От войны к миру

В конце Гражданской войны страна все явственней вступала в глубокий, системный кризис, охвативший практически все сферы жизни общества: от экономики до политики и идеологии. В тяжелом состоянии находилась промышленность. Уже в 1919 г. из-за отсутствия хлопка почти остановилась текстильная отрасль. В 1920 г. из 287 национализированных текстильных фабрик работало 77. В 1919 г. в стране потухли все домны. Россия фактически не производила металл, а жила имевшимися запасами. В начале 1920 г. удалось задуть 15 доменных печей, и они дали около 3% металлов, выплавлявшихся в царской России накануне войны.

В целом же по сравнению с «эталонным» 1913 г. промышленное производство упало в 7 раз. По добыче нефти и угля Россия была отброшена к 90-м гг. XIX в. Больным местом народного хозяйства был транспорт. К 1920 г. 58% паровозного парка вышли из строя. Нс лучше обстояли дела с вагонами. Железнодорожные артерии постепенно отмирали. Страна переживала острый финансовый кризис. По Декрету СНК РСФСР от 4 марта 1920 г. страну наводнили дензнаки с астрономическими по представлениям того времени номиналами в 5 и 10 тыс. рублей. За коробок спичек, сельдь, несколько картофелин людям приходилось отдавать целые состояния, исчисляемые тысячами и миллионами обесценившихся рублей.

Разорение, хотя и не в таких масштабах, охватило деревню. Официальный лозунг, что базисом российской революции является рабоче-крестьянский союз, на деле пока не принес крестьянству ни воли, ни хлеба, а лишь землю. Валовой сбор зерновых культур в 1920 г. снизился по сравнению с 1909—1913 гг. более чем на треть. Значительная часть продуктов питания потреблялась самой деревней. Притом что на рубеже 1920−1921 гг. продразверстка составляла 80% поступлений в госбюджет (что в два раза превышало все сельскохозяйственные выплаты в 1913 г.), естественные возможности этого источника финансирования государства резко сокращались из-за нежелания крестьянина впустую расширять свое производство.

Уже в конце 1920 г. стало ясно, что причиной переживаемых страной бед была продолжавшаяся и после Гражданской войны политика военного коммунизма. Даже основоположники и апологеты военного коммунизма, такие как II. И. Бухарин, чуть позже признавали его паразитический характер. Такая экономическая модель оказалась оправданной в условиях вооруженного противоборства, теперь же она стала опасным анахронизмом.

Анализ военно-коммунистической системы, как подчеркивал в одной из своих работ английский историк Э. Карр, позволяет выделить два ее основополагающих принципа, входивших во все большее противоречие с жизнью. Первый из них сводился к резко возраставшему централизму управления, второй — к отказу от рынка как инструмента общественной регуляции. Требовалось принять срочные меры по преодолению трудностей в экономике.

Экономический кризис дополнялся управленческим кризисом. Он был обусловлен бюрократизацией аппарата управления. Прежде всего, бюрократизм нанес удар по самой партии. РКП (б), которая, по мысли своих вождей, обязана была служить как противовес бюрократическому механизму управления, все больше превращалась в одну из его частей.

Проблемы в экономике и политической сфере вызвали широкое недовольство населения. Протестные настроения проявились в различных формах. Самым безболезненным из них была критика властей на собраниях и письма в различные инстанции. Эти проявления массового политического протеста служили барометром для властей, позволяли принимать своевременные решения. Но, если меры по нормализации ситуации на местах запаздывали, пассивный протест приобретал активные формы. Такие города, как Москва, Петроград, Тула и другие, оказались охвачены забастовочной волной.

В советской историографии причиной стачек в конце 1920 — начале 1921 г. называлась деятельность меньшевиков и эсеров. Но чаще всего на протест рабочих толкали нужда и ущемление их интересов. Иногда причиной трудовых конфликтов было поведение властей и местных комячеек, которые подвергались рабочими критике за «буржуазное перерождение», «отрыв от масс» .

Но особенно ярко кризис конца 1920 — начала 1921 г. проявился в повстанческом движении крестьянства. Наибольший размах сопротивления деревни военному коммунизму приходится именно на период окончания Гражданской войны, когда угроза белой реставрации окончательно отпада. Практически во всех хлебопроизводящих районах страны полыхали крестьянские мятежи, из них не менее 50 — крупных.

На юге действовали отряды Н. Махно. Обширные партизанские зоны складывались на Северном Кавказе. Кровопролитные бои шли на Тамбовщине, где мощное крестьянское движение возглавил эсер А. С. Антонов. Временами его армия насчитывала более 50 тыс. бойцов. По признанию В. А. Антонова-Овсеенко, руководившего карательными действиями Красной армии против крестьян, причиной народного недовольства на Тамбовщине стала деятельность «военно-наезнических банд», в которые к тому времени превратились продотряды.

Для подавления Тамбовского восстания применялись кадровые части РККА, артиллерия, авиация. Лично Антонов-Овсеенко отдавал приказы использовать против крестьян запрещенное международным сообществом химическое оружие. В целях устрашения за связь с повстанцами выселялись жители целых деревень. Широкий размах приобрело полыхавшее в Самарской губернии восстание во главе с начальником 9-й кавалерийской дивизии А. В. Сапожковым. Повстанческое движение в Западной Сибири привело к образованию вооруженных формирований в 100 тыс. человек. Действуя в Тюменской губернии, в районе Петропавловска, Кокчетая, некоторых других крупных центрах, они на несколько недель фактически прервали железнодорожное сообщение между центром России и Сибирью.

Недовольство все шире распространялось в армии. Так, только в самый последний момент удалось предотвратить в Нижнем Новгороде бунт 50-тысячного гарнизона, протестовавшего, как в свое время моряки броненосца «Потемкина», против отчаянных условий существования. Аналогичный случай произошел в Смоленске. Как приговор новой власти прозвучали события в знаменитой морской крепости Кропи ггадт.

Всего за неделю до X съезда РКП (б) восставшие моряки-балтийцы — в прошлом важнейшая опора пролетарской революции — выдвинули лозунг «Советы без коммунистов». Есть документальные свидетельства, что на это восстание большие надежды возлагали силы внутренней и внешней оппозиции. Но непрочность повстанческого тыла, а также решительные военные меры большевиков определили скоротечность Кронштадтского мятежа. Не поддержали его и рабочие Петрограда. Сами страдавшие от последствий экономической разрухи, они видели в матросах «клешников», «несознательный элемент», пошедший на поводу у «белых генералов». Кронштадт стал одним из тех переломных моментов, которые вынудили большевиков подвести черту под пережившей свой век политикой военного коммунизма.

Кризис заставлял руководство страны озаботиться поиском путей стабилизации. Еще в начале 1920 г. меры, в чем-то созвучные новой экономической политике, предлагались Л. Д. Троцким. В начале февраля 1920 г., после одной из инспекционных поездок по стране, он послал в Политбюро письмо, в котором признал ущербность политики уравнительных реквизиций. Но тогда его рекомендации не были приняты. Звучали в тот период и предложения о расширении политических свобод.

С подобными идеями выступали, например, такие видные большевики, как Т. В. Сапронов, Г. И. Мясников, Н. Осинский. В апреле 1921 г. в ЦК РКП (б) пришло письмо соратника Ф. Э. Дзержинского, уполномоченного референта Всероссийской чрезвычайной комиссии Ил. Вардина. Он предлагал изменить отношение к меньшевикам, эсерам, анархистам и прочим социалистическим группировкам с тем, чтобы они могли вписаться в политическую реальность Советской России.

Первой серьезной попыткой выхода из создавшейся ситуации стал проходивший в декабре 1920 г. VIII съезд

Советов. Основными защитниками «мягкой» крестьянской политики, а также приверженцами демократизации политической системы Советской России на нем выступали умеренные социалисты. В свою очередь большевики прорыв в аграрном секторе предполагали осуществлять за счет расширения продразверстки вплоть до семенного фонда, насаждения посевкомов и централизованных планов засева, преобразования единоличных хозяйств в коллективные.

Апогеем военно-коммунистической ментальности становится рассмотренный на VIII съезде Советов план ГОЭЛРО. В советской историографии он рассматривался как вполне реалистичный и успешно выполненный. Однако, как справедливо замечает современный исследователь А. К. Соколов, к таким выводам можно прийти только при условии, если низводить всю философию плана ГОЭЛРО лишь к числу построенных электростанций и количеству выработанной электроэнергии. Но в реальности план ГОЭЛРО — это комплексная программа широких коммунистических преобразований в соответствии с новейшими приемами научной организации труда и самыми современными технологиями, которые тогда отождествлялись с электрификацией.

Центральной идеей плана выступала попытка обновить всю структуру производительных сил России. Предполагалось, что крупные электростанции дадут энергию фабрикам и заводам, заставят переходить на современные станки, повысят культуру и рабочую дисциплину. Малые же электростанции будут способствовать обновлению сельскохозяйственного труда, приведут к новой аграрной революции, созданию коллективных хозяйств, обеспечат прочную смычку города и деревни.

Важное место в идейных исканиях, которые были направлены на преодоление кризиса военного коммунизма, занимала дискуссия о профсоюзах. Она развернулась в конце 1920 г. и продолжалась в течение нескольких месяцев. Завершилась она только в марте 1921 г. на X съезде РКП(б), принявшем решение о переходе к нэпу. В ходе дискуссии сформировалось несколько течений. Так, «Рабочая оппозиция» настаивала на демократизации советского общества и предоставлении профсоюзам права регулировать экономику страны. Группа «демократического централизма» ратовала в основном за то, чтобы ключевое положение в государственном аппарате принадлежало не забюрократизированному центру, а местным партийно-хозяйственным элитам.

Со знаменитым лозунгом «завинчивания гаек», всемерной централизации и огосударствления в дискуссии выступил Л. Д. Троцкий. С близкой к Троцкому, но более мягкой платформой (так называемой буферной) выступил Н. И. Бухарин. Наконец, «платформа десяти», которую поддерживали В. И. Ленин, И. В. Сталин, Г. Е. Зиновьев, Я. Э. Рудзутак, выдвигала идею профсоюзов как «школы коммунизма», т. е. фактическая власть должна была оставаться у партии, но элементы самоуправления допускались и на низовом уровне. На первый взгляд дискуссия шла о сравнительно узком вопросе — профсоюзной практике. Однако на самом деле проблема стояла шире. Рабочий класс оставался титульным для советской власти. Расширение его демократических прав означало бы расширение демократии в жизни общества в целом. Дискуссия о профсоюзах касалась и народнохозяйственных вопросов. Главное, что она помогла понять советскому руководству, что без выхода из системы военного коммунизма преодоление кризиса невозможно.