Коммунизм, в советское время воспринимавшийся как конечная цель развития истории, после крушения Советского Союза стал рассматриваться в лучшем случае как миф, а в худшем — как один из самых значительных обманов в современной истории. Оценка коммунизма в обществе и науке связана с отношением к советскому государству. Если в период руководства страной коммунистической партии коммунизм, естественно, имел положительную оценку, то в постсоветский период отрицание прежнего опыта и коммунистической идеологии принципиально изменило и отношение к коммунизму. Современная наука предлагает новые методологические подходы, позволяющие абстрагироваться от этих противоположных точек зрения, и вновь обращается к исследованию одного из основных понятий марксизма-ленинизма — коммунизму, без которого изучение истории советского периода представляется проблематичным.
Наиболее отчетливо коммунистические перспективы в советской истории оформились на рубеже 50−60-х гг. XX в. В первую очередь, это было связано с принятием XXII съездом КПСС Программы партии, которая провозгласила начало эпохи «развернутого строительства коммунизма»: суть программы заключалась в построении в СССР коммунистического общества в течение 20 лет. Такая задача требовала от партийных органов, во-первых, определить понятие «коммунизм» в целомво-вторых, конкретизировать отдельные его элементы, в-третьих, мобилизовать для воплощение коммунизма в жизнь. Партийная инициатива вызвала реакцию со стороны населения, которое также начало более четко оформлять и выражать свое представление о коммунизме.
Развернутое строительство коммунизма" можно рассматривать как «сверхзадачу», выполнение которой определяло дальнейшее развитие страны. В это связи изучение опыта реализации этого мегапроекта представляется поучительным для создателей других, в том числе современных крупномасштабных национальных и государственных проектов Строительство «светлого будущего» на рубеже 50−60-х гг. демонстрирует, что даже самая позитивная идея, подкрепленная системой пропаганды и в той или иной степени поддержанная населением, в итоге может окажется неосуществимой.
Историография указанного периода на сегодняшний момент не самая представительная. Основное внимание исследователей обращено на сталинский период, который характеризуется большим количеством опубликованных источников и работ исследовательского характера. Наметившийся в последнее время интерес к послесталинскому периоду истории СССР, на фоне определенного перенасыщения работами, касающимися 30−50-х гг., позволяет предположить, что исследования хрущевского периода в ближайшие годы окажутся в разряде актуальных. Это потребует, помимо прочего, анализа III Программы КПСС как одного из важнейших документов той эпохи и идеи коммунизма как стержневой основы.
Многие исследования находятся в русле традиционных сюжетов экономической или политической истории. Невнимание к истории КПСС в последние 15 лет также неблагоприятно сказывается на изученности III Программы КПСС и исследованности официальной коммунистической позиции советского руководства. Еще менее исследованными оказываются «народные» представления о коммунизме. В связи с этим дальнейший историографический обзор выстроен по проблемному принципу.
Коммунизм как исследовательская проблема возникла в отечественной историографии недавно. В советский период 60−80-х гг. эпоха «развернутого строительства коммунизма» рассматривалась как актуальный этап развития страны в соответствии с представлениями марксистско-ленинской философии, что нашло свое отражение в стандартизированных исследованиях и учебных пособиях в рамках истории КПСС. Смена исследовательской парадигмы привела к изучению коммунизма как одного из утопических проектов1. В работах такой направленности делались попытки проанализировать коммунизм и выявить механизмы функционирования образа коммунизма в связи с.
1 См.: Ласки М. Утопия и революция // Утопия и утопическое мышление: антология зарубежной литературы. М., 1991. Чаликов В. Предисловие// Утопия и утопическое мышление. М., 1991. Шацкий Е. Утопия и традиция. М., 1990. Егоров Б. Ф. Российские утопии: Исторический путеводитель. СПБ., 2007. утопическими произведениями, что накладывает определенный отпечаток на характер исследований. В центре внимания исследователей оказалась теоретическая модель коммунизма, выработанная в рамках марксистско-ленинской философии и зафиксированная в трудах классиков. При этом предполагалось, что такой «теоретический» коммунизм существовал на всем протяжении советской истории и не менялся со временем. Авторы, таким образом, не учитывали возможность изменения наполнения теоретических конструктов в зависимости от конкретного исторического контекста.
Наиболее изученными является политические аспекты создания III Программы КПСС. Обращая свое внимание на строительство коммунизма, исследователи останавливались, в первую очередь, на формальном документе — III Программе КПСС, поскольку строительство коммунизма воспринималось ими как партийно-государственный проект, который необходимо изучать в русле традиционной политической истории, то есть на основе официальных документов. Обозначенная методологическая позиция авторов влияла не только на подбор источников, но и на их анализ Они акцентировали свое внимание на истории создания Программы, работе программной группы и Н. С. Хрущева над текстом.2. Рассматривались причины создания новой Программы партии, основные задачи, обозначенные в ее тексте, однако подобные исследования носили формальный характер и в очередной раз подтверждали ошибочность политики партийного руководства.
Помимо работ, которые специально были посвящены изучению III Программы КПСС, ее освещали и в работах, так или иначе связанных с исследованием экономических проблем Советского Союза 50−60-х гг., поскольку Программа партии является одним из фундаментальных документов эпохи3. Стоит отметить, что интерес к сталинскому периоду советской истории.
2 См.: Н. С. Хрущев о проекте третьей Программы КПСС // Вопросы истории КПСС. 1989 № 8. Барсуков Н. Коммунистические иллюзии Хрущева//Диалог. 1991. №. 5.
См.: Опенкин Л. А. Были ли повороты в развитии советского общества в 50-е-60-е гг. // Вопросы истории КПСС. 1988. № 8. Шмелев Н., Попов В. На переломе: экономическая перестройка в СССР. М., 1989. Ханин Г. И. Анализ тенденций экономического развития СССР (1928;1985) // Экономическая социология и перестройка. М, 1989. Лейбович О. Л. Реформы и модернизация в 1953;1964 гг. Пермь, 1993. Всемирная история экономической мысли. М., 1997. Т. 6. кн. 1. Кудров В. М. Советская экономика в ретроспективе: опыт опосредованно повлиял и на изучение хрущевского десятилетия. Поскольку XX съезд КПСС, на котором произошло развенчание «культа личности» И. В. Сталина, притягивал внимание исследователей, это, привело к понижению интереса к иным проблемам 50−60-х гг. Работы, которые уделяют внимание коммунистическому строительству, обращаются только к отдельным аспектам Программы партии, касающимся экономических задач советского государства, в них только постулируется тот факт, что в 1961 г. произошло провозглашение намерения КПСС построить в течение 20 лет коммунизм. В лучшем случае анализируются экономические предпосылки создания Программы партии и причины ее невыполнения. Таким образом, анализ охватывает преимущественно коммунистическую перспективу «сверху», без глубокого исследования скрытых факторов, которые обеспечивали формирование и функционирование образа коммунизма.
Коммунистическая тематика рассматривается и в работах, посвященных предыдущим периодам советской истории, поскольку и в послереволюционный период, и в сталинские времена «светлое будущее» постоянно «приближалось"4. Большее внимание исследователей к 20−50-м гг. по сравнению с 60-ми гг., естественно, отразилось и на степени разработанности проблемы. Работы Шт. Плаггенборга, Д. Хмельницкого, Ш. Фицпатрик, М. Чегодаевой демонстрируют продуктивный подход к вычленению представлений о будущем как из официального, так и из народного дискурсов. К тому же, в отличие от отечественной историографии, которая делает акцент на политических и экономических проблемах, зарубежные исследователи переосмысления. М., 1997. Дроздов В. В. Экономические реформы в СССР (1953;1985). Взгляды зарубежных исследователей. М., 1998. Пихоя Р. Г. Советский Союз история власти. 1954;1991. М., 1998. Пыжиков A.B. Оттепель: идеологические новации и проекты (1953—1964). М., 1998. Зубкова Е. Ю. Общество и реформы. 1945;1964. М., 1999. Трофимов A.B. Советское общество 1953;1964 годов в отечественной историографии: политика и экономика. Дисс. докт. ист. наук. Екатеринбург, 1999. Зеленин И. Е. Аграрная политика Н. С. Хрущева и сельское хозяйство. М., 2001. Ханин Г. И. Десятилетие триумфа советской экономики // Свободная мысль-ХХ12 002, №. 5- Летенко A.B. Российские хозяйственные реформы. История и уроки. М., 2004. Амосов А. И. Социально-экономичесая эволюция России. М., 2004. Шестаков В. А. Политика Н.С. Хрущева в аграрной сфере: приемственность и новации // Отечественная история. 2006. №. 6.
4 См.: Плаггенборг Шт. Революция и культура: Культурные ориентиры в период между Октябрьской революцией эпохой сталинизма. С-Пб., 2000. Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история советской России в 30-е годы: город. М., 2001. Чегодаева М. А. Социалистический реализм-мифы и реальность. М., 2003. Хмельницкий Д. Зодчий Сталин. М., 2007. обращают внимание на повседневные практики, на те ориентиры, которыми руководствовались в обыденной жизни советские люди. Анализу, в первую очередь, подвергается культура и составляющие ее элементы, начиная от переделки человека до изменения имен. Коммунизм рассматривается не только как утопия, но и как смыслообразующая основа эпохи. Помимо методологического аспекта, эти работы позволяют установить преемственность между зарождением марксистской идеи коммунизма и созданием III Программы партии.
Необходимо отметить, что попытка исследовать задачи строительства коммунизма в III Программе КПСС была предпринята в 2002 г. Т.Ю. Луциной5. Несмотря на то, что проблемно и хронологически диссертация Т. Ю. Луциной совпадает с данной работой, несколько существенных наблюдений позволяет сделать заключение, что в исследовании Т. Ю. Луциной не ставилась задача анализа представлений о коммунизме как власти, так и общества. В этой диссертации основной упор был сделан на двух моментах. Во-первых, коммунистическое строительство воспринимается исследователем как миф, понимается как обман и манипуляция. Во-вторых, коммунизм в работе Т. Ю. Луциной, в основном, рассматривается только в рамках разработки Программы партии, а значительная часть диссертации посвящена анализу взаимоотношений исторической науки и власти. Автор пытается продемонстрировать роль академической исторической науки, с упором на местный удмуртский материал, в оформлении «коммунистического мифа». Автор обозначает основные задачи Программы партии, не пытаясь определить комплекс идей, лежащих в их основе. Коммунистическая перспектива выступает в ее исследовании фоном, на котором показана ситуация в исторической науке. Также в диссертации Т. Ю. Луциной полностью отсутствует обращение к сознанию и представлениям населения СССР. Несмотря на ряд, весьма интересных выводов, в целом, можно сказать, что.
5 См.: Луцина Т. Ю. Миф «развернутого строительства коммунизма» в советском обществе в середине 50-х — начале 60-х годов. Дисс. канд. ист. наук. Ижевск, 2002.
Т.Ю. Луциной не удалось систематически проработать проблематику коммунистических перспектив на рубеже 50−60-х гг. Таким образом, данная диссертация и работа Т. Ю. Луциной, на первый взгляд имеющие значительное формальное сходство, содержательно существенно различаются.
Традиция исторической науки связывает периоды советской истории с людьми, которые находились во главе государствасобытия, происходившие в то или иное время, тоже неразрывно связываются с личностью руководителя. Так, и идея «развернутого строительства коммунизма» интерпретируется как авантюрная инициатива Н. С. Хрущева. Поэтому анализ «коммунистического строительства» можно обнаружить в исследованиях, касающихся личности Н.С. Хрущева6. Недостатки анализа коммунистических перспектив в этих работах обусловлены точкой зрения авторов, которые коммунизм и его строительство выводят из особенностей личности партийного лидера.
Личностный взгляд на восприятие коммунизма нашел свое отражение и в разнообразных работах, проведенных с большой временной дистанцией, очевидцев принятия новой Программы партии 1. Помимо присутствия личных впечатлений — пусть деформированных последующим опытом, эти сочинения одновременно интересны тем, что в них III Программа КПСС и предполагаемое «светлое будущее» раскрываются через отдельные эпизоды или бытовые ситуации, которые исчезают из поля зрения «официальной» истории. Эти работы выступают в двух ипостасях: во-первых, они являются источникамиво-вторых, содержат элементы исследования описываемого периода. И зачастую анализ события современником, который находился за кулисами и создания Программы партии, и обыденной советской жизни, более информативен, чем «научные» исследования.
Изучение механизмов трансляции коммунистических идей официального дискурса можно обнаружить в работах, посвященных истории отечественных.
6 См.: Медведев P.A. Н. С. Хрущев: политическая биография. М., 1990. Н. С. Хрущев (1894−1971): Материалы научной конференции посвященной 100-летию со дня рождения Н. С. Хрущева. 18 апреля 1994 года. М., 1994. Гриневский О. Тысяча и один день Никиты Сергеевича. М, 1998. Поползунов Ю. А. Н. С. Хрущев как политический лидер. Дисс. канд. полит, наук. М., 2003.
7 См.: Носов Е. Кострома не Айова // Никита Сергеевич Хрущев: Материалы к биографии. М., 1989. Бурлацкий Ф. Глоток свободы. M., 1997. кн. 1. Вайль П., Генис А. 60-е. Мир советского человека. М., 1998.
СМИ рубежа 50−60-х гг., в период пропагандирования Программы партии8. К сожалению, авторы уделяют мало внимания данному периоду, ограничиваясь сообщением о том, что СМИ активно участвовали в работе по распространению коммунистических идей, и перечнем печатных, телевизионных и радио материалов, созданных в 60-е гг. и касающихся коммунизма.
Среди работ, рассматривающих механизмы трансляции официального дискурса о коммунизме, следует выделить диссертацию B.JI. Дрындина9. В данном исследовании заявлены довольно узкие территориальные рамки, что не снижает значимости работы, раскрывающей механизмы функционирования партийной и государственной машины «агитации и пропаганды» в обозначенный период. Материал Южного Урала в работе рассматривается не изолированно, а в контексте решений и постановлений центральных органов. Южный Урал является своеобразным срезом, на примере которого демонстрируются общесоюзные тенденции, связанные с воплощением в жизнь идей партийных и государственных органов. B.JI. Дрындин показывает, с какими трудностями сталкивались агитаторы на местах, как была организована их работа, демонстрирует плюсы и минусы работы по пропагандированию государственной идеологии. В связи с тем что автор ставил своей задачей охватить все хрущевское десятилетие, сюжеты, связанные с III Программой КПСС, недостаточно обширны. К тому же B.JI. Дрындин рассматривает только «стандартные» механизмы пропаганды: СМИ, лекции, разнообразные занятия и т. д., не останавливаясь на иных видах трансляции официальных представлений и не затрагивая вопрос о взаимовлиянии представлений населения и средств пропаганды.
Художественные тексты10 как медиаторы коммунистических образов на рубеже 50−60-х гг. в историографии практически не рассматриваются.
8 См.: Гуревич П., Ружников В. Советское радиовещание. М., 1976. Кузнецов И. В. История отечественной журналистики. М., 2002. История мировой журналистики. Под ред. Беспаловой А. Г Москва — Ростов-на-Дону, 2003.
9 См.: Дрындин В. Л. История пропагандированния постулатов государственной идеологии в условиях начала демократизации Советского общества (на материале Южного Урала середина 50-х — середина 60-х гг.) Дисс. канд. исторических наук. Оренбург, 1997.
10 Тексты в данном случае понимаются в широком значении, а не только как письменные, подробнее см. далее.
Существует литература, посвященная тем или иным текстам, в которых раскрывается общий фон эпохи, но увязки с коммунизмом в этом случае крайне поверхностны. К тому же по сравнению с традиционными формами «агитации и пропаганды», на которые исследователи в первую очередь обращают внимание, художественные тексты в принципе изучены очень слабо.
Необходимо особо выделить исследования, посвященные фантастической литературе, поскольку именно фантастика ориентировалась на описание будущего и пыталась дать прогноз дальнейшего развития человечества11. К сожалению, до сих пор жанр фантастической литературы воспринимается как один из жанров «низкой литературы», который не достоин серьезного внимания со стороны литературоведов. Только в последнее время наметились некие подвижки в этой области, и фантастика постепенно занимает.
12 полагающееся ей место в ряду исследовательских проблем. Работы, посвященные фантастической литературе, тяготеют к обобщениям и стремлению дать широкую панораму развития фантастики. При таком подходе в рамки данного исследования попадают и И. Ефремов, и А. и Б. Стругацкие, ключевые фигуры в советской фантастике не только 50−60-х гг., но и всей ее истории. Эти авторы интересны тем, что создали полномасштабные «коммунистические утопии». Исследователи, обращавшиеся к творчеству данных писателей, пытались выяснить, чем обусловлено появление их произведений, объяснить популярность и выявить скрытые идеи, лежащие за видимым слоем текста. Однако результаты уже произведенных исследований сами по себе не представляют интереса для данной работы, их необходимо переосмыслять и связывать с другой информацией, для того чтобы показать роль фантастической литературы как медиатора образов коммунизма.
Понятие художественного текста, помимо литературы, включает многие творения человечества. В первую очередь, это относится к произведениям искусства, но, кроме того, в качестве медиаторов могут выступать В данной работе не рассматривается жанр классической утопии, поскольку представляется, что в данный период функции утопии, как отображения идеального общества, перенимает на себя фантастика.
12 См.: Энциклопедия фантастики / Под ред. Вл. Гакова. Минск, 1995. Фишман Л. Г. Фантастика и гражданское общество. Екатеринбург, 2002. Фрумкин К. Г. Философия и психология фантастики. М., 2004. разнообразные явления, начиная от языка и заканчивая кулинарией. Следовательно, исследования, в которых освещается проблема взаимодействия между неким явлением и сознанием советского человека, могут быть включены.
11 в данный обзор историографии. Однако в данных работах также не ставится цель отметить связь исследуемого предмета с задачей строительства коммунизма. Зачастую остается только поместить их выводы в контекст коммунистических идей рубежа 50−60-х гг., дабы они приобрели дополнительный смысл и продемонстрировали неявные механизмы, благодаря которым осуществлялась работа коммунистических идей.
Наиболее интересной и наименее изученной проблемой в рамках данной диссертации является исследование образа коммунизма в сознании обычных советских граждан. Отметим, что существует работа, цель которой — изучение коммунистических перспектив в представлениях части населения Советской России14. Однако это исследование ограничено как территориально — рамками Европейской части России, так и по групповому принципу, поскольку описываются только представления крестьян, причем хронологические рамки исследования составляет период 1921;1927 гг. Здесь на основании изучения крестьянских писем «во власть» выявляется несколько основных вариантов интерпретации крестьянами марксистско-ленинского коммунизмадается описание того, как складываются эти варианты, насколько велика частотность проявления того или иного варианта в письмах, а также с чем это было связано. Н. Е. Шаповалова, помимо исследования заявленной проблематики, проводит краткое сопоставление и с последующими периодами, в том числе и с рубежом 50−60-х гг. Работа Н. Е. Шаповаловой позволяет выявить сходство и различие в представлениях о коммунизме на протяжении почти 40 лет.
13 См.: Серио П. Русский язык и советский политический дискурс: анализ номинализации // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса. М., 1999. Гюнтер X. Архетипы советской культуры // Соцреалистический канон. С-Пб. 2000. Гюнтер X. Соцреализм и утопическое мышление // Соцреалистический канон. СПб., 2000. Паперный В. Соцреализм в советской архитектуре // Соцреалистический канон. СПб, 2000. Похлебкин В. В. Кухня века. М., 2000. Арутюнов С. А. Основные пищевые модели и их локальные варианты у народов России // Традиционная пища как выражение этнического самосознания. М., 2001. Лебина Н. Б., Чистиков А. Н. Обыватель и реформы. Картины повседневной жизни горожан в годы нэпа и хрущевского десятилетия. СПб., 2003.
4 См.: Шаповалова Н. Е. Коммунистическая перспектива в представлениях крестьян Европейской части России (1921;1927 гг.). Дисс. канд. ист. наук. Армавир, 2001.
Отношение к коммунизму и его восприятие можно обнаружить не только в письменных источниках, но и в фольклоре, в первую очередь, в политических анекдотах. Поэтому в историографическом обзоре оцениваются и работы, посвященные анекдотам. Подобно фантастической литературе, анекдот стал объектом исследования относительно недавно. В значительной степени это было обусловлено тем, что в период существования СССР заниматься изучением политических анекдотов, которые в большинстве своем имели антисоветский характер, было затруднительно. Вследствие этого количество исследований на данную тему невелико15. Они, в первую очередь, интересны методологией работы с анекдотом как источником. Специалисты разных областей, с разных точек зрения подходят к феномену бытования анекдота в русской культуре, частью которой является и советская культура. Привлечение подобных исследований позволяет выявить отношение населения к коммунизму, выраженное в анекдотах.
Большинство вышеперечисленных исследований касаются коммунистических представлений советских людей на рубеже 50−60-х гг. весьма опосредованно. Наиболее полно данная проблематика была раскрыта в работах Б. А. Грушина и Ю.В. Аксютина16. Оба исследования пытаются воссоздать те умонастроения, которые бытовали в хрущевский период в сознании советского человека. Данную задачу оба автора решают с помощью социологических методик. В одном случае основным источником явилась авторская коллекция анкет, полученная в ходе нескольких социологических опросов, в которых современники того периода излагают собственное мнение об актуальных вопросах. Ю. В. Аксютин обработал анкеты, сгруппировал и представил некий срез общественного мнения. В основе исследования.
15 См.: Каган М. С. Анекдот как феномен культуры. Вступительный доклад // Анекдот как феномен культуры. Материалы круглого стола 16 ноября 2002 г. СПб., 2002. Мошкин В., Руденко Д. Детский политический анекдот // Социологические исследования, М., 1996; Соколов Е. Г. (Русская) культура как феноменально-феноменологический анекдот // Анекдот как феномен культуры. Материалы круглого стола 16 ноября 2002 г. СПб., 2002. Чередниченко T.B. Наш миф // Arbor Mundi. Мировое дерево. Международный журнал по теории и истории мировой культуры. № 1. M.: РГГУ, 1992.
16 См.: Аксютин Ю. В. Хрущевская «оттепель» и общественная настроения в СССР в 1953;1964 гг. М., 2004. Грушин Б. А. Четыре жизни России в зеркале опросов: Очерки массового сознания россиян времен Хрущева, Брежнева, Горбачева и Ельцина. Кн. 1. Эпоха Хрущева. М., 2001.
— 12.
Б.А. Грушина лежат данные масштабного социологического опроса, проведенного «Комсомольской правдой» в августе-ноябре 1961 г. Таким образом, материал собирался параллельно со «всенародным обсуждением» Программы партии. Естественно, что и у того, и у другого подхода есть свои плюсы и' минусы, и это приводит к выводу о необходимости обобщения результатов обоих исследований. Работа Ю. В. Аксютина и Б. А. Грушина с такими базами данных в рамках социологии понятна и оправданна. В результате своих исследований они получили богатый фактический материал, качественно и профессионально его обобщили и представили обоснованные итоги. Однако выводы, полученные с помощью социологических методов, в рамках исторического исследования могут использоваться только в сопоставлении с комплексом других источников в общеисторическом контексте. Определенная формальность социологического исследования, заключающая респондента в некие условные границы, не позволяет человеку полностью выразить свое мнение и, кроме того, значительно сужает тематические рамки, игнорируя некоторые важные моменты, связанные с представлениями населения о коммунизме.
В англоязычных исследованиях внимание к сталинскому периоду также привело к тому, что период рубежа 50−60-х гг. оказался слабо изученным. Современных исследований по советской идеологии этой поры не так уж и много. Основные исследования, проводившиеся в 60-е гг. под влиянием новой Программы партии, являются скорее политологическими, чем историческими. После этого появляются отдельные статьи по идеологии, и пассажи в общих работах по марксистской идеологии17.
17 Shapiro L. (ed.). The USSR and the Future: an Analysis ofthe New Program of the CPSU. NY, London, 1963. Low A.D. Soviet Nationality Policy and the New Program of the Communist Party of the Soviet Union // Russian Review. 1963 № 22/1. Breslauer G. Khrushchev and Brezhnev as Leaders: Building Authority in Soviet Politics London, 1982. Brown A. Political Power and the Soviet State: Western and Soviet Perspectives // Neil Harding (ed.) The State in Socialist Society. London, 1984. Hill R.J., The All-People's State and Developed Socialism //Neil Harding (ed.) The State in Socialist Society. London, 1984. Gellner E. State and Society in Soviet Thought Oxford, New York, 1988. Shlapentokh V. Public and private life of the Soviet people: changing values in post-Stalin Russia. New York, Oxford, 1989. Nahaylo В., Swoboda V. Soviet Disunion: a history of the nationalities problem in the USSR. London, 1990. Simon G. Nationalism and policy toward the nationalities in the Soviet Union: from totalitarian dictatorship to postStalinist society. Oxford, 1991. Rigby Т.Н. The Government in the Soviet Political System // Eugene Huskey (ed.) Executive Power and Soviet Politics: The Rise and Decline of the Soviet State. Armonk, N. Y., 1992. Fitzpatrick S.
— 13.
Интерес вызывают работы таких молодых историков, как Юлиана Фюрст и Бриан Ла Пьер которые указывают на то, что инициированную Хрущевым либерализацию социокультурной жизни и попытки реанимировать общественную активность необходимо интерпретировать лишь как сопутствующий эффект стремления нового партийного руководства к дифференциации социальной системы. Политическая прерогатива состояла в том, чтобы направлять и контролировать общественные изменения. Эти новые критические исследования направлены против характеристики «оттепели» как периода «свободы"18.
Объектом диссертационного исследования является представления о коммунизме в СССР 50−60-х гг. XX в. Эти представления получили отражение в корпусе текстов, порожденных трансляцией и восприятием коммунизма как теоретического конструкта марксистской философии властью и населением на рубеже 50−60-х гг. Задача строительства коммунизма оказывала в обозначенных хронологических рамках значительное влияние на принятие решений и поведение, как властных структур, так и населения, что, в свою очередь, обуславливало развитие страны и ход исторического процесса.
Предметом исследования выступают зафиксированные в текстах о коммунизме идеи, формирующие представление о коммунистических перспективах.
Цель исследования заключается в том, чтобы выявить и проанализировать образы коммунизма, функционировавшие во власти и населении на рубеже 50−60-х гг.
Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:•.
Ascribing Class: The Construction of Social Identity in Soviet Russia // Journal of Modern History. 1993. № 65. Walicki A. Marxism and the Leap to the Kingdom of Freedom. Stanford, 1995. Brudny Y. Reinventing Russia. Russian Nationalism and the Soviet State, 1953;1991. Cambridge, MA, 1998).- Taubman W. Khrushchev. The Man. His Era London, 2005. Renkama J. Ideology and challenges of political liberalisation in the USSR, 1957;1961: Otto Kuusinen’s «Reform Platform», the State Concept, and the Path to the 3rd CPSU Programme. Helsinki, 2006.
18 Комментарии К. Гествы на текст Л. Коноваловой Городские детские «пространства» в Челябинске в период «оттепели», 1953;1964. // http://isem.susu.ac.ru/curr/kinderwelterus/comments/.
1) проследить изменение представлений о коммунизме от работ К. Маркса и Ф. Энгельса до конца 50-х гг. с тем, чтобы обозначить контекст понимания коммунизма в III Программе КПСС;
2) проанализировать основные идеи и причины создания III Программы КПСС, тем самым, обозначив официальный образ коммунизма;
3) описать механизмы взаимодействия между официальным коммунистическими перспективами и населением;
4) характеризовать систему пропаганды основных положений Программы партии и коммунистических перспектив;
5) выявить циркулировавший среди населения комплекс идей, связанных с коммунизмом, и изучить положительное и скептическое отношение советских граждан к предлагаемому властью «светлому будущему».
Хронологические рамки определяются рубежом 50−60-х гг. XX в. Формальными границами могут служить 1956 г., когда на XX съезде КПСС было принято решение о создании новой Программы КПСС, и 1964 г., когда должна была вступить в силу новая Конституция СССР, призванная подтвердить и дополнить положения Программы партии, но этого не произошло в связи с отставкой Н. С. Хрущева. В брежневский период произошел отказ от идеи развернутого строительства коммунизма.
Источниковую базу исследования составили архивные и опубликованные документы, а также целый комплекс разнообразных текстов, созданных в изучаемый период. История создания III Программы КПСС нашла свое отражение в собраниях Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ) и Российского государственного архива новейшей истории (РГАНИ). В этих архивах находятся фонды ЦК КПСС по проведению XXII съезда КПСС19 и коллекция документов по разработке III.
Программы КПСС. Помимо официальных документов фонды РГАСПИ содержат богатый материал о «всенародном обсуждении» Программы партии. РГАНИ. Ф. l.On.4.
20 РГАСПИ. Ф. 586. Оп. 1.
Письма населения хранятся не только в фонде III Программы КПСС, но и в коллекции документов редакции журнала «Коммунист"21.
Спецификой источниковой базы данной диссертации является тот факт, что основная масса источников опубликована, а доля архивного материала на этом фоне невелика. Это связано с тем, что вместе с официальным пониманием коммунизма рассматривается и трансляция этого понимания, восприятие коммунизма населением, что заставляет обращаться к публикациям рубежа 5060 гг.
Среди опубликованных источников следует выделить стенограммы XVIII, XX, XXI и XXII съездов КПСС22 и материалы XIX и XXII съезда КПСС. Данные источники позволяют очертить тот комплекс идей и представлений, которые лежали в основе официального дискурса о коммунизме. Стенографические отчеты содержат речи партийных руководителей, в которых они выступали как трансляторы коммунистических идей, раскрывая и обосновывая основные положения официальной трактовки коммунизма. Сопоставление отчетов съездов делает возможным проследить развитие и оформление официальной доктрины коммунизма до того момента, как был провозглашен курс на «развернутое строительство коммунизма».
Помимо этого, данные документы служат источником сведений о том, как власть транслировала свои идеи, ведь выступление с трибуны съезда было обращено не только к зрительному залу, но и ко всему советскому народу. Методы взаимодействия власти и населения частично зафиксированы в стенограммах выступлений.
Отдельно следует отметить, что именно стенографический отчет может выступать как источник текста III Программы КПСС, которая на страницах стенографического отчета XXII съезда КПСС предстает сначала как проект, а потом как официально принятый документ. Значение Программы партии как.
21 Там же. Ф. 599. Оп. 1.
22 XV1I1 съезд ВКП (б). 10—21 марта 1939 года. Стенографический отчет. Л. 1939. XX съезд КПСС. 14−25 февраля 1956 года. Стенографический отчет. М., 1956. Внеочередной XXI съезд КПСС. 27 января -— 5 февраля 1959 года. Стенографический отчет. М., 1959. XXII съезд КПСС. 17−31 октября 1961 года. Стенографический отчет. В. 3-х т. М., 1962.
23 Резолюции XIX съезда КПСС. 5−14 октября 1952 г. М&bdquo- 1953. Материалы XXII съезда КПСС. М., 1961.
— 16источника для изучения официальных и народных представлений о коммунизме, трудно переоценить. Этот документ можно назвать главным документом рубежа 50−60-х гг. в СССР. Партийная программа определяла не только партийные и государственные планы на ближайшие 20 лет, но и предлагала перспективу «идеального» общества. В Программе партии ставились задачи, решение которых должно было привести тогдашнее поколение советских людей к коммунизму. Проанализировав эти задачи, исследователь получает возможность увидеть, что, по мнению властей того периода, необходимо было сделать, дабы наступил коммунизм и — самое главное — что он собой представлял.
Для корректного изучения III Программы КПСС в качестве источников следует привлечь предыдущие партийные программы24. Сравнение трех программ позволяет проследить, как менялись партийные установки на различных этапах истории, какие задачи ставились в первой и второй Программах и почему именно третья решилась дать конкретные сроки завершения строительства коммунизма.
Немаловажные данные содержатся в двух публикациях архивных материалов: A.A. Барсукова и A.A. Данилова. A.A. Барсуков опубликовал материалы по подготовке проекта III Программы КПСС, куда вошли замечания Н. С. Хрущева к предложенному тексту проекта Программы партии25. Данная публикация вызывает особый интерес, поскольку благодаря представленным материалам можно сделать заключение, во-первых, об официальном коммунистическом дискурсе, во-вторых, о восприятии коммунизма Н. С. Хрущевым. A.A. Данилов собрал данные о работе конституционной комиссии, подготовившей текст новой конституции СССР, которая должна была закрепить положения Программы партии, но осталась нереализованной26.
24 Программа Российской коммунистической партии (большевиков) // Хрестоматия по истории КПСС. М., 1989. Т. 1. Программа Российской Социал-демократической рабочей партии принятая на II съезде партии // Хрестоматия по истории КПСС. М., 1989. Т. 1.
25 Н. С. Хрущев о проекте третьей Программы КПСС // Вопросы истории КПСС. 1989 № 8.
26 «Утаенная Конституция» Никиты Хрущева// Исторический архив. 1997. №. 1.
Важным источником для изучения и понимания коммунистических представлений на рубеже 50−60-х гг. служат труды классиков марксизма-ленинизма и руководителей страны27. Сочинения К. Маркса, Ф. Энгельса и В. И. Ленина демонстрируют те идеи, которые лежали в основе представлений о «светлом будущем» официального советского дискурса. Труды И. В. Сталина призваны показать эволюцию представлений о коммунизме от классиков к исследуемой эпохе, а также тот факт, что, несмотря на XX съезд КПСС и критику «культа личности», практика коммунистического строительства хрущевского периода имеет много общего со сталинской эпохой. Различные выступления Н. С. Хрущева позволяют расширить представления о коммунизме, особенно в тех вопросах, которые касаются частных моментов и методов трансляции этих представлений.
Наибольшую информацию о трансляции коммунистических перспектив властью можно обнаружить в источниках, представляющих собой материалы СМИ. Среди них необходимо выделить статьи в газетах и журналах, которые были призваны «переводить» и доводить до населения положения Программы.
29 партии, и источники, в которых коммунистические идеи транслировались не напрямую, а опосредованно, через критику негативных явлений советской реальности и подчеркивание положительных.
Близки материалам газет и журналов и научно-популярные издания, которые также позволяют говорить о взаимодействии официального дискурса о коммунизме с населением30. Подобная литература, находясь в промежуточном.
27 Ленин В. И Собр. соч. Т. 25, 35. Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. Т. 1,2, 3. Сталин И. В. Соч. Т. 10. Хрущев Н. С. За новые победы мирового коммунистического движения // Коммунист. 1961. № 1.
28 Правда. 1960;1964 гг.- Известия 1960;1964 гг.- Труд. 1960;1964 гг.
29 Гак Г. Коммунизм и личная собственность // Коммунист. 1961. № 1. Козлов Г. О закономерностях развития производительных сил коммунистической формации // Коммунист. 1961. № 3. Логинов А. Читая книгу о коммунизме. // Коммунист 1960 № 12. Панферов Ф. Что такое коммунизм // Октябрь 1960 № 1. Подгорный Н. На путях к победе коммунистического труда // Коммунист. 1960. №. 6. Дмитриевский В., Брандис Е. Современность и научная фантастика // Коммунист 1960. № 1. Юдин П. Закономерный характер перехода от социализма к коммунизму // Коммунист. 1961. № 12.
30 Глезерман Г. Е. Будущее которое начинается сегодня М., i960. Он же. Коммунизм и труд М. 1961. Журавков М. О коммунистическом воспитании трудящихся М., 1959. Епищев П. И., Глазов Л. М. О возрастающей роли КПСС в строительстве коммунизма Л., 1959. Ефимов В. Т. Коммунизм и мораль Киев, 1961. Маслов H.H. Самое важное для победы коммунизма Л., 1959. Рожин В. П. Развитие XXII съездом марксистско-ленинской теории Л., 1963; Он же. Что значит трудиться по-коммунистически Л., 1961. Он же. Что такое коммунизм? Л., 1959. Струков Э. В. Человек коммунистического общества М., 1961. Струмилин С. Г. Рабочий день и положении между властью и населением, позволяет изучать и официальные коммунистические представления, и трансляцию идей власти, одновременно являясь одним из источников формирования коммунистического образа у жителей Советского Союза.
Особый источник для данного исследования — это художественная литература и, в первую очередь, фантастика31. Влияние художественного текста на сознание население весьма велико, поскольку художественное оформление идеи оказывает большее влияние на рядового человека, чем статья в газете, пусть и в центральной. Представляется, что использование фантастики как источника по изучению коммунистических представлений позволит более корректно проследить взаимодействие официального образа коммунизма с представлениями населения.
Не менее интересным, но почти не изученным источником является «Книга о вкусной и здоровой пище». Являясь концентрированным выражением представления о том, как должно было быть организовано питание в СССР, она демонстрировала и продуктовое изобилие, которое для большинства населения отождествлялось с коммунизмом, а следовательно, «Книга о вкусной и здоровой пище» служила для советского человека своеобразным кулинарным путеводителем по «светлому будущему».
Методология работы базируется на использовании подходов, которые родились в рамках нескольких отраслей гуманитарного знания. Наиболее продуктивными представляется культурная история и история идей33. В рамках этих парадигм могут быть применены наработки многих дисциплин: культурологии, социальной антропологии, фольклористики, лингвистики, литературоведения. Таким образом, реализуется принцип мультидисциплинарности, который позволяет изучить представление о коммунизм М., 1959. Чесноков Д. И. От государства диктатуры пролетариата к общенародному государству М., 1962.
31 Богданов А. Красная звезда. М., 1990; Ефремов И. Туманность Андромеды. М., 2004. Стругацкие А. и Б. Полдень 22 в. СПб, 2005.
32 Книга о вкусной и здоровой пище М., 1951. Книга о вкусной и здоровой пище М., 1961. Книга о вкусной и здоровой пище М., 1964 г.
33 Историография по данному вопросу обширна, поэтому отошлем к следующей обзорной работе: Ровный Б. И.
Введение
в культурную историю. Учебное пособие. Челябинск, 2005. коммунизме в разных аспектах, и дать более полную картину, по сравнению с результатами чисто исторических методов.
Для понимания советского дискурса представляется особо важным, что происходило совмещение трех времен в едином социальном конструкте. Такая позиция основывается на расширенной трактовке идеи М. А. Барга, который в своей работе писал: «Общественный индивид в состоянии жить, смотря вперед, только в том случае, если его мысль оглядывается назад"34. М. А. Барг, в первую очередь, рассматривал проблему исторического сознания в историографии, но представляется, что его идеи могут иметь более широкое применение.
Будущее конструируется из элементов личного или социально усвоенного опыта. Человек как элемент социума одновременно является субъектом и объектом формирования социальной памяти, которая является хранителем социального прошлого. Сконструированное на основании прошлого представление о будущем является для настоящего эталоном, определяющим модусы поведения человека. Движение в будущее рассматривается как развитие положительных черт современности, приводящих к построению идеальной системы. Социальная память, как и природная, обладает способностью избирательно забывать некоторые факты прошлого. Потребности настоящего влияют на выбор элементов пережитого опыта, определяя образ социального прошлого. Все три времени оказываются взаимосвязаны.
Советский человек, во власти и за ее пределами, находился в рамках мифологической системы, которая делила время на три части: светлое будущее всего человечества — коммунизмнастоящее, которое призвано воплотить коммунизм в действительность и прошлое, логика развития которого предполагала возможность перехода из настоящего к ожидаемому будущемукоммунизму. Для обеспечения нужной логики развития прошлого в советской действительности имелась особая концепция отбора и интерпретации фактов, которая выдавала необходимый образ прошлого. В «Восемнадцатом Брюмере.
34 Барг М. А. Историческое сознание как проблема историографии // «Цепь времен»: проблемы исторического сознания. М. 2005. С. 13.
Луи Бонапарта" К. Маркс писал: «Люди сами делают свою историю, но они ее делают не так, как им вздумается, при обстоятельствах, которые не сами они выбрали, а которые непосредственно имеются налицо, даны им и перешли от.
35 прошлого". Коммунизм К. Маркса, и в значительной степени, III Программы КПСС представлял собой одновременно и отречение от всей прошлой истории, и ее итог, поскольку он был подготовлен всем предшествующим развитием общества36.
Также в данной работе нашли свое отражение идеи французских.
37 постструктуралистов, и в первую очередь Р. Барта, в частности, методики анализа визуальных и текстовых документов для поиска в них неявных смыслов, а также концепция интерпретации мифологии Р. Барта. В названии нашей работы термин «миф» не нашел свое отражение, поскольку данное понятие отличается многозначностью и негативными коннотациями. Однако комплекс представлений о коммунизме сближается с теорией мифа, поэтому использование методов Р. Барта представляется продуктивным для данного исследования. Особенный интерес вызывает концепция «похищения языка», демонстрирующая, как значение слова может трансформироваться и приобретать новый смысл, тем самым, создавая новую семиотическую систему.
Исследуемая проблема обусловила применение методов общего характера (логический, метод классификации) и специально-исторических: исторической реконструкции и сравнительно-исторического анализа.
Обозначим и основные понятия используемые в данной работе. В диссертации под дискурсом будет подразумеваться некий набор текстов, в которых фиксируются идей, в свою очередь, определяющие поведение, как.
38 отдельного человека, так и больших групп .
В рамках этого понимания следует обозначить соотнесение идеи и дискурса. Что касается коммунистического дискурса, то, конечно, идея.
35 Маркс К. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта // Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. Т. 8. С. 119.
36 Шацкий Е. Утопия и традиция. М., 1990. С. 249.
37 Барт Р. Мифологии. М., 2000.
38 Постмодернизм Энциклопедия. Минск, 2001. С. 232. коммунизма появилась раньше дискурса. Надо отметить, что она возникла на основе уже существовавших дискурсов.
Необходимо дать пояснение термина «медиатор», используемого в данной работе. В рамках гуманитарной парадигмы представление о медиаторе еще не сформировалось, в связи с чем отсутствует четкое и однозначное определение данного понятия. В обыденном словоупотреблении слово «медиатор» трактуется либо как биологически активное вещество, участвующее в передаче нервного импульса в органы, либо как синоним плектра, приспособления для игры на струнных инструментах. Эти значения не могут быть использованы в данном исследовании. Обычно, когда возникает необходимость охарактеризовать функцию передачи информации, используется термин «транслятор». В зависимости от контекста в понятие «медиатор» включаются и посредники, которые, пожалуй, по смыслу наиболее близки медиатору в нашем понимании, но посредник предполагает одушевленность, в отличие от нейтрального медиатора. Медиатор — это и трансляторы, независимо от того, в какую сторону они направлены, и ретрансляторы, выполняющие функцию передачи информации не напрямую, а опосредованно. Синонимически понятию «медиатор» близок и оракул, проводник непререкаемой и абсолютной истины, который обеспечивает вербализацию «истинного» знания, указывая остальным «верный» путь, а также «медиум», в чью компетенцию входит не просто передача информации, полученной «сверху», а обеспечение возможности диалога обычных людей и «иной» реальности.
Научная новизна работы состоит в том, что в исследовании впервые предпринята попытка изучения актуальных ожиданий не только политической элиты, но и рядовых граждан СССР на рубеже 50−60-х гг. В работе производится проверка гипотезы о прагматичности III Программы КПСС в противовес сложившейся в постсоветской историографии традиции воспринимать данный документ как очередную утопию. Работа абстрагируется от полярных оценок Программы партии, свойственных как советской, так и постсоветской историографии.
В ходе проверки гипотезы уточняется официальное понимание коммунизма на рубеже 50−60-х гг. XX века. В отличие от предыдущих, исследований в диссертации впервые анализируются не только механизмы, но и результаты трансляции и восприятия представлений и образов коммунизма, которые предлагались советским руководством и по-своему — и по-разному — истолковывались населением.
Обозначенные выше задачи определяют структуру работы. Основная часть состоит из трех глав, которые, в свою очередь, разделены на параграфы. Также имеются обязательные элементы: введение, заключение, список использованных источников и литературы.
Первая глава посвящена исследованию истории создания III Программы КПСС, отражающей официальный дискурс о коммунизме и основные элементы, которые должны были, по мнению властей, сформировать «светлое будущее».
Во второй главе анализируются действия разнообразных медиаторов, которые оказывали влияние на формирование коммунистических представлений у населения и корректировали в ходе передачи информации официальный дискурс.
В третьей главе выявляются и описываются образы коммунизма, бытовавшие среди населения Советского Союза на рубеже 50−60-х гг. На страницах данной работы нашли свое отражение не только позитивное отношение и вера в наступление «светлого будущего», но и скептические мнения и способы их выражения.
Заключение
.
Провозглашение эпохи «развернутого строительства коммунизма», ознаменованное принятием III Программы КПСС XXII съездом КПСС в октябре 1961 г., представляется событием, которое было обусловлено всем предшествующим развитием марксистско-ленинской идеологии и самого советского государства. Обвинения Н. С. Хрущева в волюнтаризме применительно к провозглашенному лозунгу о том, что «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме», в этой связи не совсем корректны. Идея о постепенном переходе к коммунистическому обществу оформилась еще в 30-е гг. XX в. в связи с идеей о завершении строительства социализма в СССР. Если бы не война, возможно, лозунг о строительстве коммунизма в двадцатилетний срок мог бы появиться не в 60-х гг., а в 40-х гг. Несмотря на отрицание практик сталинского периода, в официальном дискурсе о коммунизме обнаруживается множество идей, которые оформились именно в 30−50-х гг. Поэтому можно сказать, что III Программа КПСС и строительство коммунизма — идея не только хрущевского, но и сталинского времени.
Изучение материалов Программной группы в «Соснах» и текста Программы партии позволяет сделать вывод о том, что разработки предыдущего времени, наряду с трудами классиков марксизма-ленинизма, составили основу официального представления о коммунизме. Идеи рубежа 5060-х гг. выступали фактическим наполнением теоретических построений и очерчивали круг реальных задач, решение которых, по мнению разработчиков, должно было привести страну к «светлому будущему».
Актуальной задачей являлся выигрыш соревнования между СССР и США. Это соперничество носило не только внешнеполитический и институциональный характер. Н. С. Хрущев после визита в США, начал экспериментировать с советской действительностью, что, в свою очередь, нашло свое отражение в тексте Программы партии, а значит, и в официальном образе коммунизма.
Первоочередной задачей в тексте Программы партии выступало создание «материально-технической базы коммунизма», в ней соединялись интересы партийные и государственные. Представлялось, что для победы коммунизма необходимо провести очередную модернизацию экономики, перестроив народное хозяйство в соответствии с передовыми тенденциями: полная электрификация, автоматизация, внедрение искусственных материалов, развитие химии и т. д. После создания экономической основы коммунизма можно было, как представлялось, решать задачи перестройки общественных отношений, итогом которых стали бы: отмирание государства, стирание различий между городом и деревней, физическим и умственным трудом, а также создание человека «коммунистического завтра». Решение этих трех больших задач, которые, в свою очередь, распадались на более частные, по мысли авторов Программы партии, позволило бы провозгласить завершение в СССР строительства коммунизма «в основном».
Это уточнение — «в основном» зачастую выпадает из поля зрения исследователей, но оно существенно корректирует восприятие коммунистических перспектив, особенно в рамках тех 20 лет, которые отводились Программой партии на строительство коммунизма. Вместо коммунизма классиков марксизма-ленинизма, своеобразного идеала общественного устройства, фактически завершающем историю развития человечества, за 20 лет планировалось создать такие условия, которые позволили бы удовлетворить основные потребности человека и социума, поэтому в тексте Программы партии и говорится о коммунизме «в основном».
Очевидная разница между «полным» коммунизмом и коммунизмом «в основном» позволяет по-иному взглянуть на один из важнейших аспектов в изучении коммунистических представлений рубежа 50−60-х гг. С точки зрения доминирующего научного и политического дискурса, III Программа КПСС и эпоха «развернутого строительства коммунизма» являлись воплощением амбиций и волюнтаризма Н. С. Хрущева. Из чего можно было сделать вывод, что партийное руководство изначально рассматривало строительство коммунизма как нереализуемый проект. Однако изучение источников и, прежде всего, архивных материалов о работе над текстом проекта Программы партии позволяет пересмотреть эти оценки и сделать заключение о том, что у советского руководства была уверенность в реальности выполнения поставленных в Программе партии задач. Эта уверенность базировалась прежде всего на темпах экономического роста СССР в 50-х гг., сохранение которых в 60−70-х гг. позволило бы ставить задачи коммунистического строительства. Поэтому III Программа партии может быть рассмотрена не как «коммунистическая утопия», а как прагматический документ, отражающий официальное представление о коммунизме.
Помимо того, что Программа партии обозначала три главные задачи (создание материально-технической базы, развитие коммунистических общественных отношений, воспитание нового человека) построения коммунизма, она выполняла еще одну функцию, без которой решение поставленных задач в обозначенные сроки не представлялось возможным. Необходимо было мобилизовать основную массу населения Советского Союза на «строительство коммунизма». Программа партии была призвана этому способствовать, так как, она являлась документом, официально закрепляющим план строительства «светлого коммунизма». Мобилизация масс на рубеже 5060-х гг. была одним из ключевых моментов в провозглашенной Программой партии эпохе «развернутого строительства коммунизма».
Вследствие того, что текст Программы партии не мог вместить в себя развернутые описания, а ограничивался только кратким обозначением ключевых моментов коммунистического строительства, необходим был корпус текстов, сопровождающих, дополняющих и разъясняющих идеи официального коммунистического дискурса. Для этих целей использовались традиционные методы «агитации и пропаганды», система которых была выстроена за годы советской власти.
Газеты, радио, телевидение стали отводить место для «всенародного обсуждения» проекта Программы партии, трансляции «коммунистической» идеи населению, дабы пробудить его активность и направить энергию в одно, определенное Программой партии, направление — на коммунистическое строительство.
Необходимость мобилизации населения ставила перед властью и системой пропаганды задачу перевести теоретические построения на понятный и доступный язык, что невозможно было сделать без определенных компромиссов. Средства, обеспечивавшие передачу официального дискурса о коммунизме, превращались в медиаторы, призванные осуществить взаимодействие между властью и населениям. Медиаторы представляли собой большую группу разнообразных механизмов с разной степенью взаимодействия «верхов» и «низов». Зачастую официальный дискурс прибегал к иным представлениям населения, пытаясь на этой основе создать новую «мифологическую» систему коммунизма.
Первоочередность задачи повышения активности населения в деле «коммунистического строительства» способствовала росту активности как в «центре», так и на «местах». Однако работа по распространению и усвоению идей Программы партии давала сбои. В этом была вина не только местных работников, но и разработчиков плана «развернутого строительства коммунизма». Они зачастую давали весьма условные образы будущего, стараясь сохранить верность идеям «научного коммунизма» и не впасть в «утопизм».
Утопии и пришедшая им на смену фантастика, как литературные жанры, на рубеже 50−60-х гг. также выполняли функции медиаторов, обеспечивая ориентацию сознания населения на коммунистические перспективы. Непричастность к официальному дискурсу давало больше свободы в конкретных описаниях будущего, а именно конкретика была более понятна и доступна человеку, которого необходимо было призвать к строительству «светлого будущего».
Помимо литературы, в которой давалось конкретное описание будущего, существовало значительное количество текстов, в которых коммунизм представлялся опосредованно. Постулировавшаяся идея о том, что лучшие черты социализма перейдут в коммунизм, обеспечивала возможность видеть в действительности 50−60-х гг. прообраз коммунистического устройства. Поэтому художественные фильмы и кулинарные книги с их продуктовым изобилием выступали своеобразным окном в «светлое будущее», показывая советскому человеку жизнь будущего, к которой надо стремиться и которая будет ему наградой за приложенные усилия. Не только пища, но и другие элементы действительности выступали подобными медиаторами, соединявшими коммунизм и действительность.
Население, наряду с официальным дискурсом и комплексом медиаторов, также порождало и тиражировало образы коммунизма. Официальные коммунистические перспективы выступали, скорее, как оболочка, и текст Программы партии воспринимался как своеобразное откровение. Население обращало внимание не на те моменты, которые считали важными ее авторы, а на второстепенные, связанные с обыденной стороной жизни. Наиболее популярной была идея коммунистического распределения, выраженная в лозунге «от каждого по способностям, каждому по потребностям».
Коммунистические представления населения можно разделить на две большие группы: 1) коммунизм «энтузиастов», идеалом которых была коммуна, в которой были бы полностью ликвидированы всяческие различия между ее членами- 2) «потребительский» вариант коммунизма, где общество должно было обеспечить каждого идеальной «кормушкой», освободив от трудов и забот. Первая группа людей готова была вкладывать усилия в дело «строительства коммунизма», отказавшись от благ в настоящем ради приближения «победы коммунизма» и «светлого будущего». Вторая группа, напротив, считала, что элементы коммунизма необходимо вводить в повседневность как можно быстрее, дабы советские люди на себе ощутили радость жизни в коммунистическом обществе.
В большинстве случаев каждый интерпретировал коммунизм по-своему, пытаясь апелляцией к нему решить волнующие его проблемы. В таком понимании коммунизм можно рассматривать как преемника идеи «земного рая». Такое понимание зародилось в ранний период советский истории, когда население впервые столкнулось с этим теоретическим конструктом марксизма и соединило его с народно-христианскими представлениями. В дальнейшем христианская символика стирается, но суть представления остается неизменной и связывается, в первую очередь, с бытовой благоустроенностью отдельного человека. Такое бытовое понимание коммунизма было вполне естественно, поскольку оно более понятно и лучше усваивается, чем громоздкие наукообразные построения официального дискурса.
Наряду с, в целом, положительным обсуждением программы «развернутого строительства коммунизма» население проявляло к ней и скептическое отношение, что нашло отражение в народном творчестве. Анекдоты показывают, а социологические исследования подтверждают, что часть населения скептически относилось к самой идее коммунизма, а другая часть населения, соглашаясь, в целом, с идеей коммунизма, подвергало сомнению возможность его построения в СССР в установленный двадцатилетний срок. Однако обе позиции, так же как и положительное отношение к коммунизму, имеют одинаковые основания. Скепсис порождала советская действительность с ее неустроенностью: коммунизм должен был вырасти из социализма, то есть фактически из действительности 50−60-х гг., имевшей много негативных сторон.
Помимо выявленных в рамках данного исследования разнообразных образов, 50−60-е гг. предложили множество вариантов представлений о коммунизме, не рассмотренные или лишь упомянутые в данной диссертации. Большой исследовательский интерес представляют, в частности, те образы, которые создавались для детей, циркулировали в среде молодежи, женщин, национальных меньшинств и т. д. Таким образом, коммунистические представления требуют дальнейшего изучения.
Необходимо также отметить, что помешало осуществлению строительства коммунизма в двадцатилетний срок. Одним из главных препятствий оказалась невозможность реализовать экономическую составляющую Программы партии. Вместо продолжения «советского экономического чуда» 50-х гг., страна в начале 60-х гг. оказалась на экономическом спаде, причиной чему послужило несоответствие идеологических заявлений реальной практике государственного управления. Программа партии говорила о борьбе за мир, а внешнеполитическая ситуация вызывала гонку вооружений, куда необходимо было направлять ресурсы, которые, в свою очередь, могли быть направлены на модернизацию и развитие народного хозяйства в соответствии с планами Программы.
Само по себе это не могло оказать пагубного влияния, поскольку и раньше СССР тратил на военные нужды значительные средства. Рост оборонных расходов в 60-х гг. совпал с другими негативными тенденциями. Многие из них носили внеэкономический характер. Несмотря на проведенную реформу А. Н. Косыгина и отставку Н. С. Хрущева, ситуация не изменилась, а продолжила скатываться по наклонной плоскости, вплоть до развала СССР.
Экономические неудачи отражались не только на народном хозяйстве, не позволяя продолжить прежний экономический рост и выполнить поставленные плановые задачи, но и затрагивали интересы обычных граждан. Провозглашенный Программой партии поворот к интересам человека и улучшению его жизни в действительности обернулся рядом проблем, поскольку создавал противоречие между тем, что человек «слышал», и тем, что он «видел». Такое противоречие не могло не сказаться на отношении к коммунистическим перспективам. Население начинало склоняться к скептическому отношению, а это не могло способствовать мобилизации, которая была принципиально необходима для выполнения поставленных задач в указанные сроки.
На рубеже 50−60-х гг. в Советском Союзе существовал не один, а несколько образов коммунизма. Эти образы были многообразны и разнородны, что вызывало трудности их гармонизации и делало нереальным соединение их в рамках одного официального образа «светлого будущего».
