Русско-английские отношения в годы Первой Мировой войны (1914-1917 гг.)

К пропагандистской кампании привлекались виднейшие британские эксперты по.

России. Наиболее известным из них был Дональд Макензи Уоллес, посетивший Россиюв 70-х гг. XIX в. и опубликовавший еще тогдаполучившую большой успех двухтомную работу. Теперь он написал серию статей, изданных в виде брошюры под названием «Нашрусский союзник». Признавая многовековоеварварство России, он указывал на ее огромный прогресс, начиная с правления Александра II, и очень положительно отзывался оНиколае II. Характерным штрихом для такой"облагораживающей" пропаганды времен.

Первой мировой войны, подчеркивающейсходство между союзниками, стало суждение.

Уоллеса о присущей царю «английской любви к компромиссу».К пропагандистской кампании присоединился и профессор Бернард Пэйрс, назначенный официальным наблюдателем при российской армии в начале войны. В 1915 г. онопубликовал книгу &# 171;День за днем с русскойармией", в которой с большим одобрениемотзывался о русских солдатах, защищая их отобвинений в пьянстве и недисциплинированности. В то же время он подчеркивал необходимость оказания России материальной и технической поддержки. Еще одним пропагандистом положительного образа России в Англии стал Чарльз Сароли.

Его перу принадлежали такие книги, как «Долг Европы России» и «Великая Россия, ее достижения и обещания». Признаваянедостатки российской политической системы, он был склонен с оптимизмом относитьсяк возможности дальнейших реформ. Говоряо самом русском народе, он описывал переносимые им тяготы, подчеркивал глубокую духовность русских, противопоставляя их, такимобразом, нигилистам-немцам. Сароли рисовалидиллический образ русской деревни как традиционной сельскохозяйственной коммуны. Главным же недостатком русских, по его мнению, была несдержанность и неспособность ксамоограничению, ставшая основным препятствием для политических реформ. Глубокая религиозность русских вообщебыла одним из наиболее распространенныхсюжетов в британском дискурсе о России. При этом если «суеверие русских"традиционно рассматривалось как один из ихнедостатков, то в контексте Первой мировойвойны с русской религиозностью связывалисьзначительные надежды: религиозный дух русских должен был стать источником моральной стойкости, которая позволила бы им перенести все тягости войны. Бернард Пэйрс не был единственным британским военным корреспондентом при русской армии. В самом начале войны произошел обмен военными репортерами, ставшийчастью кампании по установлению связеймежду союзниками. Один из британских репортеров Скотланд Лидделл подчеркивалстоицизм, храбрость и терпеливость русскихсолдат. У него вызывало умиление их милосердное поведение по отношению к пленным. В то же время он отмечал, что их «детская"зависимость от офицеров была явным недостатком на поле боя.

1915 год оказался пиком прорусской кампании в Великобритании. К 1916 г. для большей части британской общественности более насущными проблемами стали затяжнойхарактер войны и мобилизация домашнегофронта. Значимость российского фактора ввойне несколько снизалась, хотя брусиловский прорыв был встречен с ликованием. Февральская революция 1917 г. приветствовалась оптимистами среди британских деятелей, следящих за развитием событий вРоссии. Сам премьер-министр Дэвид Ллойд.

Джордж выразил надежду на то, что революционный подъем в России будет иметь сходный с Великой Французской революциейэффект, вдохновляя народ на поддержку военных действий. Многие либералы вздохнули с облегчением, узнав о падении царскогорежима. Газета «Daily News» ликовала: «Тьмарассеялась!.. Россия повернулась лицом к свету. Теперь остался только один трон, где всееще восседает древний идол. Гогенцоллернизм остался один во всем мире, как напоминание об отжившей вере».Вскоре, однако, стало ясно, что надеждысоюзников были необоснованными: революция лишь ускорила процесс распада вооруженных сил и государственного порядкав России. После Октябрьской революции иБрест-Литовского договора Россия стала ассоциироваться с пораженческими и революционными настроениями. Сама Октябрьскаяреволюция расколола британскую общественность: если правый истеблишмент был настроен категорически против большевиков, тов левых кругах революция была воспринятас некоторой симпатией. В то же время сам.

Брест-Литовский договор стал своеобразнымсимволом жестокосердия и беспощадности немцев. Так появился образ России-жертвы, который после войны был заменен образом.

России как средоточия революционных сил. Последним отголоском симпатии части правых кругов к императорской России стала ихподдержка белогвардейского движения и неприятие советского правительства, но этот момент вскоре утратил свою политическую актуальность. Новый образ России формировалсяуже в кардинально изменившейся политической обстановке и в ответ на иные запросыобщества.

3.2. Изменение политики Англии по отношению к Временному правительству.

Первой внешнеполитической акцией Временного правительства стала нота к союзным и нейтральным странам от 4 марта с просьбой о признании. Стоит отметить, что союзники не сразу признали новую власть в России, их беспокоила революционная ситуация в союзной державе, а также слухи о возможном выходе России из войны. Первыми среди союзников навстречу Милюкову сотоварищи пошли США, которые 9 марта юридически признали Временное правительство. После этого произошло признание со стороны остальных союзников и многих нейтральных держав. В целом лишь к 20-м числам марта была решена проблема преемственности прав и обязательств нового русского правительства. По мнению авторов книги «История внешней политики России. Конец XIX — начало XX века», намереваясь продолжать войну во имя империалистических целей, Временное правительство стремилось вместе с тем к внешнему обновлению и демократизации своей иностранной политики. Ликвидация царской монархии позволяла представлять в глазах общественности Антанту как союз демократических государств, сражающихся против реакционных монархий Германии и Австро-Венгрии.

С другой стороны, можно было плодотворнее использовать в своей внешней политике «принцип национальностей», к примеру, в вопросе о дарованииавтономии полякам. Более того, 20 марта была восстановлена автономия Финляндии. Безусловно, для членов Временного правительства во внешней политике предметом первой необходимости было сохранение плодотворных и тесных взаимоотношений с союзными державами, в первую очередь с Англией и Францией, а также с набиравшей силу на Дальнем Востоке Японией, от которой Россия 12 лет назад потерпела поражение. Сближение с Соединенными Штатами давало надежду на финансовую поддержку со стороны североамериканской демократии, причем Милюков называл это сближение едва ли не главным своим достижением. Однако союзники выступили с официальным признанием кабинета князя Г. Е. Львова, лишь удостоверившись в решимости Временного правительства продолжать проантантовский курс прежней власти. Об истинном отношении союзников к Временному правительству рассуждал в своих мемуарах А. Ф.

Керенский: «Большинство дипломатов союзнических стран критически, а порой и враждебно относились к Временному правительству. Нас обвиняли в слабости, бесхребетности, нерешительности и во многих других грехах».Один из современников описываемых событий, К. М. Оберучев, близкий к социалистическим кругам высказал свою точку зрения на историческое значение Временного правительства. Он писал: «Приняв на себя тяжёлую обязанность управлять жизнью России в пору тяжёлой войны и после систематического расстройства народного хозяйства благодаря самодержавию с одной стороны и продолжительной войне — с другой, Временное Правительство решило руководить страной на началах права, а не силы, по возможности облегчить те тяжёлые экономические условия, в которые она была поставлена предыдущим правительством, не выводить Россию из строя воюющих с германским милитаризмом держав, дабы на предстоящем мирном конгрессе молодая демократическая Россия могла бы сказать своё слово в защиту всех угнетаемых».При Временном правительстве в иностранной политике государства сменился механизм принятия внешнеполитических решений: большая роль отводилась министру иностранных дел, на которого ложилась большая ответственность.

Милюков, стремясь не разрушить конструкцию аппарата управления внешней политикой, заявлял, что ценил заведенную машину с точки зрения техники и традиций. Кроме того, Милюков сохранил на своих постах всех российских дипломатов за рубежом, за исключением посла в США, так как считал, что стабильность заграничного представительства подтверждала преемственность внешнеполитического курса. Что интересно, большинствоназначенных Временным правительством дипломатов отказались повиноваться пришедшим к власти в октябре 1917 года большевикам. Приказ Троцкого от 26 декабря того же года увольнял всех российских дипломатов за границей, при этом без права на пенсию и занятие других государственных должностей. Однако правительства большинства мировых государств, отказавшись признать советскую власть и надеясь на ее скорое падение, в первые послереволюционные годы продолжали поддерживать официальные отношения с российскими дипломатами. Таким образом, создалось исключительное в истории положение, при котором зарубежные державы официально признавали дипломатические представительства Временного правительства, в действительности переставшего существовать. Тем не менее, начиная с середины 1920;х гг., после признания СССРдругими странами, бывшие дипломаты Временного правительства попали в двойственной положение: с одной стороны они воспринимались как представители эмиграции, с другой — должны были олицетворять образ старой России в глазах иностранцев. Кризис в отношениях с союзниками наступил, когда англичане и французы потребовали скорейшего участия российских войск в крупномасштабных наступательных операциях, на что в военном ведомстве Временного правительства ответили отказом, объясняя это тем, что новые власти смогут произвести необходимую реорганизацию армии лишь к июню-июлю. Союзники, недовольные подобных ходом событий, требовали у руководства российских армий хотя бы создать видимость активных действий, однако вновь получили отрицательный ответ. После этого союзники все чаще предпочитали не предупреждать своих союзников из России о планируемых маневрах. Стоит, однако, заметить, что Россия имела некоторые успехи на кавказском фронте в борьбе с Османской империей. Союзники часто не понимали действий российских дипломатов, многие из которых были назначены на свои посты еще при Николае II и, соответственно, вели себя все же как монархисты, но не как представители молодой демократической державы.

На это сетовал и П. Н. Милюков: «Целый ряд крупных иностранцев указывал мне на полное несоответствие между новой Россией и ее дипломатическим представительством… наша дипломатия с глубоким неодобрением относится к новой России, а в силу этого не способна объективно защищать ее интересы».Перечисленные выше обстоятельства означали неспособность новой верховной власти в России следовать обязательствам своих предшественников перед союзниками по Антанте, что привело к падениюдоверия со стороны англичан и французов к российским партнерам. Более того, между Парижем и Лондоном произошел ряд встреч, на которых обсуждалось будущее России, и высказывались предложения о том, чтобы контролировать развитие событий в бывшей могучей империи. Безусловно, руководство российского внешнеполитического ведомства не удовлетворяло подобное развитие событий, когда союзники игнорировали Временное правительство.

К примеру, в апреле произошел ряд межсоюзнических совещаний, на которые представители России хоть и прибыли, но не были приглашены на сами заседания. Напротив, союзники отправили в Петроград французского министра-социалиста А. Тома, миссия которого заключалась в придании твердости решениям временного правительства. Предполагалось контролировать действия российских властей объемом и периодичностью поставок продовольствия. По свидетельству ученых, «английские власти стали сокращать заказы и поставки для России. В несколько меньшей степени это относилось к оружию, средствам тяги и боеприпасам». Были затруднены также поставки из Франции, Италии и Японии.

Ситуация осложнялась неспособностью Временного правительства во время платить по кредитам иностранным инвесторам, поэтому неудивительно стремление членов Временного правительства сблизиться с США. Несмотря на ряд проблем, России удалось в обход англичан добиться от американцев предоставления кредита, однако поток продовольственной помощи был существенно меньше оговоренного. Таким образом, достижения кабинета Милюкова во внешней политике можно считать довольно скромными. И это несмотря на то, что в свое время, отстаивая кандидатуру князя Львова на пост премьера, Милюков, таким образом, надеялся играть в правительстве роль первой скрипки. Но его надеждам не суждено было сбыться. Едва ли не единственным светлым пятном внешней политики этого периода стало признание Временного правительства союзными и многими нейтральными странами. О трудностях, с которыми пришлось столкнуться Милюкову можно судить хотя бы по тому обстоятельству, что его критиковали другие члены Временного правительства, особенно часто — Керенский.

Однажды он заявил Милюкову: «при царизме у министра иностранных дел не могло и не должно было быть своей политики, а была политика императора, то теперь у министра иностранных дел не может быть своей политики, а есть только политика Временного правительств. Мы для вас — государь император». Здесь стоит учитывать и то обстоятельство, что современники отмечали непомерно высокое самолюбие Керенского, который, вероятно, завидовал популярности и влиянию Милюкова. А. С. Епишин отмечает и такое обстоятельство: «Керенский умел и любил нравиться, причем эта любовь подчас принимала характер болезненной страсти».После того, как 14 марта Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов опубликовал манифест «К народам всего мира», в котором содержались призывы жителям разных стран мира бороться за демократическое решение военных действий, перед Временным правительством встала задача выработать собственную позицию по данному внешнеполитическому направлению. Однако министр иностранных дел П.

Н. Милюков назвал желаемый российскими социалистами мир без аннексий и контрибуций «германской формулой, которую пытаются подсунуть международным социалистам».Неудивительно поэтому, что 20 апреля 1917 года Милюков вместе с единомышленниками опубликовал свое обращение к западным державам с обещаниями довести войну до решительной победы, твердо следовать союзническим обязательствам. Подобная позиция Временного правительства вызвала многочисленные митинги протеста, на которых чаще всего слышались лозунги «Долой Милюкова!». Для самого министра иностранных дел публикация этой ноты стала Пирровой победой, так как 1 мая 1917 года его убрали со своего поста. Новому правительству предстояло решать задачу выработки новых направлений международной политики. Второй кабинет Временного правительства, большую роль в котором играли бывшие масоны А.

Ф. Керенский, М. И. Терещенко и Н. В. Некрасов, образовавшие некий «триумвират», планировал наладить ухудшившиеся связи с союзниками организацией массового наступления.

Любопытное мнение о положении Керенского в это время изложил в своих мемуарах известный революционер В. М. Чернов. Он писал, в частности: «Керенский, казалось, видел свою миссию в этой «надпартийной» роли, резервируя себе роль суперарбитра и делая себя «незаменимым» в качестве центральной оси власти. Казалось, что его более всего удовлетворяет именно такое состояние правительства, и что он старается даже усугубить его, последовательно удаляя из состава кабинета, одну за другою, все крупные и красочные партийные фигуры и заменяя их всё более второстепенными, несамостоятельными и безличными.

Тем самым создавалась опасность «личного режима», подверженного случайности и даже капризам персонального умонастроения".Новый министр иностранных дел М. И. Терещенко сделал 6 мая специальное заявление «для печати», в котором он излагал свое видение дальнейшей внешней политики России. Он заявлял, в частности: «Именноради требований демократии, ради скорого и справедливого мира необходимо воссоздание боевой мощи России, укрепление ее все силой революционного энтузиазма и реальное доказательство этой мощи.

Теперь дело в активной самозащите, защите национальной независимости и свободы". Да и другие члены коалиционного правительства в беседах с иностранными политиками и дипломатами заявляли о твердом намерении России довести дело в Первой мировой войне до победного конца. Правда, в отличие от Милюкова, Терещенко стремился к большей умеренности, а порой и вовсе использовал в своих выступлениях социалистическую терминологию. Тем не менее, члены коалиционного кабинета не спешили конкретизировать цели своей внешней политики. Среди союзников особый упор предполагалось сделать на развитие более тесных соглашений с США, не раздражая при этом ни Францию, ни Англию. О Терещенко не очень лестно отзывался один из членов консервативной фракции расформированной Госдумы В.

В. Шульгин. Он ехидничал: «Очень милый и симпатичный Михаил Иванович, которому, кажется, было года 32, — каким общественным доверием он был облечен на роль министра финансов огромной страны, ведущей мировую войну, в разгаре революции?"В период функционирования коалиционного правительства было внесено изменение в работу министерства иностранных дел: образованное специальное совещание из пяти министров, том числе Керенского и Церетели, проводило предварительный разбор наиболее важных внешнеполитических вопросов. Уступкой революционному движению было признание права на внешнеполитическую активность со стороны Петроградского совета. Терещенко, пытаясь нормализовать отношения с Лондоном и Парижем, попросил их высказать свое отношение к ноте Милюкова и более ранним декларациям Временного правительства. Союзники в целом одобряли направление внешней политики России, но призывали тщательнее скрывать возможность аннексий и контрибуций за демократическими лозунгами. Большую роль коалиционное правительство отводило предстоящему июньскому наступлению русской армии, которое могло вполне реально закончиться выводом из войны Турции, которая находилась в еще большейагонии, чем Россия. Однако члены Временного правительства, в первую очередь, А. Ф. Керенский, поставили ряд условий перед союзниками, выполнение которых должно было стать своеобразной «компенсацией» для России за возобновление активных боевых действий на Восточном и кавказскомфронтах Первой мировой войны. В частности, от США просили увеличить тоннаж для поставок в Россию военных грузов, среди которых больше всего была необходимость в минометах.

От Италии требовали возвратить 10 батарей тяжелых оружий, изготовленных специально для России, но реквизированных итальянской армией. Несмотря на глобальные планы улучшения снабжения российской армии со стороны союзников, на деле все оказалось гораздо сложнее. Как пишут современные исследователи, в отношении поставок из-за границы артиллерии и авиационного имущества некоторые обещания были получены, но их осуществление переносилось на будущее. Одновременно союзники заявили коалиционному правительству, что программа поставок принятая на Петроградской конференции, не может быть полностью выполнена. Ситуация крайне осложнялась тем, что наступление российских войск было предотвращено контрударом немецких и австро-венгерских армий. В результате правительственного кризиса 8 июля А.

Ф. Керенским был образован новый коалиционный кабинет, который своей главной внешнеполитической задачей объявил «напряжение всех сил для борьбы с внешним врагом и для охраны нового государственного порядка от всяких анархических и контрреволюционных покушений, не останавливаясь перед самыми решительными мерами власти». Ставку верховного главнокомандования 18 июля возглавил генерал Л. Г. Корнилов, сторонник жесткой политики. Члены нового кабинета обещали союзникам продолжать прежний курс на ведение войны до победного конца, даже учитывая многочисленные проблемы русской армии. Однако наметившаяся союзниками конференция по определению целей войны откладывалась на все более долгий срок, что, безусловно, было на руку, прежде всего, коллегам России по Антанте.

При этом В. С. Васюков раскрыл одну из причин неудач международной дипломатии Керенского и его коллег. Ученый писал: «Неустойчивое внутреннее положение Временного правительства являлось одной из причин дальнейшего ослабления его позиций в сфере внешнеполитической деятельности».Временное правительство вынуждено было в срочном порядке просить союзников активизировать свои действия на Западном фронте, так как немцы перешли в мощное наступление на румынском фронте. Однако англичане и французы, ограничивая военно-экономическую помощь России, все больше беспокоились за положение дел во внутренней политике союзницы и стремились поставить ее под свой контроль. Поэтому неудивительно, что на Парижской конференции стран Антанты русский вопрос занял одно из ведущих мест. Россию союзники ценой любых усилий пытались удержать в военно-политическом союзе.

Предполагалось, что сама Франция займется возрождением дисциплины и подъемом морального духа русской армии, Англия — флотом, а Соединенные Штаты — реорганизацией транспорта. Международное положение России осложнялось тем, что многочисленные неудачи русской армии и неустойчивое внутреннее положение в стране привели к падению авторитета Российского государства у Балканских народов, традиционно рассматривавших Российскую империю лидером и оплотом славянских народов. При этом политика самого нового руководства демократической Россией ничем принципиально не отличалась в балканском вопросе от действий Романовых, а, учитывая тяжелое положение на Восточном фронте, Временное правительство было менее активно в данном регионе, чем царская дипломатия. На Лондонской конференции стран Антанты было выдвинуто одобренное большинством предложение о посылке в Россию специального эмиссара, который контролировал бы внутреннюю политику в стране. Однако резкий протест представителей Временного правительства заставил союзников отказаться от этой миссии. Керенский и его коллеги по кабинету, давно подозревая англичан и французов в тайном желании ослабить Россию, заставив именно ее внести главный вклад в борьбу с Германией и Австро-Венгрией, основной упор сделали на развитие отношений с США. Американская сторона, желая исследовать детально своего партнера в войне, отправила в Россию группу аналитиков.

Они пришли к выводу, что ключом к продолжению войны для России служит не расширение экономической помощи ей, а организация там крупномасштабной политической пропаганды. В свою очередь, само Временное правительство не придавало американской агитации большого значения, хотя не прочь было продемонстрировать перед русским общественным мнением единство стремлений «двух великих демократий».Отечественный ученый А. В. Голубев, размышляя о постепенном разочаровании Великобританией, как союзником России по Антанте, констатировал: «По мере усталости от войны в российском общественном мнении все ярче вырисовывается тенденция к обличению корыстных союзников, стремившихся за счет России достигнуть своих целей. К концу 1916 — началу 1917 гг.

подобные взгляды получили широкое распространение, особенно среди нижних чинов и младших офицеров, причем как всегда наиболее негативные оценки относились к роли.

Великобритании, готовой «воевать до последнего русского солдата», для чего англичане «втайне договорились с начальством, подкупив его на английские деньги». Е. С. Сенявская писала о том, что и с Францией постепенно произошла такая же метаморфоза: в начале войны, когда войска Русского экспедиционного корпуса, воюя на территории Франции, видели все лишения ее народа, который восторженно встречал освободителей из России, в российском общественном мнении не возникало сомнений в необходимости помощи Парижу. Но после Февральской революции 1917 года, когда русские солдаты стали восприниматься как революционеры, подрывавшие боевой дух французов, отношение к последним изменилось в худшую сторону. Особенно часто в их адрес звучали обвинения в неблагодарности. По мнению Е. С. Сенявской, «у французов оказалась короткая память.

Уже в ходе самой войны они забыли, что Россия ценой огромных жертв не раз спасала их от полного разгрома, и предъявляли к ней материальные претензии".Что касается других направлений внешней политики Временного правительства, необходимо отметить, что на Ближнем Востоке она оставалась практически такой же неизменной, как и во времена царствования Романовых. А на Дальнем Востоке Керенский придерживался оборонительной тактики, во многом стремясь сохранить сложившийся к тому времени статус-кво. В частности, Россия участвовала практически во всех кампаниях держав Антанты, направленных на вовлечение Китая в войну. В итоге, 1 августа 1917 года китайское правительство объявило войну Германии и ее союзникам. Дальнейшая внешняя политика Временного правительства будет обусловлена тем, что Корниловский мятеж вверг страну в хаос, что не могло не сказаться на отношениях с партнерами и врагами. Между прочим, партеры России по Антанте очень пессимистично рассматривали способность своей союзницы к продолжению военных действий. Поэтому 26 сентября послы Англии, Франции и Италии зачитали Керенскому коллективную ноту. В которой выразили сомнение в способности России продолжать военные действия.

Более того, союзники грозили отказать Временному правительству в военно-экономической помощи. В ответ Временное правительство 29 сентября постановило «все свое внимание и все силы сосредоточить на организации надлежащей обороны государства от внешнего врага, отложив на время все прочие вопросы и не считаясь с партийными стремлениями в области внешней политики».Назревание революционной ситуации и нестабильная обстановка в стране заставляли Временное правительство уделять внимание, преждевсего внутренней политике, хотя она и была неразрывно связана с внешней. Союзники России призывали Керенского выступить в роли спасителя России, однако, очевидно, что он нисколько не подходил для этой роли. Более того, в правительстве отсутствовало единство по вопросам о будущей внешней политике государства, а министры Терещенко, Коновалов и Третьяков жаловались на Керенского иностранным дипломатам. Выступавший 24 октября на заседании Совета республики Керенский призывал сплотиться все силы страны в борьбе с большевистскими притязаниями на власть.

В области внешней политики он намекал на возможность призыва к миру со стороны России. Однако 25 октября 1917 года иностранные дипломаты получили вести о скором падении Временного правительства, что означало окончание эпохи, во время которой в России была предпринята попытка построить демократическое государство. Советский историк В. С. Васюков указал на причины падения Временного правительства и несостоятельности его внешней политики: «Временное правительство хотело оставаться верной „союзническому долгу“, совершенно не считаясь с тем, что страна находится на краю пропасти и ее судьба приносится в жертву международному империализму. Перед перспективой разрыва с союзниками и крушения всяких надежд, какие возлагались на войну, оно забывало о всякой предосторожности и даже об угрозе его собственному существованию».Соглашаясь во многом с ученым, отметим, что пришедшее на смену Временному правительству новая власть со временем тоже согрешила тем, что пыталась принести Россию в жертву международному социализму и революционному движению. Таким образом, провозгласившее себя преемником прошлой власти первое демократической правительство России взяло на себя тяжелые обязательства — продолжать участие в военных действиях до победного конца. Воодушевленные признанием своей легитимности со стороны западных держав министры Временного правительства либо не понимали, либо не придавали особого значения тому обстоятельству, что их союзники в войне, равнодушные, и даже враждебно относившиеся к Временному правительству и к России в целом, следовали давней политической традиции — говорить одно, а на деле поступать иначе. Онируководствовались своими национальными интересами, прикрываясь стремлением принести мир и процветание во все регионы планеты, а от Временного правительства требовали сражаться за фантомную идею всеобщего благосостояния, за признание среди великих держав.

Заключение

.

Период последней четверти XIX — начала XX вв. стал временем экономической модернизации ведущих стран Европы, вставших на путь государственного регулирования национальных экономик. На рубеже 1870−1880-х годов лидером нового направления выступила Германия, приняв путь аграрного протекционизма. В 1879 г. там впервые были повышены пошлины на привозной хлеб. Размежевание великих держав на два противостоящих друг другу блока — Тройственный союз и Антанту — было одной из основных характеристик международных отношений. Каждая страна из этих блоков стремилась сохранить свободу маневра, что было свойственно и России.

Несмотря на союз с Францией, а затем и с Англией, правительство России стремилось не обострять отношений с Германией. Однако рассматривающийся некоторыми современниками вариант переориентации внешнеполитического курса на сближение с Германией вряд ли мог быть реализован в силу особенностей германской политики, в которой господствовали идеи национализма и экспансии. Германское военное планирование после 1871 года основывалось на представлении о будущей европейской войне как о войне на два фронта — против Франции и России одновременно. До 1890 года, когда канцлером Германской империи был Отто фон Бисмарк, подобный сценарий был неприемлемым. Для этого Берлин поддерживал, наряду с Тройственным союзом, союз трех императоров, объединявших Германию, Россию и Австро-Венгрию. После отставки «железного канцлера» его преемники считали войну на два фронта неизбежностью и поэтому взяли курс на консолидацию Тройственного союза. Подтверждением этого стал отказ Германии в 1890 году продлить связывавший ее с Россией «договор перестраховки».Июльский кризис 1914 г.

и начало Первой мировой войны вывели проблемы, связанные с восприятием стран и народов, вовлеченных в разрастающийся европейский конфликт, на первый план в британском общественном сознании. В силу своего островного менталитета большая часть британского общества проявляла лишь спорадический интерес к странам континента. В то же время в британской культуре под влиянием различных исторических событий сложились определенные образы и стереотипы других народов.

Можно сказать, что процесс формирования образов стран — союзников и врагов — на ранних этапах войны происходил на стыке политики и устоявшихся стереотипов. Образ России и русских в Великобритании в годы Первой мировой войны стал ярким примером диссонанса, возникшего при таком столкновении: старый соперник по «Большой Игре» вдруг выступил в роли одного из главных союзников в войне против Германии. Рассмотрим осмысление британской общественностью данного сдвига, а также проанализируем механизмы создания положительного образа России в Великобритании в годы войны. Следует заметить, что для Великобритании рубежа XIX—XX вв. был характерен большой вес в обществе образованного городского среднего класса, а также рост уровня грамотности и политической активности представителей низших классов. В это же время наблюдалось ускоренное развитие газетной индустрии, что привело к зарождению современных средств массовой информации, ориентированных на грамотные слои населения. Тяготы войны в сочетании с восприятием вероятности выхода из нее России побудили британское и французское правительства к обсуждению вопроса о возможности предоставления Германии карт-бланша на востоке Европы в обмен на реализацию собственных требований на Западе. Боязнь германской мощи была слишком велика, чтобы подобные предложения получили одобрение.

Однако ясным становилось, что Россия не могла рассчитывать на союзников в поддержке своего великодержавного статуса. Сил на активное ведение военных действий на Восточном фронте у Великобритании и Франции не было, а хаос на территории бывшей Российской империи позволял надеяться на то, что Германия не сможет в полной мере воспользоваться ресурсами ослабленной России. Суть этого отношения к России, намечавшегося по мере развития русской революции, была сформулирована британским премьер-министром Д. Ллойд Джорджем уже после событий ноября 1917 г. и начала переговоров.

Советской России с Германией в Брест-Литовске. В речи о военных целях, высказанных 5 января 1918 г., предрекая России колоссальные потери в случае следования курсу на мир с Германией, глава британского правительства заявлял: «Но когда теперешние правители России предпринимают те или иные действия независимо от союзников, мы не намерены вмешиваться, чтобы остановить катастрофу, которая неизбежно погубит их страну».Октябрьская революция привнесла в международные отношения конфликт на идеологической основе. Различия политических систем великих держав, как и идеологические различия, не являлись чем-то беспрецедентным в истории отношений между государствами. Однако восприятие конфликта идеологий в конце 10-х — начале 20-х гг. ХХ в.

отличалось особой остротой. Авторитетный британский еженедельник «Annual Register» в 1919 г. охарактеризовал русскую революцию как, &# 171;возможно, самое важное событие в Европе со времен Реформации". Интенсивность конфликту придавал тот факт, что перспектива распространения революции не казалась на Западе далекой и абсурдной.

Образ войны как вулкана, способного уничтожить политические, социальные, экономические элементы не только «старого порядка» в России, но и буржуазного порядка в западных странах, присутствовал на страницах печати Англии и Франции. Временное правительство не сумело достигнуть поставленных перед ним историческим ходом событий важных задач. К сожалению, противоречивыми и для многих обывателей непонятными оказались цели внешней политики Временного правительства, а также их практическое воплощение. Таким образом, провозгласившее себя преемником прошлой власти первое демократической правительство России взяло на себя тяжелые обязательства — продолжать участие в военных действиях до победного конца. Воодушевленные признанием своей легитимности со стороны западных держав министры Временного правительства либо не понимали, либо не придавали особого значения тому обстоятельству, что их союзники в войне, равнодушные, и даже враждебно относившиеся к Временному правительству и к России в целом, следовали давней политической традиции — говорить одно, а на деле поступать иначе. Они руководствовались своими национальными интересами, прикрываясь стремлением принести мир и процветание во все регионы планеты, а от Временного правительства требовали сражаться за фантомную идею всеобщего благосостояния, за признание среди великих держав. Список использованной литературы.

Абезгауз С. А. Россия и ее основные торговые партнеры конца XIX — начала XX вв. (о взаимном влиянии политических и торговых отношений) // Исторические записки, 2014, т. 11 (129), С.

259−290.Агансон О. И. Балканский вопрос во внешней политике Великобритании // Новая и новейшая история. 2011. № 1. C.

93−106.Ананьич Б. В. Экономика Империи. Финансы и торгово-промышленная политика // Индустриальное Наследие. Сб. материалов Междунар. научн. конф. Саранск, 2015.

С. 13. Боханов А. Н. Деловая элита России 1914 г. М., 1994. С. 232. Брыков Д. С. Русская либеральная пресса о взаимоотношениях стран Антанты и Тройственного союза накануне первой мировой войны. Санкт-Петербург, 2014. С. 17. Бьюкенен Д.

Моя миссия в России. Воспоминания английского дипломата. 1910−1918. М.: Центр-полиграф, 2012. С. 408. Голубев А. В., Поршнева О. С. Образ союзника в сознании российского общества в контексте мировых войн. М.: Новый хронограф, 2015.

С. 62. Грегори П. Экономический рост Российской империи (конец XIX — начало XX в.). М.: РОССПЭН, 2013. С. 44. Дневник Л. А. Тихомирова, запись 5 августа 1915 г. // Дневник Л. А. Тихомирова.

1915−1917. М., 2014. С. 92. Епишин А.

С. Три портрета Александра Керенского // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2015.

№ 7 (13): в 3-х ч. Ч. I. С. 31−34.Записка Дурново // Красная новь. 1922. №.

6(10). С. 195. Захаров В. Н., Петров Ю. А., Шацилло М. К. История налогов в России. IX — начало XX века. М.: Российская политическая энциклопедия, 2012. С. 266. Ионичев Н. П. Внешние экономические связи России (IX-начало XX века): учеб. пособие.

М.: Финансовая академия при Правительстве Российской Федерации, 2014. С. 274. История внешней политики России. Конец XIX — начало XX века (От русско-французского союза до Октябрьской революции). М.: Междунар.

отношения, 2013. С. 547. Казем-заде Ф. Борьба за влияние в Персии: дипломатическое противостояние России и Англии. М.: Центрполиграф, 2014. С.

375.Керенский А. Ф. Россия на историческом повороте: Мемуары. М.: ТЕРРА, 1996. С. 371. Коваленко Н. А. Падение монархии: выбор первого премьера новой России // Научный вестник Московского государственного технического университета гражданской авиации.

2015. № 166. С. 15−20.Коковцов В. Н. Из моего прошлого (1903−1919): Воспоминания. Мемуары. Минск: Харвест, 2014.

С. 694. Колоницкий Б. И. Образы «Коварного Альбиона» в годы Первой мировой войны // Новое литературное обозрение. 2014. № 1.

С. 73−74.Кононова М. Деятельность дипломатов царского и Временного правительств в эмиграции в 1917;1938 гг. //.

Международная жизнь. 2015. № 9−10. С.71−83.Конотопов М. В., Сметанин С. И. История экономики. М.: Академический проект, 2015. С. 202. Котов Б. С. Германский милитаризм накануне первой мировой войны в оценках российской прессы // Вопросы истории.

2014. № 9. С.

59−72.Кустов В. А. Конституционно-демократическая партия (партия Народной Свободы): разработка и реализация внешнеполитической доктрины (1905−1920 гг.). Саратов, 2014. С. 28. Лиддел Гарт Б. История Первой мировой войны.

М.: АСТ, 2014. С. 357. Наследие Ариадны Владимировны Тырковой. Дневники. Письма / Сост. Н. И. Канищева. М.: РОССПЭН, 2012. С.

144−145.Новиков Д. Е. П. Н. Милюков о внешней политике России (1906−1914 гг.) // П. Н. Милюков: историк, политик, дипломат: Материалы Междунар. науч. конф. М.: РОССПЭН, 2014. С.

318−333.Очерки истории Министерства иностранных дел России. Т. 1. М., 2012.

С. 556−578.Первая мировая война. Энциклопедический словарь. М.: Весь Мир, 2014. С.

103.Петухова Н. Е. История налогообложения в России IX—XX вв.: учеб. пособие. М.: Вузовский учебник, 2014. С. 173. Попова О. Г., Черникова Н.

В. Внешнеполитические проблемы в деятельности Временного правительства весной 1917 г. (По воспоминаниям политиков революционной эпохи) // Документ.

Архив. История. Современность. Вып. 12. Екатеринбург: Изд-во Урал ун-та, 2015.

С. 40−56.Проблема будущего переустройства Австро-Венгрии: британский взгляд в годы Первой мировой войны // Первая мировая война. Версальская система и современность: сб. статей.

СПб., 2012. С. 83. Протоколы Центрального Комитета и заграничных групп конституционно-демократической партии: в 6 т. Т.

2. Протоколы Центрального Комитета конституционно-демократической партии. 1912−1914 гг. М.: РОССПЭН, 2013. С. 102. Россия в мировых войнах ХХ века: материалы научной конференции. М.-Курск.

2012. С. 139. Рыбачёнок И. С. Россия в Берлинской системе международных отношений. 1878- 1914 годы // Новая и новейшая история. 2013.

№ 6. С. 79−100.Сенокосов А. Г. Военно-техническое сотрудничество России со странами Антанты в 1914—1917 гг. // Первая мировая война — пролог ХХ века. Материалы международной научной конференции. Москва, ИВИ РАН — МГУ им.

М.В. Ломоносова — МГПУ, 8−10 сентября 2014 г. Часть I. Москва: ИВИ РАН, 2014. С.

117−120.Сенявская Е. С. Противники России в войнах XX века: Эволюция «образа врага» в сознании армии и общества. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2012. С. 193. Степун Ф.

Из писем прапорщика-артиллериста. Томск, 2014. С. 137. Таранков В. И. Ценные бумаги государства Российского. М.; Тольятти: Интер-Волга, 2012. С.

91−94.Томпстон С. Р. Российская внешняя торговля XIX — начала XX в.: организация и финансирование / Пер. с англ. Ю. А. Петрова. М., 2014. С.

234.Хейфец Б. А. Кредитная история России. Характеристика суверенного заемщика. М.: Экономика, 2013. С. 47. Хмелевская Ю. Ю. Великая война: английский национальный характер и социально-психологический опыт британской армии (1914−1918).

Пермь, 2014. С. 81−82.Чернин О. В дни мировой войны.

Мемуары министра иностранных дел Австро-Венгрии. СПб., 2015. С. 53. Оберучев К. М.

Советы и Советская власть в России //.

http://az.lib.ru/o/oberuchew_k_m/text_1919_soviety_i_sovetskaya_vlast.shtmlGregory A. T he Last Great War: British Society and the First World War. C ambridge, 2014. P. 47McMeekin S. T.

he Berlin-Baghdad Express: The Ottoman Empire and Germany, s Bid for World Power. Cambridge, Mass.: The Belknap Press of Harvard University Press, 2010.