Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

Научная традиция как социокультурный феномен: На примере Московской философско-математической школы

ДиссертацияПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Используется и несколько иной подход к классификации методов культурологии — по уровням их становления. Первоначальный уровень — эмпирический, основанный на сборе и описании фактического материала в рамках так называемой гуманитарной культурологии. Здесь используются традиционные полевые антропологические методы — описание, классификация, включенное наблюдение, интервью, а также… Читать ещё >

Научная традиция как социокультурный феномен: На примере Московской философско-математической школы (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Содержание

  • Глава 1. Московская философско-математическая школа как 18 научная традиция
    • 1. 1. Научная традиция
    • 1. 2. Н.В.Бугаев. Его деятельность и научное наследие
      • 1. 2. 1. Возникновение и расцвет Московского математического общества
      • 1. 2. 2. Жизнь и взгляды Н.В.Бугаева
        • 1. 2. 2. 1. Научная и общественная деятельность Н.В.Бугаева
        • 1. 2. 2. 2. Частная жизнь Н.В.Бугаева
      • 1. 2. 3. Наследие Н.В.Бугаева
        • 1. 2. 3. 1. Работа Н. В. Бугаева «О свободе воли»
        • 1. 2. 3. 2. Работа Н. В. Бугаева «Основные начала эволюционной монадологии»
        • 1. 2. 3. 3. Работа Н. В. Бугаева «Математика и научно-философское миросозерцание»
        • 1. 2. 3. 4. О возможном влиянии личных качеств Н. В. Бугаева на его философские 53 воззрения
    • 1. 3. Развитие идей МФМШ в трудах её представителей
      • 1. 3. 1. П.А.Некрасов. Его деятельность и научное наследие
      • 1. 3. 2. В.Я.Цингер. Его деятельность и наследие
      • 1. 3. 3. В.Г.Алексеев. Его деятельность и наследие
      • 1. 3. 4. JI.К.Лахтин. Его деятельность и наследие
      • 1. 3. 5. Л.М.Лопатин. Его деятельность и наследие
      • 1. 3. 6. Сравнительный анализ идей Н. В. Бугаева и П. А. Некрасова о свободе воли
      • 1. 3. 7. Оценка места и роли ММШ в истории русской мысли
    • 1. 4. Влияние идей МФМШ на философию П.А.Флоренского
  • Глава 2. Научное окружение традиции МФМШ
    • 2. 1. Критический персонализм в русской философии конца XIX — начала XX 99 веков
      • 2. 1. 1. Г. А.Тейхмюллер. Его деятельность и наследие
      • 2. 1. 2. А.А.Козлов. Его деятельность и наследие
      • 2. 1. 3. Я.Ф.Озе. Его деятельность и наследие
      • 2. 1. 4. Е.А.Бобров. Его деятельность и наследие
      • 2. 1. 5. Философия критического персонализма: ее возникновение и развитие
      • 2. 1. 6. О взаимном влиянии научной традиции Московской философско- 114 математической школы и русских философских школ
    • 2. 2. Теория психического ритма П.Е.Астафьева
      • 2. 2. 1. Жизнь и взгляды П.Е.Астафьева
      • 2. 2. 2. Критика позитивизма П.Е.Астафьевым
      • 2. 2. 3. Понятие психического ритма
    • 2. 3. О прерывности и системности в русской лингвистике и семиотике конца 124 XIX — начала XX веков
  • Глава 3. МФМШ как социокультурный феномен
    • 3. 1. Теоретическая интерпретация МФМШ ситуации в России в конце XIX — 127 начале XX веков
      • 3. 1. 1. Социокультурная обстановка в России во второй половине XIX века
      • 3. 1. 2. «Реакционность» идей Московской философско-математической школы?
    • 3. 2. Деятельность членов МФМШ в области образования
    • 3. 3. Развитие идей системности в естествознании после разгрома МФМШ 149 3.3.1 Анализ влияния идей Московской философско-математической школы на научную и философскую мысль
      • 3. 3. 1. 1. Развитие взглядов представителей Московской философско- 149 математической школы в дальнейшей истории отечественной науки
      • 3. 3. 1. 2. Влияние идей Н. В. Бугаева на зарубежную науку
      • 3. 3. 2. Критический анализ идей МФМШ с позиций современного естествозна- 152 ния
      • 3. 3. 2. 1. Критика терминологии
      • 3. 3. 2. 2. Критика позитивизма Н.В.Бугаевым
      • 3. 3. 2. 3. Критика взглядов Н. В. Бугаева на роль математики в познании окружаю- 156 щей действительности
      • 3. 3. 2. 4. Кто победил с точки зрения современных естественнонаучных воззрений 161 — позитивисты с их детерминизмом или Н. В. Бугаев со своей аритмологи
      • 3. 3. 2. 5. Может ли оказаться так, что Бугаев был во всем прав?
      • 3. 3. 4. Категория «души культуры»
      • 3. 3. 5. Пути развития идей Н. В. Бугаева 175 3.4 Концепция исчисления времени в культуре

Обоснование проблемы исследования и её актуальность.

В последнее время в гуманитарных исследованиях значительно выросла доля работ, декларирующих свою принадлежность к системному подходу либо действительно опирающихся на общую теорию систем. В связи с этим отмечается рост экспорта адаптированных теорий и методик из области математики и семиотики в область традиционных гуманитарных исследований. Характерным примером подобной тенденции, позиционирующей себя как реформирование наук о культуре, является развитие немецких социологических и культурологических школ, связанных с Берлинским научным коллегиумом, Фрайбургским Специальным исследовательским сектором (SFB), Штуттгартским Центром теории культуры, Эссенским институтом культурологии и такими персоналиями, как Никлас Луман.

Следует отметить, что не только современное состояние, но и возникновение системного подхода традиционно рассматривается в рамках истории зарубежной науки. Это объяснимо тем обстоятельством, что период институциализации системных исследований пришелся для России на период социальных конфликтов и репрессий первой трети XX века. Естественное развитие многих отраслей знания было прервано. Работы, выполненные на русском языке и не переведённые на европейские языки, были неизвестны за рубежом в том случае, если не находили «пропагандистов», таких как Р. Якобсон, открывший миру работы одних из основоположников семиотики Н. В. Крушевского и И. А. Бодуэна де Куртэне.

Основная сложность изучения истории системного подхода в исследованиях культуры заключается в необходимости перехода от исследований, основанных на идеографическом, описательно-систематизирующем методе, к проблемно-логическому методу, к обобщенному осмыслению фактов и событий в истории научной мысли и культуры, к их типологизации с использованием сравнительного анализа, к построению моделей, в том числе реконструирующих систему взглядов авторов или научных школ. Последнее обстоятельство есть следствие той исторической «недоговоренности», что характеризует насильственное прерывание развития научных исследований. Необходима также и отсылка к специальным знаниям из области математики и естественных наук.

В силу этого, разработка культурологического материала, связанного с генезисом системной теории в науке при изучении социокультурных процессов, в данный момент еще не стала полноценным направлением научной деятельности, а существует как исследовательская перспектива. Представляется, что эта перспектива касается двух направлений исследований: изучение концепций усложнения структуры и концепций прерывности развития. В истории российской науки генезис системного подхода в изучении культуры связан во многом с феноменом Московской философско-математической школы (МФМШ), объединяющим оба указанных дискурса системности.

С идеями представителей МФМШ во многом перекликаются идеи представителей философии критического персонализма в России того времени во главе с Густавом Тейх-мюллером. В отличие от идей членов МФМШ, сущность учения Г. А. Тейхмюллера могла быть инкорпорирована в традиционную историю гуманитарной науки с «литературоцентрической» позиции, то есть позиции, ориентированной на анализ в форме беллетризиро-ванного текста. Предметом исследований Г. А. Тейхмюллера был исторически сложившийся корпус философских текстов, в то время как представители МФМШ рассматривали математические модели и концепцииметодология Г. А. Тейхмюллера не имела отсылки к математическому аппарату, как у представителей МФМШ. Во многом это объясняется тем, что не только во времена Г. А. Тейхмюллера, но и позже, во время складывания догмы истории русской философии (первые две трети XX века) в российском, а особенно в советском знании не были преодолены барьеры, противопоставляющие науки о природе и науки о духе как предметные области, данные в форме законов и в форме текстов (герменевтически).

В настоящее время тексты, использующие математический язык, естественным образом рассматриваются в культурологии. Предпосылки этого мы находим еще у автора термина «культурология» Лесли Уайта: «Математические истины существуют в культурной традиции, в которую вступает при рождении индивид, и, таким образом, проникают в его сознание извне. Однако вне культурной традиции математические понятия не существуют и не имеют смысла, а культурная традиция, разумеется, не существует отдельно от человеческого рода». Поскольку язык математики относится к культурной традиции как вторичная моделирующая система, один из языков культуры, то рассмотрение культуры на базе выражающегося этим языком математического мировоззрения правомочно.

Термин «Московская философско-математическая школа» является «самоназванием», возникшим в работах учеников и последователей основателя этой школы Николая Васильевича Бугаева. Школа развивалась в период с 1880-х по 1920;е гг. и объединяла в себе три поколения исследователей. Она сложилась в среде членов Московского математического общества и преподавателей Императорского Московского университета. В школу входили специалисты в области математики, пытавшиеся, в ряду прочего, развить и перенести идеи прерывности, системности и самоорганизации в область общественных наук и наук о культуре. Несмотря на самоназвание «школа», в современном понимании термина «научная школа» МФМШ таковой не являлась по нескольким причинам. Во-первых, члены МФМШ имели совершенно различные сферы интересов (Н.В.Бугаева привлекали философские спекулятивные системы, П. А. Некрасова — социальная физика, В. Я. Цингера — биология и т. д.). Во-вторых, в среде членов МФМШ не сложился особый научный язык, характерный именно для этой группы и маркирующий ее. В-третьих, деятельность МФМШ не была формализована и институциализирована. Отсутствовали учебные курсы, связанные с изложением теории, члены МФМШ практически не ссылались друг на друга в печатных работах, не проводились общие научные собрания.

Таким образом, МФМШ представляет собой неинституциализированную форму безусловной преемственности, которую мы будем обозначать как научную традицию.

Работы Бугаева и его учеников носили ярко выраженный полемический характер, чем вызвали большой резонанс в российском обществе и целый спектр мнений: от горячего одобрения до резкой критики. Тем не менее эти работы не получили признания в гуманитарном сообществе и не вошли в популярные курсы истории философии в России. Причины этого следующие: сложность научного языка и логических построений при относительной неразработанности терминологического аппаратасвойственный многим работам тезисный характер изложения и отсутствие развёрнутой аргументациирадикализация идей в трудах некоторых последователей Н. В. Бугаева (особенно П.А.Некрасова), а также причины субъективного характера.

В советской историографии негативная оценка деятельности МФМШ была закреплена в связи с «Делом Промпартии» и разгромом статистики в РСФСР. «Эта школа Цингера, Бугаева, Некрасова поставила математику на службу реакционнейшего „научно-философского миросозерцания“, а именно: анализ с его непрерывными функциями как средство борьбы против революционных теорийаритмологию, утверждающую торжество индивидуальности и кабалистикитеорию вероятностей как теорию беспричинных явлений и особенностейа все в целом в блестящем соответствии с принципами черносотенной философии Лопатина — православием, самодержавием и народностью» («На борьбу за диалектическую математику». — М.- 1931). После окончательного разгрома в 1931 году об идеях, развивавшихся МФМШ, забыли на долгие годы. На Западе работы не были известны из-за того, что публиковались исключительно на русском языке. Мало исследован и тот научный и философский контекст, в котором стало возможным возникновение идей МФМШ.

Следует признать, что содержание высказанных Н. В. Бугаевым и его последователями идей во многом обусловлено сложной и напряженной обстановкой в России того времени. Трудно оспаривать, что разработка системного подхода была ответом на вызов времени. Активно работая в области народного образования, представители МФМШ определяли ситуацию в обществе как разрыв и рост напряжённости между социальными слоями. Рефлексия по поводу неудачи реформ 1860-х годов, стагнации в общественно-политическом развитии России, очевидная перспектива грядущих социальных катастроф выразилась в интересе к понятию «прерывность».

Несогласие с доминировавшей в науке парадигмой линейного развития, прогрессизма и эволюционизма, как источником опасного упрощения в анализе ситуации и выборе путей развития России, привело к поиску социальной альтернативы. В МФМШ рассматривали развитие как усложнение внутренней структуры, стабилизирующее систему, что может быть интерпретировано и в социальном аспекте. Здесь возможны параллели с теорией психического ритма П. Е. Астафьева, а методология представителей МФМШ с её анализом знаков, символов, их организации, созвучна идеям И. А. Бодуэна де Куртенэ.

В связи с этим необходимо отметить влияние Н. В. Бугаева на формирование литературного символизма в России. Вот что вспоминает его сын Андрей Белый (Б.Н.Бугаев): «.совпадение во взглядах и даже полемика с ним определяли круг моих интересовс ним я считался — в детстве, отрочестве, юности, зрелым мужем.».

Но формальное описание истории и интеллектуальных взаимовлияний не объясняет структуру МФМШ как социокультурного феномена. В диссертации предложена модель описания научной традиции, основанная на семиотической концепции культуры и рассмотрении общества как системы деятельностей.

В рамках системной теории Алена Турена и Николаса Лумана общество рассматривается как система действий. Научная и познавательная деятельность может описываться как подсистема, обладающая рядом свойств. Предпосылки к такому пониманию содержались ещё в старой кибернетической теории систем, например, в тезисе Эшби, утверждавшем, что системы являются энергетически открытыми, но информационно замкнутыми. В соответствии с принципом обратной связи в кибернетике и тезисом Эшли, научная деятельность может быть описана точнее, чем с использованием системы субъектно-объектных отношений. А именно, факт существования МФМШ может быть представлен как научная традиция (информационно замкнутая самоопределяющаяся система) и проекция научной традиции на совокупность социальных действий (социокультурный феномен). Понятие научной традиции как социокультурного феномена связано с принципом энергетической открытости, под которым имеется в виду наличие ресурсной базы, позволяющей существовать социальной подсистеме (информация и коммуникации, материальные и людские ресурсы и т. д.).

Объект и предмет исследования.

Объектом исследования является научная традиция как социокультурный феномен.

Предметом исследования является деятельность и творческое наследие представителей МФМШ в контексте социально-политической и культурной обстановки в России конца XIX — начала XX веков.

Степень разработанности проблемы.

Возвращение интереса к наследию МФМШ пришлось на конец 1980;х годов, когда в обществе пробудился интерес к объективному и непредвзятому изложению отечественной истории. В это время издаются руководства по истории отечественной философии, написанные эмигрантами, где для российского читателя интересующие фамилии впервые после советского времени упоминаются вне негативного контекста.

На начало 1990;х годов приходится появление первых оригинальных исследований по истории МФМШ, в том числе в новых философских словарях и энциклопедиях [181]. В работах С. М. Половинкина [168, 169, 170], В. В. Мороза [141, 142] и В. А. Шапошникова [216] анализировались некоторые идеи Н. В. Бугаева. Но данный анализ осуществлялся в основном в двух разрезах: в плане влияния этих идей на творчество отца Павла Флоренского и в плане возможности использования идей Н. В. Бугаева для философско-математического синтеза. Анализ работ представителей МФМШ в социокультурном плане пока не осуществлен. Фактически целый пласт российского научного наследия на данный момент остаётся слабоизученным.

Цель исследования и обобщенные задачи:

Целью исследования является рассмотрение истории научной традиции в области теории систем на материале истории МФМШ, что расширяет наши знания по истории гуманитарной мысли в России и создает предпосылки для дальнейшего развития культурологической теории по пути выработки целостного представления о функционировании социокультурных механизмов.

Достижение этой цели предполагает решение следующих исследовательских задач:

1. Определение понятия «научная традиция».

2. Определение историко-культурной специфики МФМШ как феномена российской научной мысли конца XIX — начала XX вв., выявление его социальной структуры.

3. Раскрытие того, что представляет собой научная традиция МФМШ как выработка специфического языка и коммуникации. В этом контексте обоснование специфичности подхода представителей МФМШ к понятию системностивыявление основных направлений и подходов анализа системности с акцентом на специфику философских и социокультурных идей в этой области.

4. Реконструкция основанной на принципе прерывности теоретической модели анализа культуры, применявшейся представителями ММФШ.

5. Актуализация и изучение накопленного в истории отечественной науки теоретического материала по выбранной теме, в том числе введение в научный оборот невостребованного прежде материала, его упорядочение и систематизация.

Источники исследования.

В качестве основных источников для исследования были выделены: более 75 работ отечественных учёных второй половины XIX — начала XX веков, официальные документы, справочные и библиографические издания, периодическая печать, статистические сборники.

Научная новизна исследования.

В диссертации предложена модель описания научной традиции и её функционирования в качестве социокультурного феномена.

Также впервые на материале работ представителей МФМШ были выявлены и проанализированы новые аспекты генезиса системного подхода в науке в России в конце XIXначале XX веков, в связи с чем в научный оборот введен значительный объем ранее невостребованного материала.

Научно-практическая значимость работы.

Сформулированные в исследовании положения, идеи и выводы могут быть использованы для дальнейшего развития системного подхода в культурологии и методологии научного анализа.

Материалы диссертационного исследования могут быть использованы в научной и преподавательской деятельности, при разработке курсов истории математики, истории русской философской мысли, истории семиотики.

Выносимые на защиту положения.

1. Научная традиция может быть интерпретирована как информационно замкнутая часть социальной подсистемы, имеющей в качестве проекции на систему социальных действий явление социокультурного феномена. Научная традиция имеет тенденцию к формированию собственного внутреннего языкаеё целеполагание актуализируется через преодоление разрыва между собой и системой социальных действий путём усложнения внутренней структуры.

2. Московская философско-математическая школа во главе с Бугаевым представляла собой научную традицию и, вместе с представителями философии критического персонализма в России, была одним из основоположников системного подхода в естественных и гуманитарных науках.

3. Формированию философских идей Н. В. Бугаева способствовала сложная социокультурная обстановка в России во второй половине XIX веканеприятие разрыва между субкультурами интеллигенции и народа, кризис системы государственного управления привели Н. В. Бугаева к идее единой государственной «монады" — надежда на исправление ситуации путем реформы образования привела к формулированию законов «монадологи-ческой косности и солидарности».

4. Методологической предпосылкой выработки системного подхода к изучению культуры являлась математическая теория прерывных функций, обобщенная Н. Бугаевым в концепцию аритмологии.

5. Одним из наглядных проявлений прерывности в обществе и культуре являлась, по мнению представителей МФМШ, система образования. Это нашло свое выражение как в общем определении ситуации в образовании, так и, к примеру, в классификации типов школ П. А. Некрасовым.

Теоретические и методологические основы исследования.

Методологическую базу исследования составляет комплексный, интегративный подход, связанный с общей теорией систем, семиотикой и эпистемологическим конструктивизмом.

В этой связи культура рассматривается в первую очередь как связующая структура, соединяющая символический мир смысла с отношениями индивидуального опыта, образуя для современников единое пространство жизненного опыта.

В ходе исследования применялось несколько методов. При работе с источниками автор руководствовался задачами непредвзятого феноменологического анализа и старался избегать применения готовых теоретических и идеологических шаблонов при прочтении текстов. Данный метод подразумевает также наличие нескольких языков описания. Так, для изучения текстов Н. В. Бугаева требуется большее привлечение математического языка, для работ В. Я. Цингера — языка естественных наук, отца Павла Флоренскогобогословия.

Также автор прибегает к методу философской герменевтики. Последний используется там, где стоит задача прочитать, к примеру, Н. В. Бугаева через П. А. Некрасова и Некрасова через Бугаева. Привлечение большого объема материала подразумевает использование метода историко-философской компаративистики, который требует сопоставления различных философских воззрений в контексте эпохи.

В исследовании понятие системности рассматривается как совокупность следующих положений: нелинейность — сумма частей не всегда равняется целомуналичие доминант — состояние целого, формально зависящее от очень большого числа факторов, определяется лишь малым их числомсуществование конечного набора устойчивых положенийцелое может находиться лишь в нескольких устойчивых состояниях.

В исследовании используется единство предмета и метода исследования: идеи представителей МФМШ близки идеям общей теории систем, поэтому для изучения идей представителей МФМШ в определенном смысле предпочтительно применить системный подход.

Никто не станет спорить с утверждением, что культура — очень сложный объект, особенно при широком понимании феномена культуры как всего неприродного, искусственного мира [73]. Фактически культура или даже какая-то небольшая её часть или аспект представляют собой очень сложную системуинформация о структуре и внутренних связях между элементами этой структуры нам или недоступна, или не поддаётся формальному описанию с использованием традиционных методов.

Изложенные обстоятельства убеждают в том, что вопросы методологии культурологического исследования являются очень важными.

При изучении сложных систем целесообразно применение принципа, который назовем принципом метаисследования.

Этот принцип был сформулирован автором этой работы путем размышлений, мысленных экспериментов и наблюдений. Полное теоретическое обоснование целесообразности их применения представляется затруднительным, частичное обоснование имеется в работах автора. Подробное же изложение этих размышлений и мысленных экспериментов может перегрузить данную работу деталями, поэтому оно выведено за ее пределы. Вместо обоснований для пояснения сути вопроса будет лишь приведен некий ассоциативный ряд.

Первая часть принципа заключается в следующем. С позиций математики культура, как любая сложная система, может быть рассмотрена в виде модели, поведение которой задаётся огромным количеством переменных и колоссальным количеством связей между этими переменными. Она в принципе может быть описана с помощью системы нелинейных уравнений. На практике оказывается, что составить подобную систему, а тем более решить вряд ли когда-нибудь удастся. Несмотря на это, математика может оказаться полезной даже в этой ситуации.

Система нелинейных уравнений в многомерном пространстве описывает некоторую многомерную поверхность. Эта поверхность очень сложна, но математики научились рассматривать такие поверхности, даже не решая уравнений. Они доказали, что качественное поведение поверхности, описываемой сложной системой уравнений, определяется конечным числом определенных точек, которые называются особыми. Существует раздел математики, называемый топологией, который описывает сложные поверхности на основании информации об особых точках. Математики доказали, что топологическая структура зависит не от всех особых точек, а только от некоторых, самых важных, которые называются устойчивыми, потому что они не исчезают при микроскопически малом изменении начальных условий, системы координат и параметров системы. Чтобы рассматривать только эти существенные особые точки, математики придумали термин, возможно не слишком удачный, «шевеление» [84]. Если «пошевелить» систему, то есть чуть-чуть изменить начальные условия, параметры системы или систему отсчета, то все малозначимые особенности исчезают, и остаются только самые важные [17].

Самое существенное и самое интересное, что этот факт не зависит от свойств системы, справедлив для любых, самых сложных систем.

В разделе математики, который называется «комплексным анализом» рассматриваются свойства функций, заданных на множестве комплексных чисел. Несмотря на «мнимость» подобных функций они оказались исключительно полезными в изучении функций действительного переменного, теории чисел и других разделах математики. Был даже введён термин «комплексификация», обозначающий переход от функции действительного переменного к соответствующей функции комплексного переменного. Функции комплексного переменного, которые являются дифференцируемыми много раз, называются голоморфными. Они обладают интересным и важным свойством — их значения могут быть экстраполированы с малой области на всю область голоморфности. Но если в одной точке (или в нескольких) функция теряет голоморфность (например, вообще не определена), то такая функция называется мероморфной в области. В этом случае поведение функции определяются поведением именно около особых точек, то есть для решения задачи экстраполяции достаточно значения функции в малых окрестностях особых точек.

При использовании системного подхода в культурологии вышеизложенное означает следующее. Если мы хотим избежать случайных ошибок, если мы намерены рассматривать не частные, редко встречающиеся и быстро исчезающие явления, то во время наблюдения и описания мы должны «шевелить», то есть немного менять сам объект, под которым понимается культурологический текст (то есть текст в обобщенном понимании этого слова: обычный текст, последовательность знаков, символов, музыку, танец, творения искусства), менять начальные условия, то есть наблюдающего субъекта и систему координат, а также метод наблюдения.

Изучаемый объект мы можем изменить, допустим, заменяя отдельные слова или элементы синонимами или меняя последовательность слов или элементов. Мы можем варьировать метод исследования, так как культурологией их накоплено множество. Но как мы можем изменить субъекта наблюдения?

Можем, если он сам захочет измениться. Мы попросим его изменить свою точку зрения, степень предвзятости, эмоциональный настрой, мы попросим его сыграть другую роль, поучаствовать в игре.

При культурологическом исследовании мы не можем до конца понять культурологический обобщенный текст по следующим причинам:

— как вербальные, так и невербальные языки часто многозначнынужное значение слова или символа выбирается из контекстаесли контекст утерян или недоступен, неоднозначность остается, и это приводит к ошибкам в интерпретации;

— значение слов или символов как артефактов меняется во времени, исторически, в разных социальных группах или субкультурах, и не всегда удается это адекватно учесть;

— исследователь видит объект «через очки» собственной культуры, окружающей его культуры, культуры, элементы которой находятся в его подсознаниимы зашорены, «запачканы» окружающей нас социокультурной средой, не совпадающей со средой объектамы не всегда можем сознательно контролировать, в какой степени и в каких аспектах наш взгляд отличается от взгляда исторического окружения объекта.

Поэтому нужны специальные правила для повышения достоверности исследования. Нам следует сформулировать эти правила и заставить себя искусственно подчиняться этим правилам в процессе проведения исследования.

Таким образом из вышесказанного следует, что при изучении сложных систем необходимо осуществлять:

— синонимизацию, переструктуризацию изучаемого обобщенного текста;

— изменение точки наблюдения во времени: попытка обозревать объект из настоящего, из прошлого, из будущего;

— изменение точки наблюдения в пространстве: попытка обозревать объект изнутри и с позиций современных объекту различных социальных групп;

— изменение точки наблюдения эмоциональное: а) понимание, сопереживание, участиеб) критика, сарказм, иронияв) подобострастие, восхищение, преклонение.

Обратимся ко второй части основного принципа.

При рассмотрении сложной системы часто оказывается, что она как бы распадается на две или несколько более или менее изолированных подсистем. Это означает, что внутренние взаимодействия между элементами подсистемы существенно больше, чем взаимодействия между самими подсистемами. Культурология часто встречается с этим явлением, выделяя субкультуры, культуры отдельных народностей внутри нации, культуры профессиональных сообществ внутри общества.

Итак, вторая часть принципа метаисследования состоит в том, что при изучении сложных систем целесообразно осуществить попытки:

— расширить объект исследования, рассмотреть более широкий объект, включающий в себя первоначальный;

— разбить объект на два или несколько более или менее независимых объектов.

Наконец, последняя, третья часть основного принципа.

В процессе проведения исследования необходимо периодически осуществлять документирование выявленных свойств объекта, связей между элементами объекта и других относящихся к объекту данных в виде промежуточных выводов.

Сформулировав принцип метаисследования, обратимся к методам исследования. Учитывая культурную специфику объекта, целесообразно использовать в качестве методов культурологические как наиболее современные и исчерпывающие. Что же это за методы?

Методы культурологических исследований разнообразны. В зависимости от объекта изучения культурологи пользуются методами историко-сравнительным, историко-генетическим, историко-типологическим, историко-системным, методами сравнительной лингвистики, психолингвистики, этнопсихологии, социальной психологии и философии, социологии, антропологии, политологии и других наук.

В этом же источнике отмечаются наиболее важные разделы культурологии, которые тоже в определенной степени можно отнести к методам. Историография изучает возникновение и эволюцию культурологических концепций и взглядов. Философия культуры исследует культуру как явление, выявляет законы ее развитиясоздаёт философский контекст, опирающийся на прикладные исследования, необходимый для адекватной философской рефлексии культуры. Морфология культуры изучает формы культуры и их динамику. Предметом социологии культуры является культура различных социальных и профессиональных групп, присущие им модели поведения и стили общения, системы приоритетов и ценностей, материальных и культурных предпочтений. Задача прикладной культурологии заключается в установлении и анализе того, как организована культурная жизнь общества: как функционируют культурные учреждения, каковы их взаимосвязи и взаимовлияние, каковы особенности культурной политики, проводимой в данном обществе. Предмет культурной антропологии — взаимоотношения человека и общества, закономерности процесса окультуривания человека. Ученые пытаются выяснить, как на человека влияет среда, семья, школа, массовая культура, национальные обычаи и традиции, каковы процессы становления духовного мира людей, способы и результаты деятельности человека. Культурная антропология также ставит своей задачей изучение национального характера человека, особенностей его менталитета. История культуры исследует генезис общечеловеческой культуры, этнических и национальных культур, вклад конкретных народов в мировую культуру, достижения в области архитектуры, живописи, скульптуры, литературы, музыки, философии, науки, религии.

Используется и несколько иной подход к классификации методов культурологии — по уровням их становления. Первоначальный уровень — эмпирический, основанный на сборе и описании фактического материала в рамках так называемой гуманитарной культурологии. Здесь используются традиционные полевые антропологические методы — описание, классификация, включенное наблюдение, интервью, а также сравнительно-исторический метод. На следующем уровне происходит сопоставление, компаративный, то есть сравнительный анализ уже описанных культур, выявление особенного и общего, объяснение различий. В гуманитарно-ориентированных исследованиях культура рассматривается как комплекс уникальных феноменов. В социально ориентированных исследуются в большей мере процессы кризиса той или иной культуры, ее распада и гибели, формирования новой культуры, различные процессы трансформации культурных институтов. В последние годы все чаще используются методы математического моделирования социокультурной реальности. Возможности математического моделирования культурных решений и принятия на этой основе культурных решений далеко еще не раскрыты, хотя очевидны и некоторые сложности, в частности, проблема несводимости масштабной и сложноструктурированной культурной информации к недвусмысленным и точным математическим формулам. Возникает риск огрубления, упрощения культурной ситуации и ошибки в принятии решения, а также проблемы перехода от реальности к модели и обратно.

А.Я.Флиер перечисляет основные компоненты предмета культурологии, из которых тоже можно получить представление о ее методах. Это:

— онтология культуры: многообразие ее определений и ракурсов познания, социальных функций и параметров;

— гносеология культуры: основания культурологического знания и его место в системе наук, внутренняя структура и методология;

— морфология культуры: основные параметры ее функциональной структуры как системы форм социальной организации, регуляции и коммуникации, познания, аккумуляции и трансляции социального опыта;

— культурная семантика: представления о символах, знаках и образах, языках и текстах культуры, механизмах культурной коммуникации;

— антропология культуры: представления о личностных параметрах культуры, о человеке как «производителе» и «потребителе» культуры;

— социология культуры: представления о социальной стратифицированности и пространственно-временной дифференцированное&tradeкультуры, о культуре как системе «правил игры» и технологий социального взаимодействия;

— социальная динамика культуры: представления об основных типах социокультурных процессов, генезисе и изменчивости культурных феноменов и систем;

— историческая динамика культурыпредставления об эволюции форм социокультурной организации;

— прикладные аспекты культурологии: представления о культурной политике, функциях культурных институтов [199].

A.С.Кармин считает одним из наиболее перспективных подходов, разрабатываемых в современной культурологии, информационно-семиотическую концепцию культуры. Вместе с тем он выделяет аксиологический и антропологический подходы. В рамках информационно-семиотического подхода рассматривается морфология культуры, анатомия культуры и динамика культуры. Анатомический подход реализуется в трехмерной модели культуры в пространстве когнитивных, ценностных и регулятивных парадигм. Когнитивно-ценностная плоскость представляется духовной культурой, ценностно-регулятивная — социальной культурой, а когнитивно-регулятивная — технологической культурой. Духовная культура разделяется на мифологию, религию, искусство и философию, социальная культура — на нравственную, правовую и политическую культуры, а технологическая культура — на технику, науку и инженерию.

Культура рассматривается современной культурологией во всем ее многообразии. Фактически в рамках такого подхода культура представляет собой сложнейшую многосвязную систему. Но сложность системы не является фундаментальным препятствием для человеческой мысли. И пример тому — развитие медицины. Медицина с большим или меньшим успехом всегда использовала диагностический подход, который предполагает разбиение всех возможных состояний системы на классы и отнесение состояния конкретной системы к определенному классу. Классификация возможных состояний человеческого организма началась задолго до того, как была более или менее изучена структура физиологических систем организма. По мере изучения структуры организма медицина добивается всё больших успехов в диагностике и лечении различных заболеваний. Описанный А. С. Карминым и Е. С. Новиковой подход представляет собой попытку структуризации явлений культуры и вполне может быть использован для «диагностики» культур или определенных культурных явлений.

B.М.Розин понимает под парадигмой систему научных представлений и методов, разделяемых и поддерживаемых определенным научным сообществом и выделяет эволюционистскую парадигму, концепцию культурно-исторических типов, а также психологическую, функционалистскую, структурно-антропологическую парадигмы и парадигмы понимающей социологии и постмодерна [180].

Пояснения перечисленных терминов берем из этой же работы.

Для эволюционистского объяснения характерны: метод сравнительного анализа разных культур, а также сопоставление современной европейской культуры с предшествующими и особенно примитивными культурамииспользование идеи развития культуры, трактуемой в естественно-научном ключе (то есть предшествующие состояния культуры рассматриваются как причина появления последующих) — наконец, философско-психологическое истолкование культурных феноменов. В рамках этой парадигмы наиболее известной концепцией периодизации и типологии культуры является концепция К. Ясперса [182].

Концепция культурно-исторических типов в определенном смысле противоположна эволюционистской, поскольку разные культуры, точнее разные типы культурного сознания, рассматриваются не как этапы развития и усложнения единой культуры, а как сущно-стно замкнутые, несоизмеримые культурные ценности. Характерным представителем этой парадигмы является О.Шпенглер. [182].

В психологической парадигме для объяснения культурных феноменов их редуцируют к психологическим, а затем на основе полученных психологических характеристик истолковывают особенности культуры. На разных этапах эту парадигму представляли фило-софско-психологические представления, гештальт-психология, бихевиоризм, психоанализ, когнитивная психология, теория информации или психологическая антропология, теория личности. Характерными представителем этой парадигмы можно считать К. Юнга, М. Бахтина, В.Библера.

В функционалистской парадигме культура и ее явления редуцируются и объясняются на основе структурно-функциональных представлений. Иначе говоря, они рассматриваются функционально, а также как системы и структуры из элементов, каждый из которых выполняет свою функцию. Оригинальным представителем такой парадигмы является Б. Малиновский [134].

Структурно-антропологическая парадигма в культурологии возникает при распространении на область изучения культуры методов современного языкознания и семиотики (К.Леви-Стросс).

Парадигма понимающей социологии опирается на гуманитарный подход и ставит в центр изучения культуры анализ субъективных представлений (идей, ценностей, верований и т. п.), определяющих, однако, объективные явления культуры — институты, статусы, сферы и т. д. Начало ей было положен М. Вебером, чья конструкция социологии опиралась на культурологический фундамент, т. е. на специфику человека как культурного существа. [97].

Обратимся к парадигме постмодерна. Новые правила, устанавливаемые в постмодерне: отказ от построения единой системы культурных норм в пользу множества частных нормативных систем, вместо согласия и порядка — различия, разногласия, противостояния, не общезначимость, а условность или метафоричность, приоритет не науки, а других дискурсов, прежде всего искусства, не существование, а разные, в том числе и «непрозрачные» реальности. Текст в постмодерне допускает множество прочтений, авторы постмодерна преодолевают власть языка, разрешая «языковую анархию», «дурачат» язык, «играют» словами, составляя причудливые калейдоскопические изображения. Термин «постмодернизм» появился в период Первой мировой войны в работе Р. Паннвица «Кризис европейской культуры», но популярность приобрёл лишь в 70-е годы прошлого века благодаря Ч. Дженксу, Р. Барту, недавно скончавшемуся Ж. Даррида и другим [180].

Многообразие культурологических парадигм, по-видимому, является не только следствием исторического изменения культурной среды разрабатывавших эти парадигмы мыслителей, но и сложности и многозначности культуры как объекта исследования. Поэтому попытка абсолютного применения какого-то одного подхода с отрицанием всех остальных выглядит по меньшей мере поспешной.

Раз уж возникла парадигма понимающей социологии, которую можно естественным образом обобщить до парадигмы понимающей культурологии, ничто не мешает нам упомянуть и другие исторически существовавшие не конкретно-научные подходы к осознанию культуры (правда, в ее сильно упрощенном понимании): мифологический и религиозный.

А.С.Кармин в своей классификации не рассматривает экономику и финансы, возможно, оттого, что непонятно, куда их отнести, к социальной или технологической культуре. Но уже существуют примеры культурологического анализа и этих сторон человеческой деятельности. Уже появляются работы по экономической или финансовой культурологии. Можно упомянуть еще рекреационную культурологию и медицинскую культурологию. Й. Хейзинга прослеживает роль игры во всех культурных сферах: в поэзии, философии, науке, юриспруденции, войне, спорте, быту — во всей истории культуры [53]. Раз уж игровой компонент применяется в философии, почему бы его не применить в качестве метода культурологического исследования? К сопереживанию в методе понимающий культурологии в качестве некоторого противопоставления так и напрашиваются состязательно-игровой и репертуарно-игровой методы.

Ну и, наконец, нелишне упомянуть еще голое критиканство, когда критикуются известные подходы и не предлагается взамен новый. Данный метод, несмотря на кажущуюся непродуктивность, выполняет важную «санитарную» функцию, осуществляет «санацию» подходов к рассмотрению культуры.

Вышеизложенный принцип метаисследования и методы резюмируем ниже.

Временной вектор наблюдения:

I — из нашего настоящего;

II — из настоящего для объекта, из времени объекта;

III — из прошлого для объекта;

Пространственный вектор наблюдения: 1 — изнутри, наблюдающий субъект находится внутри объекта;

2-е позиций математического сообщества;

3-е позиций философского сообщества;

4-е позиций обывателя.

Эмоциональный вектор наблюдения: о — объективное, безэмоциональное рассмотрение- = - понимание, сопереживание, участие- - умственное, моральное или национальное превосходство, нетерпимостькритика, скептицизм, сарказм, ирония- - восхищение, преклонение, подобострастиеюмор, прикол, скоморошничанье.

Кратковременное изменение объекта наблюдения:

А — первоначальный объект наблюдения, нет измененияБ — более широкий объект наблюденияВ — наблюдается какая-либо часть объекта.

Основные методы: а — историографическийб — историко-сравнительныйв — историко-генетическийг — культурантропологическийд — социокультурныйе — информационно-семиотическийж — культурно-психологическийз — культурно-философскийи — аксиологический.

Отметим, что в процессе исследования могут использоваться и другие методы, не указанные выше.

В соответствии с основным принципом метаисследования тактика исследования будет заключаться в императивном варьировании параметров объекта, вектора наблюдения субъекта и методов. Это императивное варьирование будет осуществляться путем квазинезависимого перебора вариантов на каждом из пяти уровней для получения многообразных комбинаций для конкретных реализаций. Термин квазинезависимый будет означать стремление к исключению хоть и маловероятного, но возможного повторения одних и тех же комбинаций.

Первоначально планировалось, что начиная с основной части перед каждым разделом и даже перед отдельными фрагментами разделов будет стоять обозначение типа IloAa, или 12=Ав, или П1+Бж и т. п., чтобы обеспечить определенное средство самоконтроля, побуждение к периодическому изменению параметров вектора наблюдения и методов, а возможно и позволить читающему текст сделать поправку на личность исследователя, получить более объективное впечатление от исследуемого материала и придти к более правильным выводам путём «синхронизации» процессов построения понимания у автора и читателя. Однако такая разметка текста сильно увеличила бы объем текста, выводя его за рамки общепринятого. Поэтому обозначения пришлось опуститьоднако они присутствовали в черновиках при написании данной работы и, возможно, помогли подойти к объекту исследования с различных сторон.

Кроме того, по мере возможности будут формулироваться предварительные выводы.

Схема изложения.

Н.В.Бугаев в своих философских работах сформулировал идеи о прерывности и системности, которые были актуальны не только в рассматриваемый интервал времени, но и сейчас. Для развития философской рефлексии, в основании которой лежали идеи Н. В. Бугаева, требовалось развитие терминологического и понятийного аппаратов. Из-за того, что идеи опередили своё время, а также по причинам субъективного характера сам Н. В. Бугаев данную задачу не решил. П. А. Некрасов, ученик и главный последователь Н. В. Бугаева, предлагал использовать идеи Н. В. Бугаева не для построения научно-философского миросозерцания, а как обоснование своих собственных идей и утверждений в области социальной физики и государственного управления. Эти искажённые идеи не были поняты в научном сообществе. Остальные ученики Н. В. Бугаева использовали лишь часть его идей в работах, имеющих разные предметные области. Философский синтез идей Н. В. Бугаева мог бы быть осуществлён П. А. Флоренским, наиболее одарённым учеником Н. В. Бугаева. Однако исторический контекст и личностные качества отца Павла воспрепятствовали этому. Позднее идеи МФМШ были подвергнуты критике и объявлены вредительскими в Советской России.

Согласно концепции Томаса Куна [119], создание новой научной парадигмы есть следствие выдающихся открытий и исследований. Трудно говорить о научных открытиях в случае деятельности МФМШ, однако идеи МФМШ впоследствии проявились в новой исследовательской парадигме, называемой системным подходомисторическая роль самих членов МФМШ является недооценённой. В работе показано, что три поколения учёных использовали идеи Н. В. Бугаева, но в совершенно разных предметных областях и интерпретациях.

Вывод:

61. Н. В. Бугаевым была предложена концепция исчисления времени в культуре, согласно которому «прошлое не исчезает, а накапливается». Общее содержание культуры увеличивается. Показано, что при этом происходит и переструктурирование связей внутри социокультурной системы.

Заключение

.

Итак, обобщая результаты исследования, мы пришли к нижеследующим выводам.

Многие исследователи (в том числе Н. Я. Данилевский, О. Шпенглер) утверждали, что развитие человечества разбивается на отдельные культурные циклы. Согласно воззрениям Р. Г. Лотце, смысл истории для каждого культурного цикла свой, и он устанавливается каждый раз «живым чувством» времени. Согласно воззрениям Г. А. Теймюллера и Е. А. Боброва, познавательная деятельность принадлежит сфере смысла, а не сфере действий. Поэтому изучать познавательную деятельность следует прежде всего исходя из её смысла.

Под научной традицией Московской философско-математической школы (МФМШ) понимается неинституциализированная форма безусловной преемственности в научной деятельности. Нельзя считать МФМШ полноценной научной школой. Несмотря на то, что мы не можем полностью реконструировать деятельность МФМШ, мы можем предложить культурологическую модель смысловых оснований направленности познавательной деятельности МФМШ.

Согласно системной теории Никласа Лумана, научная традиция может быть представлена как аутопойетическая система особого языка, являющаяся информационно замкнутой и самоопределяющейся. С другой стороны, научная традиция может быть представлена как подсистема системы социальных действий. Связь между языком научной традиции и системой социальных действий научной традиции может быть представлена в виде проекции на плоскость социально-культурных действий.

Московское математическое общество сыграло важную роль в интенсификации контактов русских математиков друг с другом, сформировав нечто вроде «метаболического котла» для зарождения качественно новых идей. Издаваемый Обществом Математический сборник способствовал как развитию высшей математической мысли в России, так и повышению качества обучения математике в средней и высшей школах.

Бедственное положение Н. В. Бугаева в юности в сочетании с врожденной страстностью его характера привели к развитию у него силы воли, упорства и работоспособности. Два года военно-инженерной деятельности Н. В. Бугаева еще больше развили у него уважение к дисциплине, а также привили понимание важности прикладных и технических исследований. Активный характер Н. В. Бугаева способствовал тому, что его занятия преподавательской деятельностью вылились в целый комплекс ярких идей и предложений по реформе образования, не потерявших актуальности по настоящее время. Обширные знакомства и контакты Н. В. Бугаева с цветом московской интеллигенции способствовали, часто путем отрицания бытовавших в ее среде воззрений и идей, становлению основ его мировоззрения и этической позиции. Факторы субъективного и объективного характера помешали Н. В. Бугаеву осуществить окончательный синтез концепций прерывности и структурной целостности в концепцию равновесной самоорганизованной сложной системы, управляемой несколькими параметрами порядка, с состояниями, прерывно меняющимися при постепенном изменении внешних условий.

Работа Н. В. Бугаева «О свободе воли» явилась стихийным выражением синтетического персонализма, к которому, только выраженному на более высоком уровне, шел Н. В. Бугаев в последующих работах. Его «Эволюционная монадология» в корне отличается от монадологии Лейбницанекоторая образность и поэтичность философской системы Н. В. Бугаева привели впоследствии к несправедливым обвинениям его в панпсихизме, при этом обвинители не заметили главного — понятия самоорганизующейся системы. В работе Н. В. Бугаева «Математика и научно-философское миросозерцание» высказана блестящая догадка о двойственной, непрерывно-разрывной природе окружающего мира, которая вместе с идеей о духовности сложных монад дает ключ к кардинально новому мировоззрению.

Идеи Н. В. Бугаева были разработаны его последователями и единомышленниками.

П.А.Некрасов предложил оригинальную концепцию применения теории вероятностей в социологии (социальной физике), основанную на логике некатегорических суждений. Он ввёл классификации людей и учебных заведенийраспространил свое мировоззрение и на другие области человеческой деятельности: суды, семейные союзы, печать. П. А. Некрасов сыграл двойственную, неоднозначную роль в развитии и пропаганде идей Н. В. Бугаевас одной стороны, он предложил пути практического применения философии Н. В. Бугаева к общественным наукам, с другой — несколько извратил в реакционном духе идеи своего учителя.

В работах Н. В. Бугаева и П. А. Некрасова рассматривается традиционный для отечественной философии конца XIX века вопрос о свободе воли. На примере сравнения взглядов философов становится ясно, что П. А. Некрасов, стремясь использовать теорию вероятностей, ушёл с пути, начатого Н. В. Бугаевым, перейдя от синтетического персонализма как мировоззрения к выражению скрытого детерминизма в социальных науках.

В.Я.Цингер определенно способствовал синтезу философских идей Н. В. Бугаева в последующих естественно-научных воззрениях российских ученыхвместе с тем, не удалось выяснить его роли в формировании философских воззрений Н. В. Бугаева.

В.Г.Алексеева по праву можно назвать наиболее последовательным из учеников Н. В. Бугаеваон находит более четкую аргументацию, приводит более удачные примеры, снимает ряд противоречий и, тем самым, вносит определенный и весьма существенный вклад в распространение философских идей своего учителя.

Л.М.Лопатина можно считать и определенным идейным вдохновителем, и популяризатором взглядов Н. В. Бугаева, несомненна роль Л. М. Лопатина как внимательного собеседника и некоторой психологической опоры Н. В. Бугаева.

Оценка места и роли Московской философско-математической школы в истории русской мысли прошла серьезную эволюцию от критики и полного неприятия до изучения некоторых аспектов творчества Н. В. Бугаеваоднако подробный анализ философских идей школы ещё не осуществлён.

В этой связи особого признания заслуживают стремления П. А. Флоренского к осуществлению подлинный синтез философских идей Н. В. Бугаеваувлечение богословскими идеями и причины субъективного характера не позволили ему сделать это.

Взгляды МФМШ близки воззрениям представителей критического персонализма.

Г. А.Тейхмюллер в своем учении вплотную подошел к понятию самоорганизующейся системы с ограниченным числом устойчивых состоянийвместе с тем, его система заключает в себе ряд противоречий, ведущих к сомнительным выводам. Он дал оригинальные интерпретации понятий «система координат» и «время» в рамках мышления.

А.А.Козлов предложил современному русскому читателю яркий и содержательный обзор основных философских учений, в последние годы он систематизировал, развил и фактически донес до широкой публики учение персонализма Г. Тейхмюллера.

Е.А.Бобров сыграл очень важную роль при определении значения критического персонализма в истории философской рефлексии. С помощью сравнительного анализа он показал, что персонализм Г. А. Тейхмюллера и А. А. Козлова снимает многие противоречия прежних философских систем. Тем самым он неявно дал и оценку стихийному персонализму Н. В. Бугаева. Также он развил учение Г. А. Тейхмюллера, добавив к триединству «Я» (бытие индивидуальное) понятие бытия «координального», с помощью которого индивидуальности могут соотносится (аналог взаимодействия монад у Н.В.Бугаева).

Скрытый персонализм Н. В. Бугаева, скорее всего, непосредственно не связан с философским учением персонализма Г. Тейхмюллера и А. А. Козловавлияние идей Н. В. Бугаева на русскую и зарубежную философию, по-видимому, носит весьма опосредованный характер, где посредником выступают естественнонаучные представления.

Взгляды П. Е. Астафьева были близки идеям МФМШ, документально подтверждены факты его научных дискурсов с Н. В. Бугаевьш. Им предложена содержательная схема интерпретаций настроений общества России конца XIX — начала XX века, в которой он критикует как позитивизм, так и философский пессимизм. В работах П. Е. Астафьева также содержатся идеи системности, возможно, даже в более близкой к современным форме. П. Е. Астафьевым предложена концепция «психического ритма», применявшаяся им для анализа динамики культуры.

Стоит отметить также идеи основоположников семиотики Н. В. Крушевского и И. А. Бодуэна де Куртенэ, которые были близки идеям МФМШ в плане отказа от линейной детерминированности развития языка.

Сложная социокультурная ситуация и психологическая атмосфера в России последней трети XIX века способствовала формированию философских идей Н. В. Бугаева и его единомышленниковнеприятие разрыва между субкультурами интеллигенции, простого народа, кризис системы государственного управления привели к идее единой государственной монадынадежда на исправление ситуации путем реформы образования приводит к формулировке законов монадологической косности и солидарности.

Члены МФМШ вели активную преподавательскую деятельность, были авторами учебников и пособий. Н. В. Бугаев много времени уделял пропаганде и развитию социализирующей функции образования. Он считал, что задача образования — по возможности подготовить всех и каждого к исполнению функций, определяющих развитие общества.

Следует иметь в виду и то, что учение Н. В. Бугаева и его последователей стояло преградой на путях дарвинизма, эволюционизма и материализма, воспринималось как реакционное, отсталое и подвергалось нападкамскандальная атмосфера вокруг этого учения вызывала у многих ученых желание разобраться в существе вопросавсе это способствовало расширению влияния этого учения.

Критикуя позитивизм в конструктивном духе, Н. В. Бугаев ратовал за рассмотрение бытия как особого рода системуна таком предельном уровне исследования бытия грани, разделяющие идеализм и материализм, стираются, эти направления предстают как различные интерпретации одной проблемы. Согласно воззрениям МФМШ, понятия прерывного и непрерывного, детерминированности и индетерминированности являются только научными абстракциями, ограниченными областями собственной применимости.

Идеи Н. В. Бугаева практически подготовили возникновение целого нового класса теорий: в математике и механике теории устойчивости, теории динамических систем, теории бифуркаций, теории катастрофв физике теорий и понятий квантования энергетических уровней, диссоциации спектров, стратификации, аттракторов, лазерного излучения и т. п.

Терминология Н. В. Бугаева, возможно, была не слишком удачнойв качестве альтернативы бугаевской монаде возможно предложить понятие «экстраадцитивной структура». В большинстве случаев деятельность человека детерминирована сложившимися вокруг него социокультурными связями, интерпретируемыми им в контексте приобретенных культурных понятий и стереотиповв редких случаев выбора человеком одного из нескольких представляющихся ему равнозначными вариантов поведение человека можно уподобить поведению динамической системы в состоянии неустойчивого равновесия.

Синтез философских идей Н. В. Бугаева осуществлен современной теорией систем, утверждающей, что поведение даже очень сложной системы подчиняется всего нескольким параметрам порядкамодель, включающая несколько наиболее существенных макроскопических переменных может с приемлемой точностью описать и предсказать поведение системы, в том числе и социокультурной, художественной, образовательной.

Развитие идей Н. В. Бугаева возможно в общем и специальном планев общем плане имеет смысл развить догадки Н. В. Бугаева и его учеников об ограниченной применимости используемых в науке абстракцийв специальном плане целесообразно попытаться применить понятие сложной саморегулирующейся, самоконституирующей системы для описания культуры.

Н.В.Бугаевым была предложена концепция исчисления времени в культуре, согласно которому «прошлое не исчезает, а накапливается». Общее содержание культуры увеличивается. Показано, что при этом происходит и переструктурирование внутренних связей внутри социокультурной системы.

Подводя итог исследования, следует признать, что тема исследования исчерпана далеко не полностью, что создаёт перспективы для продолжения исследования.

Показать весь текст

Список литературы

  1. век, или спор логических начал. — М.: ИФАН, 1991. — 152 с.
  2. П.С. Московское математическое общество // Успехи математических наук, 1946, т. 1, вып. 1.
  3. Е.Я. Формирование системы подготовки кадров для сферы искусства: отечественный опыт // Образование в пространстве культуры: Сборник научных статей. Вып. 1 М., 2004. — 302 с.
  4. В.Г. К вопросу о необходимость для естествоиспытателей изучения математики // Сборник Учено-литер. Общества при Импер. Юрьевском ун-те, 1902.
  5. В.Г. Математика как основание критики научно-философского мировоззрения: По исследованиям Г. Тейхмюллера, Ал.Ф.Этгингена, Н. В. Бугаева и П. А. Некрасова в связи с исследованиями автора по формальной химии. Юрьев, 1903.
  6. В.Г. Мысль и действительность. М., 1914.
  7. В.Г. Н.В.Бугаев и проблема идеализма Московской математической школы. -Юрьев, 1905.
  8. В.Г. Новый способ определения числовых произведений // Матем. сб. 1901
  9. В.Г. О совпадении методов формальной химии и символической теории инвариантов.-СПБ. 1901.
  10. С.А. А.А.Козлов. М., 1912.
  11. В.М. История лингвистических учений: Учеб. пособие. М.: Языки славянской культуры, 2001. — 368 с.
  12. К. Василий Яковлевич Цингер. М., 1908.
  13. Г. М. Психология социального познания: Учеб. пособие для студентов высших учебных заведений. М.: Аспект Пресс, 2000. — 288 с.
  14. А.А., Витт А. А., Хайкин С. Э. Теория колебаний. М.: Физматгиз, 1937.
  15. В.И. Дополнительные главы теории обыкновенных дифференциальных уравнений. М.: Наука, 1978.
  16. В.И. Теория катастроф. М.: Наука, 1998. — 128 с.
  17. В.И., Варченко А. Н., Гусейн-Заде С.М. Особенности дифференцируемых отображений. М.: Изд-во МЦНМО, 2004. — 672 с.
  18. Ян. Культурная память. М.: Языки славянской культуры, 2004.
  19. П.Е. Вера и знание в единстве мировоззрения. Опыт начал критической монадологии. М., 1893.
  20. П.Е. Идеал и страсть // Сборник Московской Иллюстрированной Газеты. Выпуск 1. М, 1891.
  21. П.Е. К вопросу о свободе воли. М., 1889.
  22. П.Е. Монизм или дуализм? Ярославль, 1873.
  23. П.Е. Национальное самосознание и общечеловеческие задачи. М., 1890.
  24. П.Е. Понятие психического ритма как научное основание психологии полов. М., 1882.
  25. П.Е. Психический мир женщины, его особенности, превосходства и недостатки, М., 1881.
  26. П.Е. Религиозное обновление наших дней // Московский листок, 1891, № 311 314
  27. П.Е. Родовой грех философии // Русское обозрение, 1891, кн. 11.
  28. П.Е. Симптомы и причины современного настроения. М., 1886.
  29. П.Е. Смысл истории и идеалы прогресса. М., 1886.
  30. П.Е. Состязание слов с понятиями. М., 1989
  31. П.Е. Старое недоразумение. М., 1888
  32. П.Е. Страдание и наслаждение жизнью. СПб., 1885.
  33. П.Е. Урок эстетики. Памяти А. А. Фета. М., 1893.
  34. П.Е. Учение графа Л.Н.Толстого в его целом. М., 1890.
  35. П.Е. Чувство как нравственное начало. Психологический очерк. М., 1886.
  36. А.А. Письма по философии естествознания. Письмо II. О возможном влиянии математических методов на черты научного миропонимания (Посвящаю памяти моего учителя Н.В.Бугаева) // Вопросы философии и психологии, 1905, № 76.
  37. А.И. Дух бесконечно-малых, или О возможном влиянии математических методов на черты научного миропонимания // Сборник по философии естествознания, М., 1906.3 8 Белый Андрей. На рубеже двух столетий. М., 1931.
  38. Н.А. Судьба России. М.: Советский писатель, 1990. — 346 с.
  39. B.C. Кант Галилей — Кант (Разум Нового времени в парадоксах самообоснования). — М.: Мысль, 1991.-320 с.
  40. Е.А. Бытие индивидуальное и бытие координальное. Юрьев, 1900.
  41. Е.А. Из истории критического индивидуализма. Казань, 1892.
  42. Е.А. История новой философии. Варшава, 1915.
  43. Е.А. Новая реконструкция монадологии Лейбница. Юрьев, 1896.
  44. Е.А. О понятии бытия. Учение Г. Тейхмюллера и А. А. Козлова. Казань, 1898.
  45. Е.А. О понятии искусства. Юрьев, 1894.
  46. Е.А. Отношение искусства к науке и нравственности. Юрьев, 1895.
  47. Е.А. Судьбы индивидуализма в метафизике // Свое слово, V выпуск.
  48. Е.А. Философия в России. Казань, 1899−1902, вып. 1−6.
  49. Е.А. Философские этюды, I-IV. Варшава, 1911.
  50. Е.А. Этюды по метафизике Лейбница. Варшава, 1905.
  51. Бодуэн де Куртенэ И. А. Избранные работы по общему языкознанию, тт. 1 2. М.: АН СССР, 1963.
  52. Большая советская энциклопедия. М.: БСЭ, 1974.
  53. Т., Ландер Л. Дифференцируемые ростки и катастрофы. М.: Мир, 1977. — 208 с.
  54. Дж. Психология познания: За пределами непосредственной информации / Пер. с англ., под ред. А.РЛурия. М.: Прогресс, 1977. — 412 с.
  55. Дж., Джиблин П. Кривые и особенности. М.:
  56. Н.В. Введение в теорию чисел (вступительная лекция) // Матем. Сборник, 1904, т.25
  57. Н.В. Идеи непрерывности и прерывности, Казань, 1905.
  58. Н.В. Математика и научно-философское миросозерцание // Вопросы философии и психологии, 1898, № 45.
  59. Н.В. Математика как орудие научное и педагогическое. М.: МГУ, 1863.
  60. Н.В. Некоторые приложения теории эллиптических функций к теории функций прерывных. М., 1884.
  61. Н.В. О свободе воли. М., 1889.
  62. Н.В. Общие приемы вычисления числовых интегралов по делителям. Естественная классификация целых чисел и прерывных функций. М., 1888.
  63. Н.В. Один общий закон теории разбиения чисел. М., 1885.
  64. Н.В. Основные начала эволюционной монадологии // Вопросы философии и психологии, 1893, кн. 2(17).
  65. Н.В. Прерывная геометрия. М., 1890.
  66. Н.В. Решение одного шахматного вопроса с помощью числовых функций. М., 1879.
  67. Н.В. Числовые тождества, находящиеся в связи со свойством символа Е. М.: МГУ, 1866.
  68. С. Священник отец Павел Флоренский // Священник Павел Флоренский. Собр. соч. т. 1, с. 13−14.
  69. И.М. «Homo somatikos»: аксиология человеческого тела. М.: Эдиториал УРСС, 2000.-208 с.
  70. И.М. «Свое» и «чужое»: от логики теоретических интерпретаций к практикам культурных объективизации // Культура «своя» и «чужая». Материалы междунар. интернет-конф. -М.: Фонд независимого радиовещания, 2003. 256 с.
  71. И.М. Знание о культуре: культурософия культурология — культуроведение // Культурология и культуроведение: Концептуальные подходы, образовательная практика: Материалы научно-практического семинара. — М., 1998. — 249 с.
  72. И.М. Культурологическое образование: логика развития в трех «системах координат» // Культурологическое образование: состояние, проблемы, перспективы. Материалы региональной теоретико-методологической конференции. Краснодар, 2000. — 242 с.
  73. И.М. Образовательная среда и художественное воспитание: идеи и практика в современном мире // Образование в пространстве культуры: Сборник научных статей. Вып. 1 М., 2004.- 302 с.
  74. В.Вундт. Психология народов. М.: Изд-во Эксмо4 СПб.: Terra Fantastica, 2002. — 864 с.
  75. В. Социодинамика: системный подход к математическому моделированию в социальных науках: Пер. с англ. / Под ред. Ю. С. Попкова, А. Е. Семечкина. М.: Едиториал УРСС, 2004. — 480 с.
  76. А.И. П.Е.Астафьев. Его философские и публицистические взгляды. Сергиев Посад, 1893.
  77. А. Понимание культур через посредство ключевых слов. М., Языки славянской культуры, 2001. — 288 с.
  78. А. Сопоставление культур через посредство лексики и прагматики. М.: Языки славянской культуры, 2001 — 272 с.
  79. М.Я. Математика и ее деятели в Московском университете во второй половине XIX века// Историко-математические исследования, 1948, вып. 1.
  80. А.И. Веревка достаточной длины, чтобы выстрелить себе в ногу. Правила программирования на Си и Си ++ / Пер. с англ. М., 2001.
  81. М., Гийемин. Устойчивые отображения и их особенности. М.: Мир, 1977. -296 с.
  82. В.А. Возражение П.А.Некрасову // Вопросы философии и психологии, 1903, № 4.
  83. В.А. Крушение тенденции // Русская мысль. 1903, № 12.
  84. Е.А. Философия «Московской философско-математической школы» и ее отношение к интеллектуализму философов XVIII в. и экономическому материализму К. Маркса // Вопросы философии и психологии, 1905, № 79.
  85. Н.Я. П.ЕАстафьев: Некролог // Вопросы философии и психологии. 1893, № 2.
  86. Н.И. Физиология высшей нервной деятельности. М.: Феникс, 2002. — 480 с.
  87. Дарвинизм и марксизм. Киев, 1925.
  88. Дарвинизм, классовая борьба и религия. М., 1932.
  89. Р. Теория катастроф для ученых и инженеров. М.: Мир, 1983.
  90. В.В. История русской философии. Д., 1991.
  91. И.А.Бодуэн де Куртенэ: к 30-летию со дня смерти. М., 1960
  92. Иеродиакон Андроник (Трубачев). К 100-летию со дня рожд. священника Павла Флоренского (1882−1982) // Богосл. тр., 1982. Сб. 23, с. 266.
  93. Л.Г. Социология культуры- учеб. пособие для вузов. М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2004. -427 с.
  94. Л.Г. Философия и методология эмпирической социологии: Учебное пособие. М.: ИД ГУ ВШЭ, 2004.-367 с.
  95. История Тартусского университета. 1632 1982."Таллин: Периодика. 1982 — 270 с.
  96. Н.М. История Государства Российского. В 3-х книгах, 12 томах. М.: Олма-Пресс, 2004.
  97. Ф. Лекции о развитии математики в XIX столетии: В 2-х томах. М.: Наука, 1989. -912 с.
  98. В.О. Русская история: Полный курс лекций: В 2-х кн. Мн.: Харвест, М.: ACT, 2000.-2112 с.
  99. А. Г.Тейхмюллер // Вопросы философии и психологии, 1894, кн. 24−25.
  100. А.А. А.С. Хомяков (некролог) // Московский вестник, 1860, № 41.
  101. А.А. Генезис теории пространства и времени Канта. Киев, 1884.
  102. А.А. П.Е.Астафьев как философ (некролог) // Вопросы философии и психологии, 1893, кн 27.
  103. А.А. Позитивизм Конта // Вопросы философии и психологии, 1893, кн. 15−16.
  104. А. А. Религия гр. Л.Н.Толстого, его учение о жизни и любви. СПб., 1895.
  105. А.А. Современные направления в философии // Заграничный вестник, 1881.
  106. А.А. Современные направления в философии // Заграничный вестник, 1882.
  107. А.А. Сознание Бога и знание о Боге // Вопросы философии и психологии, 1895, №№ 4, 5.
  108. A.A. Сущность мирового процесса, или Философия бессознательного Э. фон Гарт-мана. М., 1873−1875, вып. 1−2.
  109. А.А. Теория искусства с точки зрения Тейхмюллера // Вопросы философии и психологии, 1895, № 2.
  110. А.А. Философия действительности. Киев, 1878.
  111. А.А. Философия как наука. Киев, 1877.
  112. А.А. Философские этюды. СПб. — Киев, 1876−1880, вып. 1−2.
  113. Краткое обозрение трудов профессора Н. В. Бугаева (составленное им самим) // Историко-математические исследования, 1959, вып. XII.
  114. Н.В. Избранные работы по языкознанию. М., 1998
  115. Культурология. XX век. Энциклопедия (в 2-х томах). СПб.: Университетская книга, 1998. — 894 с.
  116. Кун Т. Структура научных революций. М.: Прогресс, 1975.
  117. Г. Онтология и логический анализ языка. М.: Дом интеллектуальной книги, 1999. -240 с.
  118. П. Очерки математического знания // Знание. 1872. Т. 8 № 8 С. 115 153- 1873. Т. 11, № 4 С. 142−156- Т. 12 № 6 С. 122- 143.
  119. Л.Д., Лившиц Е. М. Статистическая физика. Часть 1 (серия «Теоретическая физика», том V). М, 1976. — 584 с.
  120. Л.К. Николай Васильевич Бугаев. М.: Унив. тип., 1904.
  121. Г. В. Сочинения в 4-х томах. М., 1982
  122. Л.М. Неотложные задачи современной жизни // Вопросы философии и психологии, 1917, N 136.
  123. Л.М. Понятие о душе по данным внутреннего опыта // Вопросы философии и психологии, 1896, N 32 (2).
  124. Л.М. Философские характеристики и речи. М., 1911.
  125. А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М., 1930.
  126. Н.О. Условия абсолютного добра. М.: Изд-во полит.лит., 1991. — 368 с.
  127. Ю.М. Семиосфера. С.-Петербург: «Искусство-СПБ», 2001. 704 с.
  128. ЛуманН. Власть.-М.:Праксис, 2001.-256 с.
  129. Н. Общество как социальная система. М.: Логос, 2004. — 232 с.
  130. Н. Реальность массмедиа. М.: Праксис, 2005. — 256 с.
  131. . Избранное: Динамика культуры / Пер. с англ. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004. — 959 с.
  132. Д. Психология и культура. СПб: Прайм-ЕВРОЗНАК, 2002. — 416 с.
  133. И. О численном методе изучения общественных явлений / Образование. 1897, № 1.С. 19−31.
  134. В.Л. Педагогические идеи и деятельность академика А.А.Маркова // Математика в школе, 1952, № 5.
  135. Монадология Лейбница. Перевод Евгения Боброва // Труды Московского психологического общества, т. 4, 1890, сс. 338−363.
  136. Мордухай-Болтовский Д. О законе непрерывности // Вопросы философии и психологии, 1907, № 87.
  137. Мордухай-Болтовской Д. Д. Философия. Психология. Математика. М.: Серебряные нити, 1998.-560 с.
  138. В.В. Идея философско-математического синтеза в русской философии конца 19 -начала 20 веков. М., 1996 (дисс.).
  139. В.В. Идея философско-математического синтеза: историко-философский очерк. -Курск.: Изд-во КГПУ, 2000. 124 с.
  140. На борьбу за материалистическую диалектику в математике. Сборник статей. М.-Л.: Гос. научно-техн. Изд-во, 1931. — 342 с.
  141. П.А. Вера, знание, опыт. Основы методологии общественных и естественных наук. СПб., 1912.
  142. П.А. Вера, знания и опыт. Основной метод общественных и естественных наук: Гносеологический и номографический очерк. СПб., 1912.
  143. П.А. и др. Николай Васильевич Бугаев. М., 1904.
  144. П.А. К обществу, родителям и педагогам. Основы общественных и естественных наук в средней школе. М., 1906.
  145. П.А. Логика мудрых людей и мораль (ответ В.А.Гольцеву) // Вопросы философии и психологии, 1903,№ 5.
  146. ПА. Московская философско-математическая школа и ее основатели. М., 1904.
  147. П.А. Общий основной метод производящих функций в приложении к исчислению вероятностей и к законам массовых явлений. М., 1912.
  148. П.А. Ответы на замечания и возражения относительно философских и логических оснований социальной физики// Вопросы философии и психологии, М., 1903, кн. 68.
  149. П.А. По поводу статьи академика А.А.Маркова о проекте преподавания теории вероятностей в средней школе. Петроград, 1915.
  150. П.А. Теоретико-познавательные построения в славянофильском духе. Харьков, 1913
  151. П.А. Философия и логика науки о массовых проявлениях человеческой деятельности. Сергиев Посад, 1903.
  152. Новые идеи в математике. Сборник № 10. Математика и философия. 2. Непериодическое издание п/р А. В. Васильева. СПб.: Образование, 1915. -150 с
  153. Новые идеи в математике. Сборник № 8. Математика и философия. 1. Непериодическое издание п/р А. В. Васильева. СПб.: Образование, 1914. — 144 с.
  154. Об общеобразовательном значении курса теории вероятностей для средних учебных заведений // Сборник Учено-литер. Общества при Импер. Юрьевском ун-те, 1914.
  155. А.И. ЛЛопатин. П., 1922.
  156. Озе Я. Ф. Густав Тейхмюллер. Юрьев, 1918.
  157. Озе Я. Ф. Персонализм и проективизм в метафизике Лотце. Юрьев, 1896.
  158. Осе Я. Ф. Проективизм и персонализм в метафизике Лоцце // Ученые записки Имп. Юрьевского Унив., II вып.
  159. Ответы П. А. Некрасова на замечания и возражения относительно философских и логических оснований социальной физики // Вопросы философии и психологии, 1903, № 3.
  160. Очерк персонализма Боброва Е. А. // Вопросы философии и психологии, 1891, кн. 9, с. 7988.
  161. Парсонс Талкотт. О социальных системах. М.: Академический проект, 2002. — 832 с.
  162. X. Философия сознания. М.: Дом интеллектуальной книги, 1999. 240 с.
  163. В.Я. Философия и основания математики. М.: Прогресс-Традиция, 2001. — 320с.
  164. С.М. Значение точных наук для обоснования философского знания. М., МГУ, 1974.
  165. С.М. Московская философско-математическая школа // Общественные науки в СССР. Сер. 3. Философия, 1991, № 2.
  166. С.М. Павел Александрович Флоренский: Логос против хаоса. М., 1989.
  167. Т., Стюарт И. Теория катастроф и ее приложения. М.: Мир, 1980. — 608 с.
Заполнить форму текущей работой