Аввакум (1621-1682). История древнерусской литературы

Перу " огнепального" протопопа принадлежит около 80 сочинений, из них 64 написаны в условиях последнего, пятнадцатилетнего заточения в земляном срубе Пустозерска на берегу Ледовитого океана, " месте тундряном, студеном и безлесном" . Сам Аввакум так описывает тюрьму, где он сидел вместе со своими единомышленниками попом Лазарем, старцем Епифанием и дьяконом Федором: " Осыпали нас землею: струб в земле, и паки около земли другой струб, и паки около всех общая ограда за четырьмя замками" .

Из этой земляной тюрьмы, огороженной " тыном вострым" , Аввакум руководит борьбой единомышленников, рассылая свои «беседы», «послания» по всем городам Руси, учит и " одобряет детей духовных" , обличает врагов, призывает стойко бороться за " древлее благочестие". «Мне ведь неколи плакать: всегда играю со человеки. В нощи, что пособеру, а в день и рассыплю» ,— пишет он.

Связь с внешним миром Аввакум поддерживает через свою же стражу — стрельцов, которые, по-видимому, сочувственно относились к охраняемым узникам, а возможно, даже разделяли их убеждения.

Натура страстного и непримиримого борца, гневного обличителя «сильных мира сего»: воевод-бояр, патриарха и даже самого царя; печальника о народном горе и ревностного фанатика, считавшего себя апостолом «истинной веры» , — вот те противоречивые черты личности Аввакума, отразившиеся в его сочинениях.

Никакие пытки и истязания, ссылки, гонения, уговоры царя и бояр, обещания земных благ за отказ от своих убеждений не могли заставить Аввакума прекратить борьбу против " блудни еретической"  — Никоновой реформы. " Держу до смерти, яко же приях; не прелагаю предел вечных, до нас положено: лежи оно так во веки веком!"  — под этим девизом прошла вся жизнь протопопа, ярко описанная им в лучшем его творении — «Житии», созданном в 1672—1673 гг.

" Житие протопопа Аввакума им самим написанное" . Аввакум так определяет рамки своего повествования: " …предлагаю житие свое от юности до лет пятидесят пяти годов" . Он отбирает лишь самые важные, самые главные вехи своей биографии: рождение в семье сельского священника-пьяницы (" …отец же мой прилежаше пития хмельнова" ); первые испытания во время пребывания в Лопатицах и Юрьевце-Повольском; начало борьбы с Никоном и ссылка в Тобольск, а затем в Даурию; возвращение на Русь (" …три года ехал из Даур" ), пребывание в Москве и подмосковных монастырских темницах и, наконец, лишение сана и последняя ссылка в Пустозерск.

Центральная тема жития — тема личной жизни Аввакума, неотделимая от борьбы за " древлее благочестие" против Никоновых новшеств. Она тесно переплетается с темой изображения жестокости и произвола " начальников" -воевод, обличения " шиша антихристова" Никона и его приспешников, утверждавших новую веру " кнутом и виселицами" .

На страницах жития во весь свой гигантский рост встает образ незаурядного русского человека, необычайно стойкого, мужественного и бескомпромиссного. Характер Аввакума раскрывается в житии как в семейно-бытовом плане, так и в плане его общественных связей.

Аввакум проявляет себя и в отношениях к " робяткам" и верной спутнице жизни, преданной и стойкой Анастасии Марковне, и в отношении к патриарху, царю, и простому народу, к своим единомышленникам, соратникам по борьбе. Поражает необычайная искренность его взволнованной исповеди: горемыке-протопопу, обреченному на смерть, нечего лукавить, нечего скрывать. Он откровенно пишет о том, как прибегнул к обману, спасая жизнь одного " замотая"  — гонимого человека, которому грозила смерть. Вспоминает о своих тяжких раздумьях и колебаниях, когда в порыве отчаяния, истерзанный пытками, гонениями, он готов был молить о пощаде и прекратить борьбу.

Аввакум — поборник справедливости: он не терпит насилия сильного над слабым. Он заступается за девицу, которую " начальник" пытался отнять у вдовы; защищает двух престарелых вдов, которых самодур-воевода Пашков решил выдать замуж. Выступая защитником слабых и угнетенных, Аввакум переносит, однако, решение вопроса социального в область религиозно-моральную, развивая евангельскую идею равенства всех людей «в духе», идею одинакового их подчинения богу.

Суров и непримирим Аввакум к своим идейным противникам — Никону и его приверженцам. Используя иронию и гротеск, он создает их яркие сатирические образы. На первый план выдвигается лицемерие и коварство Никона, который перед избранием в патриархи ведет себя, " яколис, челом да здорово" (явная перекличка с сатирической «Повестью о Куре и Лисице»); а после " друзей не стал и в крестовую (приемную, патриаршую палату) пускать" . В изображении Аввакума Никон — это " плутишко", «носатый, брюхатый борзый кобель», «шиш антихристов», «волк», «пестрообразный зверь», «адов пес» . Он подчеркивает жестокость Никона, который " жжет огнем" , пытает и мучает своих противников; говорит о распутной жизни патриарха. Под стать Никону и его соратники. Аввакум в одном из сочинений дает гротескный образ рязанского архиепископа Илариона: " В карету сядет, ростопырится, что пузырь на воде, сидя в карете на подушки, расчесав волосы, что девка, да едет, выставя рожу на площаде, чтобы черницы-ворухиниянкилюбили" .

Обличает Аввакум сребролюбие никонианского духовенства: дьяк тобольского архиепископа Иван Струна за полтину оставляет безнаказанным «грех» кровосмесительства.

Изображает в житии Аввакум и представителей светской власти. Один из них избивает протопопа в церкви, а дома " у руки отгрыз персты, яко пес, зубами. И егда наполнилась гортань его крови, тогда руку мою испустил из зубов своих" . Этот же «начальник» пытается застрелить протопопа из пищали и, пользуясь своей властью, изгоняет его, " всего ограбя и на дорогу хлеба" не дав. За отказ благословить " сына бритобрадца" боярин Шереметев приказывает бросить строптивого попа в Волгу, где его в студеной воде, " много томя, протолкали" . Жестокостью превосходит всех остальных «начальников» воевода Пашков — " суров человек": «…беспрестаннолюдей жжет, и мучит, и бьет» . Он нещадно избивает Аввакума, нанося ему три удара чеканом (боевым топориком с молотком вместо обуха) и 72 удара кнутом, после чего в Братском остроге протопоп " все на брюхе лежал: спина гнила" . Пашков " выбивает" Аввакума из дощаника и, издеваясь над ним, заставляет идти пешком через непроходимые таежные дебри. Подчиненных ему людей суровый воевода морит на работе.

" Лес гнали хоромной и городовой. Стала нечева есть: люди учали с голоду мереть и от работныя водяные бродни. Река мелкая, плоты тяжелые, приставы немилостивые, палки болшие, батоги суковатые, кнуты острые, пытки жестокие — огонь да встряска" ,-так описывает Аввакум положение подчиненных Пашкову людей.

Обличая представителей церковной и светской власти, Аввакум не щадит и самого царя, хотя царскую власть он считает незыблемой. С царем Аввакум познакомился еще в молодости, когда, изгнанный воеводой из Лопатиц, он " прибрел" к Москве. Бегство протопопа от мятежной паствы из Юрьевца-Повольского вызвало " кручину"  — гнев государя: " На што-де город покинул?" «Яко ангела божия» принимает его царь после возвращения из даурской ссылки. " Государьменя тотчас к руке поставить велел и слова милостивые говорил: «Здорово ли-де, протопоп, живешь? еще-девидатца Бог велел!»

Проходя часто мимо монастырского подворья, где жил Аввакум, царь раскланивается " низенько-таки" с протопопом. В то же время он дает приказ боярину Стрешневу уговорить Аввакума, чтобы тот молчал. Но это было не в характере " огнепального" протопопа, и он " паки заворчал" , подав царю свою челобитную, чтобы тот взыскал " древлее благочестие" . Это вызвало гнев и раздражение Алексея Михайловича. Сосланный в Пустозерск, Аввакум в своих посланиях переходит к обличению " бедного и худого царишки" , который ко всем поддерживает " еретиков" . Не считаясь с авторитетом царской власти, Аввакум предрекает Алексею Михайловичу адские мучения.

Характерно, что царь Федор Алексеевич, принимая решение о казни Аввакума в 1682 г., выносит постановление: сжечь его " за великим на царский дом хулы" .

Если Аввакум непримирим и беспощаден к своим противникам, то он ласков, отзывчив, чуток и заботлив по отношению к своим сподвижникам, к своей семье. Иван Неронов, Даниил Логгин, Лазарь, Епифаний, дьякон Федор, юродивый Федор, " христовы мученицы" Федосья Прокопьевна Морозова и Евдокия Прокопьевна Урусова изображаются протопопом в житии с большой симпатией и любовью.

Он образцовый семьянин. Он любит " своих робяток" , печалится об их горькой участи и о своей разлуке с ними (семья протопопа была сослана на Мезень). С грустью говорит Аввакум о своих сыновьях Прокопии и Иване, которые, испугавшись смерти, приняли «никонианство» и теперь мучаются вместе с матерью, закопанные живыми в землю (т. е. заключенные в земляную темницу). С любовью говорит протопоп и о дочери своей Аграфене, которая вынуждена была в Даурии ходить под окно к воеводской снохе и приносить от нес иногда щедрые подачки.

Наиболее значителен в житии образ спутницы жизни Аввакума, его жены Анастасии Марковны. Безропотно идет она вместе с мужем в далекую сибирскую ссылку: рожает и хоронит по дороге детей, спасает их во время бури, за четыре мешка ржи во время голода отдает свое единственное сокровище — московскую однорядку (верхнюю одежду из шерстяной ткани), а затем копает коренья, толчет сосновую кору, подбирает недоеденные волками объедки, спасая детей от голодной смерти: Марковна помогает мужу морально переносить все невзгоды, которые обрушивает на него жизнь. Лишь раз из истерзанной груди женщины вырвался крик отчаяния и протеста: " Долго ли муки сея, протопоп, будет?" Но стоило мужу вместо утешения сказать: " Марковна, до самым смерти!" , как, собрав все свои силы и волю, она, вздохнув, ответила: " Добро, Петрович, ино еще побредем!" И какая красота души, сколько благородства, самоотверженности скрыто в этом простом ответе русской женщины, готовой делить все муки, все тяготы и невзгоды жизни с любимым человеком! По возвращении из ссылки протопоп, опечалившись по поводу того, что " ничтож успевает, но паче молва бывает" , решает, что ему делать: проповедовать ли " слово божье" или скрыться, " понеже жена и дети связали" его. И видя печального супруга, протопопица говорит: " Аз тя и с детми благословляю: дерзай проповедати слово Божие по-прежнему, а о нас не тужи… Поди, поди в церковь, Петрович, — обличай блудню еретическую!"

Изображая себя в обстановке семейно-бытовых отношений, Аввакум стремится подчеркнуть неразрывную связь бытового уклада с церковью. Патриархальный уклад, охраняемый старым обрядом, и защищает он. Он стремится доказать, что старый обряд тесно связан с самой жизнью, ее национальными основами, а новый обряд ведет к утрате этих основ. Страстная защита " древлего благочестия" превращает житие в яркий публицистический документ эпохи. Не случайно свое житие протопоп начинает с изложения основных положений " старой веры" , подкрепляя их ссылками на авторитет «отцов церкви» и решительно заявляя: " Сице аз, протопоп Аввакум, верую, еще исповедаю, с сим живу и умираю" . Собственная его жизнь Служит лишь примером доказательства истинности положений той веры, борцом и пропагандистом которой он выступает.

Жанр и стиль жития. Житие Аввакума — это первая в истории нашей литературы автобиография-исповедь, в которой рассказ о злоключениях собственной жизни сочетается с гневным сатирическим обличением правящих верхов, с публицистической проповедью «истинной веры» .

Тесное переплетение личного и общественного превращает житие из автобиографического повествования в широкую картину социальной и общественно-политической жизни своего времени. Житие вбирает в себя и этнографические описания далекого сибирского края, его рек, флоры и фауны.

С традиционными формами агиографической литературы житие связывает немногое: наличие вступления, ссылки на, авторитет «отцов церкви», присутствие религиозной фантастики, хотя характер ее резко изменился по сравнению с традиционными житиями; использование ряда образно-изобразительных средств агиографической литературы — например, олицетворением судьбы выступает корабль, а жизнь человеческая уподобляется плаванию.

Религиозная традиционная фантастика под пером Аввакума приобретает реальные бытовые очертания. Вот, например, «чудо, которое происходит в темнице Андрониева монастыря: три дня сидит здесь в темнице на цепи томимый голодом Аввакум, и перед ним предстает то ли ангел, то ли человек, и дает ему похлебать щей — » зело привкусны, хороши!" Или пищаль, из которой пытается убить Аввакума «начальник», трижды не стреляет, и протопоп объясняет это промыслом Божиим. И еще «чудо»: Бог помогает Аввакуму наловить много рыбы там, где ее никто не лавливал и т. п. Таким образом, все «чудеса», описываемые Аввакумом, не выходят за пределы реального бытового плана.

Новаторство жития Аввакума особенно ярко обнаруживается в его языке и стиле. Он пишет " русским природным языком" , о своей любви к которому заявляет во вступлении: " Иащереченно просто, и вы, Господа ради…, не позазрите просторечию нашему, понеже люблю свой русский природной язык, виршами философскими не обык речи красить" . Говорить «природным языком» призывает он и царя: ведь, Михайлович, русак, а не грек. Говори своим природным языком, не уничижай его и в церкви, и в дому, и в пословицах" .

В стиле жития протопоп использует форму сказа — неторопливого рассказа от первого лица, обращенного к ста? рцу Епифанию, но в то же время подразумевающего и более широкую аудиторию своих единомышленников. Но, как отметил В. В. Виноградов, в стиле жития сказовая форма сочетается с проповедью, и это обусловило тесное переплетение церковно-книжных элементов языка с разговорно-просторечными и даже диалектными^[1].

Для стиля Аввакума характерно отсутствие спокойного эпического повествования. Его житие состоит из ряда искусно нарисованных правдивых драматических сцен, построенных всегда на? острых конфликтах: социального, религиозного или этического порядка. Эти драматические сцены соединены между собой лирическими и публицистическими отступлениями. Аввакум либо скорбит, либо негодует, либо иронизирует над противниками и самим собой, либо горячо сочувствует единомышленникам и печалится об их судьбе.

Житие — это мастерский изустный рассказ, не связанный никакими условностями. Рассказчик часто любит забегать вперед, возвращаться к ранее рассказанным эпизодам; он не следит за точной хронологической последовательностью повествования. Аввакум использует народные пословицы, поговорки, каламбуры, в которых подчас скрыта тонкая ирония. Например: " Любил протопоп со славными знатца, люби же и терпеть, горемыка, до конца"; «Бес-от веть не мужик: батога не боится» .

Исследователи стиля Аввакума в местах наиболее драматических отмечают наличие ритма и рифмы, звуковых повторов, аллитераций и ассонансов. Например: " У церкви за волосы дерут, и под бока толкают и за чепь торгают и в глаза плюют" . Или: " Среди улицы били батожьем и топтали и бабы были с рычагами" .

Свое эстетическое кредо Аввакум излагает в четвертой «беседе», посвященной иконному писанию. Он не принимает нового направления русской иконописи, теоретическое обоснование которому дали в эстетических трактатах знаменитый художник Симон Ушаков и Иосиф Владимиров. Аввакум отвергает новую живописную манеру. Протопопа возмущают иконы, писанные " по плотскому умыслу, понеже сами еретицы" (никониане. — В. К.) " возлюбиша толстоту плотскую и опровергоша долу горняя" . Аввакум сторонник " тонкностных чувств", «горнего» в иконописи. Он считает, что иконы нельзя " будто живыя писать" «по фряжьскому, сирень по немецкому» обычаю. Ведь фряги, отмечает Аввакум, пишут " Богородицу чревату в благовещение", «а Христа на кресте раздутова: толстехунек, миленькой, стоит, и ноги-теу него, что стульчики. Ох, ох, бедная Русь, чего-то тебе захотелося немецких поступков и обычаев!»

Теоретически отвергая " живство" в иконном писании, Аввакум в своих сочинениях постоянно к нему обращался. Он предельно конкретизировал абстрактные религиозные понятия и представления, наполнял их реальным бытовым содержанием, которое позволяло ему делать психологические и морально-философские обобщения.

Небесная иерархия получает у Аввакума реальное земное осмысление. Ту духовную пищу, которую он раздает своим " питомникам" , протопоп, подобно нищему, собирает по богатым дворам: " Убогатова человека, царя Христа, из Евангелия ломоть хлеба выпрошу; у Павла апостола, у богатова гостя, из полатей его хлеба выпрошу; у Златоуста, у торговова человека, кусок слова его получю: У Давыда царя и у Исаии пророка, у посадцких людей, по четвертинке хлеба выпросил. Набрал кошель, да и вам даю, жителям в долгу Бога моего" .

Тексты «священного писания» в истолковании Аввакума приобретают бытовую конкретность, которая сочетается с широкими обобщениями. Так, в толковании книги «Бытие» Аввакум изображает грехопадение Адама и Евы. В раю случилось, считает протопоп, то же самое, что " до днесь творится… в слабоумных человеках": «Потчивают друг друга зелием неравстворенным, сирень зеленым вином процеженным и прочими питии и сладкими брашны. А после и посмекают друг друга, упившегося до пьяна» . Совершив грехопадение, Адам стыдится признаться в своей вине Богу, ему не велит этого " лукавая совесть" , и он " коварством хочет грех загладить, да и на людей переводит" . Адам торопится свалить вину на Еву, а Ева на " змею". «Каков муж, такова и жена; оба бражники, а у детей и давно добра нечева спрашивать, волочатся ни сыты, ни голодны» , — заключает Аввакум.

Особенности стиля жития и других сочинений Аввакума позволяют говорить о неповторимой творческой индивидуальности этого талантливейшего писателя второй половины XVII в., ярко отразившего характерные черты переходной эпохи.

Тесная связь Аввакума с демократическими слоями населения, участвовавшими в движении раскольников, определила новаторство его стиля. Стиль писаний Аввакума привлекал к нему внимание писателей XIX в. И. С. Тургенев, не одобряя личности Аввакума, восторгался его «живой речью московской» и отмечал, что он «писал таким языком, что каждому писателю следует изучать его» .

В начале XX в. декэдентствующие литераторы пытались поднять на щит образ невинного страдальца и видели в нем выразителя сущности национального народного духа, заключающегося якобы в безмерной любви к страданиям. Против такой трактовки выступил А. М. Горький, отметивший боевой демократический характер Аввакума. «Язык, а также стиль писем протопопа Аввакума и „Жития“ его остаются непревзойденным образцом пламенной и страстной речи бойца, и вообще в старинной литературе нашей есть чему поучиться» , — писал он. Стиль жития высоко ценил А. Н. Толстой. Создавая «Петра I», он использовал живую разговорную речь Аввакума для передачи исторического колорита эпохи^[2].

" Повесть о житии боярыни Морозовой". Среди произведений старообрядческой литературы обращает на себя внимание «Повесть о житии боярыни Морозовой», созданная в конце 70-х — начале 80-х годов XVII в. На первый взгляд она написана в традиционной агиографической манере XVI в. с явным преобладанием риторического украшенного стиля. Героиня повести " блаженная и приснопамятная" родилась " отродителю благородну и благочестну" . Она научена " добродетельному житию и правым догматом священномучеником Аввакумом" , творит безмерную милостыню, постнические подвиги, жаждет " иноческого образа и жития" и становится инокиней Феодорой. Жизнь ее подобна жизни первых христианских мучениц. Однако в повести нет ни риторического вступления, ни плача, ни похвалы, ни посмертных чудес. И сама героиня никаких чудес при жизни не совершает, и только «видение» Меланин является доказательством святости Морозовой. «Повесть о житии боярыни Морозовой» не столько агиобиография, сколько жизнеописание, в котором раскрывается мужественный, стойкий характер русской женщины, отстаивающей свои убеждения. Повесть подчеркивает моральную красоту Федосьи Прокопьевны. Она не поддается ни уговорам, ни угрозам, отказывается участвовать в брачной церемонии царя с Натальей Нарышкиной, " понеже тамо в титле царя благоверным нарицати и руку его целовати" , ходить в никонианскую церковь. Вместе с сестрой Евдокией ее заковывают «в железа», заточают в темницу Алексеевского монастыря, а затем подворья Печерского монастыря. Мужественно переносит она разлуку с отроком сыном Иваном, его преждевременную смерть. В словопрениях она побеждает рязанского митрополита Илариона и самого патриарха Питирима. Тщетно Алексей Михайлович пытается уговорить боярыню, льстит ей, называя второй Екатериной мученицей, и просит только для вида поднять руку и показать сложенное троеперстное знамение. Морозова не идет ни на какие компромиссы ни с властями светскими, ни с церковными. Тогда царь велит перевести ее в Новодевичий монастырь, а затем в Боровск в земляную тюрьму, где она умирает вместе с сестрой Евдокией голодной " смертью нужною и напрасною и безводною" .

В драматической форме переданы в повести последние дни героини. Терзаемая муками голода, узница обращается к охраннику: " Умилосердися, раб Христов! Зело изнемогох от глада и алчю ясти, помилуй мя, да. ждь ми колачика". Он же рече: «Ни, госпоже, боюся». И глагола мученица: «И ты поне хлебца». И рече: «Не смею». И паки мученица: «Лоне мало сухариков». И глагола: «Не смею». И глагола Феодора: «Не смееши ли, ино принеси поне яблоко, или огурчик». И глагола: «Не смею» .

К «Повести о житии боярыни Морозовой» во второй половине XIX в. обратились художник В. И. Суриков и поэт А. А. Навроцкий^[3].

Помимо агиографических произведений, в старообрядческой литературе большое распространение получили жанры полемических посланий, трактатов, воззваний, обращенных к демократическому читателю. Чтобы сделать эти произведения понятными, их авторы «выработали особый тип письменности просторечия — „вякания“, как называл его Аввакум по контрасту с книжной речью»^[3].

Итак, во второй половине XVTI столетия создается и развивается новая демократическая литература. Отражая художественные вкусы посадского населения, она разрабатывает светскую тематику, смело опирается на устное народное творчество, широко использует его образы, сюжеты, жанрово-стилистические особенности.

В центре внимания демократической литературы — судьба обыкновенного посадского человека, пытающегося строить жизнь по своей воле и разуму. И хотя эти попытки не всегда удачны, и молодой человек зачастую терпит поражение, само внимание литературы к этим вопросам характерно для переходной эпохи.

Самым примечательным фактом литературного развития второй половины XVII в. явилось возникновение демократической антифеодальной сатиры, обличавшей важнейшие институты сословно-монархического государства: церковь и суд.

В русле демократической литературы развивалось и творчество протопопа Аввакума, отразившее рост самосознания личности и утвердившее ее неповторимую индивидуальную ценность.

Демократическая литература XVII в. разрушает прежний, некогда целостный художественный метод литературы XI—XVI вв. Его ведущие принципы — символизм, этикетность — уступают место «живству», народно-поэтической символике.

Существенное изменение вносит демократическая литература в жанровую систему: трансформируются старые и появляются новые жанры, лишенные пока четких очертаний. Жанровой «пестроте» демократической литературы соответствует пестрота ее стилей, где рядом с элементами книжного языка соседствуют просторечия, деловой канцелярский язык и язык устной народной поэзии.

• [1] См.: Виноградов В. В. К изучению стиля протопопа Аввакума, принципов его словоупотребления //ТОДРЛ. М; Л.,.1958. Т. 14. С. 371−379.
• [2] См.: Робинсон А. Н. Жизнеописания Авиакума и Епифания: Исследования и тексты. М, 1963.
• [3] См.: Повесть о боярыне Морозовой / Подг. текстов и исследование А. И. Мазунина. Л., 1979.
• [4] См.: Повесть о боярыне Морозовой / Подг. текстов и исследование А. И. Мазунина. Л., 1979.