Актуальность темы
исследования.
Построение правового государства и развитие демократических начал в современном российском обществе в соответствии с нормами международного права предполагает признание приоритета общечеловеческих ценностей, прежде всего жизни, здоровья, свободы, достоинства, прав и интересов личности. В связи с этим требуется научно обоснованная корректировка некоторых устоявшихся оценок в отечественном уголовном праве, рациональное обновление уголовного законодательства. Традиционными направлениями совершенствования механизма уголовно-правового регулирования являются, во-первых, нормотворчество, т. е. создание новых и совершенствование уже действующих уголовно-правовых норм, и, во-вторых, совершенствование практики применения этих норм в целях укрепления законности в деятельности правоохранительных органов.
В современном российском обществе, переживающем период кардинальных экономических, политических и социально-правовых перемен, в силу ряда общесоциальных и частно-научных причин не исключена возможность несоответствия уголовно-правовой оценки объективным свойствам конкретного уголовно-наказуемого деяния. В этой связи большую актуальность приобретают те научные исследования в области уголовного права, которые посвящены вопросам до настоящего времени либо теоретически неразработанным, либо не нашедшим должного отражения в науке уголовного права. В частности, к числу недостаточно исследованных относится проблема уголовной ответственности за самоуправство.
Несмотря на то, что самоуправство, ответственность за которое предусмотрена ст. ЗЗО УК РФ относится, в зависимости от характера и степени общественной опасности, к преступлениям средней или небольшой тяжести, существенный рост данной категории посягательств (с 1990 по 1999 гг. количество регистрируемых самоуправств возросло более чем в 5 раз (+.
512%) при общем росте числа зарегистрированных преступлений приблизительно в 1,5 раза (+63%)У обуславливает актуальность особо тщательного уголовно-правового анализа данной нормы. В отличие от тоталитарного государства, в условиях демократии и последовательного формирования основных институтов гражданского общества, общественная опасность самоуправства существенно возрастает. Это, в первую очередь, связанно с институционализацией и внедрением в правовую систему России частной собственности, отношения которой выступают как основной генератор роста самоуправных преступных посягательств. Но и признание обществом в качестве основного приоритета прав и свобод человека и гражданина, закрепленных в гл. 2 Конституции РФ, также своеобразно отражается на тенденциях самоуправных уголовно наказуемых деяний. В частности, в полном соответствии с главой 2 Конституции действует ст. 14 ГК РФ, допускающая самозащиту гражданских прав, способы которой должны быть соразмерны нарушению и не выходить за пределы действий, необходимых для его пресечения.2 Такая ситуация уже предопределяет необходимость глубокого научного анализа проблем самоуправства, которое объективно граничит с юридически дозволенной, и, кроме того, социально одобряемой активной самозащитой физических лиц. При этом, за время, прошедшее с принятия УК РФ 1996 г., законодательными органами не предпринималось попыток совершенствования существующей правовой нормы, предусматривающей уголовную ответственность за самоуправство. Однако такая необходимость вполне назрела. Нуждаются в дальнейшем совершенствовании диспозиция и санкции ст. 330 УК РФ, требуется пересмотр и расширение перечня квалифицирующих признаков самоуправства. Важное значение приобретают и теоретические исследования выдвигаемых судебной практикой вопросов борьбы с самоуправством, тем более что в науке уголовного права вопросы уголовной ответственности за само.
1 Скобликов П. А. Самоуправство при решении имущественных споров //Правоведение, 2000, № 3, С. 175.
2 См.: Сборник кодексов Российской Федерации. — М., 1998, С. 9. управство в целом на монографическом уровне до настоящего времени не разрабатывались. Следовательно, анализ содержания ст. 330 УК РФ, предусматривающей ответственность за самоуправство, и практики ее применения, а также вопросы разграничения уголовно-правового состава самоуправства со смежными уголовно-правовыми составами выдвигают ряд вопросов, требующих специального изучения и разработки.
Однако, в связи с тем, что до проведения социально-экономических и правовых реформ самоуправство не было тем преступлением, которое имело бы большое значение для определения основных тенденций преступности, комплексные — уголовно-правовые и криминологическое исследования самоуправства не проводились. Осмысление этого уголовно-правового феномена, необходимость которого вызвана кардинальным изменением социально-экономических условий жизни в России за последние 15 лет, только начинается.
Цель и задачи исследования
Общая цель — детальное изучение комплекса проблем уголовной ответственности за самоуправство.
Частные цели — изучение состояния практики применения ст. 330 УК РФ правоохранительными органами, выработка рекомендаций по совершенствованию уголовного законодательства регламентирующего ответственность за самоуправство.
Достижение этих целей представляется возможным путем решения ряда исследовательских задач:
— проведение ретроспективного анализа российского законодательства об ответственности за самоуправство, выявление закономерности его развития и состояние уголовно-правовых взглядов на самоуправство в различные исторические периоды;
— рассмотрение особенности конструирования уголовно-правововых норм, регламентирующих ответственность за самоуправство в уголовном законодательстве России, а также деяний, схожих по составу с самоуправством, в современном зарубежном законодательстве;
— проведение сравнительно-исторического, сравнительно-правового анализа отечественного и зарубежного законодательства, предусматривающего уголовную ответственность за самоуправство;
— проведение анализа современного уголовно-правового состава самоуправства через детализацию его объективных и субъективных признаков;
— комплексное рассмотрение проблемы квалификации самоуправства, с акцентированием внимания на наиболее противоречивых аспектах;
— разработка предложений по совершенствованию норм, устанавливающих ответственность за самоуправство, а также толкование отдельных положений ст. 330 УК РФ.
Объектом исследования являются общественные отношения, регулирующие ответственность граждан за самовольное, вопреки установленному законом или иным нормативным правовым актом порядку совершение ими каких-либо действий, правомерность которых оспаривается организацией или гражданином.
Предметом исследования являются:
— уголовно-правовые нормы, предусматривающие ответственность за самоуправство и иные нормы, сходные с ним по уголовно-правовому составу;
— зарубежное законодательство, регламентирующее ответственность за самоуправство и сходные с ним составы;
— теоретико-правовые и социально-исторические представления о самоуправстве как преступлении, административном правонарушении, правомерном социальном поведении;
— практика применения нормы, регулирующей ответственность за самоуправство;
— законодательство, регламентировавшее ответственность за самоуправство в истории уголовного права России.
Методология и методика исследования. Методологическую основу работы составляют общенаучный диалектический метод познания, а также методы: исторический, сравнительно-исторический, историко-генетический, формально-логический, сравнительно-правовой, статистический, конкретно-социологический.
Эмпирическую базу исследования составили: -материалы 212 уголовных дел о самоуправстве и смежных преступлениях, рассмотренных судами Ставропольского края, Краснодарского края, Ростовской области, Карачаево-Черкесской Республики и Кабардино-Балкарской Республики;
— опубликованная практика Верховных Судов России и СССР по делам указанной категории;
— статистические и аналитические материалы ГИЦ МВД РФ, ГУВД Ставропольского края, Краснодарского края, Ростовской области, МВД Карачаево-Черкесской Республики;
— результаты опроса более 300 следователей из различных регионов Российской Федерации, проходящих повышение квалификации в Ставропольском филиале Всероссийского института повышения квалификации МВД России.
Научная новизна диссертационного исследования заключается в том, что в нем впервые на основе УК РФ 1996 г. дается комплексная уголовно-правовая характеристика самоуправства. Проведенное исследование позволило установить несоответствие уголовно-правовой оценки самоуправства по действующему уголовному законодательству объективным свойствам этого деяния, которое предполагается преодолеть в процессе совершенствования существующей ст. 330 УК РФ. Основной научно-исследовательской задачей подготовки, проведения и оформления диссертационного исследования «Уголовная ответственность за самоуправство» явился комплексный уголовно-правовой анализ феномена самоуправства.
На защиту выносятся следующие положения:
— ретроспективное историко-правовое исследование самоуправства в российском праве и закономерности его развития;
— сравнительный анализ норм законодательства зарубежных стран, устанавливающих ответственность за самоуправство и деяния, смежные с ним по составу;
— разграничение понятий самоуправства в уголовно-правовом и в общесоциальном смыслах;
— системная характеристика объективных и субъективных признаков, определяющих самоуправство как преступление;
— предложения по толкованию признаков, разграничивающих: самоуправство от смежных составов преступленийуголовно наказуемого самоуправства от самоуправства, предусмотренного нормами административного законодательства;
— предложения по совершенствованию нормы, регламентирующей ответственность за самоуправство.
Теоретическая и практическая значимость исследования состоят в формулировании предложений по совершенствованию существующей нормы, предусматривающей уголовную ответственность за самоуправство. Полученные выводы могут послужить основанием для решения практических вопросов квалификации самоуправства, определения степени его общественной опасности.
Часть выводов и предложений, явившихся результатом проведенного исследования, может быть учтена при подготовке руководящих разъяснений Пленумом Верховного Суда РФ, а также при разработке ведомственных нормативных актов.
Положения и выводы диссертации могут быть использованы в преподавании курса уголовного права в высших и средних юридических учебных заведениях, при подготовке лекций и учебных пособий по данной теме.
Апробация результатов исследования осуществлялась путем публикаций, участия в научно-практических конференциях и внедрения научных разработок и представлена в 3 опубликованных работах. Основные положения диссертации были вынесены на обсуждение на региональных и краевых научных конференциях, научно-практических семинарах Ставропольского государственного университета, Ставропольского филиала Краснодарского юридического института МВД РФ, Ставропольского института им. В. Д. Чурсина. Сформулированные в диссертации выводы использовались при преподавании курсов уголовного права и криминологии в Ставропольском филиале Краснодарского юридического института МВД РФ и Ставропольском институте им. В. Д. Чурсина.
Объем и структура диссертации. Диссертация выполнена в объеме, соответствующем требованиям ВАК РФ. Структура работы определена целями и задачами исследования и состоит из введения, трех глав (семи параграфов), заключения, списка правовых источников и использованной литературы.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Проведенное исследование позволило сделать ряд выводов. В соответствии с целями и задачами диссертационного исследования был сформирован новый взгляд на те отечественные источники уголовного права, которые были ранее детально исследованы, но это исследование происходило под другим углом зрения. Так, элементы самоуправства как правомерного социального поведения были обнаружены в «Русской Правде», а их динамика была отслежена во всем последующем законодательстве. При этом была выявлена тенденция последовательного ограничения государством самоуправных проявлений, вплоть до их криминализации в 1845 г. Однако было установлено, что фактические социальные отношения, имеющие юридическое значение, не искоренили элементов самоуправства. Своеобразная социально-правовая «живучесть» самоуправства была объяснена через социальный факт общинного самоуправления, который до настоящего времени был и остается одним из залогов стабильного развития общества. Народные волнения, крестьянские восстания, буржуазная и социалистическая революции в России с социально-исторической точки зрения также могут быть оценены как своеобразные «всплески» противоправных самоуправных деяний. В советский период государство последовательно проводило в жизнь политику усиления контроля над населением, что дало возможность говорить о принципиальном сходстве положений уголовного закона 1845 г., регламентировавших ответственность за самоуправство и сходных законов, принятых в советское время.
Анализ зарубежного уголовного законодательства показал, что в «чистом» виде самоуправство встречается только в правовых системах государств, ранее входивших в состав СССР или в структуру социалистического блока. Отсутствие самоуправства в уголовном законе развитых буржуазных стран дало основание полагать, что в этих законах существует достаточное количество иных механизмов специальной превенции самоуправных деяний. Отсутствие самоуправства как отдельно взятого пре;
ступного деяния в указанных кодексах также дало основание говорить о том, что последовательное продвижение по пути формирования правового государства и гражданского общества, возможно, поставит в будущем вопрос о декриминализации данного деяния в России. О такой тенденции, безусловно, свидетельствуют те изменения, которые внесены в законодательство о самоуправстве действующим Уголовным кодексом РФ 1996 г.
Основная трудность сопоставления самоуправства и сходных по.
составу преступлений, зафиксированных в источниках уголовного права иностранных государств, состояла в смысловых аспектах понимания уголовной нормы, составляющих предмет философии и социологии права. Подход российской уголовной науки к отражению самоуправства в источниках уголовного права зарубежных стран оказался мало эффективен, с другой стороны, в исследовании невозможно было отказаться от сравнительного анализа в контексте духа уголовного права, так как только с помощью сравнительного анализа феномен самоуправства в системе современного уголовного законодательства может быть понят системно.
Уголовная ответственность за самоуправство в буквальном его понимании содержится только в источниках уголовного права государств, ранее входящих в состав СССР или в блок социалистических стран, хотя уголовный кодекс любого государства содержит в себе подробную характеристику сходных с ним преступлений. Причины данного явления состоят в следующем: идея гражданского общества, основанная на примате расширения прав и свобод человека и гражданина имеет в законодательстве европейских буржуазных стран основополагающее значение, несмотря на то, что закрепление этой идеи было достаточно проблематичным. Это связано с противоречием безусловно прогрессивной идеи расширения само;
стоятельности субъекта правоотношения и принципа континентального права «запрещено все, что не разрешено" — буржуазные государства Европы и Америки уяснили и претворили в жизнь идею исключительной совместимости экономического и социального роста общества только с расширением прав и свобод его членов, что нашло свое отражение в системе уголовного права указанных странсами преступления против порядка управления не характерны для европейского и американского законодательства. Причина этого явления в том, что единый порядок управления является институтом, исключительно относящимся к тем уголовно-правовым системам, которые функционируют в рамках тоталитарных и посттоталитарных обществуголовная ответственность за самоуправство — институт, неотъемлемо присущий тоталитарному уголовному законодательству, но не утративший своего значения и в переходный период, когда юридически значимые социальные процессы приходится регулировать с помощью прежних, не во всех случаях архаичных, но, безусловно, нуждающихся в переосмыслении уголовно-правовой наукой нормуголовное законодательство европейских государств не пошло по пути обобщения практики анализа сходных по своему составу уголовно наказуемых деяний в такое преступное деяние как самоуправство, а, наоборот, в соответствующих разделах уголовного кодекса обрисовало специфику преступлений против оспариваемых прав, единственным представителем которых, исходя из позиции ряда отечественных исследователей, является самоуправствов европейском и американском законодательстве отсутствие определения преступного самоуправства понимается диссертантом через отсутствие необходимости дополнительного «перекрытия» уголовной ответственностью за.
самоуправство общественной опасности деяний, представляющих собой оспаривание прав, так как в уголовном законодательстве большинства указанных стран уже содержится исчерпывающий список таких деяний.
Российский законодатель счел необходимым сохранить в Уголовном кодексе 1996 года уголовную ответственность за самоуправство, существенно изменив важнейшие характеристики состава данного преступления, что свидетельствует о понимании необходимости пересмотра положений, касающихся уголовно-наказуемого самоуправства в условиях развития основ гражданского общества. Кроме того, российский законодатель в силу ряда объективных и, возможно, субъективных причин, отказался от следования европейской модели уголовного законодательства, не имеющего в своем большинстве института уголовно наказуемого самоуправства.
Различия в понимании уголовно-правовой сущности самоуправства уголовными кодексами государств — бывших республик СССР свидетельствуют о противоречивых тенденциях поиска наиболее адекватных форм государственно-правового регулирования в области уголовно-правовых отношений, связанных с порядком управления.
Преступления против оспариваемых прав, к которым ряд отечественных исследователей относит только самоуправство, могут быть рассмотрены и в более широком смысле. Такой смысл может предполагать, что любое преступление — это прежде всего посягательства на оспариваемые права. При этом права одного гражданина порождают обязанности другого, как и свобода одного гражданина — это всегда ответственность другого или других, которую последние нести не могут или по каким-либо причинам не желают, причем настолько, что, игнорируя при этом требова;
ния уголовного закона, фактически оспаривают право или свободу потерпевшего актом противоправного деяния.
Вместе с тем, исследование объективных и субъективных признаков самоуправства в рамках его уголовно-правового состава показало, что содержание действующей ныне ст. 330 УК РФ не отражает в полной мере конкретного уголовно-правового феномена самоуправства. В ходе анализа объективных и субъективных признаков самоуправства был выявлен ряд серьезных противоречий в диспозиции ст. 330, которые могли предполагать следующие варианты оптимизации эффективности действия данной уголовно-правовой нормы. А именно — либо декриминализация ст. 330 УК РФ в части диспозиции, либо кардинальный пересмотр самой диспозиции. Учитывая, что предложения о декриминализации самоуправства в процессе подготовки и принятия УК РФ 1996 г. имели место, но приняты не были, диссертант, основываясь на структурно-функциональном общенаучном принципе, счел необходимым обосновать неизбежность изменений в диспозиции ст. 330 УК РФ, а также выдвинуть предложения по поводу этих изменений. В частности, из диспозиции предложено исключить понятие самовольности, которое, как показало исследование, естественно проистекает из самого названия преступления — самоуправства и, по сути, нефункционально. Абстрактное понятие «совершение каких либо действий» предлагается заменить на конкретное «реализация прав и свобод», так как, во-первых, понятие «действие», по определению, шире его юридической значимости, во-вторых, этим уголовная-правовая норма приводится в соответствие с содержанием гл. 2 Конституции РФ «Права и свободы человека и гражданина». То есть, по сути, юридически значимое поведение индивида не может быть ни чем иным, как реализацией либо действительного, либо предполагаемого права или свободы, либо ответственностью за противозаконную реализацию действительных или предполагаемых прав, учитывая при этом, что в жизненных обстоятельствах индивид реализует не только позитивное, но и естественное право. Кроме того, предлагается.
снять противоречие в диспозиции удалением из неё принципа оспаривания правомерности самоуправного деяния, который, по сути, вводит в уголов-но-правовые отношения гражданско-правовой принцип оспаривания. Диссертант не считает возможным пересматривать материальный характер данного преступления, так как его формальное бытие в условиях наличия приоритета прав и свобод человека и гражданина в демократическом обществе, а также расширения поля гражданского общества не представляется возможным. В условиях гражданского полноправия не имеет смысла говорить о социальной опасности самоуправного деяния, если им не нанесен существенный вред.
Так как представленное диссертационное исследование не ставило перед собой задачи детальной социально-криминологической характеристики преступного самоуправства, не были сформулированы предложения по изменению санкций в ст. 330 УК РФ. Вместе с тем, автор намерен в дальнейшем провести научную разработку криминологических аспектов самоуправства с целью создания наиболее адекватной уголовно-правовой и криминологической концепции самоуправства.
Единство составных частей системы состава преступления не исключает того, что элементы состава первичны по отношению к признакам состава, так как признак (то есть знак) функционально зависим от того элемента действительности, который он символизирует. Формализация в уголовном праве, особенно в процессе квалификации и разграничения составов преступления имеет большое значение, но в некоторых ситуациях от доведения толкования уголовно-правовой нормы до логического тупика спасает лишь процесс деформализации, основанный на известном «духе» закона. Формализация при разграничении смежных составов преступлений должна сочетаться с элементами деформализации, в особенности при расширительном толковании. Степень достаточности или недостаточности формальных составляющих разграничивает самоуправство как уголовно-наказуемое деяние и самоуправство как правомерную форму социального.
поведения. Такие объективные признаки самоуправства как неопределенность наказуемого действия и оспариваемость противопоставляют его другим преступлениям против порядка управления, оспариваемость как признак обладает чертами уникальности.
Конструкция объективной стороны самоуправства «совершение ка-ких-либо действий» превращает ст. 330 УК РФ в бланкетную норму, за которой, к тому же, нет той конкретной отрасли права с соответствующими нормативно-правовыми актами, к которым отсылает данный признак. Самоуправное деяние, по общему мнению исследователей, равноправно включает в себя и бездействие. Но этот вывод не согласуется с признаком объективной части, который выражен конструкцией «совершение каких-либо действий». То есть, указанный признак объективной стороны, возможно, является излишним. Общественно опасные последствия как признак объективной стороны самоуправства носит относительный характер, что создает серьезные трудности при его квалификации, которые усиливаются при наложении этого важнейшего, но нестабильного признака на иные признаки самоуправства, также не отличающиеся стабильностью. Правоприменительный орган ставится в заведомо трудное положение по поиску причинно-следственной связи между вредом (который еще нуждается в оценке) и самоуправным деянием, сущность и характер которого в силу специфики его законодательного закрепления может трактоваться максимально широко. Следовательно, важнейшим условием установления причинно-следственной связи при определении объективных признаков самоуправства должна быть большая определенность признаков самого деяния. Возвращение к ранее действовавшим признакам самоуправного деяния, сформулированным в УК РСФСР, позволило бы не только облегчить установление причинно-следственных связей, но и привести в гармоническое соответствие уголовную и административную норму. Отсутствие правового регулирования социальных отношений может выступить в виде обстановки как факультативного признака самоуправства. Если таковая.
действительно имеется, то самоуправство выступает уже не как противоправное деяние, а как способ реализации индивидами своих естественных прав, выражающий их основные потребности.
Ст. 330 УК РФ не содержит таких признаков состава, как приемы и методы достижения цели. На практике самовольное, вопреки установленному законом или иным нормативно-правовым актом порядку совершение каких-либо действий, правомерность которых оспаривается организацией или гражданином, может быть осуществлено с помощью заведомо преступного приема или метода. Например, самоуправное вселение в жилое помещение может быть связано с похищением, уничтожением, повреждением или сокрытием официальных документов, оспаривающих право виновного на жилплощадь. В этом случае вступает в действие ст. 325 УК РФ, предусматривающая уголовную ответственность за указанные деяния.
Субъект преступления, предусмотренного ст. 330 УК РФ, может в рамках деяния реализовывать свои законные права. При этом он нарушает порядок осуществления указанных прав, установленный нормативно-правовым актом местного органа самоуправления. Таким образом, первопричина самоуправства может крыться в конфликте правовых норм. Незнание закона не освобождает человека от ответственности, но то же самое нельзя сказать об иных нормативно-правовых актах. Их знание не является обязательным, поэтому вред, нанесенный при реализации действительного или предполагаемого права, в том числе конституционного, которое вошло в конфликт с иным нормативно-правовым актом, не является основанием для возникновения отношения уголовной ответственности за самоуправство.
Лицо не всегда может точно предположить, какое из его действий нанесет физическим или юридическим лицам материальный или моральный вред. Кроме того, оно не в состоянии предположить, какое из его многих социальных действий может быть оспорено как неправомерное. Осознание общественной опасности самоуправства содержит в себе слишком боль;
шое число юридических условностей, которые мало понятны гражданину, особенно подростку. В таких случаях можно говорить об определенном репрессивном потенциале диспозиции ст. 330 УК РФ прежде всего по отношению к наименее опытным членам общества — несовершеннолетним. Избежать такой репрессии можно, но для этого гипотетически придется воздержаться от совершения каких-либо действий, в которых, возможно, может присутствовать общественно опасный потенциал. Но при этом неизбежно произойдет отказ и от реализации своих прав гражданами, так как право одного социального субъекта порождает обязанность другого, следовательно, ограничивает его. Все это войдет в противоречие с фундаментальными принципами действующего права. Следовательно, несоблюдение уголовного закона в части самоуправства приводит к возникновению отношений уголовной ответственности, последовательное соблюдение уголовного закона — к ограничению прав граждан. В таком «идеальном» случае лицу остается лавировать между двумя неблагоприятными для него последствиями, невольно формируя позицию правового нигилизма и лишая само уголовное право социальной поддержки. Нестандартность самоуправства состоит в том, что виновный в самоуправстве покушается, кроме прав лиц, и на существующий порядок управления. Именно лица, а не само государство, оказываются вправе решать вопрос об общественной опасности данного деяния. Из этого следует, что лицо должно силами своего интеллектуального механизма упорядочить следующую конструкцию — либо государство самоустраняется от уголовно-правовой охраны существующего порядка управления, либо — объект уголовно-правовой охраны при самоуправстве иной, чем порядок управления.
Не каждое лицо в состоянии силой своего интеллекта сопоставить самоуправство как уголовно-наказуемое деяние и как административно-наказуемое деяние. В случае, если в понимании объективной стороны деяния у лица произойдет смещение на административно-правовое определение самоуправства, далеко не каждое из них сможет уяснить, как например
осуществление своего действительного, в том числе — конституционного права, может идти вразрез с иными, кроме законов, нормативно-правовыми актами. Вне зависимости от того, имеет ли самоуправство общественную опасность или не имеет таковой, волевой компонент в виде прямого целеполагания присутствует всегда. Действительно, трудно предположить, что самоуправство, в семантике которого изначально присутствует динамический компонент, может совершаться вне воли или вопреки воле лица. Но в случае, если акт самоуправства и осуществлен против воли лица, его совершившего, то за ним обязательно кроется физическое или психическое принуждение, которое является обстоятельством, исключающим уголовную ответственность (ст. 40 УК РФ).
Субъект при оценке общественной опасности самоуправства, возможности или неизбежности его последствий, а также причинной связи между ними всегда находится в ситуации неопределенности, которая, по общему правилу презумпции невиновности, всегда должна толковаться в пользу обвиняемого. Прямой умысел при самоуправстве — явление менее вероятное, чем косвенный умысел. Если фактическая сторона самоуправства налицо, а виновное лицо при этом желало наступления общественно-опасных последствий, предвидело их возможность и неизбежность и осознавало общественную опасность своих действий, то здесь уже состав не самоуправства, а иного общественно-опасного деяния, совпадающего с ним по ряду важнейших признаков. Для самоуправства более характерной формой умысла будет являться неопределенный (не конкретизированный) умысел. Он характеризуется тем, что у виновного имеется не индивидуально-определенное, а обобщенное представление об объективных свойствах самоуправства, т. е. он сознает только видовые его признаки.
Мотив самоуправства зачастую имеет общественно-полезный характер. Мотив самоуправства имеет существенное значение для назначения наказания, относясь к обстоятельствам, отягчающим наказания (согласно ст. 63 УК РФ), либо же к обстоятельствам, смягчающим наказание. К по;
следним, в частности, относится совершение преступления в силу стечения тяжелых жизненных обстоятельств либо по мотиву сострадания. Это наиболее типичный мотив самоуправства, вызывающий к жизни общественно опасные деяния, характерные для переходного периода развития общества. Мотив и цель самоуправства не конкретизированы в силу того, что данное деяние фактически имеет место в различных сферах общественных отношений.
Пересечение признаков уголовно-правого состава самоуправства и составов других преступлений против порядка управления при буквальном толковании признака возможно только полностью, или невозможно вообще. При этом расширительное толкование каждого из признаков дает основание полагать, что каждый из тех, который есть в самоуправстве, совпадает с каждым, который есть в ином преступлении против порядка управления. Из такого анализа последовало предположение о том, что-либо норма, содержащаяся в ст. 330 УК РФ относится к так называемым пересекающимся классам норм, признаки которых совпадают, следовательно, процесс разграничения в данном случае невозможен, либо указанная норма уникальна, поэтому процесс поиска смежных составов бесполезен. Но такое умозаключение шло бы вразрез с данными правоприменительной практики, которая показывает, что в большом количестве случаев возникают трудности разграничения самоуправства и иных преступлений, помимо тех, которые имеют общий родовой объект — порядок управления.
Анализ уголовно-правовых норм подтвердил гипотезу, сформировавшуюся при экстраполировании закономерностей соотношения признаков состава самоуправства и признаков состава иных преступлений против порядка управления. Она состояла в том, что норма, содержащаяся в ст. 330 УК РФ, относится к так называемым пересекающимся классам норм, признаки которых совпадают, обладает при этом уникальностью формулировки диспозиции. Это создает ситуацию, при которой трудно разграничить самоуправство и иные преступления. В силу того, что правопримени;
тельная практика эти трудности постоянно испытывает, можно сделать вывод, что самоуправство не есть уникальное преступление. Уголовно-правовую норму ст. 330 УК РФ трудно отграничить от указанных выше норм в силу того, что они конкурируют между собой. Наличие конкуренции нормы, содержащейся в ст. 330 УК РФ, с иными нормами имеет позитивный и негативный потенциал. При определенных условиях, благодаря нечеткости и широте диспозиционной формулировки ст. 330 УК РФ, правоприменитель имеет потенциальную возможность прибегнуть к применению ответственности за самоуправство в случае, когда иные нормы уголовного закона неприменимы к субъекту.
Отдельно взятые признаки самоуправного деяния могут выступать как незначительные, вместе они — существенные элементы состава преступления. Для понимания этого достаточно противоречивого единства использован синергетический подход, показывающий, что в системах эффективность их функционирования достигается за счет единства факторов, несводимого к их простой арифметической сумме. Определяя санкцию ч.2 ст. 330 УК РФ, законодатель справедливо указывает на комплексный характер насильственного самоуправства как уголовно-правового феномена. Степень общественной опасности насильственного самоуправства гораздо большая, чем насилия и самоуправства, взятых по отдельности.
Предложения по совершенствованию законодательства, регламентирующего вопросы уголовно-правовой ответственности за самоуправство, сформулированные диссертантом, необходимо рассматривать не как категорическое утверждение, а как некоторую фактическую и теоретическую базу для научно-исследовательского диалога, итогом которого могут стать реальные изменения в ст. 330 УК РФ, безусловно, вызванные требованиями времени.
