«Чистки», выдвиженчество и репрессии

Эффективность и преданность аппарата вождям в системе номенклатуры достигаются разными способами.

Наиболее распространенный — это " чистки" не только партийных рядов, но и госаппарата, которые периодически проводились в 1920—1930;е гг. Они являются действенным средством борьбы с инакомыслящими, универсальным механизмом расправы с потенциальной оппозицией и в партии, и в госаппарате.

" Чистки" начались в начале 1920;х гг., затем массовые кампании повторялись вплоть до проверки партийных документов в 1935 г., стоившей членства каждому десятому, и обмена партийных документов в 1936 г. Но эти чистки были делом внутрипартийным.

Что же касается госаппарата, то в первые послереволюционные годы о чистке госаппарата не могло быть и речи в силу крайней нехватки управленцев вообще во всех звеньях государственного механизма. Массовая «чистка» госаппарата началась в 1929 г. после решения о ней XVI партконференции, оформленного «в советском порядке» как постановление ЦИК и СНК СССР от 1 июня 1929 г. «О чистке аппарата государственных органов, кооперативных и общественных организаций»^[1].

Этим постановлением органам РКИ предоставлялось право выносить обязательные для всех учреждений и организаций постановления о запрещении службы во всех звеньях госаппарата, кооперативного и общественного аппарата тем лицам, при проверке которых выяснялось, что они вредят интересам рабочего класса.

Все вычищенные лица делились на три категории.

К первой относились люди, которые не могли быть использованы ни в одном государственном учреждении или по качеству их работы, либо по классовому происхождению. Они лишались права поступления на любую должность в госаппарате, на выходное пособие и пенсию. Списки уволенных по этой категории подлежали опубликованию в печати.

Ко второй категории относились лица, дальнейшее пребывание которых на ответственных должностях признавалось недопустимым, но они имели право поступления на неруководящие должности в другом регионе.

К третьей категории относились работники, дальнейшее пребывание которых на ответственной должности признавалось нецелесообразным, но они могли работать на низшей должности в этом же аппарате.

Сами «чистки» проводили комиссии из представителей партийных, профсоюзных и советских органов. «Чистки» охватили и центральный и местный аппарат, государственные, кооперативные учреждения и общественные организации.

В начале 1930 г. были проверены почти все основные наркоматы СССР и РСФСР, совнархозы, Центросоюз и к середине 1931 г. «чистка» была в основном завершена. Ее прошли почти 2 млн служащих, из них было «вычищено» до 200 тыс. человек, или 10% от общего числа проверенных.

Не следует представлять чистки как келейное решение проблемы «кадров» узкой группой должностных лиц.

На практике вся деятельность по организации «чистки» протекала при непременном и постоянно понукаемом к активности участии широких трудящихся масс. Общее число трудящихся, принявших непосредственное участи в «чистке» госаппарата, к началу 1931 г. составило по стране 367 тыс. человек, а на собраниях по «чистке» присутствовало до 9,5 млн человек.

Иначе говоря, для значительного числа населения это была своеобразная школа постижения законов существования и выживания в условиях авторитарного режима, для начальников — уроки в строгости подбора и отбора кадров, проверки их политических качеств. Система выжимала и отторгала профессионалов, специалистов и вбирала лишь тех, кто правильно понимал, с точки зрения власти, «генеральную линию» партии, был предан системе и «не водился» с чуждыми элементами.

Кроме того, «чистка» вызвала к жизни такое достаточно массовое явление, как выдвиженчество, т. е. направление на работу в госаппарат на административно-хозяйственные должности рабочих от станка и крестьян от сохи. Однако замена уволенных новыми кадрами, выросшими на фабриках, на низовой партийной и советской работе, часто была неудачной, случайной.

За 1930 г. было выдвинуто 37 790 человек. По количеству выдвиженцев на первое место претендовала Украина (8568 человек), затем Московская область (6860 человек), Ленинградская область (5616 человек). Среди выдвиженцев 66% были членами и кандидатами в члены партии, большинство их пополнило низовое и среднее звенья управленческого аппарата, однако направлялись они и в центральные органы — в наркоматы СССР и РСФСР. К середине 1930 г. число их достигло 100 тыс. человек, «управленческий персонал наш, — с гордостью говорил Г. К. Орджоникидзе, — на 76% состоит из коммунистов и на 30−40% из рабочих»^[2].

Правда, мнение самого «персонала» заметно отличалось от вождей.

Немаловажное значение имела и смена поколений, приводившая на командные управленческие должности новую генерацию руководителей.

Еще в начале нэп на ключевые посты в управлении экономикой пришли новые кадры: командиры Красной Армии, выдвиженцы из партийного актива, из рабочих. Люди энергичные, нередко талантливые организаторы, но не имеющие необходимого образования, экономической или специальной подготовки, совершенно лишенные коммерческого опыта. Большинство из них прошли школу Гражданской войны. Они принесли с собой в управление экономикой навыки военной службы и непримиримость к прошлому. Командные методы были проще, доступнее, понятнее, позволяли быстро решать все проблемы. А хозрасчет, рынок, коммерция, рентабельность — это им было трудно понять и уж очень отдавало прошлым.

Как говорил на III съезде Советов (1925 г.) М. И. Калинин, война создала громадный штат людей, для которых управлять — значит распоряжаться, а административное распоряжение основывается в значительной степени на личных качествах администратора: если он сам любит быстро ездить, он будет терпим к нарушителям правил езды.

В этой предрасположенности многих работников к командным методам руководства заключалась социальная причина вызревания командно-административной системы управления.

К началу 1930;х гг. ситуация повторилась: в состав рабочего класса влились десятки миллионов крестьян и мещан, и пролетариат растворился в этой массе. По переписи 1929 г. 20,6% рабочих еще не порвали с деревней — имели там землю и сохранили хозяйство.

Это был класс рабочих, крестьян и мещан — людей хороших, трудолюбивых, бережливых, неприхотливых, скромных, но не без обычаев и психологии собственника. Они принесли с собой навыки и предрассудки безграмотности, психологии мещанина и холопа, преклонения перед властью, начальством и уважения к собственной деспотии. На стройки и в производство приходили не только молодые крестьяне, но и их отцы, хранители старых заветов, вчерашние домохозяева с их привычкой скопидомства, небрежного (мягко говоря) отношения к государственной собственности.

Стихия мелкобуржуазной психологии распространялась незаметно и неотвратимо. «Сознательные» рабочие должны были переплавить эту массу, но и она заражала их своей идеологией.

И главным качеством стало приспособленчество. Отсутствие политической грамотности заменялось верой в непогрешимость вождей, доверием без рассуждения к тем, кто у власти.

Этот процесс отразился и на составе партии. В 1930;е гг. в партии падает процент рабочих по роду занятий (а не по происхождению) до 25,6% и растет количество «служащих и общественных работников» до 54,9% (без учета численности членов партии в армии и войсках НКВД)^[3].

В 1934 г. был принят новый устав партии: теперь рекомендацию для вступления в партию могли давать люди с пятилетним партийным стажем, т. е. те, кто сам вступил в нее до 1930 г. (в коллективизацию), иначе говоря — сам недавно был крестьянином. А для секретарей обкомов и ЦК компартий требовался стаж не менее 12 лет: это были люди, вступившие в партию в 1922—1923 гг.

До 1937 г. в партийной статистике имелась графа «Количество азбучно-неграмотных» в числе членов партии.

Таким образом, партия ориентировалась на молодых, малограмотных, политически неграмотных, но послушных исполнителей. Они шли за теми, за кем была сила, а не истина.

Чем больше укреплялась власть партийного аппарата, тем шире становились границы номенклатуры, настолько, что в 1930 г. Орграспредотдел ЦК партии пришлось снова разделить на два отдела. Один из них — оргинструкторский стал ведать исключительно партийной номенклатурой, другой — отдел назначений (с секторами по отраслям народного хозяйства) занимался формированием номенклатуры в государственных учреждениях и общественных организациях.

К началу 1930;х гг. «чистки» уже исчерпали свои возможности и на пороге стоял другой механизм обновления — массовые репрессии.

В годы массовых репрессий уже не партийные органы имели решающее слово в определении судьбы назначен цев и всей партийно-государственной номенклатуры, а карательные. Как писал Н. С. Хрущев, «…руководящие органы, которые выбирались, зависели уже не от тех, кто их выбирал, а от чекистских органов: какую оттуда дадут характеристику»^[4].

Репрессии коснулись всех слоев общества, всех государственных, кооперативных, общественных организаций, создавая катастрофическое положение с «кадрами» во всех наркоматах и ведомствах.

Одним из первых в этом смысле стал Наркомат земледелия СССР. В 1932 г. был организован судебный процесс по делу его сотрудников, которые якобы использовали свое служебное положение для организации голода в стране, как говорилось в официальной информации о нем. На какое-то время аппарат наркомата был просто парализован.

В системе Наркомата обороны СССР было репрессировано 43 тыс. человек командного и политического состава, около 3 тыс. в военных академиях, значительная часть аппарата Генштаба, стратегической разведки, все Остехбюро.

Повальным смерчем прошли репрессии по Наркомату иностранных дел СССР, он лишился многих опытных профессиональных работников.

Апогей репрессий пришелся на конец 1937 — начало 1938 г. Инерция репрессий уже действовала по своим законам: возможность выдвижения карьеристов порождала все новые и новые доносы, и порой они были продиктованы соображениями мести за аресты близких.

Номенклатурный принцип руководства обществом сложился и окончательно утвердился к концу 1930;х гг. и с тех пор до конца 1980;х гг. лишь модернизировался.

На протяжении 1930−1940;х гг. окончательно сложилась система управления государством, которую можно назвать командно-административной. В дальнейшем происходило лишь совершенствование форм ее деятельности, которые не меняли ее содержания.

• [1] СЗ СССР. 1929. № 35. Ст. 313.
• [2] Орджоникидзе Г. К. Статьи и речи. М., 1957. Т. 2. С. 222.
• [3] РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 7. Д. 208. Л. 294.
• [4] Мемуары Никиты Сергеевича Хрущева // Вопросы истории. 1990. № 4. С. 73−74.