Политические и религиозные причины иконоборчества в отечественной историографии XX века

Он был так настроен и по своей монофелитской идеологии, и по своему местному армяно-павликианскому (еретическому) воспитанию, враждебному церковному культу.

Появившийся с VII в. ислам с его враждой ко всякого рода изображениям человеческих и сверхчеловеческих лиц (безличные картины мира и животных не отрицались) заново оживил сомнения в законности икон; далеко не везде, но в районах, соседних с арабами: Малая Азия, Армения. Само население этих районов было в расовом отношении отлично от эллинских районов Мореи, Аттики, Македонии. Там, в центре Малой Азии, исконно жили и таились древние антицерковные ереси: монтанизм, маркионитство, павликианство — антикультурные и антииконные по духу доктрины. B этом пункте ислам им был понятнее и представлялся как бы совершеннее, «духовнее» христианства.

Лев III был родом исавриец. По семье собственно сириец-семит. По должности он был «восточным главнокомандующим», т. е. военным губернатором двух провинций Фригии. Он вырос и привык там к понятиям иконоборческим, общепринятым, как в окружении возникшей в Армении ереси павликианства, так и у распространенных на территории Фригии монтанистов и новатиан.

Это расположило к тому, что довольно скоро, в 754 году, почти все византийские епископы соборно высказались против икон. Епископат мог думать, что это решение возвысит духовность и благочестивость народа, избавит иерархов от борьбы с бытовыми перегибами.

Движение передалось ко дворцу императора Льва еще и другим способом: временный его фаворит и соплеменник по крови, сириец Висир, который был захвачен арабским калифом Иезиду II, стал мусульманином и сделал там превосходную карьеру. Висир приятельствовал в Палестине с главным раввином Тивериады. Он свел равина с калифом, и тот внушил Иезиду истребить идолопоклонничество, поддерживаемое палестинскими и сирийскими христианами.

В 723 году по неясным причинам император приказал всех евреев империи и монтанистов насильно крестить. Хитрые евреи сговорились покреститься («обмануть безумного гоя»), но фанатичные, поистине безумные фригийские монтанисты собрались в одном из их храмов и сами себя подожгли.

Этот эпизод, кстати говоря, не подтверждает того, что, император якобы особенно интересовался иудейством (как противнику икон) или монтанизму и потому-то додумался до иконоборчества. Но исавриец, конечно, между тем, и этим путем вполне мог думать о привлечении иудеев в церковь.

Иконоборческие богословы относились к эпохе после VI века, когда получило развитие распространение так называемых Ареопагитик, то есть мистических сочинений безымянного автора, философствующего по принципам неоплатонизма и ярко продвигающего, между прочим, теорию абсолютной неопределимости Бога в категориях разума человека. Позже оно получило название «апофатическое» богословие. Такая идея невыразимости и невозможности изображения Божества была в то время самой навязчивой, самой модной идеей. Эту идею иконоборцы и использовали, когда били по мышлению православного народа.

По словам иконоборцев: «Употребление икон противно основному догмату христианства — учению о Богочеловеке. Если икона изображает только Божество, то получается Божество ограниченное, „описуемое“ (т.е. арианство). Если Божество, слитое с плотию, — то евтихианство, монофизитство. Если одно человеческое, — то несторианство…».

По сему, вопрос о почитании (в конкретном случае об их отвержении) икон определялся представителями восточного богословия по-восточному, то есть богословско-метафизически, и находился в связи с триадологией и христологией. Иконоборческие выводы из православного понимания троичного и воплотившегося Бога были неправильные. Но именно учения о боговоплощении иконоборцы не искажали.

Православные оппоненты не сумели гносеологически радикально раскрыть ложь максимализма отцов-иконоборцев. Но они выстраивали свои возражения в нужном направлении — в направлении условности средств и орудий, полученных земной церковью в ее богопознании в доступных человеку формах. Но, не смотря на всю относительность этих форм, все же они приоткрываю завесу божественных тайн и каким-то образом соотносятся с абсолютным.

Православные сильно и остро отвечали иконоборцам, обращая их внимание на меру догматического соответствия иконы, восходящей к своему первообразу. Они указывали на то, что в иконе видно не только исторический образ Христа, когда Он был в человеческой плоти, но отчасти (по мере возможности) и отображение Его Божественной славы. Православные, тем самым, не отторгали и идеал иконы, на чем собирались их «срезать» представители иконоборчества как на абсурде.

Весь этот период проходил в атмосфере дворцовых переворотов и ассоциированной с ними игры двух противоборствующих партийных крайностей. Дворцовые переворотчики все время соблазнялись Знаменем Константина Копронима. Правительство Ирины, возглавляемое евнухом Ставракием отменяло одну за другой прежние реформы Льва Исавра и Константина V Копронима.

Длительность первого периода составляла более 50 лет, второго — около 30 лет (813—843 годы). Второй период иконоборчества как бы вкратце повторял все события первого периода. Повторялись даже роли царей-новых иконоборцев (по-прежнему в связи с успешной «реформаторской» государственной деятельностью) и противостоявшим им императрицы-регентши с маленьким сыном, достигшим торжества православия. Данная аналогия доказывает глубокую неотъемлемость и неслучайность в государственной византийской истории иконоборческого движения.

После свержения Ирины (802 год) и до восшествия на престол Василия I Македонянина (860 год) после исаврийцев объем восточной крови на троне увеличился. Впервые у власти появились семиты-арабы, а если точнее, то: два араба, грек, женатый на арабке, армянин и три фригийца. Иконопочитание, знакомое для более западных «греческих» провинций (Сицилия, юг Италии, Ахаия-Афины), ими не принималось. Войско вербовалось больше из восточных армянских представителей.

Император Никифор, которого прозвали Геником за его должность, потому как он был царским казначеем. Как ответственный за казну, он возмущался излишней щедростью Ирины, в частности по отношению к монастырям. Являясь иконопоклонником, он во благо государственных интересов поддерживал взгляды иконоборческого движения о повышении налогов и о росте государственных финансов. Главными врагами их стали монахи, которых поддержал народ, ибо усиление государственной кабалы всегда непопулярно. Новый император отобрал под свое управление лучшие доли имуществ церкви, монастырей и их учреждений, а размер налогов оставил прежними, т. е., таким образом, почти их удвоил.

Против императора в 808 году было поднято новое восстание претендентом на престол Арсавиром. Восстание захлебнулось. Арсавир был заточен в монастырь в Вифинии. Интересно то, что этот заговор был организован не без участия епископов, монахов, синкела с сакелларием и хартофилаксом Святой Софии. Эти возмущения показывают, как легко вывести из равновесия византийский трон и как просто любой новоизбранный царь мог опять захотеть опереться на партию иконоборцев. Ведь даже на почитающего иконы православного царя, каким являлся Никифор, восстают такие же иконопоклонники и даже монахи. Умеренная и усредненная политика не удовлетворяла. Следовательно, предыдущая, «крайняя левая», политика иконоборческая не была так уж абсурдна. Неудивительна потому новая волна иконоборчества.

A православной верхушке (патриарху, игуменам) стало необходимо участвовать в решении насущных государственных вопросов, решать их на соборах и нести за это ответственность перед тайной революционной иконоборческой оппозицией.

Армия, все еще дышавшая идеалами иконоборцев, не любила Михаила I за его монахолюбие. И вот, раздраженные неудачами войны, иконоборцы учинили демонстрацию. Ворвались в церковь, к гробнице их незабвенного Константина Копронима и раскрыли ее с криками: «Восстань и помоги гибнущему государству!».

Взявшие верх армейские круги избрали спасителем государства патриция и командующего восточным округом Льва Армянина, зятя Арсавира, претендента 808 г., а Михаила понудили отречься от престола, что он и сделал, уйдя в монастырь.

Иконоборцы ждали с нетерпением немедленного гонения на иконы, но Лев Армянин был осторожен. Он был, кроме того, церковен: очень любил петь и канонархать в церкви, щеголяя своим громким голосом.

Венчал на царство Льва патриарх Никифор, и, по-видимому, Лев произнес обычное исповедание православия. Но вскоре повел с патриархом такие речи: «Народ (войско) возмущается против икон, говоря, что мы неправильно почитаем их, за то нас и одолевают враги. Сделай уступку, убери кое-что с глаз долой». Патриарх, как бывший министр двора, понимал политику царя, но за спиной патриарха стояла другая партия, и свободно пойти на компромисс он не мог. На сторону императора опять встали некоторые иерархи: Антоний, епископ Силлейский из монахов; Иоанн Грамматик, ученый профессор богословия и даже придворный чтец с особым выражением читавший в церкви обличения пророка Исаии против выделки идолов.

Идя к причащению в день Рождества 814 г., Лев V поклонился иконе, а 6 января 815 г. уже не сделал этого и велел икону убрать под предлогом оберегания ее от оскорблений.

Лев V действовал систематически через иерархию и собор.

Сливаясь по существу с собором 754 г., этот собор, однако, заявил, что он следует «шести святым вселенским соборам», т. е, не объявляет Копронимова собора 754 г. седьмым вселенским. Равным образом этот собор 815 г. не считает правильным называть иконы идолами («ибо одно зло отличается от другого»). Даже позволяет оставить иконы на высоких местах взамен назидательных надписей, но без возможности возжигания перед ними свечей, лампад и курения благовоний. Отныне восстанавливаются определения Влахернского собора императоров Константина и Льва.

Феодор Студит написал этому собору послание, где заявил о непризнании монахами Феодота в чине патриарха при наличии подлинного патриарха Никифора, о разрыве общения с епископами-иконоборцами и о признании VII Вселенским собором только Никейского собора 787 г.

Действительно, Михаил II тотчас дал амнистию всем сосланным за иконы при Льве V. Вернулись патриарх Никифор и Феодор Студит. Они думали, что воцарился иконопочитатель, а потому представили новому кесарю проект созыва собора.

Но Феодор не видел простой действительности. Михаил II по смерти патриарха Феодота (821 г.) назначил патриархом известного иконоборца Антония, епископа Силлейского. И это не случайно. Сам Михаил был человеком особой биографии. По его собственному признанию, он, «как солдат, всю жизнь не поклонялся ни одной иконе». Значит, иконоборец? Да, но принципиально относящийся терпеливо и как бы цинично-безразлично. Михаил был родом из Фригии, из города Амория, и по расе и религии принадлежал к инородцам. Один Сирский источник сообщает, что дедом Михаила был крещеный еврей. Во всяком случае, Михаил был павликианин.

К иконоборческому и гонимому павликианству льнули разного рода обломки древнего восточно-инородческого гностицизма, маркионитства, манихейства, мессалианства, даже иудейства.

Михаил II мог бы быть чистым гонителем икон. Но он был практичным политиком, заинтересованным в сохранении власти. Да и как павликианин, по семейным преданиям, ненавидел религиозные гонения. Еще недавно, при Михаиле I, православные добивались смертной казни для павликиан. Поэтому из Михаила Травля, этого полуварвара в IX в., выработался своеобразный защитник свободы религиозной совести, каких до новых европейских веков еще не бывало.

Держась на практике действительной свободы совести, Михаил II Травль на самом деле притупил остроту борьбы двух партий. Православные чувствовали себя внешне спокойными, домашнее иконопочитание не преследовалось. Св. Феодор Студит и патриарх Никифор не пережили царствования Михаила Травля. Феодор скончался в 826 г., Никифор — в 829 г.

Но Михаил внутренне оставался убежденным иконоборцем, и при случае можно было опасаться его гонительства.

По смерти Михаила II Травля престол достался его сыну Феофилу, в отличие от отца хорошо образованному под руководством ученого монаха Иоанна Грамматика. Феофил любил богослужение, чтил Богоматерь и святых и любил сочинять стихиры.

И от отца, и от своего учителя Иоанна Грамматика Феофил усвоил твердые иконоборческие убеждения. Как человек до жестокости прямолинейный в понятиях о государственных законах и правосудии, Феофил решил проводить борьбу с иконами с беспощадной требовательностью. Какой печальной иллюзией было присланное по вступлении Феофила на престол приветствие ему от трех зарубежных патриархов Антиохийского Иова, Александрийского Христофора и Иерусалимского Василия с просьбой не быть иконоборцем и оправдать свое имя. Феофил, наоборот, считал иконопочитание прямо политическим преступлением, «оскорблением величества», ибо не терпел противоречий себе. С ним наступило самое жесткое царствование во втором периоде иконоборчества.

В 833 г. Феофил поставил патриархом фанатичного иконоборца своего профессора Иоанна Грамматика. Иоанн немедленно созвал род собора во Влахернском храме и тут анафематствовал иконопочитателей Как и подобает истинному иконоборцу, Феофил с особой яростью ополчился на монахов. Он изгнал их из столицы и других городов, отобрал монастыри для государственного использования. Монахам дозволил жить только в пустынях и не показываться в городах.

Феофил вызвал ученых иконопочитателей на диспуты. Но, Боже, сохрани не в шутку начать возражать ему! Явились на диспут в столицу уроженцы Иерусалима два брата монаха Феодор и Феофан, прозванные потом «начертанными». Император Феофил на диспуте ссылался на пророка Исаию, на его беспощадные обличения делания идолов. Феофан заметил, что текст, читанный императором, искажен. Он попросил принести из патриаршей библиотеки авторитетную рукопись. В ней Феофан нашел это место у Исаии и предложил императору прочитать его. Император Феофил, взглянув и увидев, что он попал впросак, хотел было сказать, что не находит данного места. Но Феофан ткнул ему пальцем. Взбесившийся деспот не вытерпел и закричал, что нельзя так «превозноситься над особой императора». Отдан был приказ дать братьям по 200 ударов палками и затем варварски вырезать на лицах их по 12 строк ямбических стихов.

Феофил гнал иконы и монашество с упорством, превзошедшим других его предшественников в этом деле. Но летописцы не так проклинают его. Они стоят на той точке зрения, что супрута его Феодора исходатайствовала у церкви прощение своему мужу, якобы, покаявшемуся на смертном ложе. Но все негодование летописцы сосредоточивают на Иоанне Грамматике. Его называют Яннием, т. е. колдуном (Исх. гл. 7). Его загородный дом считали местом его колдовских жертв и сторонились его потом, как места обитания демонов.

Феофил к концу своего царствования чувствовал, что его фанатизм затрачен попусту, что в самом его семействе иконопочитание пустило уже глубокие корни.

В 831 г. Феофил женился на Феодоре. С Феодорой и особенно с ее матерью Феоктистой к Феофилу вошло в семью и тайное иконопочитание. От брака все рождались дочки. Их всецело воспитывала бабушка, и Феофил раз поймал девочек целующими иконы.

Все это были печальные для Феофила предзнаменования крушения его идеала. В 839 г. у него, наконец, родился наследник, сын Михаил. Вскоре Феофил заболел. Он заклинал жену и министра логофета Феоктиста не изменять установленных порядков в вопросе об иконах и не гнать патриарха Иоанна Грамматика. Сам Феофил скончался 20 января 845 г.

А.В. Карташев наиболее полно выделяет причины иконоборчества:

1) Принимая во внимание армянское происхождение некоторых императоров, а вместе с тем и их еретические взгляды, становится понятным такое ожесточение против икон;

2) Как и некоторые другие авторы, Карташев выделяет значение ислама как важного фактора иконоборчества;

3) Те исторические периоды характеризовались всплеском всевозможных христианских сект и течений, в той или иной степени влияющие на умы византийцев в пользу иконоборчества;

4) Подчас иконоборческая политика императоров формировалась под влиянием их фаворитов, особо приближенных ко двору людей, которые выступали против почитания икон;

5) Существует и такая версия, что императоры, запрещая иконы, таким образом привлекали иудеев к принятию христианства;

6) Зарождение «апофатического» богословия в виде трудов под названием Ареопагитики тоже вносило свою лепту в противостояние иконам;

7) Войско, почти полностью сформированное из восточных элементов, подначивало императоров к политике иконоборчества;

8) Некоторые императоры выступали против икон отдавая дань традиции, иконоборческих традиций их отцов и дедов.

Рассмотрев причины иконоборчества у историков периода иммиграции можно обнаружить, что в целом причины возникновения иконоборчества схожи и пересекаются. Из них можно выделить главные: чужеродность императоров, сектантское влияние, а также культурное, политическое и религиозное воздействие авраамических религий, в большей степени ислама, в меньшей — иудаизма.

Также стоит отметить, что труды исследователей-иммигрантов полнее и обширнее, чем труды их предшественников. Это объясняется просто: указанные авторы использовали уже наработанную историческую базу, и поэтому могли дать более разнообразную оценку. Особенно превосходен в этом отношении труд А. В. Карташева — он изобилует причинами и меткими рассуждениями.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Итак, рассмотрев и сопоставив точки зрения церковных историков на причины иконоборчества можно сделать следующие выводы:

Ф.И. Успенский выделял ряд причин возникновения иконоборчества. Первую причину он видел в чужеродности императоров-иконоборцев, с которой смешивались религиозные мотивы, определяемые сектами монтанистов и павликиан, распространенных на родине императоров. Не маловажен факт влияния арабского ислама. Успенский еще напоминает об участие в этом процессе иудеев, осуждающих иконы с помощью Ветхого Завета. Таким образом, в оценке Успенского превалирует религиозный фактор;

В.В. Болотов как бы опровергает доводы Успенского и выдвигает свои. Он во главу угла ставит личное влияние императоров и их реформаторский дух. В целом иконоборцы проводили политику секуляризма, ломая старый строй, церковный, и строя новый, по армейскому принципу, с культом силы. У Болотова акцент идет на политические мотивы;

А.П. Лебедев обращается к истокам иконопочитания и делает выводы о естественном возникновении иконоборчества, реализованного сильной рукой императора;

А.А. Васильев подтверждает ранее сделанные выводы коллег и добавляет политическую причину: ослабленная войнами страна нуждалась в притоках капитала, главным источником которого стало богатство монастырей. Кроме того, императоры-иконоборцы яро ненавидели монахов;

Г. А. Острогорский видит главную религиозную причину — сектанство и непримиримость к оппонентам;

А.В. Карташев превосходит всех остальных историков и добавляет к уже сказанным ряд новых причин, в основном религиозных.

Таким образом, иконоборчество — сложный вопрос, но причин, связанных с вероучением в нем больше.

Ф.И. Успенский. История Византийской империи. Т.

2., 440 с.;

Лебедев А. П. Вселенские соборы VI, VII и VIII веков. Т.

4., 332 с.;

В.В. Болотов. Лекции по истории древней Церкви., 1432 с.;

А.П. Лебедев. История Вселенских соборов., 436 с.;

А. Ю. Панус. Социальные аспекты иконоборчества и основные этапы иконоборческого движения.

А.А. Васильев. История Византийской империи. Время до крестовых походов до 1081 г., 229 с.;

Лурье В. М. История византийской философии., 554 с.

Г. А. Острогорский. История Византийского государства., 1118 с.;

А.В. Карташев. Вселенские соборы., 522 с.

Ф.И. Успенский. История Византийской империи. Т.2, С. 306.

Лебедев А. П. Вселенские соборы VI, VII и VIII веков. С. 126.

В.В. Болотов. Лекции по истории древней Церкви. С. 972.

А.П. Лебедев. История Вселенских соборов. С. 81.

А. Ю. Панус. Социальные аспекты иконоборчества и основные этапы иконоборческого движения.

А.А. Васильев. История Византийской империи. Время до крестовых походов до 1081 г. С. 152.

Лурье В. М. История византийской философии. С. 415.

Г. А. Острогорский. История Византийского государства. С. 169.

А.В. Карташев. Вселенские соборы. С. 399.

А.В. Карташев. Вселенские соборы. С. 445.