Нравственный долг. 
Профессиональная этика юриста

В результате освоения материала данной главы студент должен:

знать

• содержание и особенности, присущие действию нравственного долга среди иных моральных регуляторов;

уметь

• соотносить представление о нравственном долге с существующими моральными обязанностями;

владеть

• навыками оценки своих поступков с позиций исполнения требований нравственного долга.

Регулятивное значение нравственного долга

Проблема нравственного долга традиционна для этики, поскольку он наряду с совестью, честью, достоинством относится к регулятивным элементам нравственного сознания. Его принадлежность к важнейшим ценностям морали обусловлена значимостью требования, обращенного к индивиду.

В общем плане нравственный долг может быть определен как свободное следование социально необходимым требованиям, предъявляемым индивидом к самому себе. Последнее следует подчеркнуть особо, поскольку еще недавно в отечественной этике бытовало представление, согласно которому долг есть «сумма требований, предъявляемых тем или иным социальным институтом к членам общества»^[1]. Из этого утверждения следует, что государство может выступать в качестве моральной инстанции. Такой взгляд является отражением 70-летнего периода истории страны, когда тоталитарный строй жестко контролировал не только поступки, но также мысли и чувства людей. Именно в этих условиях стала возможна ситуация, когда недопустимый с позиций общечеловеческой морали поступок Павлика Морозова, донесшего на собственного отца, подавался в качестве образца для подражания.

В предыдущей главе уже говорилось о том, что сфера должного в ее правовой и моральной форме начинает формироваться при переходе от родоплеменных отношений к отношениям социального неравенства. Следствием же этого становится различение личных, групповых и общественных интересов, которые не только совпадают, но даже вступают в конфликт между собою. Возникает необходимость регулировать поведение индивидов с тем, чтобы в повседневной жизни они руководствовались не только собственными, по и интересами социальной общности, к которой принадлежат. Именно эту функцию на практике выполняют нравственные обязанности и долг.

Обязанности — это определенный круг действий, осуществление которых обусловливается требованиями, предъявляемыми к конкретному лицу окружающими его людьми, обществом и государством. В реальности нравственный долг и обязанности достаточно тесно переплетены, не действуют в отрыве друг от друга, а в быту нередко употребляются как равнозначные понятия. Однако обязанности и долг не тождественны. Различны их природа, механизм действия. Каждое из этих понятий обладает своей спецификой.

Во-первых, понятие «обязанности» имеет более общий характер, чем «нравственный долг личности». Когда мы говорим о текущих или повседневных обязанностях, то не обязательно имеем в виду некий нравственный смысл (например, распределение хозяйственных обязанностей в семье). Последний может отсутствовать вовсе или быть выраженным крайне слабо, так как чаще всего обязанности имеют чисто техническую направленность, будучи средством достижения конкретной цели в различных технологических процессах. Обязанности могут быть равным образом обращены ко множеству людей, а потому степень долженствования выражена здесь более слабо. Долг же всегда раскрывается с индивидуальной стороны, т. е. того, как он понимается конкретным человеком.

Во-вторых, обязанности, как правило, воспринимаются людьми как нечто внешнее, представляющее чужие интересы. Даже так называемые почетные обязанности нередко выступают как неизбежное своего рода бремя, с которым людям приходится мириться. В тоталитарном обществе декларируется принцип единства прав и обязанностей: даруемое право представляется как своего рода награда за выполнение определенных социально значимых обязанностей^[2]. Поэтому готовность личности к исполнению тех или иных обязанностей может существенно разниться: от безусловного следования им везде и всюду до попыток уклонения от исполнения и даже откровенного игнорирования.

Отличительная особенность нравственного долга состоит в том, что он исполняется добровольно, без какого-либо принуждения извне. Хотя чувство долга — это лишь один из возможных мотивов совершения поступка, но значение его наиболее значимо. Формирование чувства долга определяется противоречивым соотношением общественных, групповых и личных интересов в микрокосмосе индивида. Говоря, что в основании нравственного долга лежит общественный интерес, мы указываем на переход внешнего требования в сферу внутреннего долженствования. Индивид тем самым признает приоритет ценностей более высокого уровня, чем его собственные интересы. Эмоционально переживаемое чувство (например, удовлетворенность исполненным долгом) сочетается с рациональным обоснованием цели, которую человек преследует в этом случае. Этим долг отличается от совести.

Значение рационального элемента в процессе осознания человеком того, в чем состоит его нравственный долг, исключительно велико. Только соотнося разного рода интересы и ценности, сопоставляя их между собой, можно определить приоритетность одних по отношению к другим. Нравственные чувства могут помочь индивиду в нахождении правильного пути, но не в состоянии заменить собою то, что составляет всецелую прерогативу человеческого разума. Еще Л. А. Сенека предостерегал от того, чтобы поддаваться исключительно воле чувств, эмоций. «Величайшие беды причиняет нам то, — считал мыслитель, — что мы сообразуемся с молвой и, признавая самыми правильными те воззрения, которые встречают большое сочувствие и находят много последователей, живем не так, как этого требует разум, а так, как живут другие». Чувства бывают обманчивы, а еще более опасна вероятность того, что они могут быть попросту внушены, толкнув тем самым нас на неверный путь. Вот почему «главнейшая наша задача должна заключаться в том, чтобы мы не следователи, подобно скоту, за вожаками стада, чтобы мы шли не туда, куда идут другие, а туда, куда повелевает долг»^[3].

Наряду с рационально-теоретическим и чувственно-эмоциональным уровнями отражения важным элементом регуляции отношения индивида к нравственному долгу выступают его убеждения. Наличие убеждений позволяет придать завершенный вид сфере должного в самом человеке, а также связать воедино всю совокупность ценностей, исповедуемых им. Наиболее рельефно выглядит взаимодействие убеждений с нравственным идеалом, установление зависимости с которым позволяет уяснить направленность, содержание и условия, влияющие на формирование морального долга личности. В зависимости от места того или иного идеала в иерархии ценностей морали меняется понимание человеком своего нравственного долга. Множественность ценностей находит отражение в том, что в рамках одного идеала могут присутствовать сразу несколько целей, преследуемых человеком. Соответственно, в структуре нравственного долга выделяются требования долженствования первого, второго, третьего уровня.

Нравственный долг самым тесным образом взаимосвязан с совестью, которая выступает своего рода контрольным механизмом относительно требований, предъявляемых личностью к самой себе. Чем более ясно человек сознает нравственные цели, преследуемые им в каждом конкретном случае, тем сильнее он чувствует моральную ответственность за их достижение. Следовательно, более глубоким будет переживаемый им совестной акт. Чувство совести позволяет еще раз обратиться к осмыслению того, в чем состоит наш долг и каковы в этом случае наши действительные цели. Беспокойная совесть побуждает человека к исполнению своего долга, заставляя раз за разом анализировать смысл совершенных поступков.

Хотя тема морального долга традиционна для этической мысли, не так много философов обращалось к рассмотрению этой темы. Свой законченный вид, ту форму представлений, с которой мы имеем дело в наши дни, учение о долге приобрело в философской концепции Иммануила Канта. Категорический императив (от лат. imperatives — повелительный) — так называется сформулированное немецким ученым воззрение на значение нравственного долга в жизни человека — это развернутая теоретическая конструкция, которая содержит вполне определенное решение вопроса о соотношении сущего и должного, нравственной свободы и необходимости, морального закона и автономной воли субъекта.

Учение о категорическом императиве относится к XVIII в., когда либеральные представления о приоритете индивидуальных прав человека обеспечивали этико-правовое обоснование нарождающегося общественного строя. Новая социальная реальность — освобожденный от всех прежних традиционных связей и отношений индивид — диктовала необходимость выработки новых форм взаимодействия внешней (объективной) и внутренней (субъективной) регуляции поведения людей. Необходимо было связать воедино открыто провозглашаемую внутреннюю нравственную автономию индивида с его добровольным следованием требованиям общественной морали. Именно эту роль выполняет понятие категорического императива, которое в этике И. Канта интегрирует всю систему моральной регуляции.

В научной литературе сложился подход, согласно которому выделяются три основные формулы категорического императива^[4]. Каждая из них как отражает этапы движения мысли самого И. Канта, так и раскрывает аспекты внутреннего долженствования в человеке.

Первая формула акцентирует внимание на способности максимы (от лат. maxima sentential — высший принцип) индивидуального поведения быть основою всеобщего нравственного законодательства. «Поступай только согласно такой максиме, — говорит мыслитель, — руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом»^[5]. Данное требование всеобще и универсально: оно содержит призыв, который сохраняет свое значение по отношению ко всем людям и действует при любых обстоятельствах, в любых сферах жизни и деятельности человека и общества. В приведенном высказывании угадывается его прямое родство с золотым правилом нравственности, утверждающим всеобщее моральное равенство.

Вторая формула определяет наш долг по отношению к другим людям и устанавливает при этом своеобразный нравственный барьер, заходить за который недопустимо ни при каких условиях. Данное положение И. Канта звучит следующим образом: «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого также как к цели и никогда не относился бы к нему только как к средству»^[6]. Формально уравнивающий всех первый вариант категорического императива во втором обретает вполне реальный смысл. Фактически здесь содержится указание на другого человека как адресата, которого мы должны включить в содержание преследуемой нами нравственной цели. Следуя строгим требованиям морали, мы тем самым имеем в виду благо окружающих нас людей.

Третья формула говорит об автономии человеческой воли. Моральный закон, с этой точки зрения, не есть нечто внешнее, вмененное человеку к обязательному исполнению. Его действенность обеспечивается тем, что каждый избирает его в качестве максимы своего поведения совершенно свободно, добровольно, при отсутствии какой-либо принудительности со стороны общества. Элемент принуждения, если и присутствует, то определяется исключительно собственным усилием самого человека и, следовательно, выступает как самопринуждение. Справедливо утверждение, что «долг есть моральный закон, явленный как человеческий мотив»^[7]. В этом значении он подавляет все остальные мотивы, как-то: польза, счастье, удовольствие и т. д. Следование требованиям долга — всецелая цель морального человека, находящаяся вне зависимости от его интересов и склонностей.

На протяжении последующей истории этической мысли неоднократно предпринимались попытки оспорить строгость формул категорического императива. Первые попытки такого рода предпринимались уже вскоре после смерти И. Канта, в частности Георгом Вильгельмом Фридрихом Гегелем (1770−1831), избравшим объектом своей критики крайний формализм этики своего предшественника.

В наши дни в научной литературе периодически возникают споры относительно правомерности сохранения значимости ценностей, подобных моральному долгу, совести, чести. Поднятый еще А. Шопенгауэром и Ф. Ницше, с одной стороны, и К. Марксом — с другой, вопрос о необходимости отказа от некоторых, как иногда кажется, «отживших» свое представлений продолжает существовать и сейчас. В этом отношении показательна позиция, согласно которой недопустимо положение, когда «этические абстракции» все еще «имеют власть над людьми и управляют их поведением». Идея категорического императива при этом всецело принадлежит прошлому, а породившая ее «так называемая либеральная мораль больше не вращается вокруг долга, не является моралью долга»^[8]. Отсюда следует вывод о необходимости пересмотра статуса, которым обладает в морали и этике рассматриваемая нами категория.

Нам представляется, что не следует как преувеличивать значение нравственного долга в повседневной жизни человека, так и минимизировать его регулятивную роль. Со времен И. Канта выделяют такую важную черту долга, как его императивность, заключающую в себе, по сути, все остальные характеристики. Она обращена ко всем людям и к каждому человеку одновременно; требует при любых обстоятельствах руководствоваться нравственным долгом; исключает какие-либо соображения пользы или здравого смысла; предполагает, что моральный выбор личности может осуществляться лишь добровольно, но ни в коем случае не под давлением, вынужденно.

Заключенное в категорическом императиве требование сегодня может показаться кому-то исключительно несовременным, несвоевременным и даже старомодным. По справедливому замечанию, «современное массовое сознание… ориентируется, скорее, на „золотое правило“, которое всегда выступает как формула житейской мудрости, как практическая рекомендация»^[9]. Человек долга — так в старину говорили об исключительно надежном человеке, на слово которого можно было положиться. В прошлом таких людей было не слишком много. Очевидно, и в наше время ситуация не очень изменилась.

Нравственный выбор, осуществляемый в пользу свободного исполнения предписаний общественной морали, особенно актуален в периоды, когда в обществе происходит смена нравственных ориентиров. Возникают разнообразные препоны, которые для людей со слабой волей могут служить своего рода оправданием к неисполнению существующих моральных обязанностей. И таких людей, как показывает исторический опыт, не так уж и мало. Вместе с тем в условиях распада привычного уклада жизни следование своему долгу оказывается для многих единственной, а иногда и последней опорой. Исключительную важность, поэтому приобретает вопрос об условиях, которые могут способствовать исполнению индивидом своего нравственного долга либо, наоборот, затруднять его.

• [1] Архангельский Л. М. Курс лекций по марксистско-ленинской этике. М., 1974. С. 201.
• [2] Этика: Энциклопедический словарь / под ред. Р. Г. Апресяна и А. А. Гусейнова. М., 2001. С. 327.
• [3] Римские стоики: Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий. С. 241.
• [4] Этика: Энциклопедический словарь. С. 121−123, 207−209; История этических учений / под ред. А. А. Гусейнова. М., 2003. С. 654−657.
• [5] Кант И. Сочинения: в 6 т. М., 1965. Т. 4. Ч. 1. С. 260.
• [6] Кант. И. Указ. соч. С. 270.
• [7] Этика: Энциклопедический словарь. С. 122.
• [8] Дубко Е. Л. Мораль как предрассудок // Вестник МГУ. Сер. 7. Философия. 2001. № 1. С. 61, 68.
• [9] Золотухина-Аболина Е. В. Современная этика: истоки и проблемы. Ростов н/Д, 2000. С. 255.