«Образ осуществления» (качество) правомочий собственника

Право собственности объединяет возможности (правомочия) владеть, пользоваться и распоряжаться вещью, осуществляемые — согласно многочисленным литературным характеристикам — " …исключительно и независимо от лица постороннего" ^[1], «…своей властью и в своем интересе» ^[2], «…независимо [от посторонних лиц]»^[3], " …своей властью и наиболее всеобъемлющим образом" ^[4], «…исключительно по своему усмотрению» ^[5], «…вполне свободно, по своему усмотрению в целях удовлетворения своих интересов», «…по своему усмотрению и в своем интересе» , наиболее свободно, наименее стесненно и т. п. Что же характеризуют все многочисленные эпитеты?

Очевидно — процесс осуществления права собственности, " образ" (см. выражение «наиболее абсолютным образом») или манеру его осуществления; ниже (в числе признаков ограниченных вещных прав) будет употреблено еще выражение " характер (осуществления ограниченных вещных) прав" . Но что такое «образ (манера, характер) осуществления субъективного права»? В учении об осуществлении прав такого термина нет.

Ясно, что отсутствие термина — не означает отсутствия понятия. Нет ли понятия, сходного по сути, хотя, возможно, и обозначаемого иначе? По-видимому, есть и это — понятия о способах и пределах осуществления субъективного права. На них выстроено целое учение, притязающее не только на внутриюридическую, но и едва ли не на общефилософскую ценность — доктрина злоупотребления правом. По заверениям се адептов нет ничего невозможного в том, чтобы находясь в содержательных границах субъективного права избрать такой способ (из многочисленного арсенала способов осуществления права), который в данных конкретных обстоятельствах приводит к результатам, не соответствующим тем целям, ради которых за субъектом признано соответствующее право.

Злоупотребление правом в нашей литературе принято определять как " …особый тип гражданского правонарушения, совершаемого управомоченным лицом при осуществлении им принадлежащего ему права, связанный с использованием недозволенных конкретных форм в решках дозволенного ему законом общего типа поведения" ^[6]. Несмотря на то, что это определение относится к советской эпохе развития российского гражданского законодательства и практики его применения, оно с весьма незначительными изменениями и уточнениями пользуется научным признанием и в современную эпоху.

Свои (более чем скептические) взгляды на самое понятие злоупотребления правом, равно как и на практику его применения российскими государственными судами, я неоднократно излагал в юридической печати. В систематизированном виде они изложены в моих Учебниках, но гражданскому праву (см. п. 1139−1144 Учебника 2002/2003 гг. и п. 505,510,511 Учебника 2013 г.). Тем не менее, сейчас, для целей, преследуемых в настоящей работе, это неважно — важно лишь то, что по крайней мере некоторые действия, содержательно вписывающиеся в правомочия, составляющие право собственности, вроде бы как могут быть совершены различными способами (методами), различным образом, в различной манере, с использованием различных приемов и т. д., причем, от избрания того или иного способа (метода, образа и т. д.) совершения правомерного (!) действия, зависит правовая оценка этого действия — отношение к этому действию со стороны государства и общества. Важно, стало быть, не только то, что совершает собственник, не только содержание действий (вписываются ли они в его правомочия, или нет), но и еще и то, как он это совершает, т. е. качество действий.

Какое место в системе юридических категорий занимает понятие о качестве правомерных действии? Очевидно, оно должно лежать за содержательными пределами субъективного права, ибо характеризуют они процесс осуществления любых субъективных прав в равной мере, т. е. безотносительно к их содержанию. Будь иначе — «некачественное» осуществление субъективных прав означало бы выход за пределы их содержания, и был бы всегда деянием неправомерным. Самое понятие о качестве осуществления субъективного права лишилось бы смысла, а содержание всех субъективных прав наполнилось бы множественными по количеству, но по сути идентичными границами, едиными для всех константами. Так, универсальное запрещение убивать распалось бы на столько запрещений, сколько существует орудий и способов убийства, а потом еще на столько, сколько существует субъективных прав-оснований принадлежности орудий убийства^[7]. Смысл? Логичнее и удобнее эту константу — качество осуществления субъективного права — либо не выделять вовсе, либо (если уж ее выделили) вынести «за скобки» субъективных прав. Ну допустим, за скобки субъективных прав качество их осуществления мы «вынесли». А куда же его «внести» (поместить)?

Если вспомнить, что возможность осуществления субъективных прав (равно как и вообще все иные возможности, имеющие своими объектами субъективные права) входит в число элементов гражданской правоспособности, то все, кажется, встает на свои места. Пресловутое качество осуществления субъективного права, в том числе права собственности («наиболее абсолютным образом» и т. д.), будучи характеристикой не самого права собственности, а процесса его осуществления, должна относиться к тому элементу правоспособности, с помощью которого соответствующее субъективное право прикрепляется к своему носителю. Содержание же правоспособности должно быть, как известно, равным для всех частных лиц — субъектов гражданского права. О том, что из этого следует — мы уже говорили выше: «наиболее абсолютным образом» может быть осуществлено не только право собственности, по и любое другое субъективное право. Об этом прямо говорит даже ГК, причем, не единожды: граждане и юридические лица «…приобретают и осуществляют свои гражданские права своей волей и в своем интересе» (п. 2 ст. 1); «…по своем)' усмотрению осуществляют принадлежащие им гражданские права» (п. 1 ст. 9 ГК). Иное может быть установлено либо законом^[8], либо соглашением сторон^[9].

Чем же — в таком случае — объясняется та живучесть, которая отличает представления об особом качестве осуществления правомочий не кого-нибудь, а именно собственника} Можно было бы понять, если бы представление о праве собственности как праве наиболее абсолютном, священном и неприкосновенном, вынесенное на свет божий волнами буржуазных революций рубежа XVIII—XIX столетий постепенно (по мере угасания революционной эйфории и развития юридической науки) утрачивало бы свою остроту, а затем и вовсе тихо скончалось, как неосновательное, существу дела не отвечающее. Но этого не произошло по сию пору и, скажу больше, ничто не указывает на то, что это когда-нибудь произойдет!

Характеристика правомочий собственника с точки зрения качества их осуществления не является достоянием одного только Учебника под ред. Е. А. Суханова. Таковы все современные, советские и русские дореволюционные учебники гражданского права; таковы все русскоязычные и большинство европейских монографий, затрагивающих вопросы права собственности. А. А. Рубанов увидел в этом даже нечто вроде тенденции развития научной юридической мысли, указав, что в вопросе об определении права собственности «…цивилистическая мысль шла… в двух основных направлениях. Одно из них можно назвать » вариантным" : нормы права определяют исходные правовые позиции субъекта права собственности путем перечисления различных вариантов его поведения, касающегося вещи. Во втором случае закон и доктрина определяют эти позиции путем фиксации независимости субъекта права собственности от других субъектов гражданского права" . Зачем? А разве положение субъектов — носителей иных гражданских прав (тех же обязательственных прав — требований) такой независимостью не отличается? От кого и, главное, как «зависят» обладатели авторских и смежных прав? патентообладатели? субъекты прав на товарные знаки? кредиторы? акционеры? наследники? управомоченные участники отношений, регулируемых семейным или трудовым правом?

В своем последнем Учебнике гражданского права (п. 724) я — приняв во внимание существующую у нас с незапамятных времен традицию такого вот, двойственного, «содержательного и качественного» объяснения права собственности — указал, что каждая из этих двух характеристик имеет свое собственное назначение. Когда мы описываем содержание правомочий собственника (владение, пользование, распоряжение), мы указываем на родовые признаки права собственности как вещного права. Когда же мы рассуждаем о степени свободы собственника в осуществлении своего права, мы рассматриваем его видовую характеристику, т. е. характеристику, которая способствует его отграничению не от всех иных, но от одних только вещных же прав. Правильно это, или нет?

Из предыдущего изложения можно видеть, что значение содержательной характеристики я явно переоценил, ибо единственным (!) правомочием, необходимо свидетельствующим о вещной природе права, является одно лишь правомочие владения, а не вся «триада» в целом. Правильно ли определено значение качественной характеристики? Ответить на этот вопрос невозможно, не узнав о том качестве, которое характерно для реализации иных (кроме права собственности) субъективных прав, также относящихся к родовой категории вещных — ограниченных вещных прав. Приступим к его выяснению.

• [1] Так характеризовала «образ осуществления» правомочности собственника ст. 420 т. X ч. 1 Свода Законов Российской Империи.
• [2] Венедиктов Л. В. Государственная социалистическая собственность. М.-Л., 1948. С. 34.
• [3] Генкин Д. М. Право собственности в СССР. М., 1961. С. 56−57.
• [4] Корнеев С. М. Право государственной социалистической собственности в СССР. М., 1964. С. 26.
• [5] Суханов Е. А. Лекции о праве собственности. М., 1991. С. 22, 24.
• [6] Грибанов В. Н. Пределы осуществления и защиты гражданских прав // Осуществление и защита гражданских нрав. М., 2000. С. 63.
• [7] Нельзя убивать огнестрельным и холодным оружием, а также предметами, не являющимся оружием (палкой, топором, кухонным ножом, пресс-папье, дыроколом, настольной лампой, кастетом, кирпичом, ломом, бейсбольной битой и другими тяжелыми предметами); при помощи вещей, которые возможно использовать для целей удушения (канатов, ремней, поясов, веревок, шнурков, шарфов и т. д. и т. п.); нельзя убивать при помощи огня, воды, жары, холода, яда, сбрасывания с высоты предметов, проглатывание которых способно вызвать внутреннее кровоизлияние и т. д. и т. п. Запрещение убийства каждым из орудий состояло бы из множества следующих «подзапретов»: нельзя убивать топором собственным, а также арендованным, полученным в доверительное управление, в ссуду, на храпение и т. д.
• [8] Такого рода нормы образуют институт ограничений субъективных гражданских прав, в том числе — ограничений права собственности.
• [9] Законодательные нормы о таких возможностях образуют институт обременения субъективных гражданских прав, в том числе — обременения права собственности.