец XIX — начало XX в.) М., 2003.

18 Бахтурина А. Ю. Политика Российской империи в Восточной Галиции в годы.

Первой мировой войны. М., 2000. 19Грушевский М. С. Украинский Пьемонт// Освобождение России и украинский вопрос, СПб., 1907. С. 115−120- Движение политической и общественной украинской мысли в XIX веке. СПб., 1907; К польско-украинским отношениям Галиции. Киев, 1905; 3 б1жучо-1 хвЫ. КиТв, 1906. 20Грушевский М. С. Украинский Пьемонт. С. 117.

21 Лисяк-Рудницъкий I. Украшщ в Галичиш шд австршским пануванням // Лисяк.

Рудницький 1.1сторичш есе. Т. 1. Кшв, 1994. С. 413¹⁵⁰.

22 Лисяк-Рудницъкий I. Указ. соч. С. 426.

23 Шлемкевич М. Галичанство. Льв1 В, 1997.

24 Грицак Я. Нарис icTopii' Укра’ши. Формування модерно!' украшско! наци ХЕХ-ХХ столггтя. Ки1 В, 2000.

25 Зашкшъняк. JI. Начало связей М. С. Грушевского с Галичиной. 1885−1894 // Михайло.

Грушевський i Захщна УкраТна: Доповцц i повщомлення науково!" конференцй' (м. Льв1 В. 26−28 ж. 1994 р.). Льв1 В, 1995. С. 19−24.

Чорновол I. М. Грушевський и проблема галицько-руського tertium.// Михайло Грушевський i Захщна Украша: Допов1д1 i повщомлення науковоТ конференцп (м. Льв1 В. 26−28 ж. 1994 р.). Львш, 1995. С. 21−23.

27 Шаповал Ю., Верба I. Михайло Грушевский. Кшв, 2005.

28 •.

Середа О. Мюце Pocii в дискус1ях щодо нацюнально'1 щентичносп галицьких укра’шщв у 1860−1867 роках (за матер1алами преси) // Россия — Украина: история взаимоотношений. М., 1997. С. 157−171.

Середа О. Нацюнальна свщомють i полггична програма раншх народовщв у Схщшй Галичин! (1861−1867)// Вюник Льв1вського университету. Сер1я 1сторична. Вип. 34. Льв1 В, 1999. С. 199−214.

30 Аркуша О. Галицький Сейм. Виборч1 кампании 1889 и 1895 pp. Льв1 В, 1996.

31 Мггхальский Ю. Польска суспшьшсть та укра’шьске питания у Галичин! у перюд сеймових вибор1 В в 1908 р. // 3 icTopii" польско-украшьских стосуншв. Льв1 В, 1997.

32 КраЫвський О. Галичина у nepmiM чверт1 XX стол1ття. Проблеми польскоукра’шських стосунюв. Льв1 В, 2000. С. 41.

33 Макарчук С. Москвофшьство: витоки та эволющя ще!' (середина XIX ст. — 1914 р.) //.

Вюник Льв1вського ушверситету. Сер. 1сторична. Вип. 32. Льв1 В, 1997. С. 82−98.

34 Сухий О. Вщ русофшьства до москвофшьства (рос1йський чинник у громадськш думц! та сусп1льно-пол1ТичЕЮму жити галицьких украшц1 В у XIX столггп). Льв1 В, 2003.

35 Аркуша О., Мудрий М. Русофшьство в Галичиш на середин! XIX — на початку XX ст.: генеза, етапи розвитку, свггогляд // BicimK Льв1вського университету. Сер1я юторична. Вип. 34. Льв1 В, 1999. С. 231−269.

36 Русофильство в австрийской Галиции: современные историческиеисследования и уроки. По материалам круглого стола 02.12.2000. Сост. А. В. Труханенко. Львов, 2000;2002.

37 Василевский Л. Современная Галиция. СПб., 1900. С. 3.

•7 о.

Студнгщкий В. Польша в политическом отношении от разделов до наших дней. СПб., 1907. С. 173.

39 Feldman W. Stronnictwa i programy polityczne w Galicji. 1846−1906. Krakow, 1907.

S. 339.

40 BujekFr. Galicja, kraj, ludnosc, spoleczenstwo, rolnictwo. T. 1−2. Lwow, 1908. S. 84.

41 Kieniewicz St. Orientacja austriacka w Polsce Porozbiorowiej // Roczniki Historyczne.

R. XVIII. Poznan, 1949. S. 205−207.

42 BuszkoJ. Sejmowa reforma wyborcza w Galicji 1905;1914. Warszawa, 1956.

43 BuszkoJ. Galicja 1859−1914. Polski Piemont? Warszawa, 1989.

44 Lewandowski K. Sprawa ukrainska a panstwa centralne w latach 1914;1916// Studia z dziejow ZSRR i Europy Srodkowej. T. 8. Wroclaw, 1972. S. 25−36.

45 WereszyckiH. Koniec sojuzu trzech cesarzy. Warszawa, 1977; Wereszycki H Pod berlem.

Habsburgow. Zagadnienia narodowosciowe. Wyd. 2. Krakow, 1986.

46 Suleja W. Kresy Wschodnie w mysli polityczniej polskiej irredenty w okresie popowstaniowym 1864—1914// Mi^dzy Polsk^ etniczn^ a historiczn^. Wroclaw-Warszawa, 1988. Plany rozwiqzania austro-polskiego w latach 1866−1913 // Studia z dziejow XIX i XX wieku. Wroclaw, 1993. S. 3−35.

47 GruchalaJ. Polityka zagraniczna Austro-Wi?gier a stosunki polsko-ukrainskie (1908.

1914) // Studia z dziejow ZSRR i Europy Srodkowej. Т. XXIV. Wroclaw, 1988. S. 3553.

48 Serczyk Wl. A. Historia Ukrainy. WroclawWarszawaKrakow, 1990.

Partacz Cz. Od Badeniego do Potockieg o. Stosunki polsko-ukrainskie w Galicji w latach 1888−1908. Torun, 1996.

50 FrasZ. Galicja. Wroclaw, 1999.

51 MoklakJ. Geneza moskalofilstwa wsrod Ukraincow Galicyjskych// 3ycTpi4i — Zustriczi.

Warszawa, 1991.№ 1. S. 117−125.

52 Kann R. A. History of the Gabsburg Empire. 1526−1918. Berkly, 1974.

53 Himka J-P. The Greek Catholic Church and the Ukranian Nation in Galicia // Religious.

Compromise, political Salvation: the Greek Cathlic Church and Nation Building in Eastern Europe. Pittsburg, 1993. P. 7−27.

54 Himka J-P. The Greek Catholic Church and the Ukranian Nation in Galicia. P. 24.

55 HimkaJ.-P. Galician Villagers and the Ukranian National movement in the Nineteenth century. Edmonton, 1988.

56 Magocsi P.R. The Shaping of National Identity. Subcarpatian Rus'. 1848−1948. London,.

1978.

57 Magocsi P. R The History of Ukraine Seatle, 1996.

58 Kappeler A. Kleine Geschichte der Ukraine. Miinchen, 1994.

59 Каппелер А. Россия как многонациональная империя. Возникновение, история, распад. (Пер. с немецкого). М., 2000. С. 254.

60 Каппелер А. Нацюнальний рух укра’шщв у Pocii' та Галичиш: спроба пор1вняння//.

Укра’ша: культурна спадщина, нащональна свщомють, державнють. М1жв1домчий зб. наук, праць. Вип. 1. Кшв, 1994. С. 104−119.

61 WendlandA.V. Die Russophilen in Galizien. Ukrainische^Conservative zwishen Osterreich und Russland, 1848−1915. Wien, 2000. Вендланд A.B. Русофшьство: ще один украТнський проект? Зауваги про невтшене прагнення // Незалежний культуролопчний часопис «Г. № 18. 2000. УкраГна, Рос1я, Бшорусь: три проекта.

62 Нацюнальш процеси в Укра’штстор1я i сучаснгсть. Документи i матср1али.

ДовщникЛ. 1. Ки1'в, 1997; Съезд мужей доверия русско-народной партии и ее организация. Львов, 1900.

63 Россия. Государственная Дума. Созыв Ш-й. Сессия 1. Стенографические отчеты.

1907 г.- Россия. Государственная Дума. Созыв Ш-й. Сессия 5. Стенографические отчеты. 1911 г.- Россия. Государственная Дума. Созыв IV-й. Сессия 1. Стенографические отчеты. 1913 г.- Россия. Государственная Дума. Созыв IV-й. Сессия 2. Стенографические отчеты. 1914 г.

64 Bobrzynski М. Z moich pami^tnikow. Wroclaw-Krakow, 1957.

65 Левицкий К. 1стор1я полггично1 думки галицьких укра’шщв. 1848−1914. На шдстав1 спомншв. Льв1 В, 1926.

66 Грушевский М. С. Автобиография. 1906 г. // Великий украинец: мaтepiaли з життя та д1яльноси М. С. Грушевского. Кшв, 1992.

67 Роте М. Разведка и контрразведка. СПб., 2004.

68 Моичаловский О. Литературное и политическое украинофильство. Львов, 1898.

69 МарковД.А. Русская и украинская идея в Австрии // Мончаловский О. А. Положение и нужды Галицкой Руси. М., 1915.

70 Грушевский М. С. Украинский Пьемонт. Освобождение России и украинский вопрос.

СПб., 1907. С. 115−120.

71 Грушевский М. С. Движение политической и общественной украинской мысли в.

XIX веке. СПб., 1907. К польско-украинским отношениям Галиции. Киев, 1905; 3 б1жучо1 хвип. Кшв, 1906.

72 Грушевский М. С. Наша полггака. Льв^в, 1911.

Франко И. Искренность тона и искренность убеждений // Франко И. Сочинения. Т. 10. М., 1959. С. 244—59- Он же. Свобода i автоном1я// Л1тературно-науковий вюник. 1907. Т. 37. Кн. 2. С. 285−292.

74 Вахнянин А. Руска справа в роках 1891−1894. Льв1 В, 1895.

75 Будзиновский В. Руский страйк в 1902 рощ. Лымв, 1902.

76 Бобринский В. А. Пражский съезд. Чехия и Прикарпатская Русь. СПб., 1909.

77 Казанский П. Е. Русский язык в Австро-Венгрии// «Украинская болезнь» русской нации. М., 2004. С. 310−364- Е.И. де Витте. Действительность. Русский вопрос в Галичине. Почаев.1909.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Конец XIX — первые годы XX вв. вплоть до начала Первой мировой войны стали важнейшим этапом в развитии национальных движений восточнославянского населения Габсбургской монархии. Из сугубо провинциальных, не оказывающих заметного влияния не только на жизнь Габсбургской империи, но даже на ситуацию в самой Галиции, русофильское и украинское движения преобразовались в силу, способную выражать и отстаивать интересы «руського» населения, как на региональном, так и на общеимперском уровне. Рассматриваемый в диссертационном исследовании период (1898−1914 гг.) стал временем политического структурирования национально-политических движений восточнославянского населения Галиции, окончательного формирования идеологических принципов обоих движений, интегрирования их в общественно-политическую жизнь провинции и империи в целом.

Для украинского движения в этот период была характерна стремительная политизация, проявлявшаяся в создании ряда политических партий (УНДП, РУРП, УСДП), системы партийных ячеек на местах, партийной печати. Все это позволило представителям украинского движения в сравнительно короткий срок стать во главе основных массовых движений восточнославянского населения Галиции. Тем не менее, в первые годы XX в., влияние украинцев на политическую жизнь как провинции, так и Габсбургской империи оставалось еще достаточно слабым. Практически не имея представительства ни в общеавстрийском парламенте, ни в галицийском Сейме, представители украинского движения не могли реализовать накопленный ими политический потенциал. Ситуация изменилась после принятия в 1907 г. нового избирательного закона в Габсбургской империи, что позволило представителям восточнославянского населения создать собственные парламентские представительства. Депутаты «Украинского клуба» заняли активную позицию, используя максимально широкий спектр методов парламентской борьбы. Постепенно влияние представителей украинского движения на ситуацию внутри Австро-Венгрии возрастало, что, в свою очередь позволило украинцам заявлять о себе как о выразителях интересов всего восточнославянского населения империи.

Другим важнейшим направлением деятельности представителей украинского движения в Галиции была работа по его консолидации как внутри Австро-Венгрии, так и за ее пределами, однако эту задачу реализовать удалось далеко не полностью. Единый парламентский клуб, объединивший галицийских и буковинских украинцев, был создан только в 1911 г., в остальном же представители украинства в Галиции и Буковине действовали самостоятельно. Еще более сложной представлялась консолидация украинского движения в России и Австро-Венгрии. Несмотря на многолетние устойчивые контакты между представителями украинского движения по обе стороны австро-российской границы, создание единого национально-политического движения оставалось невозможным. По мере того, как украинское движение в Австро-Венгрии играло все более заметную роль в общественно-политической жизни империи, усиливалась его антироссийская направленность. Это, в свою очередь, отдаляло его от украинского движения в России. Таким образом, концепция единой, «соборной» Украины на данном историческом отрезке оставалась нереализованной.

Для русофильского движения политическая деятельность имела гораздо меньшее значение, нежели для приверженцев украинства. Главной для себя русофилы считали культурно-просветительскую работу среди населения, прежде всего сохранение и развитие местной «галицко-русской» культуры как интегральной части культуры общерусской. Тем не менее, создание украинской политической партии подтолкнуло к аналогичному шагу и сторонников общерусской ориентации, что выразилось в создании Русско-народной партии (РНП). Новая политическая структура сохранила многие архаические черты политических объединений XIX в., чьей основной задачей были подготовка и проведение избирательных кампаний. В общеавстрийском парламенте был создан немногочисленный «Русский клуб», фракция существовала и в Сейме.

Решающее значение для развития русофильского движения в изучаемый период имело расширение контактов его сторонников с представителями «Державной Руси», произошедшее благодаря участию русофилов в неославянском движении. Следствием стало стремление части русофилов к сближению не только с общерусским культурным и духовным пространством, но и с современным российским обществом. Однако «молодые русофилы», окончательно отказавшиеся от традиционного «умеренного рутенизма», не смогли встать во главе всего движения, что стало причиной раскола в.

Русско-народной партии, и, как следствие, заметного ослабления политического влияния русофилов, утраты ими основной части мандатов как в Сейме, так и в общеимперском парламенте. В то же время, радикализация части русофильского движения способствовала усилению агитационной работы, прежде всего православной пропаганды среди восточнославянского населения Австро-Венгрии.

Особое значение в условиях Галиции имели взаимоотношения национально-политических движений с провинциальными властями, иными словами, с польскими консерваторами, в чьих руках находилась административная, политическая, экономическая власть в крае. Противоречия между интересами «руського» населения и его представителей — украинского и русофильского движенйй, и населения польского, нарастали на протяжении длительного времени. С одной стороны, эти противоречия носили социальный характер и были конфликтом между крестьянской «руськой» массой и землевладельцами-поляками. С другой, по мере развития национального самосознания «руського» населения и, одновременно, развитием польского национального движения, конфликт приобретал национальный характер. Требования, выдвигаемые деятелями вначале единого «руського» движения, затем русофилами и украинцами — введение «руського» языка в систему образования, административную сферу, развитие национальной культуры, участие представителей. «руського» населения в управлении краем и, наконец, создание отдельной «руськой» провинции, противоречили основным интересам как польскогонационального движения, так и польской администрации. Для польского движения в целом, прежде националистических кругов, одной из важнейших задач было превращение Галиции в базу для восстановления польской государственности. Для польской консервативной элиты не менее важным было сохранение status quo в политической структуре края.

Наиболее сложными были польско-украинские отношения. С одной стороны, украинцы также видели в Галиции базу для развития украинской государственности, не случайно о одновременно существовали понятия «польского Пьемонта» и «украинского Пьемонта». Невозможность одновременной реализации этих проектов нациостроительства стала причиной постоянной эскалации польско-украинского конфликта. С другой стороны, растущее влияние украинского движения, его активная интеграция в политическую структуру, как края, так и Габсбургской империи в целом, наконец, поддержка, оказываемая ему центральными властями, вынудили галицийскую администрацию к поиску компромисса. Взаимоотношения польской элиты и русофилов были одновременно и более простыми, и более сложными. Отсутствие ясных политических требований в программе русофилов, их сосредоточенность на культурно-просветительской работе, и, наконец, постепенное ослабление их политического влияния, делали их менее опасными соперниками, нежели украинцы. Кроме того, значительному числу польских консерваторов импонировал консерватизм русофилов, их традиционная лояльность по отношению к Габсбургам. Восточно-галицийские консерваторы также видели в установлении конструктивных взаимоотношений с русофилами предпосылки для будущего решения польского вопроса в России. В то же время, четкая установка русофилов на сближение с Россией вызывала негативное отношение, как представителей польского движения, так и центральных властей.

Важнейшую роль в становлении и развитии национальных движений восточнославянского населения Галиции играла политика центрального правительства Габсбургской империи. Лояльность русинов по отношению к династии Габсбургов была основой для благожелательного отношения к ним со стороны официальной Вены, которая, тем не менее, не спешила удовлетворять их требования. Формирование самостоятельных национально-политических движений, русофильского и украинского, поставило перед имперским правительством вопрос о целесообразности поддержки одного из них. Первоначально, консерватизм и лояльность сторонников русофильской ориентации вызывали в Вене больше симпатий, нежели радикализм украинцев. Ситуация начала постепенно изменяться по мере того, как на рубеже 187 080-х гг. в отношениях между Австро-Венгрией и Россией стала нарастать напряженность. В первую очередь, это отразилось на судьбах русофильского движения, подвергшегося в 1882 г. достаточно жестким репрессиям. После этого отношение имперских властей к русофильскому движению оставалось прохладным вплоть до начала Первой мировой войны. Особенно негативным отношение имперских властей к русофилам стало после того, как внутри русофильского движения заметно усилились пророссийские симпатии, что в условиях усиления противостояния России и Австро-Венгрии, было для Вены неприемлемым.

Украинское движение, напротив, пользовалось в Вене все более активной поддержкой. При этом австрийским правительством преследовались две цели: создать противовес польскому влиянию в Галиции и использовать украинское движение как инструмент в борьбе против российского влияния в Галиции и других «русышх» землях Габсбургской империи. Именно под нажимом Вены был достигнут ряд компромиссных соглашений, позволивших украинцам укрепить свое положение в провинции. Это, в свою очередь, способствовало тому, что галицийские украинцы связывали с Габсбургской империей не только будущее австрийских русинов, но и будущее всего украинского народа. Мысль о том, что, в случае военного столкновения России и Австро-Венгрии, на сторону последней можно привлечь население российской Украины, не раз высказывалась лидерами украинского движения и вызывала определенный интерес в правящих кругах Австро-Венгрии. Тем не менее, официальная Вена рассматривала украинское движение в большей степени как инструмент антироссийской политики на территории самой Габсбургской империи, нежели стремилась к распространению его влияния на территорию империи Российской.

Существенное влияние на развитие национальных движений восточнославянского населения Австро-Венгрии, а также и на состояние австро-российских отношений, оказывал российский фактор, включавший как позицию в отношении русофильского и украинского движений российского общества, так и официального Петербурга. В российском общественном мнении в изучаемый период наблюдался устойчивый рост интереса к проблемам «руського» населения Австро-Венгрии и, в частности, Галиции. Все решительнее высказывалось мнение о необходимости участия России в судьбах русинов. Этот вопрос не раз обсуждались на заседаниях Государственной Думы, поднимался на страницах прессы. Представители националистических кругов настаивали на необходимости расширения помощи русофильским организациям, поддержке православного движения. Однако со стороны официального Петербурга, несмотря на то, что поддержание пророссийских настроений среди населения Галиции признавалось полезным, постоянно высказывались опасения, что подобные действия могут быть расценены Веной как вмешательство во внутренние дела Австро-Венгрии, и будут способствовать ухудшению австро-российских отношений.

Позиция официального Петербурга была во многом обусловлена позицией внешнеполитического ведомства. Оценивая национальные движения восточнославянского населения Галиции, российские дипломаты руководствовались такими критериями как отношение к России, степень политического влияния в крае и Габсбургской империи в целом, а также возможность влияния на состояние австророссийских отношений. Украинское движение, благодаря его последовательной антироссийской позиции и стремлению привлечь на свою сторону жителей российской части Украины, оценивалось крайне негативно и одной из основных задач российской политики в регионе признавалось противодействие развитию украинского движения. При этом, традиционное для российских наблюдателей восприятие украинского движения в качестве польской или австрийской креатуры сменилось признанием его самостоятельности и возрастающей роли во внутренней политике как Галиции, так и Австро-Венгрии в целом.

Одновременно сотрудники российского внешнеполитического ведомства, в целом доброжелательно относившиеся к русофильскому движению, достаточно сдержанно оценивали его перспективы и стремились избегать излишне, на их взгляд, оптимистических прогнозов. Во многом это определялось тем сложным положением, в котором находилось русофильское движение, но также большое влияние имели и традиции внешней политики Российской империи, которые предполагали сохранение нейтралитета в отношении внутренних дел соседней монархии. Таким образом, политика официального Петербурга по отношению к национальным движениям русинов Галиции предполагала противодействие развитию антироссийских настроений и распространению их на территорию самой Российской империи.

Таким образом, на развитие украинского и русофильского движений значительное влияние оказывали внешние факторы, такие как взаимоотношения с региональными элитами, центральными венскими властями, а также состояние международных отношений. Во многом именно последние два фактора, а именно позитивное отношение Вены к украинскому движению на фоне роста напряженности в австро-российских отношениях, стали причиной того, что украинское движение стало основным выразителем интересов восточнославянского населения Габсбургской империи.