Герменевтика фактичности Мартина Хайдеггера

В отличие от классической герменевтики, ориентированной во многом на идеал объективного понимания, Мартин Хайдеггер обращает внимание на первичность самого феномена понимания.

В «Бытии и времени» (1927) Хайдеггер ставит вопрос о «действительности» мира, который в качестве «окружающего» главным образом принадлежит самому человеку. Человека невозможно изображать как некий принципиально изолированный от мира субъект познания, который теоретически познает мир как объект. Конкретный человек (Dasein) — есть изначальное бытие в мире. Человек без его отношения к миру невозможен.

Хайдеггер описывает два способа изначального бытия-в-мире: (1) Befindlichkeit, под которым имеется в виду «находимость», настроенность, непосредственность сознания, и (2) Verstehen, т. е. понимание, бытие как возможность. Таким образом, речь идет о феноменах, лежащих в основании всех теоретических и практических действий: человек в непосредственности своего бытия-в-мире уже заранее «понимает» свое положение в нем.

Понимание обладает двумя существенными характеристиками. Оно имеет структуру проекта (нем. Entwurf) и заброшенности (нем. Geworfenheit), которая предполагает неизбежность ответственности за свое существование.

Для человека не существует твердых, предписанных природой целей, а сам он не является готовым существом, могущим понять вещи во всей их определенности. Человек скорее представляет собой открытое будущему существо. Само это существо задает для себя пространство свободы действий и возможностей. Такое «задавание» и есть проект, а то, что человек проектирует, является смыслом, в свете которого становятся понятными все вещи.

Таким образом, понятие проекта манифестирует для Хайдеггера идею, что человек сам полагает план своей жизни, и только в свете проектируемого смысла вещи становятся для человека понятными. Понимание мира не определено раз и навсегда, но зависит от меняющихся проектов.

К структуре первоначального понимания относится и заброшенность, невозможность для человека абстрагироваться от собственного бытия. Его бытие, его происхождение предшествуют ему и определяют его. Мы определены в нашем понимании нашим прошлым. Таким образом, понимание не может существовать без предпонимания. Такое понимание понимания исключает любые претензии на универсальную и абсолютную истину. Истина всегда связана с первоначальной открытостью миру.

Философская герменевтика Ганса-Георга Гадамера

По мнению Гадамера, именно эти идеи Мартина Хайдеггера и оказывают влияние на возникновение собственно философской герменевтики XX в. как явления качественно нового, принципиально отличного как от протестантской герменевтики, так и от методологической герменевтики Нового времени.

По Гадамеру, философская герменевтика не занимается проблемой метода, с помощью которого можно было бы осуществить «более правильную» интерпретацию. Она принципиально выходит за пределы этого понятия и пытается описать скорее те трансцендентальные элементы познания, которые не поддаются методическому постижению, но внутренне присущи всякому опыту и любой научной методике.

Гадамеровское понимание истины и метода, изложенное в сто программной работе «Истина и метод: основы философской герменевтики» (I960), направлено против эпистемологического сужения как первого, так и второго понятия — существует истина понимания, которая не подчиняется методике естественных наук.

Специфика гуманитарных наук как аппликации практического разума обосновывается Гадамером в герменевтическом опыте, идея которого восходит к аристотелевскому понятию phronesis.

По существу, герменевтика, которую разрабатывал Гадамер, является развитием феноменологии, а именно — дескриптивной феноменологией. Она пытается осознать то, что предшествует всякой науке, и ставит вопрос об условиях возможности познания и понимания.

Утверждая процессуальный характер понимания и настаивая на том, что понимающий идет к пониманию через диалог с Другим, Гадамер расширяет область применимости герменевтических процедур, обеспечивающих понимание. Ядром данных процедур является установка, названная им «благочестием вопрошания». Основой понимания является «искусство слушать», базирующееся, в свою очередь, на «искусстве вопрошать» .

Гадамеровский призыв к «благочестивому вопрошанию» — не просто воззвание к толерантности. Истоки этой установки усматриваются в Гадамеровской феноменологической концепции истины.

По Гадамеру, подлинное вопрошание включает в себя предположение о неисчерпаемости познания. Приближение к истине возможно лишь на путях поэтапного вопрошания и поэтапного познания. Истина множественна, но любой человек обладает лишь ограниченной ее частью, причем каждому доступны некоторые аспекты бытия, составляющие вместе некий порядок. Следовательно, Другой всегда может быть прав, поскольку, возможно, имеет не меньшее отношение к порядку бытия. Вступая в коммуникацию с ним, можно столкнуться с иным образом мира, иным фрагментом разбитой на части, разделенной на обломки истины. Однако все потоки познания сущностно едины и нуждаются в интеграции, после которой порядок точек зрения восстанавливается, и возникают новые возможности познания.

Кроме того, неисчерпаемо познание и любого феномена и артефакта, что делает приближение к образу Другого поэтапным. Вначале этот образ может быть неточным, искаженным собственным «предвосхищением». Однако с точки зрения Гадамера бояться этого не стоит, важно лишь не останавливаться в познании Другого. Преодоление границ — стимул для вопрошают и мышления, дающий возможность двигаться дальше.

Непрерывность процесса, включающего единство познания как предпосылку для понимания Другого через взаимодействие, обеспечивает постижение «сути дела» и эволюцию каждого из познающих. При «доброжелательном» вопрошают, нацеленном не на то, чтобы «озадачить или посрамить противника», а на поиск некоей фактической истины, сути дела, вступая в коммуникацию с Другим, можно не только познать через Другого самого себя, не только продвинуться к пониманию Другого, но и «подобраться» к сути дела, которая находится «посредине между собеседниками». В этом случае «взаимопонимание, объединяя собеседников, преображает их так, что они уже не являются более тем, чем были раньше»^[1].

Более того, по Гадамеру, возможность взаимопонимания обеспечивается сущностной диалогичностью и «необманчивостью» естественного языка, его способностью обеспечивать сообщение. Непрерывность предания делает язык «местом» возможной истины и фактической понятости. Общность «языкового предания», связывающая говорящих, обусловливает предпонимание, превращающее разговор в ситуацию изначального согласия.

Разрабатывая принципы «герменевтического диалога», Гадамер опирался на опыт искусства, истории и языка, показав ограниченность применения понятий объекта и объективности. Эти понятия недостаточны там, где речь идет не об овладении предметом, по о возвращении причастности смыслу, которое и называется пониманием. Интерпретатор идет к пониманию объекта, отталкиваясь от собственного герменевтического опыта, перемещая объект в собственный духовный горизонт. Интерпретатор не может абстрагироваться от собственной субъективности.

Таким образом, процесс понимания нельзя отделить от субъекта понимания, но и объект не может быть адекватно понят без субъекта. Гадамер фиксирует историчность не только предмета интерпретации, но и самого интерпретатора. Так им развивается и углубляется хайдеггеровская идея «заброшенности» человека в мир.

В интерпретации неизбежно действенной оказывается и точка зрения интерпретатора, следовательно, деятельность, связанная с историческими обстоятельствами, всегда является деятельностью, связанной как с теоретическими, так и с фактическими условиями такого предприятия. Рефлексия по поводу как теоретических условий, так и осознания собственной исторически предопределенной точки зрения становится тем самым необходимой составной частью знакомства с историческим феноменом.

С точки зрения философской герменевтики, позиция интерпретатора уже задана определенными установками, которые Гадамер называет антиципацией^[2]. («Все, что высказывается и что записывается в тексте, определено той или иной антиципацией»^[3]). Другими словами, интерпретатор оказывается частью, фрагментом того, что он интерпретирует. Он является частью целого.

Наше познание зависит от исторически обусловленных предпосылок. Понимание же возможно лишь при восприятии целого, исходя из которого только и становятся понятными соответствующие манифестации человеческого духа. Но сами эти предпосылки обладают субъективным характером. Можно обозначить их в качестве «предрассудков» или указать на бесспорность того, что наше мышление и воля, наши вопросы и понимание носят ярко выраженный исторический характер. В любом случае, здесь вступает в игру конкретная субъективность — только она и может оправдать представление об актуальности понимания.

Следовательно, философская герменевтика вопрошает не о происхождении, а о восприятии произведения (текста, события) в соответствующей — т. е. понимающей — современности.

Философская герменевтика смещает центр интереса в интерпретации произведения. Важны не интенции автора, а история воздействий произведения на последующую традицию. Герменевтика отделяет историчность как таковую от истории влияний и истории восприятий. Благодаря этому методическому приему она становится методологией не только филологии, но и гуманитарного знания в целом.

Концепция Гадамера, особенно выдвинутый им тезис об универсальности герменевтики, вызывает в конце 1960;х — начале 1970;х гг. критические возражения многих философов, защищающих позиции самых разных школ. Наиболее значимой является критика герменевтики со стороны двух философских направлений: критической теории, позиции которой в споре с Гадамером защищает Юрген Хабермас (р. 1929), и деконструктивизма, представленного в данной дискуссии Жаком Деррида (1930−2004) и его американскими последователями.

Эти дискуссии играют особую роль в развитии философской герменевтики Гадамера, постоянно конкретизировавшего и детализировавшего свою позицию в ходе активной полемики с оппонентами. Отвечая на упрек Хабермаса в недооценке принудительного характера общественных условий в процессе понимания, Гадамер тематизирует герменевтическую трактовку социальной общности, указывая на то, что с позиции герменевтической рефлексии социальная общность при всей ее напряженности все же сводится к социальному согласию, благодаря которому она и существует.

Спор Ганса-Георга Гадамера с Деррида значим для развития философской герменевтики, поскольку в нем проясняется ряд ее теоретических нюансов и происходит уточнение методических и методологических подходов к проблеме понимания.

Принципиальное различие герменевтики и деконструктивизма как стратегий текстового анализа заключается в том, что герменевтика исходит из идеи диалогического отношения текста и его интерпретатора, дающего основание для все более совершенного понимания заключенного в тексте сообщения. Именно на этом основании в герменевтике допускается возможность реконструкции первоначального смысла. Деконструктивизм занимает иную позицию: текст сам указывает на собственные предпосылки и основания, отрицает их и с помощью подобного парадокса порождает смысл.

Декоструктивистская критика герменевтики касается, в основном, ее взаимоотношений с метафизикой и метафизическим мышлением. Для Деррида философская герменевтика — продолжение метафизики. Она логоцентрична и навязывает свою рациональность, подавляя индивидуальность и различие, сковывая возможности множественной интерпретации текста. По Гадамеру, фундаментальным для герменевтической философии является убеждение в том, что ни одно слово не может передать внутреннего стремления души. Нельзя принимать слово или знак за окончательную фиксацию смысла. Слово — лишь указание, намек, что не означает, что знаки постоянно и без всякого значения указывают друг на друга. Это утверждение равняется отрицанию внутреннего слова или внутреннего диалога с самим собой, питаемого и демонстрируемого языком. Только воспоминание о внутреннем слове дает возможность видеть живость и насыщенность языка, зависимость диалога от заданного слова, которым высказывается смысл, не растворяющийся в знаках. Зафиксировать язык «на письме» означает для Гадамера позитивистским образом сузить широту Логоса. Логос метафизики нельзя свести к метафизике воли, которая принципиально слепа к Другому. Если мы понимаем Логос как разговор друг с другом и зависимость друг от друга, то логоцентризм находит собственное место в разговоре, и прежде всего в разговоре души с самой собой.

Спор с Деррида помог прояснить, что под «возможностью понимания» философская герменевтика имеет в виду не способность человека понять «все», но лишь то, что он является существом, стремящимся к пониманию. Понимание же достигается лишь в процессе диалога как принципиально незавершаемого разговора. Диалог, разговор, протекающий в форме вопросов и ответов, — не «опрашивание», в результате которого формулируется точная дефиниция, но общее соглашение о положении вещей. Кроме того, в противовес деконструктивизму подчеркивается необходимость говорить как о значении, так и о том, кто его воспринимает и передает далее, обладая «доброй волей». Указание деконструктивизма на то, что в диалоге зачастую используются только риторические фигуры, лишенные содержания и истины, требует не отказа от идеи истины как таковой, но герменевтической бдительности.

Развитие частных аспектов гадамеровской философии и аппликация к современной ситуации отдельных положений герменевтики прослеживаются в концепциях учеников и последователей Гадамера, таких как Вальтер Шульц (1912−2000), Хайнц Киммерле (р. 1930), Вольфганг Виланд

(р. 1933), Ричард Палмер (р. 1933), Манфред Ридель (1936−2009), Рюдигер Бубнер (1941−2007), Гюнтер Фигаль (р. 1949).

Вальтер Шульц, известный немецкий философ, профессор Тюбингенского университета, развивая гадамеровский концепт «историчности», применяет представление об исторической заданности любого культурного феномена к философии как таковой. По его мнению, современная философия утрачивает обоснование из контекста классической европейской метафизики, но во «время перелома» тем более необходима как критическая инстанция мышления. В программных работах «Философия в изменившемся мире» (1972) и «Я и мир» (1979) он предпринимает попытку дать определение места и границ удостоверяющей себя в мышлении субъективности.

Вольфганг Виланд, профессор философии университетов Марбурга, Геттингена, Фрайбурга и Гейдельберга, известный как соредактор десятитомного справочника по философии, в новаторской работе «Платон и формы знания» (1982) применяет гадамеровский диалогический подход к исследованию философии Платона.

В исследованиях Хайнца Киммерле, основателя направления интеркультурной философии и директора Фонда интеркультурной философии и искусства, получают концептуальное развитие как гадамеровское представление о месте Другого в процессе понимания, так и гадамеровская теория множественной истины. Начав с исследования философии истории Гегеля, Киммерле противопоставляет гегелевскому варианту всеохватывающего рационального исторического проекта идею множественной истории. Рассматривая различные культуры как особые миры, Киммерле развивает проект «философии различий», основанной на идеях как возможности философствования о Другом, так и возможности философствования по-другому, исходя из «другой» перспективы.

Для известного немецкого философа Манфреда Риделя особую значимость имеет обращение Гадамера к практической философии. Актуализированную последним дискуссию об аристотелевской этике нравственной способности суждения (phronesis), понимаемой как этика конкретной ситуации, Ридель продолжает в изданном им в 1972 г. сборнике «К реабилитации практической философии». В центре внимания Риделя находится не школьное, а мирское (нем. Weltbegriff) понимание философии. Определенным расширением гадамеровского дискурса выступает апелляция Риделя в 1988 г. к идее «второй философии». В качестве альтернативы наступившей с конца 1980;х гг. анархии мысли постмодерна он предлагает возвращение к мифологически-мистериальной «второй» философии в противоположность «первой», которая от Аристотеля до Гуссерля выступает с претензиями па обоснование аподиктической строгой науки.

Рюдигер Бубнер, профессор философии Гейдельбергского университета, президент Международного Гегелевского общества, считает, что нс последнюю роль в популярности и продуктивности герменевтической теории в XX в. играет ее возможность пролить свет на современное состояние знания во всех его областях. Сам Бубнер разрабатывает гадамеровскую проблему адекватности современному искусству теории эстетического. Для эстетической теории Бубнера важным становится тезис о временности и интерпретационной опосредованности эстетического. Опираясь на гадамеровскую теорию эстетического опыта, в программном сборнике «Эстетический опыт» (1989) Бубнер указывает на исчезновение традиционной целостности произведения в современной ситуации. Значимыми являются не теоретические соображения, предписывающие, что есть искусство, но открытая сторона живого контакта с искусством. Деятельность Бубнера оказывает влияние на движение эстетической парадигмы от эстетики произведения к теории эстетического опыта.

Одна из значимых тем историко-философских исследований Гюнтера Фигаля, президента Хайдеггеровского общества, директора Центра изучения античности и современности Фрайбургского университета — феноменологические истоки философской герменевтики. Подчеркивая универсальный, онтологический аспект герменевтики, Фигаль настаивает на феноменологическом решении классических герменевтических проблем. В работе «Проблема понимания: исследования феноменолого-герменевтической философии» (2009) Фигаль предпринимает попытку реабилитации мира явлений. Теоретически ориентированная философия может адекватно и без редукционизма раскрывать предметный мир (нем. Dingwelt) как нечто полноправное. Вещи «ручаются по своей сущности за себя; только поэтому они могут быть усвоены». Интерпретация должна быть обращена не только к прочтению текста, но и к его самостоятельному существованию, предметности. Предметное является центром герменевтической философии, поскольку в герменевтическом опыте усиливается заданность жизни предметным отношением. Предметное отношение возможно в мире с герменевтическими измерениями. В качестве таковых феноменологически истолковываются свобода, язык и время.

Ричард Палмер известен не только как переводчик и издатель герменевтических текстов, в частности «Герменевтического компендиума», в котором собраны наиболее значимые источники по герменевтике, но и как популяризатор герменевтической традиции и гадамеровской философии. Его изданная в 1969 г. «Герменевтика» на долгое время становится нормативным текстом, вводящим в герменевтическую проблематику. Палмер отстаивает тезис об актуальности гадамеровских идей в паше время, эксплицируя соображения Гадамера по вопросам критики современного состояния и апплицируя их к решениям основных мировых проблем. По его мнению, такие установки Гадамера, как историчность, обращение к сути дела, фронесис, осознание важности диалога и готовность к нему, открытость Другому, стремление к общечеловеческой солидарности могут помочь в отказе от ориенталистского сознания и демонизации Другого, в выдвижении философских альтернатив терроризму, репрессиям и диктатуре.

• [1] Гадамер, Г.-Г. Истина и метод: основы философской герменевтики. М.: Прогресс, 1988. С. 445.
• [2] Антиципация — предвосхищение: предугадывание событий; опережение в познании.
• [3] Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. М.: Искусство, 1991. С. 18.