Перманентная революция в «эпистемологическом анархизме» П. Фейерабенда

Обладавший бурным темпераментом мятежный ученик К. Поппера и почитатель Л. Витгенштейна, Пол Фейерабенд (1924−1994) был настроен более радикально, чем Т. Кун. Он довел критические аргументы исторической постпозитивистской критики до логического конца, что, с одной стороны, явилось мощным средством разрушения устаревших догм, но, с другой стороны, это, как известно, часто приводит к абсурду.

Позиция Фейерабенда, выражением которой стал принцип " anything goes" (все дозволено), получила название " эпистемологического анархизма" . Целью Фейерабенда было «убедить читателя в том, что всякая методология — даже наиболее очевидная — имеет свои пределы…» [15, с. 164−165].

Позиция Фейерабенда логически вытекает из его критики кумулятивной модели истории пауки и двух его принципов: несоизмеримости и пролиферации.

Исходя из анализа истории науки, он, как и Кун, приходит к выводу о неверности прежней кумулятивной модели развития науки. История показывает, что старая теория часто не является частным случаем повой и не выводится («дедуцируется») из нее. Этой «дедуцируемости» не требует и последовательный принцип эмпиризма, суть которого состоит в утверждении, что «именно „опыт“, „факты“ или „экспериментальные результаты“ служат мерилом успеха наших теорий… Это правило является важным элементом всех теорий подтверждения (confirmation) и подкрепления (corroboration)» [15, с. 160]. Но если старая теория не входит в новую, то они описывают факты с помощью терминов, имеющих разные значения, ибо сама теория детерминирует значение всех дескриптивных терминов теории, включая термины наблюдения, а также совокупность решаемых проблем и используемых методов. Тогда на смену прежнему принципу «инвариантности значений» должен прийти " тезис о несоизмеримости теорий" .

Другим важным принципом концепции развития науки Фейерабенда является принцип теоретического и методологического плюрализма, или «пролиферации» (proliferation — размножение) теорий и идей, основанный на том, что «опровержение (и подтверждение) теории необходимо связано с включением ее в семейство взаимно несовместимых альтернатив» .

Эта необходимость вызвана тем, что «свидетельство, способное опровергнуть некоторую теорию, часто может быть получено только с помощью альтернативы, несовместимой с данной теорией… Некоторые наиболее важные формальные свойства теории также обнаруживаются благодаря контрасту, а не анализу… Познание… — говорит Фейерабенд, — не есть ряд непротиворечивых теорий, приближающихся к некоторой идеальной концепции. Оно не является постепенным приближением к истине, а скорее представляет собой увеличивающийся океан взаимно несовместимых^[1] (быть может, даже несоизмеримых) альтернатив, в котором каждая отдельная теория, сказка или миф являются частями одной совокупности, побуждающими друг друга к более тщательной разработке; благодаря этому процессу конкуренции все они вносят свой вклад в развитие нашего сознания. В этом всеобъемлющем процессе ничто не устанавливается навечно и ничто не опускается» [15, с. 160−162]. Необходимость «взаимно несовместимых альтернатив» для развития науки ведет к полезности «контриндукции», суть которой — разрабатывать гипотезы, не совместимые с хорошо обоснованными теориями или фактами [15, с. 161]. Ведь «свидетельство, способное опровергнуть некоторую теорию, часто может быть получено только с помощью альтернативы, нс совместимой с данной теорией… Поэтому ученый… должен сравнивать идеи с другими идеями, а не с „опытом“ и пытаться улучшить те концепции, которые потерпели поражение в соревновании, а не отбрасывать их» [15, с. 161]. Отсюда «обсуждение этих альтернатив приобретает первостепенное значение для методологии» [15, с. 76]. «Условие совместимости, согласно которому новые гипотезы логически должны быть согласованы с ранее признанными теориями, неразумно, поскольку оно сохраняет более старую, а не лучшую теорию» [15, с. 166].

Фейерабенд утверждает, что развитие науки идет не путем сравнения теорий с эмпирическими фактами, а путем взаимной критики несовместимых теорий, учитывающей имеющиеся факты. Поэтому методологический принцип «пролиферации» теорий способствует развитию науки: «Мир, который мы хотим исследовать, представляет собой в значительной степени неизвестную сущность. Поэтому мы должны держать глаза открытыми и не ограничивать себя заранее» [15, с. 150].

Исходя из этого, он утверждает свой анархистский принцип: «единственным принципом, не препятствующим прогрессу, является принцип „допустимо все“ (anything goes)» [15, с. 153]. С этой точки зрения оказываются бессмысленными методологические критерии верификационизма и фальсификационизма, а также принципы соответствия, недопустимости противоречия, избегания гипотез ad hoc, простоты и пр. Этот «анархистский» принцип, с точки зрения Фейерабенда, подтверждает история науки, которая демонстрирует, «что не существует правила… которое в то или иное время не было бы нарушено… Такие нарушения не случайны… Напротив, они необходимы для прогресса науки» [15, с. 153].

Эти центральные моменты своей концепции Фейерабенд иллюстрирует на примере описания способа, «с помощью которого Галилей справился с важным контраргументом против идеи вращения Земли». Фейерабенд подчеркивает, что «справился», а не «опроверг», ибо в этом случае мы имеем дело с изменением концептуальной системы (включающей «естественную интерпретацию»^[2]. — А. Л.), а также с несомненными попытками скрыть это обстоятельство [15, с. 203]. Согласно Фейерабенду Галилей меняет старую «естественную интерпретацию» на новую, используя внушение и пропагандистские уловки [15, с. 213].

Такова суть содержательной критики Фейерабендом предшествующей позитивистской философии науки. Но на этом он не останавливается и проводит свою логическую линию до конца, приходя к абсурду. Из тезиса о несоизмеримости теорий он выводит возможность защиты любой концепции от внешней критики, а отсюда равенство любых систем утверждений (характерная черта постмодернизма — широкого философского течения последней трети XX в.).

Из принципа пролиферации и гуманизма, понимаемого как «бережное отношение к индивидуальности», ведущее к «плюрализму теорий и метафизических воззрений»^[3], Фейерабенд выводит равенство всех мировоззрений^[4] вообще и в том числе рационально-научного, иррациональномагического (мифологического) и религиозного. Из этого для него следует вывод о необходимости отделения рационально-научного мировоззрения, подобно религиозному, от государства, что означает прекращение обучения наукам в школе. Ибо наука, как показывает критика постпозитивистов и его собственная, не имеет дела с объективной истиной и потому подобна религии. Поэтому нет оснований выделять ее по отношению к религиям и мифологическим традициям, включая в школьную программу^[5]. Для Фейерабенда все это (современная паука, античная мифология, магия, религия) лишь разные " исторические феномены" [15, с. 139, 141, 179−185, 456- 457J, разные формы упорядочения мира. «Наука гораздо ближе к мифу, чем готова допустить философия науки. Это одна из многих форм мышления, разработанных людьми, и не обязательно самая лучшая» [15, с. 450].

Таким образом, из тезиса о несоизмеримости и принципа пролиферации Фейерабенд выводит типичный анархистский (и постмодернистский) тезис о том, что каждый делает то, что хочет^[6], и эти «хотения» равны. Но по этой логике в данный список равных надо включать и каннибалов, и фашистов, и сторонников человеческих жертвоприношений. По этой логике надо предоставить ребенку выбор родного языка до того, как начать обучать языку. Этот абсурдный для нормального современного сознания результат является следствием отбрасывания общественного характера человеческой жизни, того, что отдельные люди и группы включены в более широкие общности, что накладывает на их свободу существенные ограничения.

Куновская модель как раз и учитывает это обстоятельство и позволяет рассматривать не только научные революции, но и сравнение упоминаемых Фейерабендом традиций, причем с учетом тезиса о несоизмеримости. Кстати, свободная дискуссия, ради обеспечения которой Фейерабенд предлагает изъять науку из школьного образования, логически невозможна в силу провозглашаемого им же тезиса о несоизмеримости (если это невозможно для разных теорий внутри естественной науки, то тем более невозможно для разных традиций мышления). Что же мы получим, если попробуем применить подход Т. Куна к заявленному Фейерабендом равенству науки и мифа?

С точки зрения куновской модели «исторические феномены» науки и мифа представляют собой разные сообщества со своими парадигмами. В свое время эти сообщества не соприкасались и жили своей «нормальной» жизнью. Так, для охотников и собирателей, наверное, магическая картина мира, мир, наполненный духами, мог быть вполне адекватным их образу жизни. Но история последних столетий делает человечество все более взаимосвязанным. Это приводит к необходимости включать в свою жизнь мир техники и связанной с ней естественной науки (или изолироваться, если удастся выпасть из этого мирового процесса). Столкновение мифологических сообществ с технологическими выводит первые из спокойного «нормального» в кризисное состояние, в них возникает конкуренция парадигм и сообществ. Развитие техники, порожденное научно-технической революцией XX в., способствует тому, что сообщество сторонников научно-технической парадигмы растет, а сообщество сторонников магической и мифологической парадигмы убывает.

Хорошо это или плохо? Это уже другой вопрос. С точки зрения немецкого философа Мартина Хайдеггера (1889−1976), развитие техники опасно и может погубить цивилизацию. С начала XX в. это рассматривается как серьезная проблема (см. гл. 23). Хиросима и Чернобыль показали другие опасности научно-технического развития. Но изгнание науки из школ и уравнивание в правах с античным мифами не является решением этой проблемы.

Паука и техника сегодня составляют некую общепризнанную данность (среду) в глобальном масштабе, но не благодаря «пропагандистским и рекламным акциям» и не потому, что «научный рационализм выше всех альтернативных традиций» объективно (в рамках постпозитивизма нет места для подобного утверждения). Ситуация здесь, следуя постпозитивистской логике Куна, аналогична спору между, скажем, теорией относительности Эйнштейна и эфирными теориями. Сообщество в XX в. выбрало теорию Эйнштейна. Сторонники альтернативных теорий находятся в абсолютном меньшинстве, но живы. Возможно, в XXI в. что-то из их идей будет востребовано, но нет никаких оснований, скажем, давать на государственном уровне равный ресурс всем идеям.

Фейерабенд выступает против вытеснения наукой^[7] практик парапсихологии (известной у нас как экстрасенсорика) и астрологии, ссылаясь на успешность близкой им по духу восточной медицины. К этому же семейству практик можно добавить широко культивируемые на Западе постфрейдистские психологические практики, особенно с выходом в коллективное бессознательное (см.

введение

). Содержащийся в принципе пролиферации Фейерабенда призыв «держать глаза открытыми и не ограничивать себя заранее» и культивировать разнообразие вполне здрав, но из него не следует, что надо некритически верить всему, что говорят, и что степень обоснованности, скажем, утверждений физики и астрологии равна.

Фейерабенд не признавал модели Куна. Он критиковал ее, исходя из принципов пролиферации и контриндукции. Фейерабенд полагал, что Кун ошибочно принял за два этапа две тенденции: стремление к устойчивости и стремление к пролиферации, которые сосуществуют одновременно. Особенно яро он выступал против куновской модели нормальной науки (см. его работу «Утешение для специалиста» в работе [15]): как и положено анархисту, он призывая к перманентной революции в науке. Однако анализ структуры и истории физики (см. гл. 9) подтверждает модель Куна, а нс Фейерабенда — деление на «нормальную» науку и «революцию» справедливо, хотя «нормальная» наука и не сводится к решению головоломок (см. гл. 9), — предмет критики Фейерабенда.

В целом Фейерабенд ярко представил ряд проблем, хотя и в гипертрофированном виде, и способствовал активизации работы постпозитивистской мысли в различных направлениях. Критика этого видного представителя постпозитивизма расшатывает привычные представления в том же направлении, что и критика Куна. Но если Кун затем построил позитивную модель развития науки, то Фейерабенд не ставил себе целью создание новой концепции. «Всегда следует помнить о том, — говорил он, — что… мои риторические упражнения не выражают никаких „глубоких убеждений“. Они лишь показывают, как легко рациональным образом водить людей за нос. Анархист подобен секретному агенту, который играет в разумные игры для того, чтобы подорвать авторитет самого разума (Истины, Честности, Справедливости и т. п.)» [15, с. 164−165].

• [1] совместимость теорий Т1 и Т2 предполагает, что в Т1 нет предложения, которое противоречило бы предложению из Т2.
• [2] Фейерабенд утверждает, что «существует не два отдельных акта: один — появление феномена, другой — выражение его с помощью подходящего высказывания, а лишь один: произнесение в определенной ситуации наблюдения высказывания… «камень падает по прямой линии». «Источник и влияние умственных операций» он называет «естественными интерпретациями«» [15, с. 204−205]. Их можно рассматривать как форму «теоретической нагруженности» опытных данных, о которой говорят все постпозитивисты.
• [3] «Для объективного познания необходимо разнообразие мнений. И метод, поощряющий такое разнообразие, является единственным, совместимым с гуманистической позицией» [15, с. 185, 166, 178].
• [4] «Свободное общество есть общество, в котором всем традициям предоставлены равные права и одинаковый доступ к центрам власти» [15, с. 517].
• [5] «Научное образование (как оно осуществляется в наших школах) несовместимо с позицией гуманизма… Поскольку принятие или непринятие той или иной идеологии следует предоставлять самому индивиду, постольку отсюда следует, что отделение государства от церкви должно быть дополнено отделением государства от науки — этого наиболее современного, наиболее агрессивного и наиболее догматического религиозного института. Такое отделение — наш единственный шанс достичь того гуманизма, на который мы способны…» [15, с. 150, 450).
• [6] «Каждый должен иметь возможность жить так, как ему нравится» [ 15, с. 510].
• [7] Надо отметить, что критикуемый образ науки у него позитивистский и реалистический, отвечающий первой половине XX в., а не постпозитивистский Куна и Лакатоса.