Дипломатия Древней Руси

Федеральное агентство высшего и среднего образования ГОУ ВПО «Марийский Государственный Университет»

Кафедра региональной истории Реферат на тему:

" Дипломатия Киевской Руси"

Йошкар — Ола, 2009

«Каждому историческому типу классового общества», — отмечается в курсе «Международного права», соответствует свой тип государства и права. Это относится и к международному праву, зарождение которого непосредственно связано с возникновением государства и осуществлением их внешних функций. Точно так же и зарождение древнерусской дипломатии следует рассматривать в органической связи с развитием государственности того времени, а также со становлением международной дипломатической практики раннего средневековья.

Что имеется в виду под зарождением дипломатической системы Древней Руси? Прежде всего, содержание дипломатических переговоров и дипломатических соглашений, расширение круга и степень значимости поднимаемых в них политических вопросов; вовлечение в сферу дипломатической активности Руси все большего количества государств и народов; генезис форм дипломатических переговоров и соглашений, развитие сопровождающих их процедур, обрядов, отражающих в известной мере как содержание, так и форму переговоров и соглашений; зарождение и развитие посольской службы как таковой, т. е. превращение посольств в постоянный инструмент внешнеполитической деятельности древнерусского государства, изменение характера состава посольств, а также их представительства, складывание первых постоянных «кадров» посольской службы.

История развития дипломатии Древней Руси исследовалась и исследуется многими историками, лингвистами. Событиям 860 г. — первому русскому нападению на Константинополь и последовавшим за ним дипломатическим переговорам руссов с греками — посвящены специальные работы отечественных дореволюционных ученых А. Пападопуло — Керемевса, Х. М Лопарева, В. Г. Васильевского, западного историка А. А. Васильева, который хотя и считал, что под Константинополем появилась «варяжская» Русь, но всю канву событий изложил с научной скрупулезностью.

Русскому посольству в Константинополь и империю франков в 838−839 гг. уделил внимание историк А. Рязановский, доказывавший, как и некоторые отечественные ученые, принадлежность посольства славянскому Киевскому государству. Отношениям Руси с Византией, договорам Руси с греками 907, 911, 944, 971 гг. посвятили в XIX в. специальные работы Н. А. Лавровский, И. И. Срезневский, В. В. Сокольский, А. Дмитриу; в начале XX в. — А. В. Лонгинов, Д. М. Мейчик и др.

Отношения древней Руси с Востоком и некоторые аспекты древнерусской внешней политики в этом регионе рассмитрели дореволюционные востоковеды Б. А. Дорн, В. В. Григорьев, А. Я. Гаркави, а также советские историки В. В. Бартольд, Б. Н. Заходер, А. Ю. Якубовский, Н. Я. Половой, В. М. Бейлис, М. И. Артамонов и др.

Организации древнерусской дипломатии посвящены небольшие разделы в работах советских историков международного права Ф. И. Кожевников, Д. Б. Левина и других, а также в обобщающем труде «Курс международного права».

Важное значение для исследуемой темы имеют труды западных византинистов К. Неймана, Ф. Дэльгера, Д. Оболенского и Д. Милляра.

В историографии, как отечественной, так и зарубежной, лишь две работы посвящены комплексному исследованию всех тех аспектов в истории древней Руси, которые рассматриваются в качестве свидетельств поступательного развития русской дипломатической службы, — это монографии М. В. Левченко и В. Т. Пашуто.

Что считать источником по теме? Ответить на этот вопрос не столь уж затруднительно, так как весь круг источников хорошо известен специалистам, неоднократно использовался ими, в том числе и при анализе внешнеполитических и отдельных дипломатических аспектов истории древней Руси.

Данные о первых дипломатических контактах славяно — руссов в VII—IX вв. содержится в житиях греческих святых Стефана Сурожского и Георгия Амастридского. О посольских контактах Руси с Византией и Фракийской империей в 838 -839 гг. имеется лишь краткая запись в Бертинской хронике.

«Свой» круг источников у таких внешнеполитических и дипломатических сюжетов, как поход Руси на Константинополь в 860 г., последовавшие за ним русско — византийские переговоры и русско — византийский мирный договор. Это известные проповеди константинопольского патриарха Фотия, его «Окружное послание» восточным архиепископам и сочинения, принадлежащие перу биографа патриарха Игнатия Никиты Пафлагонского и венецианского хрониста Иоанна Дьякона. Сюда же относится и памятник агиографической литературы «Слово на положение ризы богородицы во Влахернах», в котором, по мнению ряда ученых, также идет речь о событиях 860 г. краткие упоминания об этих же событиях содержатся в трудах продолжателя Феофана, и в частности в труде «жизнь императора Василия», данные события нашли отражение в греческих хрониках Симеона Логофета и продолжателя Георгия Амартола, позднейших хрониках Скилизы и Зонары, в русских летописях. Как видим, круг источников лишь по этой теме весьма пространен, хотя в большинстве своем каждое из сообщений весьма кратко, фрагментарно.

Исследование русско-венгерского соглашения конца IX в. предпринято на основании параллельного анализа опубликованной на русском языке В. П. Шушариным части венгерской анонимной хроники XI в. и сведений «Повести временных лет».

Источниками по истории русско — византийской войны 941−944 гг. являются греческое житие Василия Нового, сообщение кремонского епископа Лиутпранда, чей отчет о посольстве в Константинополь содержит свидетельство о нападении русской рати на Византию, ряд греческих хроник, но в основном — данные «Повести временных лет», содержащей оригинальное описание русско — византийских переговоров на Дунае, историю обмена посольствами между Русью и Византией и текст русско — византийского договора 944 г.

Сведения о русских походах в Закавказье в IX—X вв. и о дипломатической активности руссов в связи с этими событиями содержатся в трудах восточных авторов Ибн — Исфендийара, ал-Мас'уди, Ибн — Мискавейха и ряда других.

Некоторые из упомянутых событий нашли многократное повторение в византийских хрониках — Симеона Логофета, продолжателя Георгия Амартола, Скилицы, Зонары и других в русских летописных сводах, восходящих к древнейшим летописным традициям, таких, как «Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов», «Летописец Переяславля — Суздальского», «Троицкая летопись», и некоторых других. Это потребовало параллельного анализа русских летописных текстов и сведений византийских хроник и других сообщений византийских и западных авторов.

Разумеется, такой источниковедческий калейдоскоп невозможно охарактеризовать однозначно. Поэтому источники анализируются в соответствии с конкретными дипломатическими сюжетами, а характер анализа зависит от степени изученности и доброкачественности источника.

Зарождение древнерусской дипломатии VI-IX вв.

Первые известия о дипломатической практике восточных славян относятся к V—VI вв. н.э. и содержатся в византийских источниках. Эта практика зарождалась в ходе длительного противоборства племенных союзов склавинов и антов с Византийской империей. византийские авторы сообщают о постоянных набегах склавинов и антов на владения империи в V—VI вв. о начавшемся мощном давлении склавинского мира на Балканы с начала VI в. У Прокопия Кесарийского имеются сведения о рейдах антов во Фракию, о регулярных вторжениях склавинов и антов за Дунай и о бедственном положении балканских владений Византии. Начиная с 527 г., по данным Прокопия, склавины и анты регулярно совершали набеги на владения империи, переходили Дунай, опустошали Иллирику, захватывали жителей в плен и т. п. Во время славяно-византийской войны 550 — 551 гг. славяне подступили к Константинополю. В конце VI в. они предприняли несколько попыток овладеть византийской столицей.

К VI в. относятся и первые попытки империи поставить себе на службу военную мощь славянских племенных союзов, отгородиться при помощи славянских наемных отрядов и славянских пограничных поселений от натиска аваров, а позднее и болгар. Наем в императорскую армию славянских отрядов стал с VI в. обычным делом.

К VI—VII вв. относятся и сведения о дипломатических контактах славянских племенных союзов между собой и с другими народами. Прокопий Кесарийский сообщает о совместных действиях против империи антов и склавинов.

В VI в. во взаимоотношениях славян с империей прослеживается еще одна характерная черта: выплата антам крупных денежных сумм и предоставление им права расселяться в пределах империи в обмен на обязательство соблюдать мир и продиводействовать набегам кочевников.

Первые сведения о дипломатической практике древних руссов относятся к концу VIII — первой трети IX в. и дошли до нас в двух житиях — Стефана Сурожского и Георгия Амастридского, памятниках византийской агиографической литературы. В них нашли отражение факты нападения руссов на византийские владения, расположенные вдоль Черноморского побережья, и последующие переговоры руссов с греками.

Обращает на себя внимание условие о возвращении пленных — одно из древнейших в дипломатической практике всех народов, в том числе и антов.

В VII—X вв. обмен и выкуп пленных как одно из условий или единственное условие мирных соглашений неоднократно встречались в практике дипломатических отношений Византии с Персией, Арабским халифатом и арабскими эмиратами, Болгарией, уграми, с Русью. Эта практика продолжалась и в X в.

В XI в. условие об обмене пленными дважды входило в мирные межгосударственные договоры Византии и Болгарией. В 814 г. оно стало составной частью соглашения о 30 — летнем мире, заключенного Львом V с болгарским ханом Оморгатом, а в 893 г. явилось одним из условий мира, заключенного между Львом VI и Симеоном. Первое же крупное столкновение империи с уграми в 934 г. закончилось тем, что византийское посольство обратилось к ним с просьбой приостановить военные действия и произвести обмен пленными. В X в. этот пункт включался в договоры Руси с греками.

Другим свидетельством дипломатической практики руссов является упоминание в «Житии св. Георгия Амастридского» о переговорах с греками во время нападения русской рати на главный город Пафлагонии — Амастриду. Руссы, не осмелившись напасть на Константинополь, начали разорение византийских владений от Пропонтиды, т. е. от входа в Босфор на восток и нанесли удар по Малоазиатскому побережью черного моря. Здесь лежала богатая Пафлагония с главным центром Амастридой, куда приходили купцы со всего света.

Е.Е. Голубинский полагал, что в Амастриде был заключен «союз мира и дружбы». Однако такой договор заключался не в ходе локальных военных действий или пограничных инцидентов, а в результате крупных межгосударственных столкновений. Завершая, как правило, полосу военного противоборства, он устанавливал мирные или даже союзные отношения между государствами. Мы же имеем дело с договором, в котором были следующие условия соглашения: во-первых, освобождение пленных; во-вторых, «сохранение почтения к храмам», т. е. прекращение разграбления православных церквей и монастырей; в-третьих, «вольность и свобода христианам». В итоге переговоров: русские прекращают оскорбление святынь и не трогают более «божественных сокровищ».

Следующей заметной вехой в развитии древнерусской дипломатии явилось русское посольство в 838 — 839 гг. в Константинополь к византийскому императору Феофилу (829 — 942 гг.) и в Ингельгейм — столицу Франкского государства — к Людовику Благочестивому. сведения об этом содержатся в Бертинской хронике, принадлежащей перу епископа Пруденция. общая канва событий такова. В 839 г. при дворе франкского императора появились послы византийского императора Феофила — епископ Феодосий Халкидонский и спафарий Феофан. Вместе с византийцами в Ингельгейм прибыли русские послы, возвращавшиеся на родину кружным путем из Константинополя. Византийские послы привезли Людовику подарки и личное послание императора Феофила, в котором тот предлагал подтвердить отношения «мира и любви» между двумя странами. 18 мая 839 г. византийское посольство было торжественно принято в Ингельгейме. Далее Пруденций сообщает: «Послал он (Феофил) с ними (послами) также неких людей, которые говорили, что их (народ) зовут рос (Rhos), и которых, как они говорили, царь их, по имени Хакан (Chacanus) отправил к нему (Феофилу) ради дружбы».

Каковы исторические условия появления русского посольства в Византии? Это было время, когда император Феофил вел отчаюнную борьбу с Арабским халифатом и обратился за помощью к странам Европы, впервые выдвинул идею крестового похода против мусульманского мира. В 837 — 838 гг. византийское войско потерпело ряд поражений в Малой Азии, и возникла угроза арабского удара непосредственно по Константинополю. На севере хазары обратились к Византии с просьбой построить на Дону военную крепость, чтобы воспрепятствовать продвижению новых кочевых орд — угров или оттеснивших их печенегов, а возможно, опасаясь давления со стороны Поднепровской Руси, которая своими морскими и сухопутными набегами к конце VII — первой трети IX в. беспокоила границы и Византии и Хазарии.

Таким образом, русское посольство появляется в Византии именно в тот момент, когда в Причерноморье завязывается сложный международный узел. Византия стремится в этих условиях сохранить и упрочнить своё влияние на северных берегах Черного моря и заручиться поддержкой западных соседей в борьбе с арабами. Именно к этому времени относятся ее посольства в Венецию, Испанию, к франкам. Поэтому все версии о случайном характере русского посольства представляются нам неоправданными.

Знаменательно, что русские послы появились в Ингельгейме вместе с официальным посольством императора Феофила, которое преследовало весьма ответственную цель — подтвердить с франками «мир и любовь» перед лицом растущей арабской опасности.

Посольство руссов выполняло бале ограниченную задачу — войти в дружеские отношения с Византийской империей. Такое посольство могло выполнять и наблюдательные функции. По-видимому, пребывание русского посольства в землях франков также проходило под знаком установления Русью отношений «дружбы» с франкским двором. Не исключено, что целью посольсьва являлся сбор определенной информации для правильной политической ориентации Руси, искавшей внешнеполитических контактов.

В Византии посольство встретили дружелюбно, т. к. установление дружественных отношений с Русью соответствовало целям империи.

Посылка в Византию первого русского посольства и его появление в землях франков знаменует собой новый этап в становлении древнерусской государственности.

Поход на Константинополь в 860 г. и «Дипломатическое признание» Древней Руси

В 860 г. в Восточной Европе произошло событие, взбудоражившее современников от Константинополя до Рима и оставившее заметный след в византийских хрониках, церковных источниках, правительственной переписке. Позднее оно отразилось и в «Повести временных лет».

Ранним утром 18 июня 860 г. Константинополь неожиданно подвергся яростной атаке русского войска. Руссы подошли со стороны моря, высадились у самых стен византийской столицы.

Сведения о нападении руссов на Константинополь содержатся в двух проповедях патриарха Фотия, в «Жизни святого Игнатия — патриарха», написанного Никитой Пафлагонским, в церковно — литературном памятнике «Слово на положение ризы богородицы во Влахернах»., в письме римского папы Николая I византийскому императору Михаилу III от 28 сентября 865 г.

Нападение руссов на Константинополь пришлось на время весьма трудное для Византийской империи, когда арабы теснили её с Запада и Востока.

Незадолго перед русским нашествием, весной 860 г. император Михаил II I увел из Константинополя в Малую Азию 40 — тысячное войско навстречу врагу. В то же время греческий флот ушел к Криту на борьбу с пиратами. Столица оказалась практически беззащитной.

Неспокойно было в 860 г. и внутри империи. В конце 50-х гг. вновь обострилась война с павликианами. Обосновавшись в Западной Армении, они поддержали в 860 г. наступление арабов в Малой Азии.

Таким образом, момент нападения был выбран настолько удачно, что естественно возникает мысль о сборе руссами военной и политической информации.

Но вернемся к событиям 18 июня, когда руссы обложили Константинополь. Их суда подходили со стороны бухты Золотой рог, а войска — со стороны крепости Иерон. Оставив войска на черной речке, Михаил III с большим трудом пробрался в осажденный город и возглавил его оборону вместе с Фотием, о чем сообщает группа хроник, примыкающих к сочинению Симеона Логофета, в том числе и «Повесть временных лет».

Одолеть «варваров» силой не было никакой возможности, поэтому греки молили о мире богородицу. «ясно покажи, что град укрепляется твоею силой; сколько душ и градов взято уже варварами, — воззови их и выкупи, як ее всемогущая; даруй же им и мир крепкий жителям града твоего», — взывали греки к богородице. Итак, не об отмщении и победе над врагом молили жители Константинополя свою заступницу, а о «мире крепком», который, как они думали, могла дать им только «божественная сила». И мир был получен. 25 июня руссы внезапно стали отходить.

Договор «мира и любви»

После ухода руссов из — под Константинополя внешнеполитическое положение империи отнюдь не улучшилось. Арабы продолжали теснить византийские войска. В том же 860 г. они нанесли новое поражение войскам Михаила III в Малой Азии.

Русь была замирена, но отношения двух стран оставались неустойчивыми. В аналогичных отношениях с другими «варварскими» государствами и народами Византия либо противопоставляла опасному противнику его собственных соседей, либо пыталась связать его договором «мира и любви», откупиться ежегодной данью, либо использовала христианизацию как средство нейтрализации соперника. Что касается первой тенденции, то она, по мнению как отечественных, так и зарубежных историков, применительно к Руси 60-х годов IX в. выразилась в миссии Константина-Кирилла и Мефодия в Хазарию (861 г.). Цель посольства заключалась не столько в миссионерских усилиях братьев, сколько в попытке возродить былой союз с Хазарией и направить его острие против Руси.

Практика заключения договоров «мира и любви» или «мира и дружбы», т. е. мирных договорных отношений между странами, восходит к традициям древневосточного и греко-римского международного права. Многочисленные договоры Византии с Аварским каганатом, Персией, арабами, Болгарским царством, Хазарским каганатом, венграми показывают, что эта мысль сопутствовала всем мирным договорам, которые либо восстанавливали прерванные войной отношения, либо открывали заново мирный этап в отношениях Византии с соседями. Причем во многих известных случаях факт заключения Византией таких договоров с пограничными «варварами» означал политическое признание того или иного «варварского» государства, а дальнейшие отношения империи с ним строились уже на почве этого основного соглашения, которое и нарушалось военными конфликтами, и возобновлялось, и дополнялось конкретными торговыми и союзными статьями, династическими соглашениями.

При чтении византийских авторов обращают на себя внимание два факта, которые не были в полной мере отмечены предшествующей историографией. Во всех без исключения источниках сообщается, во-первых, о заключении в то время между Византией и Русью не нескольких, а одного дипломатического соглашения и, во-вторых, о крещении как неотъемлемом условии именно этого соглашения. Так, в «Окружном послании» Фотий говорит, что руссы «теперь» (следовательно, до 867 г., к которому относится «Окружное послание») поменяли языческую веру на христианскую, «вошедши в число подданных нам и друзей, хотя незадолго перед тем грабили нас и обнаруживали необузданную дерзость… они приняли пастыря и с великим тщанием исполняют христианские обряды» Как видим, Фотий связал превращение руссов в друзей с их крещением, а сам акт превращения руссов в «подданных» и «друзей» описал лишь в нескольких словах, поскольку речь шла, очевидно, о типичном договоре о «мире» и «любви», хорошо известном современникам. В церковном документе вовсе не обязательно было употребление официальной дипломатической терминологии, да и упомянул Фотий об изменении внешнеполитических отношений Византии и Руси лишь попутно, главное для него — это идея о крещении Руси, о благотворной силе христианства.

Таким образом, уже в этом древнейшем сообщении объединяются воедино два события, последовавшие вскоре после нападения русского войска на Константинополь: договор о «мире и любви» и крещение Руси. Очевидна и хронология этих событий — они произошли до 867 г., в период патриаршества Фотия.

Условие о христианизации Руси, видимо, не было единственным конкретным условием русско-византийского договора. Одним из важнейших условий договоров «мира и любви», заключаемых Византией с «варварскими» государствами, была выплата им ежегодной дани. Такую дань греки платили гуннам, болгарам, аварам, хазарам, и всякий раз неуплата дани вызывала очередной военный конфликт между «варварами» и империей. Хотя мы не располагаем прямыми свидетельствами включения статьи о дани в русско-византийский договор 60-х годов IX в., но косвенно следы этого условия можно усмотреть в сообщении Константина Багрянородного о том, что Василий I Македонянин склонил руссов к переговорам «щедрыми подарками» — золотом, серебром и шелковыми тканями. Разумеется, речь могла идти и об обычном подкупе иностранного посольства, с тем чтобы добиться для империи наиболее выгодных условий мира, и о посольских дарах, которые в византийской да и в мировой практике было принято преподносить зарубежным посольствам дружественных государств. Но это могла быть и дань, которую греки выплатили руссам за обещание сохранять мир. Как показал в своем исследовании Д. В. Айналов, золото, серебро, шелковые ткани неизменно входили в состав дани, уплачиваемой Византией «варварам» за мир и союзную помощь.

Следы двух других условий, как верно заметили А. В. Лонгинов, А. А. Васильев, А. Боак и другие историки, прослеживаются в позднейших договорах Руси с греками. Одно из них — договоренность о союзных действиях Руси и Византии Вполне вероятно, что в договоре 60-х годов IX в. нашли отражение условия о местопребывании русских купцов у монастыря св. Маманта и некоторые другие условия, повторенные впоследствии в договоре Олега с греками в 907 г. На основании сведений Ибн-Хордадбе о взимании с русских купцов десятины и «Повести временных лет» о существовании старинной русско-византийской торговли (имеется в виду сюжет легенды об убийстве Олегом Аскольда и Дира, когда Олег и его дружинники прикинулись русскими гостями, идущими в Царьград) некоторые историки считали, что договор 60-х годов IX в. восстановил нарушенную нападением 860 г. русско-византийскую торговлю и регламентировал ее.

Итак, в результате напряженных переговоров состоялось заключение русско-византийского договора, который являлся договором «мира и любви» между двумя странами и открывал новую страницу в отношениях между ними. Локальные перемирия с византийскими властями в первой половине IX в., затем посольство рекогносцировочного характера 838−839 гг., перемирие под стенами Константинополя и, наконец, первый межгосударственный устный договор — таковы этапы развития дипломатических отношений Руси и Византии в IX в.

Однако совсем иное значение имели они для древнерусского государства. Если заключение договора «мира и любви» с империей, включавшего соглашение о крещении Руси, а точнее сказать, о готовности допустить на русскую территорию православную миссию, имело для Руси огромное политическое значение, небывало подняло престиж древнерусского государства и означало своеобразное «дипломатическое признание» древней Руси, то конкретные условия договора могли являть собой уже первые реальные плоды этого признания. Русь все более четко формулировала свои внешнеполитические и экономические интересы в отношении империи, вступала на тернистый путь тогдашней причерноморской политики. Поэтому вряд ли можно согласиться с оценкой событий Д. Оболенским, который, согласно своей концепции «византийского сообщества наций», посчитал, что в результате этого мирного договора Русь вошла в круг византийского сообщества.

Русско-византийский договор 907 г.

К началу X в. взаимоотношения Киевской Руси с Византией представляли собой урегулированное состояние «мира и любви», установившееся после нападения руссов на Константинополь в 860 г. и заключения первого межгосударственного русско-византийского договора 60-х годов IX в. Этот договор являлся общеполитическим соглашением, которое прекращало состояние войны между двумя государствами, декларировало между ними «мир и любовь», что во многих других аналогичных случаях имело в виду уплату Византией ежегодной дани недавнему противнику, регулярный допуск в империю посольств и купечества, т. е. предоставление обычных привилегий руссам.

Не отрицая торговых противоречий в качестве одной из возможных причин военного конфликта между Византией и Русью в начале X в. все же следует сказать, что, видимо, не они предопределили новое нападение Руси на Константинополь. Скорее всего, причина заключалась в отказе Византии соблюдать наиболее обременительное для нее условие договора 60-х годов IX в. — платить дань. Рухнула сама основа политического договора о «мире и дружбе», и поход Олега мог явиться санкцией в ответ на нарушение греками этого кардинального условия прежнего договора. У нас нет сведений о нарушении греками своих обязательств в отношении уплаты дани Киеву. Но если допустить, что такие обязательства существовали, то греки вполне могли их нарушить, воспользовавшись междоусобицей на Руси, падением старой княжеской династии в Киеве, появлением на киевском престоле нового правителя, затяжными войнами Олега с окрестными племенами и хазарами. И не случайно вопрос о дани как основе общеполитического договора возник с первых же шагов византино-русских переговоров под стенами Константинополя в 907 г. по образу и подобию других византино-иностранных соглашений.

Готовясь к походу против Византии, Олег не только собирал под свою руку все наличные силы восточнославянских племен, подчиненных Киеву, но и привлек тех из них, которые еще не вошли в состав Киевского государств: древляне, радимичи, северяне, варяги словене, хорваты, тиверцы Согласно «Повести временных лет», переговоры руссов с греками начались с того, что последние выслали к Олегу своих парламентеров и те заявили: «Не погубляй града, имемъ ся по дань, яко же хощеши» '. Олег остановил своих воинов.

Олег потребовал выплатить ему «дань» по 12 гривен на человека на 2 тыс. кораблей, «а в корабли по 40 мужь». Греки, как сказано в летописи, согласи лись на это и просили начать мирные переговоры: «И яшася греци по се, и почаша греци мира просити, дабы не воевал Грецкые земли».

Так закончился начальный этап переговоров между греками и руссами. Первые обещали удовлетворить требования Олега о выплате дани.

Выплата Византией ежегодной дани Руси имеет прочную и древнюю историческую аналогию. Да и сам этот факт стал традицией в византино-русских отношениях. В 944 г., во время второго похода Игоря против Византии, послы греков пытались остановить русское войско на Дунае и избавить Константинополь от новых военных испытаний. Они передали русскому князю слова императора Романа I Лакапина: «Не ходи, но возьми дань, юже ималъ Олег, придамь и еще к той дани». Святослав, по свидетельству «Повести временных лет», также получал дань до начала своего похода на Византию: «Седе княжа ту въ Переяславци, емля дань на грьцех». Во время переговоров летом 970 г. со Святославом греки заявили русскому князю: «Возми дань на насъ, и на дружину свою». И здесь мы вновь видим раздельное понимание летописцем дани и единовременной контрибуции. В этом же направлении ведет нас летописная речь Святослава к дружине, произнесенная им в трудный для русских час в осажденном Доростоле. Святослав уговаривал дружину заключить мир с Цимисхием и взять с греков дань: «Аще ли почнеть не управляти дани, да изнова из Руси, сов-купивши вой множайша, поидемъ Царюгороду». В данном случае нас интересует не столько достоверность самого факта Святославовой речи (мы вполне допускаем, что русский князь мог этого и не говорить), сколько логика умозаключений летописца, привыкшего к тому, что Византия в течение долгих лет платила дань Руси и ее неуплата могла послужить причиной новой русско-византийской войны. Пункт договора Олега об «укладах», взятых на русские города, как раз и говорит об этой регулярной дани.

Таким образом, по договору 907 г. древнерусское государство установило с Византией отношения, которые уже стали нормой для окружавших империю государств. Разрыв этих отношений приводил к межгосударственным осложнениям и к войне.

Закономерным развитием этих переговоров и положения договора 907 г. об обязательстве империи выплачивать «уклады» Руси явилось согласие Византии возобновить выплату дани, положенной Руси, при Игоре, в 944 г. Последующие переговоры о выплате греками дани Игорю, Святославу неизменно возвращают нас к переговорам, помеченным 907 г., и к самому условию договора 907 г. о дани. Вот неизбежный вывод, вытекающий из анализа источников.

Итак, в ходе переговоров 907 г. выделяются три условия договора: восстановление «мира и дружбы» между Русью и Византией, выплата Византией единовременной контрибуции в виде денег, золотых вещей, тканей и т. п., а также периодической дани Руси. Но это далеко не все. В разделе, который идет после слов: «И заповеда Олег…», говорится и об иных условиях русско-византийского договора, выраженных в требованиях русской стороны. После требования выплаты контрибуции и «укладов» следует фраза: «Да прихо-дячи Русь слюбное емлют, елико хотячи».

Следующий сюжет договора касается торговых отношений Руси и Византии, а точнее, статуса русских купцов в империи: «А иже придутъ гости да емлют месячину на 6 месяць, хлебъ, вино, мясо, и рыбы, и овощь», а далее говорится о предоставлении руссам возможности пользоваться баней, снаряжением на обратную дорогу. В этом условии отражены, несомненно, требования русского купечества о предоставлении ему в Византии определенного статуса. Месячина — это месячное содержание русских гостей, состоявшее, как указано в тексте, из хлеба, вина, мяса, рыбы, овощей При анализе условий договора 907 г., как они изложены русской и греческой сторонами, нельзя не обратить внимание на то, что «русские» пункты договора в основном содержат требования общеполитического порядка: о мире, контрибуции, дани, посольском и торговом статусе для русских в Византии. «Греческие» же условия касаются главным образом порядка пребывания русских купцов на территории империи, который ставил их под контроль императорской администрации. Оговоренными условиями греки как бы вводят русскую торговую стихию в Византии в русло строгой законности, традиционных устоев, и дело здесь не только в том, что греческие власти боялись конфликтов, которые могли вызвать руссы в империи.

Историческое значение договора 907 г.

Прежде всего несколько замечаний по поводу того, что из договора 911 г. были изъяты все те фрагменты, которые отразились в договоре 907 г. и которых нет в договоре 911 г. Этот главный аргумент некоторых историков в пользу недостоверности договора 907 г., на наш взгляд, несостоятелен.

Договор 911 г. отразил центральную идею «мира и дружбы», которая лежит в основе и договора 907 г. В 907 г. «по-чаша греци мира просити, дабы не воевал (Олег. — А.С.) Грецкые земли». «Миръ сотвориста», «утвердиша миръ», — говорится и в заключении текста о ходе переговоров в 907 г. В 911 г. эта идея была повторена: «удержание» и «извещение» бывшей «любви» декларируются в преамбуле договора 911 г. «Суть, яко понеже мы ся имали о божьи вере и о любви, главы таковыа», — читаем в тексте, идущим за преамбулой. Это означает, что весь последующий текст договора 911 г. его авторы рассматривают сквозь призму «мира и любви».

В договоре 911 г. нашла отражение и другая кардинальная идея договора 907 г. — о регламентации поведения руссов в Византии. В договоре 907 г. говорится о том, что руссы не должны творить «пакости в селех». Договор 911 г. эту идею развивает и конкретизирует в разделе «Аже ся ключит проказа, урядимъ ся сице», т. е. если случится какое-либо злодеяние, то стороны договорятся по этому поводу следующим образом, а далее идет серия конкретных статей относительно возможных «проказ». В договоре 907 г. эта идея носит общеполитический характер, а в договоре 911 г. она получает конкретное развитие, хотя исходная точка и в том и в другом случае одинакова.

Об общности двух договоров говорит и заключительная часть договора 911 г. Здесь трижды проводится узловая идея «мира и любви», лежавшая в основе договоров как 907 г., так и 911 г. Об этом свидетельствуют и слова об утверждении «бывшего мира», и клятва не преступить «устав-леных главъ мира и любви» и утвердить «бывающаго мира». Конечно, можно предположить, что во всех этих случаях договор 911 г. лишь содержал те прокламации «мира и любви», которые в дальнейшем летописец вынес «за скобки» и на основании которых создал свою версию договора 907 г. Однако версия «мира и любви» в договоре 907 г. имеет свою закономерность: она тесно связана с решением других общегосударственных вопросов — с обязанностью Византии выплачивать дань руссам, с вопросом о посольских и купеческих обменах. В договоре же 911 г. эта идея связана с конкретными статьями.

Не выдерживает критики и точка зрения, что судьбу договора 907 г. определил поход 911 г. Судьбу договора 907 г. определил в действительности поход ему предшествовавший. Договор 907 г. политически вырос из событий, разыгравшихся под стенами Константинополя. Он — детище успехов русского оружия. О походе же 911 г. в источниках вообще нет никаких сведений.

Не можем мы согласиться с теми, кто определял договор 907 г. как прелиминарный мир. Во-первых, ему самому предшествовала предварительная договоренность под стенами Константинополя о прекращении военных действий и отходе русской рати от города, что указывает на его вполне самостоятельный характер. Во-вторых, и это главное, содержание договора 907 г. говорит отнюдь не о прелиминарном соглашении, а о развернутом, самостоятельном, законченном политическом документе.

Трудно квалифицировать договор и лишь как торговое соглашение. Конечно, и договор 907 г., и последующие соглашения Руси с греками содержали статьи, регулировавшие торговые отношения двух стран. Но сами эти статьи не имели чисто торгового характера, и договор 907 г. ясно это показывает.

Очевидно, что после событий 907−911 гг. Русь вошла в союзные отношения с Византией, которые продолжались вплоть до конфликта между этими государствами где-то в середине 30-х годов X в.

Русско-византийский договор 911 г.

Впервые идея общегосударственного, общерусского представительства дипломатической миссии была сформулирована в 911 г.

Летописец отметил, что Олег послал своих послов в Константинополь «построити мира и положити ряд» между Русью и Византией. В этих словах четко определен характер соглашения 911 г.: с одной стороны, это «мир», а с другой — «ряд». Понятия эти для летописца не равнозначные. Судя по тексту договора, под «миром» подразумевается именно общеполитическая его часть. И это не просто «стилистика», «нравственная сентенция», формальный протокол, как об этом писали Д. М. Мейчик и А.В. Лонгинов', а отражение существующих исторических реалий, которые действительно отложились в стереотипные протокольные фразы, взятые уже давно на вооружение государственно-дипломатическими службами многих стран раннего средневековья.

Договор 911 г. говорит об «удержании» и «извещении» «бывшей любви» между двумя государствами. Первая статья договора, идущая после протокольной части, непосредственно посвящена этому общеполитическому сюжету: «Суть, яко понеже мы ся имали о божьи вере и о любви, главы таковыа: по первому убо слову да умиримся с вами, грекы, да любим друг друга от всеа души и изволениа…», а далее идет текст, который говорит, что обе стороны клянутся «на сохранение прочих и всегда лет», «непреложну всегда и во вся лета» соблюдать «любовь непревратну и непостыжну». Данное политическое обязательство сформулировано именно в виде отдельных глав, одна из которых говорит об обещании Руси хранить этот мир, а другая отражает то же обязательство со стороны греков: «Тако же и вы, грекы, да храните тако же любовь ко княземъ нашим светлым рускым…»

Договор 911 г. вновь возвращается к той же идее, что выражена в протоколе и первых статьях соглашения, — к идее мира между двумя государствами: «бывший миръ сотворихом…», «кля-хомся… не преступити… уставленых главъ мира и любви», «таковое написание дахом… на утвержение и на извещение межи вами бывающаго мира» 3. Здесь понятие «мира и любви», сформулированное уже в обобщенном виде, относится ко всему договору, ко всем «уставленным» в нем статьям независимо от того, являются ли они непосредственно связанными с вопросом об «удержании» мира или посвящены более частным вопросам.

Закономерно возникает вопрос: для чего и Руси, и Византии потребовалось через четыре года вновь возвращаться к этой общеполитической идее, выраженной еще в договоре 907 г.

Ответ на него содержится в самом договоре 911 г. Там нигде не говорится, что «любовь и мир» заключаются между государствами заново, — после мира 907 г. это было бы бессмысленным. В договоре лишь отмечается, что послы направлены «на удержание и на извещение» «мира и любви», т. е. на закрепление уже достигнутого. Вспомним, что после военных конфликтов 941 и 970−971 гг. «мир и любовь» заключались заново и рассматривались как возврат к «ветхому», «первому» миру, под которым мы, как отмечалось выше, понимаем договор 907 г.

Первая статья говорит о способах рассмотрения различных злодеяний и мерах наказания за них; вторая — об ответственности за убийство, и в частности об имущественной ответственности; третья — об ответственности за умышленные побои; четвертая — об ответственности за воровство и о соответствующих за это наказаниях; пятая — об ответственности за грабеж; шестая — о порядке помощи купцам обеих стран во время их плавания с товарами, помощи потерпевшим кораблекрушение; седьмая — о порядке выкупа пленных — русских и греков; восьмая — о союзной помощи грекам со стороны Руси и о порядке службы руссов в императорской армии; девятая — о практике выкупа любых других пленников; десятая — о порядке возвращения бежавшей или похищенной челяди; одиннадцатая — о практике наследования имущества умерших в Византии руссов; двенадцатая — о порядке русской торговли в Византии (статья утеряна); тринадцатая — об ответственности за взятый долг и о наказаниях за неуплату долга.

Таким образом, широкий круг проблем, регулирующих взаимоотношения между двумя государствами и их подданными в наиболее для них жизненных и ставших традиционными сферах, охвачен и регулируется этими тринадцатью конкретными статьями, которые и составляют содержание слова «ряд».

Русско-византийский договор 911 г. не являлся ни дополнением соглашения 907 г., ни формальным писаным актом по сравнению с прежним устным соглашением, ни «новым» миром по отношению к миру 907 г. Это был совершенно самостоятельный межгосударственный равноправный «мир-ряд», не только включавший основные положения «мира и любви», провозглашенные в 907 г., но и дополнивший их конкретными статьями «ряда».

Русско-византийский договор 944 г.

К началу 40-х годов X в., когда отношения между Византией и Русью резко обострились, международное положение империи значительно стабилизировалось. Болгария была истощена длительными и разорительными войнами. Новое болгарское правительство царя Петра заключило с Византией мир. Провизантийские настроения все определеннее брали верх в болгарском руководстве. Еще недавно крепкое, стиснутое властной рукой Симеона, ныне оно шло к расколу. Начавшаяся феодальная раздробленность страны вела к распадению Болгарии на ряд самостоятельно управляющихся феодальных территорий.

Появление печенегов в причерноморских степях серьезно изменило обстановку в Северном Причерноморье. Отныне и Русь, и Хазария вынуждены были считаться с печенежской угрозой.

Вместе с тем в 30-х годах X в. растут противоречия между иудаистской Хазарией и Византией, где Роман I Лакапин начал широкое преследование иудеев, что осложнило отношения империи с каганатом. И греческие источники, и русская летопись, а также текст договора 944 г. отражают очевидную борьбу в 30-х годах X в. между Русью и Византией за влияние в Крыму и Северном Причерноморье. Обычно принимается во внимание факт сообщения херсонесскго стратига о движении русской рати на Византию как в 941, так и в 944 г.

Сocредоточие всех византийских помыслов в Северном Причерноморье, согласно Константину VII Багрянородному, — это Херсонес, крымские владения Византии. Печенеги — самая надежная традиционная защита империи на севере, а аланы — в районе Северного Кавказа. Противники же Херсонеса — в первую очередь хазары; другая забота греков в данном районе — в случае необходимости столкнуть печенегов с руссами и уграми. Хотя текст прямо не отражает давления Руси на северопричерноморские владения империи, но потенциальный противник здесь угадывается, несмотря на то что Константин VII говорит о государстве, с которым Византию связывал со второй половины 40-х годов X в. договор о мире и союзе.

На фоне развивавшегося конфликта империи с Хазарским каганатом легко предположить, что подобные действия Руси в районах, близлежащих к границам каганата, уже не возбуждали у хазар столь резкой реакции, как это было, скажем, в 30−40-х годах IX в., когда давление Руси заставило их обратиться за помощью к Византии.

Последующие события 941−944 гг. еще более проясняют международную обстановку того времени. Под 944 г. «Повесть временных лет» сообщает о том, что Игорь, возвратившись на родину, тут же начал «совкупляти вое многи» и послал за варягами. В 943 г. угры ударили по Константинополю, а на следующий год коалиция славяно-русских племен (полян, словен, кривичей, тиверцев), варягов и печенегов двинулась к границам империи. Ведя переговоры с руссами на Дунае, греки одновременно направили посольство к печенегам, послав им, как сообщает русская летопись, «паволоки и злато много». Так началась борьба за печенегов, в которой греки, видимо, достигли определенных результатов, так как руссы поспешили заключить с ними мир. Решающую роль сыграло здесь, согласно летописному тексту, обязательство Романа по-прежнему выплачивать Руси ежегодную дань и предоставить руссам единовременную контрибуцию; но не следует упускать из вида и неустойчивую позицию печенегов, задаренных греческим золотом. Тем не менее греки не добились полного эффекта от своего посольства к печенегам, так как последние по наущению Игоря нанесли удар по дружественной Византии Болгарии.

Русь выступила в 941 г. против Византии, принимая во внимание благожелательный нейтралитет со стороны Хазарского каганата, имея потенциальных союзников в лице враждующих с империей угров. К 944 г. антивизантийская коалиция, которую возглавляла Русь, включала печенегов, а также испытанных и давних союзников Руси — варягов. Империя пользовалась поддержкой со стороны провизантийского правительства Болгарии. Такова была расстановка сил.

Необходимо учитывать при этом и тот факт, что Русь ударила по Византии в 941 г. в тот момент, когда империя, несмотря на общее укрепление своих позиций в Восточной Европе и на границах с Арабским халифатом, испытывала военное давление со стороны сицилийских арабов и угров.

В этих условиях и происходит разрыв мирных отношений между Русью и Византией. Как мы уже пытались показать, одной из причин этого разрыва являлось противоборство сторон в районе Северного Причерноморья и Крыма. Другим поводом, по-видимому, послужило прекращение Византией уплаты ежегодной дани Руси, на что также обращалось внимание в историографии. Ряд ученых отметили, что именно руссы нарушили мир с империей".

О масштабах и ярости нашествия говорят и огромные усилия греков по организации отпора руссам. Восточная византийская армия насчитывала, согласно «Житию Василия Нового» и «Повести временных лет», 40 тыс. человек. Кроме того, в район действия русской рати были подтянуты македонские и фракийские отряды. Лишь к сентябрю 941 г. руссы были выбиты окончательно. В ходе нашествия произошло два крупных морских сражения: в начале нападения, в июне, и на исходе нашествия. Лучшие полководцы империи — Варда Фока, Феофан и другие противоборствовали русской рати. Все это еще раз убеждает в том, что поход 941 г. явился крупным военным предприятием, буквально потрясшим империю. Поэтому, когда через два с половиной года греки узнали, что руссы поднялись в новый поход, они немедленно запросили мира. Обычный прагматизм греков, стремившихся во что бы то ни стало отвести от своих границ угрозу нашествия, видимо, восторжествовал и на этот раз.

Безусловно, и новый натиск угров, и дворцовые смуты в Константинополе не способствовали консолидации империи перед новым русским нашествием.

Русская летопись сообщает, что император Роман послал к Игорю «лучие боляре» с предложением остановить поход и по-прежнему получать дань с греков. Одновременно, по обычаю византийцев, посольство было направлено и к печенегам, с тем чтобы разъединить своих противников золотом и разными посулами, оторвать печенегов от коалиции и ослабить тем самым, русское войско, а вместе с тем и поколебать уверенность в успехе нового военного предприятия. Если опять же следовать летописи, то можно предполагать, что в эти дни между Византией и Русью развернулась дипломатическая борьба за печенегов. Согласившись на предложение греков, Игорь, вероятно, также вступил в переговоры с печенегами, результатом которых, очевидно, и явилось совместное русско-печенежское решение ударить силами печенегов по дружественной в то время грекам Болгарии. Факт направления печенегов на Болгарию указывает, что Византии не удалось на этот раз расколоть русско-печенежскую коалицию: русский козырь в дипломатической игре с печенегами оказался более крупным — набег на Болгарию стоил, видимо, большего, чем византийские подарки. И все же греки кое-чего добились: с уграми был заключен мир на пять лет, печенеги были поколеблены, Болгария осталась союзной Византии. Антивизантийская коалиция окончательно так и не сложилась, что также могло заставить Игоря пойти на мир с греками. Но, повторяем, решающее значение, как об этом недвусмысленно говорит летопись, имело возобновление Византией уплаты ежегодной дани Руси.

На Дунае был проведен первый и очень важный тур переговоров.

Трудно согласиться и с мнением А. Димитриу, будто «о каких-нибудь переговорах, клонившихся к заключению договора или напоминавших о заключенных уже договорах, — ни слова». Как раз на Дунае были проведены именно такие переговоры. Они положили конец войне 941−944 гг. В ходе этих переговоров стороны апеллировали к условиям о выплате дани, установленным договором 907 г. И не случайно через некоторое время в Киеве появилось греческое посольство. Договоренность о процедуре выработки нового русско-византийского соглашения — и это можно утверждать вполне определенно — также была достигнута во время этого первого тура мирных переговоров.

Содержание, форма и историческое значение договора 944 г.

В русско-византийских соглашениях прошлого, стоявших в ряду иных византино-иностранных мирных договоров второй половины 1-го тысячелетия, одним из основополагающих условий являлось либо восстановление, либо утверждение заново мирных отношений между двумя государствами. Идея «мира и любви» проходит красной нитью через договоры 907 и 911 гг., причем, как мы старались показать, она выглядит там не декларативно, не абстрактно, а непосредственно связана с заключением таких пунктов соглашений, которые были жизненно важны для обеих сторон и при соблюдении которых эти отношения «мира и любви» действительно должны были реализовываться.

Подобная же картина наблюдается в 944 г. Договор Игоря с греками — типичное межгосударственное соглашение «мира и любви», которое и восстанавливало прежние мирные отношения между странами, возвращало обе стороны к «ветхому миру» 907 г., и заново регламентировало эти отношения в соответствии с интересами обеих сторон, новыми историческими условиями.

Договор 944 г. объединил в себе как основные статьи «мира» 907 г., устанавливающие общие принципы политических и экономических взаимоотношений между двумя странами, так и многие конкретные статьи «мира-ряда» 911 г., регулирующие и совершенствующие детали этих отношений.

В грамоте 944 г. подтвержден порядок посольских и торговых контактов, установленный еще в договоре 907 г.: «А великий князь руский и боляре его да посылають въ Грекы къ великимъ царемъ гречьскимъ корабли, елико хотять, со слы и с гостьми, яко же имъ уставлено есть». Почти без изменений вошел в договор 944 г. текст из соглашения 907 г. о порядке прихода русских послов и купцов в Византию, получения ими слебного и месячины, размещения и появления их для торговли непосредственно в Константинополе. Здесь же говорится, что, собираясь в обратный путь, руссы имеют право на получение продовольствия и снаряжения, «яко же уставлено есть преже», т. е. в 907 г. Договор 944 г. подтвердил обязанность византийского сановника — «царева мужа», приставленного к посольству, переписывать состав посольства и в соответствии с этим списком выявлять слебное послам и месячину купцам из Киева, Чернигова и других городов; вводить руссов в город через одни ворота; охранять их; разбирать возникавшие недоразумения между руссами и греками («да аще кто от Руси или от Грекъ створить криво, да оправляеть то»); контролировать характер и масштабы торговых операций и удостоверять своей печатью на товарах законность произведенной сделки.