Реалии марксистского социализма и истмат о Востоке

Маркс умер в конце XIX в. Революцию по-марксистски делали в начале XX столетия. О чем же думали те, кто ее совершал? Насколько они следовали рецептам Маркса? Необходимо сразу же отметить, что в основе большевизма лежали революционные постулаты марксизма, при всем том, что и В. И. Ленин, и его учитель и предшественник по революционной борьбе в России Г. В. Плеханов хорошо знали идею об «азиатском способе производства». Знали и даже примеривали ее к полуазиатской России. Правда, Плеханов делал из этого сравнения логичный вывод, что Россия, будучи азиатской державой, принципиально отличается от антично-капиталистического Запада и что для революции по-марксистски она еще не готова. Ленин же, как известно, считал, что эта неподготовленность не имеет значения; что отсталость России будет ликвидирована при помощи передового Запада, а потому важно начать, а там видно будет. Ленинизм победил, и последствия этого в наши дни хорошо видны всем. Однако так было не всегда.

На протяжении долгих десятилетий идеология, ревностно отстаивавшая абсолютную истинность марксизма и ленинизма, ставила своей целью убедить всех в том, что марксизм и революция большевиков на самом деле привели нашу страну к невиданному успеху. Для того чтобы люди в это верили, искажались факты и извращалась история. Злодеяния ГУЛАГа выдавались за благодеяния, неудачи рисовались как невиданные достижения, а внутренние структурные пороки нового строя не только всерьез не анализировались, но, напротив, всячески скрывались от глаз. Даже заговорить на эту тему считалось делом антинародным и подсудным, а уж исследовать и тем более пытаться опубликовать такого рода исследование означало злостно оклеветать строи и сулило автору долгие годы заключения, если даже не физическое уничтожение. Неудивительно поэтому, что на смену объективному анализу в сфере общественных наук пришли сознательное искажение, иллюзорные построения, утопические идеи. Выдавать желаемое за действительное, иллюзии за реальность стало в нашей стране в некотором смысле профессией, особенно выгодной для тех, кто этой профессии не стыдился, а, напротив, активно и умело в ней преуспевал.

Историческая схема истмата примитивна. Опираясь на Маркса, эта схема сформулировала пятичленную лестницу формаций (первобытность — рабовладение — феодализм — капитализм — социализм), которая была провозглашена обязательной для всех стран мира, если только эти страны просуществовали достаточно долго. В указанной схеме, как легко заметить, не было места Востоку. Более того, она сознательно и принципиально отвергала идею об «азиатском способе производства» — факт исключительный, если иметь в виду, что каждое слово «великого основателя» ценилось на вес золота и цитировалось при всяком удобном случае. Те же, кто, например, в 1930;е гг. пытался упоминать об этом способе производства и применять соответствующие идеи для характеристики того, что происходило в XX столетии в странах Востока, плохо кончали. Их попросту репрессировали. Сталин подобных поисков не одобрял, ибо то, что описывал Маркс, было слишком похоже на то, что происходило в стране победившего социализма. В обществе сталинского социализма не было частной собственности и рынка, как не было их на традиционном Востоке, во всяком случае в марксистской схеме (на деле, как уже упоминалось и еще будет идти речь далее, и частная собственность, и рынок на Востоке были, но они отличались и от буржуазной частной собственности, и от европейского рынка). В советском обществе не было антагонистических классов, как не было их в азиатских обществах. Место частного собственника и господствующего класса в обществе победившего марксистско-сталинского социализма заняло всесильное государство с невиданным аппаратом насилия, что было характерно как раз для восточных деспотий.

Словом, бросающихся в глаза аналогий было вполне достаточно, чтобы идеи об «азиатском способе производства» были как бы вычеркнуты из идеологических норм марксизма. Естественно, что перед истматом встала задача компенсировать эту ликвидацию и объяснить феномен Востока иначе, не по Марксу. С этой задачей он справился с завидной легкостью. Восток в его схеме — это интегральная часть мира. Конечно, Востоку свойственна специфика, но у кого ее нет?! И разве специфика мешает тому, что вся история человечества развивается согласно неким генеральным закономерностям, открытым именно марксизмом? Если весь мир долгие тысячелетия шел от первобытности к рабовладению, потом — к феодализму, затем — к капитализму и теперь — к социализму, то как же можно оставить Восток в стороне? Правда, кое-какие из стран Востока подчас отставали в своем развитии, но это не беда. Опыт России показал, что через пропущенные этапы в развитии можно перескочить. А раз так, то и современные отсталые государства могут это проделать, было бы желание.

И действительно, практика исторического процесса XX столетия свидетельствует о том, что некоторые из стран Востока, преимущественно наиболее отсталые и бедные, пытались было с помощью СССР преодолеть отставание и выйти на современные рубежи, опираясь на рецепты марксистского социализма. К чему это вело, сегодня хорошо известно. Но сам факт интересен: страны развитые, ради которых, собственно, и создавалась теория марксистского социализма, не принимали этой теории, зато слаборазвитые были готовы на то, чтобы использовать марксистские рецепты, причем тем охотнее, чем более отсталой была их внутренняя структура и чем меньше преуспел западный капитализм в ее трансформации в XIX—XX вв. Почему же?

Здесь мы снова возвращаемся к тому, почему истмат столь энергично отторгал идеи Маркса об «азиатском способе производства». Ведь структурно страны Востока, о которых идет речь, наиболее близки к воспетому теоретиком светлому социалистическому будущему. В них почти нет места частной собственности и свободному рынку, нет антагонистических классов, зато есть всесильное государство (эквивалент диктатуры пролетариата), готовое методами бесцеремонного насилия направить развитие страны по пути, который сочтут за благо для нее власть имущие. Иными словами, на первом плане — власть и рождаемое ею насилие, вполне родственные и структурно близкие власти и насилию в стране победившего социализма. В этом смысле страны победившего социализма — лишь модификация традиционно-восточной структуры. Конечно, технический прогресс, индустриализация и урбанизация сильно изменили облик этих стран, в первую очередь России. Возникла иллюзия, что, сохранив свою внутреннюю структуру, основанную на насилии и всесилии государства, можно чуть ли не опередить капитализм. Но иллюзия эта рухнула под ударами жестокого кризиса, обнажившего все пороки бесчеловечной системы. И снова встал вопрос о классической дихотомии Востока и Запада. Оказалось, что марксистский социализм по советской модели — это именно модификация Востока, а не преодоленный пролетариатом буржуазный Запад.

Сегодня этот факт до предела обнажил пустоту истмата, лживость его псевдонаучных схем. Однако то, что в наши дни видно всем, давно уже было достаточно хорошо знакомо многим в нашей стране, которую это касалось едва ли не более, чем всех других. Неудивительно, что после смерти Сталина все чаще стали появляться вначале робкие, но со временем все более настойчивые поиски альтернатив истматовской схеме. И многие из них вначале отталкивались от идей об «азиатском способе производства» .