Выражения типа «шуры-муры» в русском литературном языке

Министерство образования и науки РФ Федеральное государственное автономное общеобразовательное учреждение высшего профессионального образования

«СИБИРСКИЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»

Институт филологии и языковой коммуникации институт Кафедра общего языкознания и риторики кафедра КУРСОВОЙ ПРОЕКТ КОНСТРУКЦИИ ТИПА «ШУРЫ-МУРЫ» В РУССКОМ ЛИТЕРАТУРНОМ ЯЗЫКЕ Пояснительная записка Руководитель ___________ Г. А. Копнина Студент Ф-31 ___________ А. А. Еремян Красноярск 2010

СОДЕРЖАНИЕ Введение Глава I. Из истории изучения двухкомпонентных экспрессивных единиц типа «шуры-муры»

1.1 О происхождении конструкций типа «шуры-муры»

1.2 Проблема классификации экспрессивных двухкомпонентных слов, или об особенностях строения редупликатов Глава II. Особенности функционирования двухкомпонентных экспрессивных единиц

2.1 Классификация выражений типа «шуры-муры»

2.1.1 Правая редупликация

2.1.2 Левая редупликация

2.2 Сферы употребления конструкций типа «шуры-муры»

Заключение

Приложение Список литературы

ВВЕДЕНИЕ

В современном русском языке нет общей договоренности среди исследователей в вопросе о происхождении рудупликатов, а так же их классификации. Одни говорят, что выражения типа «шуры-муры» пришли из тюркских языков, другие — из европейских. Также не существует работы, дающей полную классифткацию редупликатам. Именно это подтолкнуло нас к изучению конструкций такого типа.

Актуальность исследования обусловлена малой изученностью редупликатов в России и отсутствием единого подхода к ее классификации.

Цель данной работы составить классификацию редупликатов Для достижения цели, считаем необходимым выполнение следующих задач:

1) Рассмотреть редупликаты по способу образования, семантике и лексике

2) Выяснить происхождение выражений, не имеющих обоснованной этимологии.

Материалом для исследования послужили анегдоты, литературные тексты, мультфильмы, статьи в газетах и журналах, записи на различных сайтах в Интернете, живая речь.

Предметом исследования является редупликация. Ее происхождение и классификация.

Объектом исследования — выражения типа «шуры-муры».

В ходе исследования были применены следующие методы: структурно-типологический анализ, структурно-семиотический анализ, функционально-стилистический анализ, метод визуального наблюдения, описательный метод.

Научная новизна исследования заключается в том, что впервые в нем предпринят комплексный анализ выражений типа «шуры-муры».

Теоретическая значимость настоящей работы заключается в структурном осмыслении мотивированной редупликации как парного слова, где неточная копия выступает как отдельное слово со своей семантикой (например, мартошка `что-то вроде картошки').

Практическая ценность заключается в возможности использования результатов исследования при обучении в школе, в процессе преподавания стилистики, при создании комического эффекта в различных уровнях языка.

Работа состоит из двух глав, введения, заключения и списка литературы. В первой главе «Из истории изучения двухкомпонентных экспрессивных единиц типа „шуры-муры“» представлен краткий обзор исследований, посвященных редупликатам, а также подходы к ее классификации. Вторая глава посвящена исследованию данных конструкций. В ней предпринята попытка классификации, а так же истории происхождения.

Глава I. Из истории изучения двухкомпонентных экспрессивных единиц типа «шуры-муры»

1.1 О происхождении конструкций типа «шуры-муры»

В русистике существует небольшое количество работ, посвященных происхождению выражений типа «шуры-муры». Несколько рифмованных выражений такого рода в русском литературном языке относят к заимствованию из польского и западноевропейских языков (гоголь-моголь, фигли-мигли, шуры-муры). Однако столь небольшое количество городских слов теряется в общей массе подобных образований, которые обнаруживаются в языке.

В работе Ж. Ж. Варбот [Варбот 1986] предлагается считать, что тары-бары — это сложение, где выступает два корня со значением `говорить'. Этимология не кажется вполне убедительной. Этимологизация отдельных слов типа тары-бары или шуни-муни обладает довольно низкой объяснительной силой, т.к. их нужно рассматривать и объяснять прежде всего в контексте параллельно существующей модели.

XX век начался с публикации статьи Мирзы Джафара [Джафар 1900], посвященной рифмованным сочетаниям разной структуры (вроде шуря-буря); А. Крымский позже опубликовал расширенной вариант этой статьи, обвинив Джафара в плагиате [Кримський 1928]. В начале века свою лепту в изучение рифмованных сочетаний внесли два великих слависта: Николай Дурново написал о них небольшую заметку [Дурново 1902], а Роман Якобсон посвятил им пространное примечание к своей статье про новейшую русскую поэзию, опубликованной в 1921 г. [Якобcон 1979]. Если Дурново и Якобсон рассматривали рифмованные сочетания как систему, то дальнейшие исследования были сосредоточены на этимологии отдельных примеров немотивированной редупликации. Основные результаты, полученные в этом направлении: ряд словарных статей в словаре Макса Фасмера, несколько словарных статей в этимологическом словаре сибирских диалектов А. Е. Аникина [Аникин 2000], этимология для тары-бары, предложенная Ж. Ж. Варбот [Варбот 1986], этимологии для заумных сочетаний в считалках [Виноградов 1999], [Топорков 1998], заметка в журнале «Русская речь» про этимологию слова хухры-мухры [Николаев 1985].

В период с начала 70-х годов в западной лингвистике появилось неожиданно много работ, посвященных единицам со вторым дублирующим элементом.

В традиционной отечественной же науке, выражения типа «шуры-муры» не получили сколько-нибудь серьезного теоретического осмысления.

Шм-редупликация заимствована из разговорного идиш (ср. mojre-љmojre `страх', libe-љmibe `любовь') в разговорные варианты русского, польского и американского английского. Происхождение этих форм иногда осознается носителями, например в тексте русского националиста шмутин обозначает именно `кто-то похожий на Путина, при этом еще и еврей': После путина прийдет шмутин и еще несколько кукол евреев, потом возможно будет гос. переворот, захват власти настоящими правыми (из Интернета).

Затруднительно однозначно ответить на вопрос, откуда модель деньги-меньги заимствована в русский язык. В работах начала века (М. Джафара и Н. Дурново) говорилось о ее тюркском происхождении. Однако ситуация несколько сложней. Русский язык всё время подвергается различным влияниям со стороны тюркских, кавказских, иранских и других восточных языков, в той или иной степени использующих эту редупликацию. Скорее всего, данная редупликация в основном проникла в русский язык «из тюркских языков через посредство кавказских народов» [Эйсман 1994: 166].

К сожалению, нет достоверных сведений, позволяющих судить о хронологии распространения м-редупликации в русском языке. А. Крымский приводит следующий факт: в 1856 г. А. Ф. Писемский во время своего путешествия по Волге записал в Астрахани шуточные стихи, которые бытуют среди тамошних русских. В них воспроизводится армянская речь с такими редуплицированными формами, как варен-марен, канфет-манфет, калач-малач, кишмиш-мишмиш. Издавая свои «Путевые очерки», Писемский пояснял для российских читателей: «Варен-марен, канфет-манфет, калач-малач соответствуют нашему: варенье не варенье, конфеты не конфеты, калач не калач, т. е. всякие варенья, всякие конфеты». Скорее всего, в то время в России такие формы еще не были распространены и могли быть непонятны. Видимо, м-редупликация в течение долгого периода была известна лишь маргинальным слоям российского общества, прежде всего на периферии. А. Крымский считает, что важнейшую роль в популяризации редуплицированных форм сыграли «армянские анекдоты», ставшие популярными в обеих столицах в конце XIX в. [Кримьский 1928: 147]. Вероятно, широкое распространение этой редупликации пришлось на двадцатые годы. Как известно, Октябрьская революция повысила социальную мобильность населения России. В результате этого языковые явления, характерные для отдельных групп (занимавших низкое положение в социальной иерархии), проникли в общенародный язык.

Редуплицированные формы характерны прежде всего для этнолектов русского языка на юго-восточных окраинах советской империи (особенно Кавказ и Средняя Азия). Про Кавказ сообщает, в частности, Вяч. Вс. Иванов (с примерами сумки-мумки, культур-мультур, деньги-меньги [Иванов 2000: 332]); такие редуплицированные формы отмечаются у писателей, передающих особенности кавказской речи (у Ф. Искандера в «Созвездии козлотура»: зелень-мелень, лобиа-мобиа, суперфосфат-муперфосфат14); ср. также восточный колорит примера, в котором фигурируют посетители-мосетители в статье [Янко-Триницкая 1968]. Эти формы в целом совершенно отчетливо ассоциируются с указанными этнолектами. В следующем фрагменте создается карикатурное изображение речи узбека, с воспроизведением характерных фонетических и грамматических отклонений от литературной нормы и, конечно, с обилием редуплицированных форм: Я пиретсидатель райпотребсоюз работал, потом тюрма сидел, потом директор баня-маня работал, потом пирестройка пришол, дочь Фатима сафсем большой стал. Чтоп грясь лицом не ударился Москву поехал, фзятка-мзятка давал, дочь пилпак МГУ поступал. Потом в гости к Фатима поехал, она сафсем пилять стал: канфет-манфет не кушает, папиросы «Пирезидент» курит, пиво-миво пьёт, Интернет учствует (из Интернета). В других случаях текст в целом не призван изображать восточную речь, и «восточной» является только сама редуплицированная форма: Чай — липтон-миптон — тоже, понятно, не из Индии, а из Армении… («Московскиий комсомолец»). Употребление этой формы указывает на то, что речь идет не совсем о чае «Lipton», а о чем-то вроде него, и о чем-то не вполне качественном, кроме того, редупликация дополнительно указывается на регион, из которого происходит поддельный чай.

Для истории исследования рифмованных сочетаний большое значение имеет то, что писали о них Р. Якобсон и Вяч. Вс. Иванов в связи с Велимиром Хлебниковым [Якобсон 1979], [Иванов 2000]. При этом, как утверждает В. П. Григорьев, для текстов Хлебникова такие образования по большому счету нехарактерны; ср., правда, их нагнетение в монологе Разина: К богу-могу эту куклу! Девы-мевы, руки-муки, Косы-мосы, очи-мочи! («Уструг Разина») и замечание о них в письме 1913 г.: «Лыки-мыки это мусульманская мысль; у них есть шурум-бурум и пиво-миво, шаро-вары, т. е. внеумное украшение слова добавочным почти равным членом» [Григорьев 2000: 316−317].

Затруднительно однозначно ответить на вопрос, откуда модель деньги-меньги заимствована в русский язык. В работах начала века (М. Джафара и Н. Дурново) говорилось о ее тюркском происхождении. Однако ситуация несколько сложней. Русский язык всё время подвергается различным влияниям со стороны тюркских, кавказских, иранских и других восточных языков, в той или иной степени использующих эту редупликацию. Скорее всего, данная редупликация в основном проникла в русский язык «из тюркских языков через посредство кавказских народов» [Эйсман 1994: 166].

1.2 Проблема классификации экспрессивных двухкомпонентных слов, или об особенностях строения редупликатов В современном русском языке редупликацию принято разделять на мотивированную и немотивированную. Если мотивированную редупликацию рассматривают практически во всех работах, то немотивированная редупликация обычно по разным причинам не рассматривается в теоретических работах. В некоторых случаях, например в общем обзоре редупликации, представленным у Е. Моравчик [Moravcsik 1978:300], довольно разумно ограничиться основными, несомненными случаями редупликации и отказаться от рассмотрения немотивированных повторов. Однако существует и теоретическая проблема: объектом немотивированной редупликации являются единицы, которые не входят в компетенцию морфологии в ее обычном понимании. Редупликативное слово, не имеющее мотивирующей основы, состоит из одной морфемы и поэтому с точки зрения морфологии является неразложимой сущностью. Именно теоретическими причинами вызван вполне логичный отказ И. А. Мельчука от рассмотрения немотивированной редупликации — такие слова «с морфологической точки зрения интереса не представляют» [Мельчук 2000: 49], да и вообще их описанию не находится места ни на одном из уровней модели «Смысл-текст».

Некоторые исследователи немотивированный повтор выделяли, называя повтором, состоящим из «асемантичных» или «подражательных» элементов ([Чевкина 1964: 5], [Солнцев 1995: 207]), элементов, не имеющих отдельного лексического значения [Рубинчик 2001:161]; повтором, являющимся «единственной формой существования слова» ([Горгониев 1966: 72]). Вполне понятным является и желание отделить немотивированную редупликацию от основных случаев редупликации, назвав квазиредупликацией [Виноградов 2000: 7].

В отечественной лингвистике не существует общепризнанной терминологии для морфонологической классификации редупликации.

Единственная последовательная терминологическая система предложена в «Курсе общей морфологии» И. А. Мельчука [Мельчук 2000: 48−61]. Согласно Мельчуку, редупликации подвергается знак или группа знаков — это область применения редупликации. В ней можно выделить условный элемент (совпадающий с областью применения или меньший), редупликанд. Редупликанд повторяется, иногда с заменой некоторых фонем — его отображение называется образом или копией.

Редупликацию принято разделять на левую и правую (по расположению копии относительно редупликанда), точную/ неточную (точная — если копия совпадает с редупликандом), полную/ неполную (полная — если редупликанд совпадает с областью применения редупликации).

Правую неточную редупликацию можно проиллюстрировать примерами из русского разговорного языка: полная танцы-шманцы и неполная бумажки-шмажки. Правая точная неполная редупликация часто встречается в песнях, ср. Вологда-гда. Левая редупликация представлена в считалках: полная неточная шишел-вышел, неполная точная — зенцы мезенцы, неполная неточная — цынцы мизинцы и т. д.

В современном русском языке существует три модели мотивированной неточной редупликации, которые можно обозначить характерными примерами — шашлык-машлык, танцы-шманцы и история-киштория. Всё это правая редупликация, чаще всего полная. Больше всего писали о первой модели, иногда упоминаются вторая и третья.

Самая известная работа, посвященная семантике редупликации с типологической точки зрения — [Moravczik 1978]. Там рассматриваются основные, грамматические значения редупликации.

Разные случаи редупликации имеют слишком разное строение, чтобы для всех них можно было предложить совершенно единообразную трактовку. Но принято считать, что устроена она следующим образом: окончания слишком тесно спаяны с основой, и формы вроде *торт.шморт.ики выглядят совершенно невероятно. С другой стороны, типологически предсказуемо, что правая редупликация связана с правым, а не левым краем копируемого элемента, поэтому не ожидается и формы *тортики-шморт. Русская редупликация копирует целые словоформы, включая окончания, и законная форма — тортики-шмортики.

И так, серьезное изучение редупликации приводит к созданию некоторой типологии редупликативных конструкций, касающейся не только наблюдаемых фактов (направление редупликации, размер копии и под.), но и внутреннего устройства повтора.

Глава II. Особенности функционирования двухкомпонентных экспрессивных единиц

2.1 Классификация выражений типа «шуры-муры»

2.1.1 Значащая неточная редупликация в современном русском языке Важным параметром для классификации редупликации является степень ее морфонологической регулярности. Продуктивная значащая редупликация в обыденном языке обычно имеет относительно регулярную морфонологию. Так, в русском языке значащая мотивированная неточная редупликация строится по трем формальным моделям (например, танцы-шманцы, шашлык-машлык и история-кистория. В основном они распространены в определенных этнолектах русского языка и употребляются в несколько сниженном, экспрессивном регистре разговорной речи [Беликов, Крысин 2001: 24]. Для шм-редупликации таким этнолектом является язык людей, пользующихся разговорным идиш, для м-редупликации — речь жителей юго-восточных регионов СССР — Кавказ, Закавказье, Башкирия, Средняя Азия. Что касается синтактики этой модели, то известно, что в основном она употребляется с существительными. Про семантику установлено следующее: редупликация имеет два компонента значения — пропозициональное значение `слово и подобное' и оценочное — не очень серьезное или пренебрежительное отношение к слову.

В общем случае копия выступает с фиксированными инициалями шмнезависимо от того, начиналось ли исходное слово на одинарный согласный (нитки-шмитки, логия-могия), на кластер (Штирлиц-Шмирлиц, штучки-мучки) или на гласный (осетрина-масетрина).

Шм-редупликация чувствительна к структуре слова. В речи одного персонажа у Д. Гранина в романе «Иду на грозу» встречается слово бумажки-шмажки (Небось расчет она оформила. В наше время без отдела кадров не похитишь. Всякие бумажки-шмажки): В данном случае — неполная редупликация (при полной было бы *бумажки-шмумажки) обусловлена положением ударения — если в слове больше двух слогов, то слоги, предшествующие ударному, не сохраняются при такой редупликации.

Шм-редупликация заимствована из разговорного идиш (ср. mojre-љmojre `страх', libe-љmibe `любовь') в разговорные варианты русского, польского и американского английского. Происхождение этих форм иногда осознается носителями, например в тексте русского националиста шмутин обозначает именно `кто-то похожий на Путина, при этом еще и еврей': После путина прийдет шмутин и еще несколько кукол евреев, потом возможно будет гос. переворот, захват власти настоящими правыми (из Интернета).

Особенности м-редупликации прежде всего связаны с фонетическим обликом слова. Самая ясная закономерность состоит в том, что м-редупликации невозможна у слов, которые начинаются с [м], потому что такие формы выглядели бы как точная редупликация. Видимо, не редуплицируются также слова, которые начинаются с исходом на [м] (например, тмин, хмель). Р. Якобсон писал, что в русском языке м-редупликация вообще невозможна у слов на губной, кроме [ф] - т. е. не только [м], но и [п], [б], [в] [Якобсон 1979]. В целом это не совсем так для русского разговорного языка, однако для некоторых этнолектов известен более сложный закон диссимиляции. Как любезно сообщил нам Я. Г. Тестелец, на Северном Кавказе образование редуплицированных форм с [м] затруднено, если после гласной стоит губной согласный: аварцы-маварцы, но даргинцы-маргинцы, ?Чубайс-Мубайс, но Гайдар-Майдар. Однако [ф] почему-то не мешает редупликации: говорят, например, туфли-муфли. Впрочем, эта закономерность, которую наблюдал Я. Г. Тестелец в северо-восточных районах Кавказа, явно нарушается в других кавказских регионах — см. кавказскую форму сумки-мумки, которую приводит Вяч. Вс. Иванов [Иванов 2000: 332], а также лобиа-мобиа, суперфосфат-муперфосфат у Ф. Искандера в «Созвездии козлотура» [Эйсман 1994: 166].

В.И. Беликов утверждает, что обычно русская м-редупликация имеет репрезентативное значение. Есть здесь и «неважнецкие фуфайки», и «косопузые фуфайки», и даже «фуфайки-муфайки».

Кроме того, есть еще одна семантическая особенность редупликации (едва ли ее можно назвать компонентом значения) — это то, что можно назвать усилением (З.М. Дымшиц о урду).

Значение репрезентативной множественности передается именно неточной редупликацией, потому что неточная копия и изображает слово. В целом можно считать значение репрезентативности первичным для данной редупликации. Эта иерархия значений указывается многими авторами, например Д. К. Дмитриевым («иногда это значение коллективности и неопределенного множества принимает особую эмоциональную окраску»), А. С. Бархударовым («наряду с основным значением множественности, […] он обычно выражает экспрессивно-эмоциональные оттенки»).

С другой стороны, редуплицированные формы обычно имеют экспрессивную окраску, в частности могут использоваться для выражения оценочных смыслов, никак не связанных со значением репрезентативности [Рожанский 2000: 385].

В.И. Беликов пишет, что случаи м-редупликации — окказионализмы, хоть и понятные большинству носителей, «лишь у меньшинства составляющие активную модель» (Беликов 1990:82). Действительно, следует выделить ряд в той или иной мере устоявшихся, лексикализованных образований (культура-мультура (культур-мультур), шашлык-машлык, зелень-мелень, павлин-мавлин) В сочетании штучки-мучки, как и в исходном слове штучки, есть неопределенность и несерьезное отношение говорящего: милиция за такие штучки-мучки по головке не гладит [Янко-Триницкая 1968: 49]; Дело поставлено. оскорбительно сухо. Никаких этих душевных штучек-мучек! К молодому отцу относятся с суровой безразличностью, словно он не муж (И.Ильф, Е. Петров, фельетон «Безмятежная тумба»); Ну что не выберу, все штучки-мучки, интересно как выглядит (из чата); Я все эти штучки-мучки компьютерные как азбуку знаю (из повести); Сейчас мы обрисуем прутиком твои штучки-мучки! Сейчас мы тебя выведем на чистую воду, бродяга, мы тебя вычислим… (из фантастического детектива); так же употребляется и нерегулярно образованный, но более частотный вариант штучки-дрючки.

Несомненно, самой распространенной шм-редупликацией является форма танцы-шманцы, иногда также танцы-шманцы-обниманцы, -обжиманцы, окказионально такжезажиманцы, -обжирамцы, -выпиванцы, … и романсы (Вот тогда-то и начнутся // Танцы, шманцы и романсы — Мария Коновалова, Вера Гаврилко, «Профориентация»). Слово танцы-шманцы часто означает не танцы как таковые, а всё, связанное с танцами, указывает на ситуацию вечеринки, распития спиртных напитков, объятий и т. д., часто встречается в контексте типа всякие, и проч., и т. п. и в сочетании с «парными словами». Ср. примеры, найденные в Интернете: разновсяческих танцев-шманцев; обожаю всяческие танцы-шманцы и всякую музычку; люблю всякие диски, веселья, танцы-шманцы и все такое; с шутками-прибаутками, танцами-шманцами и проч.; танцы-шманцы, пиво-водка, инет и еще целая куча всякой раzzzной бодяги; вечеринка, танцы-шманцы, вино-водка, огурцы-селедка; а он за ней так ухлёстывает — подарочки-цветочки, любовь-морковь, танцы-шманцы, целовашки-обнимашки. Собственно отрицательно оценки в самой форме танцы-шманцы нет, однако эта форма хорошо сочетается с контекстами, где такая оценка вырежена: По ОРТ тоже не было ничего путнего — танцы-шманцы, девочки-мальчики, ни голоса, ни повадки. Вроде рэп — но к тусне децлов-шмецлов отношения не имеет (из «Московского комсомольца»).

Неудивительно, что формы с м-редупликацией нередко так или иначе связаны с Востоком. В частности, первая собственная русская редуплицированная форма, известная нам из литературы — приводимая в статье [Джафар 1900] морфонологически нетривиальная редупликация татарин-мамарин.

У редуплицированной формы павлин-мавлин в русском разговороном языке есть свой совершенно конкретный источник — мультфильм «Павлин» из серии «Приключения Мюнхаузена». Там редупликация очень точно используется для придания речи джина восточного колорита: «Какой такой павлин-мавлин? Не видишь, мы кушаем?».

Существенно отметить, что форма павлин-мавлин встречается не только в разнообразных цитатах и центонах из указанного мультфильма. Например, в таких контекстах: Опахала какие предпочитаете: павлин-мавлин или из лебяжьего пуха?; Вот павлин-мавлин хвостом трясет…; Я типа такой весь из себя особенный Павлин-Мавлин, и занимается, как Нарцисс, самолюбованием; Кончик носа прижат к губам, глазки маленькие, насмешливые, тужится, строит из себя павлина-мавлина, а выходит просто курица; Соболь обнюхал пустую миску, помахал хвостом, как павлин — мавлин перьями, и обратно полез; И чем черт не шутит — может, и там приживутся «павлины-мавлины» и другие экзотические животные?; А из-за жопы у нее павлин выглядывает. Павлин-мавлин!

Вероятно, что закрепление формы павлин-мавлин произошло именно благодаря крылатой фразе из мультфильма, так же как популярность формы культур-мультур во многом обязана соответствующему анекдоту. В основных вариантах культового анекдота министру культуры некоей южной республики (в других вариантах — среднеазиатской, иногда речь идет об Азербайджане) задают вопрос (обычно русские журналисты): — Скажите, почему у вас так (странно) говорят (варианты: рифмуют слова/ любят делать к словам добавления) — конфет-манфет, нефть-мефть, фрукты-мрукты? Тот отвечает: — Культур-мультур не хватает (Уровень культур-мультур пока низкий).

Важно отметить, что редупликация принадлежит к тем языковым явлениям, которые рефлексируются носителями [Булыгина, Шмелев 2000]). Рассматриваемая редупликация является в некотором роде вторичным, игровым языковым средством, которое используется скорее для экспрессии, чем для номинации (закономерно его рассмотрение в книге, посвященной языковой игре — [Санников 2002]). Ср. также метаязыковой анекдот, где редупликации подвергается союз (что маловероятно в естественной ситуации): На рынке: все кричат картошка, картошка, а один: -Картошка-мартошка, картошка-мартошка. У него спрашивают: — Почему у всех картошка, а у вас картошка-мартошка? Тот отвечает: -ПОТОМУЧТО — МАМАМУЧТО!

Формы м-редупликации, во-первых, ассоциируются с Востоком, во-вторых, комичны. Сочетание этих двух факторов обеспечивает устойчивое существование форм м-редупликации в анекдотах о грузинах (Малчик, малчик, хочэш конфэт-манфет?; Ты лючший, дорогой еда, осетрин-масетрин заказал?) и схожих юмористических жанрах, ср. шуточную «грузинскую басню» (картошка-мартошка сажал; наряду со шм-редупликацией Мурава-шмурава). Для иллюстрации сниженного и игрового употребления м-редупликации в русском языке показателен такой пример: в Петербурге около Сенной пл. существовал кабак, на рекламном щите которого было написано: шашлык-машлык, зелень-мелень, коньяк-маньяк, судак — … Как уже отмечалось выше, одним из возможных источников редупликации в общенародном языке были в конце XIX в. «армянские анекдоты».

Уже на приведенных выше примерах видна общая тенденция, отчетливо влияющая на лексикализацию м-редуплиации в русском языке: это в основном названия разных (прежде всего восточных) продуктов и блюд. Ср. расхожие примеры: хавчик-мавчик [Елистратов 2000: 665−666], колбаса-молбаса `то да сё' - с другим значением, но всё-таки от названия продукта (Елистратов), харчи-марчи [Аникин 2000: 613], кишки-мишки [Молошная 1975: 44], шпроты-моты, фрукты-мукты, лосось-масось [Земская и др. 1983: 193]. Именно применительно к разным блюдам употребляют данную редупликацию люди с Востока в художественных текстах. Например, Али-Овсад, герой повести Е. Войскунского и И. Лукодьянова «Черный столб», говорит: Мы с Брамульяном в воскресенье будем джыз-быз делать. Мне повар обещал кишки-мишки от барана. Вот фрагмент из повести Аркадия Арканова «Рукописи не возвращаются»: Рапсод Мургабович вынимает одну из паркеровских авторучек и склоняется над меню. — Нету, — вычеркивает он, — нету… нету… нету… Слушай, колбаса-молбаса зачем выписал?.. Отравить австралийца хочешь… Примеры из других текстов, найденных в Интернете: Бозбаш или артала, чанах, хос-кябаб, хинкали, сыр гуда, зелень-мелень и все остальное, что полагается… — составлял меню Митуша; Игир-ака, давай рафтем на сватба… Плов-млов, план-млан, денги-пенги…

Семантика редуплицированных форм такова, что через обозначение конкретных блюд и напитков метонимически обозначают целую ситуацию. Как уже отмечалось выше, в тексте нередко встречается несколько редуплицированных форм подряд (например: Кто-то ведь должен там салаты-малаты, шашлык-машлык делать, пока мужики развлекаются!; Шашлык-машлык, катлеты-матлеты…; Шашлык машлык из осетрин масетрин заказал…). Неудивительно, что нередко редупликация (одним из семантических компонентов которой, как известно, является указание на `тому подобное') сочетается с лексическими средствами с той же семантикой: шашлык/машлык, коньяк/маньяк и все такое прочее…; сгоняли за водярой, шашлык-машлык и все такое; А дальше — шашлык-машлык и т. п.; Я люблю шашлык-машлык всякий, картошка-мартошка, петрушка-редиска и прочий помидор; Грядки какие-то, клубника, морковка, картошка-мартошка, гадость, одним словом; Так что Юнихорны в принципе скептически относятся ко всяким павлинам-мавлинам, шашлыкам-машлыкам и шампанским-мампанским; Желающих совершить сей подвиг вместе со мной прошу шашлыка-машлыка и прочих вкусностей; От аэропорта до центра Самарканда на такси меньше $ 1, шашлык — машлык и прочее — на пару $ не съешь — лопнешь.

Существует набор особенно частотных редуплицированных форм, нередко они сочетаются друг с другом. Прежде всего это шашлык-машлык, зелень-мелень, лобио-мобио: — Ай, дэвушка, пойдем ресторан кюшать — шашлык-машлык, лобио-мобио, зелень-мелень, а? Такой красивий — нэ должен бить с папа-мама!; Будешь кйущать лобио-мобио, шашлык-машлык и зелень-мелень!; официантка быстро принялась метать на стол лагман (очень острый и вкусный суп), зелень-мелень, шашлык-машлык, кучу всяких закусок и, разумеется, водку …; Грибочки соленые, лобио-мобио, шашлык-машлык, водочка-понимаю-с, далее что там еще в меню, и все это желательно в каком-нибудь ЦДЛ (из Интернета); Лобио-мобио и зелень-мелень, само собой. (С. Гандлевский, «Трепанация черепа»).

Для редупликации шашлык-машлык характерна многозначность `блюдо или напиток' (Во скока завтричко шашлык-машлык кушать?) ~ `мероприятие, связанное с ним' (как ты на шашлык-машлык собирался). Такая многозначность относительно регулярна — ср. приехать на блины, заглянуть на пироги, позвать на чай (на чашку чая); однако не любое блюдо или напиток может метонимически обозначать целую ситуацию: ?позвать на салат/ вино/ водку. Таким образом, данную многозначность нельзя назвать регулярной (см. [Апресян 1974: 190−192]).

Форма шашлык-машлык устойчиво ассоциируется с ситуацией «природа, загород, пикник, пленэр»: Баня, шашлык-машлык, спиртное, природа на даче.; Шашлык, машлык или банкир и природа! Грят тепло будет Тогда можно на природу будет рвануть… шашлык-машлык; Можно и загород выехать. Кстати, московские хондоводы ездили на пикник не так давно — шашлык-машлык; вышли на пленэр с целью вкусить шашлыка машлыка. Более того, шашлык-машлык часто встречается в перечислениях, которые заканчиваются чем-то вроде и всё такое, и т. п., и так далее:

поездки загород шашлык машлык и все такое; В лес сходим, шашлык, машлык, вино, кино, пиво и все такое; А еще ходить в лес на природу, шашлык машлык и все такое; Потом состоится высадка десанта в secret location на природу — шашлык-машлык, купанье, и все такое; Люблю отдых за городом (шашлык-машлык, купание в Подмосковных лужах и т. п.); и на дачу, шашлык-машлык, свежий воздух и так далее; а там Ленгоры лес шашлык машлык и прочие маленькие радости.

Выше была рассмотрена значащая неточная редупликация, помимо нее в русских диалектах можно найти много примеров точной редупликации в т.н. «глагольных междометиях», например дёрк-дёрк, брык-брык, долбь-долбь, дрыг-дрыг, шах-шах, чик-чик. В частности, существует форма пык-пык (смол. Пык-пык и говорить ему нечего; Я спрашивать, а ен пык-пык и покраснел), происходящая от глагола пыкать. Многие неточные редупликаты образовались от значащий, ср. Пик-мик зап.-брян. / пык-мык смол., брян. — А ен на колхозном собрании пик-мик, да и сказать ему нечего, [СРНГ 18: 157−158]; А мы пык-мык, да и сказать ничего не умеем, [СРНГ 33:189].

Точной редупликацией также очень часто выражаются звукоподражания. Вот несколько выборочных примеров: ва-ва-ва (про детский плач, [Крывiцкi, Цыхун, Яшкiн 1:102]); гы-гы (подражание лягушкам, [ПОС 8:101]); гыр-гыр (подражание звукам, которые издают гуси, [ПОС 8: 101]); дыр-дыр-дыр (подражание резкому, быстрому, неприятному на слух разговору, [Расторгуев 1973:96]); квык, квык (звуки пчелиной матки, [ПОС 2:181]); тюр-тюр-тюр (журавль, [Шаталава 1975: 164]). Примеры неточной редупликации среди звукоподражательных слов единичны:

Динь-дон — звукоподр., ср. дзинь; скорей всего, заимствование, ср. англ. ding-dong.

Курлы-мурлы — ветл. костром. о мурлыканьи кошки; дразнилка [СРНГ 16:132]. Ср. также Доселева Курлинской-Мурлинской [видимо, имеется в виду журавль] под Небесинском летал, а в нынешни годы оказался в городе Печинском, во селе Горшинском [Афанасьев 1957, № 393].

Тик-такподражание звуку часов, ср. тикать.

Трень-брень (звукоподражание звону двери: … дверь парадная, со стеклом и надписью, распахивается, сабель — трень-брень., [Иванов 1982: 240]).

Ту-тууу — звук поезда.

Хиханьки да хахоньки и под. — рус. разг., ср. хихикать.

Трали-вали — `что-л. длинное, затянутое' (чаще о разговоре: Разводить трали-вали по телефону, Трали-вали часа на четыре), [Елистратов 2000: 472].

Тырли-мырли — рус. разг. `ерунда, чушь, что-л. пустое, никчемное', `мол, дескать (при передаче чужой речи, при ссылке на чужую речь' ([Елистратов 2000: 480−481]); можно сопоставить с волог. мыркать `молоть пустяки, нести вздор, нелепицу' [Даль 4: 372], рус. диал. тырта, вят. тырыкуша `пустобай' [Даль 4: 459].

Шалабола — `бестолковщина, вздор' [Даль 4: 638].

Шалтай-болтай — оренб., сибир. `пустая болтовня, чушь', [Даль 4: 639]; оренб. Шолты-болты `вздор, пустяки, пустословие', [Даль 4: 639], [Фасмер 4:466]. Вторая часть, несомненно, из болтать; первая часть, возможно, связана с псков. шалтать `болтать, лепетать (о детях)', [Даль 4: 638], см. [Фасмер 4:400].

Ширли-мырли — разг. `ерунда, чушь', `мол, дескать' (как вводное слово) — [Елистратов 2000: 553]; название фильма В. Меньшова, 1995 г. Как и в случае с тырли-мырли (см. выше), напрашивается сопоставление с волог. мыркать `молоть пустяки, нести вздор, нелепицу' [Даль 4: 372]; таким образом, исторически ширли-мырли может быть левой редупликацией.

Шурубара — рус. диал. `болтун' [Фасмер 4: 489], укр. шурабура `куралесник' [Гринченко IV: 519].

Лясы-балясы `болтовня, пустые разговоры' [СРНГ 17: 284], яросл. лясы-баля.сы точить `болтать, шутить' [Мельниченко 1961:107]; лясы да балясы плести `болтать пустяки', [Герд 3: 182]. Лясы и балясы по отдельности имеют то же значение (прежде всего в качестве прямого объекта глагола точить). Ясно, что выражение балясы точить мотивировано словом балясы `точеные столбики балюстрады, поддерживающие перила'. Следует также обратить внимание на сочетание лясы-басы.

Следует обратить внимание на то, что многие из этих слов содержат во второй части последовательность [бал/ бол]: алени-балени, галу-балу, калыбалы, талалы-балалы, шалабола, лясы-балясы. Это неудивительно, потому что корень бал в этом значении зафиксировано в укр. бали `разговоры' [Гринченко I: 24], рус. диал. балы `то же' [Даль 1: 44], кроме того, для этого корня зафиксирована точная редупликация укр. балу-балу (ср. укр. галу.-балу) [Гринченко I: 25].

В русском языке обнаруживается довольно много редуплицированных слов с семантикой, для которой затруднительно найти иконическое объяснение.

Кульки-мульки — `смесь, собрание мелких бытовых вещей, не представляющих ценности' [СРНГ 16:74].

Кунды-мунды — `тряпье, лохмотья; домашний хлам' [СРНГ 16:91−92], [Мельниченко 1961:100], `вещи, пожитки; любые ненужные вещи' [Герд 3: 58]; кунды-мунды `носильное имущество, белье' [СРНГ 16:92], [Мельниченко 1961:100]; кундры-м.ндры `тряпье, лохмотья' [СРНГ 16:91].

Тарабара — `лохмотья' [Варбот 1986: 37].

Трень-брень — `хлам' [Фасмер 4:98].

Шуни-муни — `тряпье; рваное белье, одежда; обноски' [Мельниченко 1961: 220].

Шарабара — `хлам, рухлядь', тоболь. `поклажа' [Даль 4: 640], [Фасмер 4:407].

Шура-мура — диал. новос. `ненужные вещи, хлам' [СРГНО: 600] (левая редупликация).

Хабур-чибур — `скарб', [Фасмер 4:215]; видимо, основано на русском диалектном тюркизме шабур / чибур `домашний халат', `тулуп', `вид одежды' (об этих словах см. [Аникин 2000: 682]).

Хараборы / хараборья — рус. диал. `оборванные края одежды' [Даль 4:558], [Фасмер 4:223].

Хурды-мурды — `домашний скарбишка, всячина, пожитки'[Даль 4:569], [Фасмер 4:285] (Под печку рогачи, а конурка — туда мы хурду-мурду кладем (Дон. [СРНГ 14: 271]); тур., азерб. xurda`мелочь, вещь, не имеющая цены', азерб. xyrda `мелочь, крошки, остатки'; тур. xyrt-myrt `безделицы', xyrty-pyrty `старые платья, ветошь' [Фасмер 4:285], [Аникин 2000:654−655]; ср. также мурда `сор, мусор, прибиваемый к берегу' [Герд 3: 271].

Шаляй-валяй — русск. разг., `кое-как'; ряз. ряз. шали-вали `кое-как' (Идет шали-вали, ногами путаешь [СРНГ 21: 112], s.v. неповоро. тный).

Шани-мани — тоб. `еле-еле' [Фасмер 4:404], нижегор. шаняманя `так-сяк, ни то ни се' [Даль 4:640], в [Фасмер 4:404] приводится как шаняманя.

Шарох-варох — моск. разг. там шарох-варох пойдет `там будет и так и сяк, т. е. плохо разворошено' [Дурново 1902].

Шыры-пыры — ураль. `небрежно, торопливо, кое-как' (А сам сейчас шыры-пыры, и бегут на базар [СРНГ 33:198]).

Шуром-буром — белор. `вверх дном', из пословиц Носовича [Дурново 1902], `неразбериха, путаница' (Даль), `кверху дном, в величайшем беспорядке', [Фасмер 4:490] со ссылкой на Добровольского; рус. разг. шурум-бурум `в беспорядке'.

Стрень-брень — яросл. `кое-что, пустяки', [Мельниченко 1961: 194].

Трали-вали — `ерунда, пустяки' [Елистратов 2000: 472].

Фигли-мигли — рус. разг. `всякая ерунда', не имеет в русском мотивирующего существительного. Исторически таким существительным было польское figiel `проделка', в польском также есть и редуплицированная форма figle-migle. Рус. разг. фигли! не связано с этими словами, т.к. является сочетанием корня фиг (ср. разг. фигушки!) и частицыли (ср. груб. хрен ли! и под.).

Хухры-мухры — рус. разг. не хухры-мухры `не какая-нибудь ерунда', см. подробней [Николаев 1985].

Шурды-бурды — моск. разг. `всякий народ, всё больше малогодные люди', [Дурново 1902].

Каля-маля — перм. `о неумении говорить по-русски' [СРНГ 13: 12].

Тыры-пыры — рус. разг. `то да сё, туда-сюда'.

Ширь-пырь — донск. `туда-сюда' [Фасмер 4:443].

В ряде слов из группы `кое-как' есть значение `быстро', которое также реализуется отдельно:

Чих-пых — рус. разг. `раз-раз, шлёп-шлёп и т. п. (в знач. быстро, тотчас)' [Елистратов 2000: 539].

Шурымуры — рус. диал. `тайные переговоры и замыслы' [Даль 4: 669].

`Мошенничество' (ср. англ. hanky-panky `мошенничество, обман'):

Шахер-махер — рус. разг. `недобросовестная, ловкая сделка или торговля', `мелкий плутоватый делец', из идиш, ср. нем. schachern `торговать, менять, барышничать', Machen `делец' [Виноградов 1998: 820−821].

Ср. также фокус-покус — это сочетание похоже на правую редупликацию редупликацию с заменой инициали на [p], однако исторически устроено как раз наоборот (фокус выделилось из заимствованного целиком гокус-покус/ фокус-покус).

Ряд непродуктивных редупликаций приводится в «Пословицах русского народа В. И. Даля в разделе «Неправда-обман»: (1) Шулды булды закоулды. Шушукаются да шумаркаются; (2) Это финти-фанты, немецкие куранты (т.е. плутни) (ср. рус. диал. финти-фанты `лукавые увертки' [Даль 4: 550]);; (3) Тор, да ёр, да третий — вор; ср. также парное сочетание крутить-вертеть в значении `обманывать': Крутя-вертя свет пройдешь, да назад не воротишься.

Курцы-мурцы — волог. `любовные дела, похождения' [СРНГ 16: 148].

Трали-вали — рус. разг. `любовные отношения' (У них трали-вали, пора коляску покупать) [Елистратов 2000: 472].

Шуры-муры — рус. разг. `любовные делишки, шашни', из франц. cher `дорогая', amour `любовь'; М. Фасмер считает возможным сопоставлять с тур. surmur `смятение', алб. shiri-miri `неразбериха', нидерл. schorremorrie `сброд, шваль', нем. диал. (н.-нем.) schurrmurr `неразбериха, набросанные в беспорядке вещи', [Фасмер 4:490].

`Деньги' (арго):

Пети-мети, тити-мити — арго `деньги' [Елистратов 2000: 328, 467].

Пех-пих — арго `деньги' [Балдаев, Белко, Исупов 1992:174].

`Блюдо' (ср. англ. hotch-potch `овощной суп или смесь, приготовленная на бараньем бульоне'; rumble-tumble `взбитые яйца'):

Гоголь-моголь — рус. `средство против хрипоты из яиц и сахара' (петерб. гогель-могель) естественно сравнивать с польск. kogel-mogel/ kogla-mogla `гоголь-моголь'.

Фик-фок — рус. разг. фик-фок на один бок (шутл.) — `о чём-н. помещённом криво, сбившемся набок'. Шляпа фик-фок на один бок (словарь Ожегова). Словари разговорного языка дают такие толкования — разг. `одетая по последней моде' [Флегон 1973: 356], `штучка, штуковина, броская вещица' [Елистратов 2000: 500]. Примеры из литературы указывают на значение `не в своем уме': Может, он просто сумасшедший. Я слышал, и на воле-то он был тоже фик-фок! (Домбровский Ю. О. Факультет ненужных вещей); - Гм-м… Гм-м… Конец света, говорите? А может, он того, фик-фок, ваш Егоров? (Олди, Армагеддон был вчера); Говорят, они с Трищенко поссорились, а эта девица, извините, фик-фок, к тому же злая, как собака (Олди, Кровь пьют руками).

Следующие слова можно сгруппировать по семантике с полисемией `хлам' ~ `болтовня':

кундры-мундры `тряпье, лохмотья' ~ `несерьезные разговоры, пустяки';

тарабара `лохмотья' ~ тарабары `болтовня, беседа';

трень-брень рус. диал. `хлам' ~ рус. разг. трень-брень `болтовня', а также подражание звуку струнного инструмента (с презрительной оценкой);

шолты-болты `ни то ни сё', `дрянь, негодные вещи' ~ `вздор, пустяки, пустословие'.

экспрессивный двухкомпонентный слово редупликат

2.1.2 Правая редупликация Ранее в работе было сказано, что редупликация делится на правую и левую. В правой редупликации чаще всего второе слово начинается на губной m. Приведем несколько примеров правой редупликации:

Гусли-мусли — в песне; далее, в результате переосмысления, гусли-мысли [Соколовы, эпич., № 61], [Дурново 1902].

Козёл-мазел — термин в детской игре: влад. козел-мoзёл `ямка, на которой стоит играющий в клюшки' [СРНГ 14:58], козёл-мазёл выражение, употребляемеое в детской игре [Словарь Акад. 1927.] (с пометой «обл.»), [СРНГ 17:295]. Возможно, это название связано с вят. козлы. `игра в бабки', влад. козёл `игральная кость при игре в бабки' [СРНГ 14:58]; ср. также рифмованное сочетание в качестве названия другой детской игры: Тяпки-ляпки `игра в ладушки с детьми' (лодейноп. ленингр., [СРНГ 17: 280].

Шурин-мурин — в припеве троицкой хороводной песни из Приморского края: шурин-мурин верхотурин, кранты-вьянты первеянты, первеюшки-покмелюшки, ой, милая моя! [Мельников 1981, № 440] и т. д.

На материале считалок, благодаря его многочисленности, можно наблюдать определенную иерархию использования фонем для замены инициали в редупликанте: чаще всего это [m], несколько реже другие губные ([b], реже [v] и в двух словах [p]), а также сонанты, прежде всего [j]. Самой продуктивной является, конечно, м-редупликация: один модин, сахар-махар, тетерки-митерки, стульчик-мульчик, цыган-мыган, коля-моля, факел-макел, вера-мера [Виноградов 1999]. Примеры с другими губными согласными: зелень-белень, сахар-бахар (ср. также белор. брест. сахар-бахар [Топорков 1998, 5в]), злото-бото, радуга-бадуга, стульчик-бульчик, Серега-берега, ива бива, солома-волома, сеня, веня, сени-вени, ангель-вангель, павел-вавел, пузо-вузо, солома-полома, вера-пера [Виноградов 1999]. Примеры j-107

редупликации довольно редки — стульчик-юльчик [Виноградов 1999], колобень-ялобень [Якобсон 1979]. Самый распространенный пример j-редупликации — соломина-яломина [Дурново 1902], [Виноградов 1999].

Те же закономерности образования правой редупликации обнаруживаются и в детских дразнилках. Продуктивных моделей всего две: 1) м-редупликация: казан., вят., карель., тул. Федя-медя (в детской считалке, дразнилке Федя-медя съел медведя, [СРНГ 18: 75]; [Виноградов 1998: 701, 703]), Коля-моля [Виноградов 1998: 699], Шура-мура [Виноградов 1998: 699], хо. хлы-мохлы [Виноградов 1998: 704], цыган-мыган [Виноградов 1998: 701], 2) б-редупликация: Анна-банна [Виноградов 1998: 695, 697, 698], Алеша-балеша [Виноградов 1998: 698], Шурка-бурка [Виноградов 1998: 701], Сергей-бергей [Мартынова 1997: 291], Вадя-Бадя [Янко-Триницкая 1968]. Обнаруживается также р-редупликация: Федя, редя (Тотем. Волог., 1899, [СРНГ 35:25]). Аналогичные примеры есть в польских дразнилках: Ewa mewa [Simonides 1985: 182] (ср., впрочем, поль. mewa `чайка'), Ela, mela [Simonides 1985: 181], Ana-bana [Simonides 1985: 174], Franc banc [Simonides 1985: 183], Jurek, burek [Simonides 1985: 193], Karel, Karel, barel… Karla, barla… [Simonides 1985: 193], Ajtel, Fajtel [Simonides 1985: 173].

2.1.2 Левая редупликация Существуют и обратные случаи, называемые левой редупликацией, когда редупликант ставится перед основой, как в сибирской колядке Шахнул, махнул правой рукой [Болонев и др. 1997, № 9].

Считалки содержат так много примеров редупликации, что оказываются единственным жанром русского фольклора, где достаточно регулярно представлена даже левая редупликация: прежде всего очень распространенное сочетание шишел, вышел (ср. также белорус. шышал, вышал [Барташэвiч 1972, № 794]) и его вариант дышла, вышла [Виноградов 1999]; другие примеры из Г. С. Виноградова: тыкинь выкинь (с разнообразными вариантами, такими как дикинь выкинь, дыкинь выкинь, чикинь выкинь, зикинь выкинь, зыкинь выкинь), тарин-барин, тончик-звончик, шерба верба, шарин барин, шальчик-мальчик, чуха муха, жилезь вылезь, кондарь-бондарь.

Легко заметить, что левая редупликация встречается только у слов, которые начинаются на губную согласную фонему. Правая редупликация, используя губные фонемы, в одних случаях вообще невозможна (махнул-махнул было бы просто неотличимо от точного повтора), а в других случаях не обеспечивает достаточного контраста (например, в вышел-мышел, хотя такой повтор и встречается иногда в считалках, или в *махнул-вахнул).

2.2 Сферы употребления конструкций типа «шуры-муры»

Как известно, конструкции типа «шуры-муры» в большей степени испозьзуются для придания эффективности речи. Именно в связи с этим можно встретить широкое использование их в анегдотах, названиях комедийных фильмов, названиях статей и пр.

Выше в работе было сказано, что данное выражение используется для обобщения продуктов питания, вероятно именно с этим связано использование данного выражения в различных городах России для наименования мест питания. В г. Москве есть большой кавказский ресторан, который называется «Шашлык-машлык» (см. приложение 1)

Выражение «шуры-муры» в языке имеет значение любовных отношений и для придания эффективности, во многих города России заведения также имеют название «шуры-муры» (см. приложение 2).

Заключение

В заключение можно сказать, что неточная редупликация является довольно странным явлением, не поддающимся однозначной интерпретации (в отличие от парных слов) и довольно нерегулярно представленным в языках мира (в отличие от точной редупликации). Неточная редупликация осмысляется в работе двумя путями — с одной стороны, через выделение операции неточного копирования, позволяющей рассматривать редуплицированные формы как своего рода парные слова, с другой стороны, как фонетическая игра, как идеальное выражение фонетических закономерностей, которые менее последовательно проявляются и в парных сочетаниях. Модель правосторонней редупликации вовлекает, подстраивает под себя слова, которые изначально имели иное строение. Например, русское слово фокус-покус (старое гокус-покус из нем. hocus pocus) было немотивированной редупликацией, пока по аналогии с общей моделью из его состава не выделилось слово фокус; теперь соотношение фокус ~ фокус-покус можно расценивать как соотношение простой и редуплицированной форм (эта трактовка поддерживается наличием таких мотивированных редупликаций, как мультик-пультик, супер-пупер, а также множества подобных редупликаций в считалках).

ПРИЛОЖЕНИЕ Немотивированная редупликация в считалках Ниже материал считалок по умолчанию приводится по сборнику [Виноградов 1999].

Чередования инициальных согласных

м к-: колдыш, молдыш; хабель мабель; кыны мыны; курило-мурило (2); костюк-мостюк (2); колин-молин (6, колен-молен; колом-молом; ср. коля-моля); кондор-мондор (кондар-мондар); кинчики-минчики; белоз. куку-мак [Морозов и др. 1997:175], белор. Касцюк, Масцюк [Барташэвiч 1972, № 796], кэнтар, мэнтар [Барташэвiч 1972, № 867].

ч-: чикирики-микирики (4; также чикерики-микерики (2)); чинчики-минчики (2, также тинчики-минчики; ср. кинчики-минчики); чириджин-мириджин (3); чохман, мохман; белозер. чикилики, микилики [Морозов и др. 1997: 175], белор. брест. чукэр макэр [Топорков 1998, № 5г].

ш-: шуни, муни (2); шахер-махер (2); шахтер махтер; шикин-микин; шышли-мышли; шундры-мундры; шуругу-муруга; шиндар-мындар; шантор-мантор; белор. шэндер, мэндер [Барташэвiч 1972, № 818], шэндыль-мэндыль [Барташэвiч 1972, № 837]; гомель. шагер магер [Топорков 1998, № 17], гомель. шахi-махi [Топорков 1998, № 5а], укр. житом. шэнец, мэнец [Топорков 1998, № 19],.

ц-: казач. цокоты, мокоты [Топорков 1998, № 8].

j-: егель мегель (егин мегин).

т-: туни, муни; тулик-мулик (тж. тулин-мулин); титкин, мыткин; тикиляки-митилика; тетельки-метельки; тольчик-мольчик; турашка-мурашка.

с-: сохрун мохрун; cантик-мантик; сукарь мукарь; сита-мита; синчик-минчик.

з-: зинчик-минчик.

ф-: фигус, мигус.

кластеры-: квэнтер, мэнтэр (2); cрокол, мокол; трэнтэр, мэнтэр, белор. гомель. шпаки, маки [Топорков 1998, № 1о].

гласные-: эни мэни (2, тж. эна мэна); энтэр мэнтэр; ензы-мензы; эус меус; акер, макер, в считалке из сборника пословиц В. Даля а?? сик-масик, белор. гомель. эны мены [Топорков 1998, № 4д].

б к-: кондырь-бондырь (3); кинтор бинтор (2; кинтэр-бинтэр); казан-базан (казын-базын); кэны-бэны, белор. гомель. куль-буль-буль [Топорков 1998, № 2м].

г-: белор. гарцу-барцу [Барташэвiч 1972, № 872].

ч-: чокон бокон (2; чёкам бокам); чикирики-бикирики.

ш-: шухтер, бухтер (шахта, бахта); шулды-булды (2); шарда-барда; шандер-бандер; шаранды-баранды; шатар-батар (шатыр, батыр); шуты-буты; шалан-балан; шуер, буер; белор. шалды-балды [Барташэвiч 1972, № 802], шындаль-бiндаль [Барташэвiч 1972, № 872].

ж-: жараби-бараби.

т-: тары бары (2, тж. тара-бара); таты баты (татар-батар); тахар-бахар; туни-буни (тунчик-бунчик); белор. гомель. тюль, буль-буль, укр. житом. туль буль-буль, чернигов. туль, буль буль, чернигов. тюль буль [Топорков 1998, №№ 2д, 2е, 2ж, 2к].

д-: долин-болин.

j-: ёхарь-бохарь (2); юкси-букси (юксэ-бухсэ); ятер, бятер.

ц-: цец-бец, цер-берец, брест. цуль, буль-буль, укр. сум. цуль бульбуль [Топороков 1998, № 2з, № 2н].

п-: пыхтум, быхтум (пухтан-бухтан).

в-: вер-бер. Ср. также Вер-бер, бер-веры // вер-бер, бер-верья.

ч-: чокон вокон; чички вички (чичики-вичики); чужик-вужик.

ш-: шараги-вараги; шарда-варда.; житом. [Топорков 1998, № 4к].

т-: тинтиль-винзиль (много).

с-: сеги-веги (седи-веди), синчин-винчин; сисин-визин.

тр-: трынды-вынды (2).

м-: мохвен, вохвен.