Организация империи. 
История Востока

Успехи турок в войнах, обеспечивших рост их политического могущества, во многом были обусловлены динамичной системой социальной организации, восходившей к привычным родоплеменным связям кочевников. Так, первоначальной единицей административно-территориального членения эмирата, а затем и султаната, был санджак (букв, «знамя») во главе с санджак-беем — главой воинов знамени, т. е. родоплеменного подразделения. Впоследствии родовые связи постепенно ослабевали и отходили на задний план, а воинские и военноадминистративные, военно-территориальные связи выходили на авансцену.

Оседая, вчерашние воины-кочевники превращались в несущих регулярную воинскую службу кавалеристов-сипахи, каждый из которых получал за свою службу тимар, условное наследственное владение с правом взимания с земледельческого населения тимара строго определенной суммы, являвшейся частью выплачиваемого этим населением в казну ренты-налога. Тимар обычно измерялся не количеством земли и не численностью обрабатывавших ее земледельцев, но именно суммой взимавшегося тимариотом годового дохода, за счет которого он должен был кормиться и экипироваться. Право наследования было связано с обязательством наследника служить в армии. Передавать тимар в чужие руки на других условиях воспрещалось.

Тимар, как легко заметить, был похож на икта. Но если икта формально не передавался по наследству, хотя фактически легко переходил из рук в руки при условии замещения отцовской должности сыном или зятем, то тимар был наследственным владением при соблюдении того же обязательного условия. Если учесть, что тимар не был ни поместьем, ни даже фактическим землевладением, но только правом на определенную сумму налога, то легко прийти к выводу, что такая форма централизованной редистрибуции избыточного продукта производителей не ущемляла интересов государства, тем более что казна и вся система административно-законодательных регламентов бдительно следили за соблюдением установленной нормы. Тимариоты не должны были превышать своих прав и полномочий.

Со временем, по мере расширения количества захваченных османами земель и увеличения числа обрабатывавших эти земли крестьян, как правило, не турок, чаще всего немусульман-райя, стали появляться тимары более крупных размеров, с дохода от которых их владелец был обязан выставлять несколько ведомых им и экипированных за его счет воинов-сипахи. Появились и еще более крупные пожалования того же типа, зеаметы. Их владельцами-заимами были командиры отрядов воинов-сипахи. Ни заимы, ни тимариоты сами хозяйства обычно не вели, это делали крестьяне-райя. Если же воин, вчерашний кочевник, все-таки хотел завести земледельческое хозяйство, он имел право получить в рамках своего тимара или зеамета надел-чифтлик, равный обычному райятскому чифтлику, не более того.

Тимариоты и заимы составляли основу военной силы Турции. Но были и другие ее части:

• • воинские ополчения особой категории. Командиры здесь были из тимариотов, а рядовые — воины-аскери, освобожденные от налогов и, наподобие катиа времен арабских халифатов, несшие за это военную службу;
• • янычары, воины-гвардейцы, которые стали немаловажной и со временем все возраставшей по значению частью военной силы страны. Они рекрутировались из райятов или, наподобие арабских гулямов-мамлюков, из числа иноплеменных мальчиков-рабов, воспитывавшихся при султанском дворе в специальных школахказармах, которые находились под опекой дервишей из влиятельного суфийского ордена Бекташи.

Система условно-наследственного землевладения оказалась весьма удачной основой для Османской империи. Земель и обрабатывавших ее крестьян было достаточно, доходы казны все время возрастали за счет завоеваний и присоединения новых земель, не говоря уже о военной добыче, развивавшейся торговле и процветавших городах. За счет только что описанной и в целом неплохо продуманной системы централизованной редистрибуции всех доходов существовал эффективный военный аппарат, обеспечивавший могущество империи. Легитимизация власти султана в начале XVI в. в связи с ликвидацией халифата как института тоже сделала свое дело. Турецкий султан для правоверных оказался практически высшим духовным авторитетом, наместником Аллаха на земле.

По мере роста империи ее внутренняя структура усложнялась, особенно вследствие присоединения к Турции областей с иными структурными основами (Балканы). Менялась и внутренняя система управления. Так, по мере усложнения администрации в империи появилась немалая прослойка гражданских чиновников, которые были приравнены к воинам-аскери (люди меча и люди пера — два разряда аскери) и получили право на служебные наделы типа все тех же тимаров. Кроме того, в стране появился влиятельный слой высших должностных лиц из числа сановников и султанской родни. Эти люди наделялись крупными земельными владениями — хассами и арпалыками, которые представляли собой территории, обладавшие налоговым иммунитетом. Вся сумма налогов, взимавшихся с земледельцев указанных районов, целиком шла их владельцам. Это давало возможность получать большую, чем в тимарах со строго фиксированной суммой дохода, долю продукта производителя, тем более что сами владельцы обычно взиманием налогов не занимались, доверяя это хлопотное дело мулътазимам, посредникам-откупщикам. Мультазимы же выжимали из крестьян-райя все, что было можно. Но зато владения типа хассов и арпалыков не были наследственными.

Таким образом, государство как институт сохраняло за собой повседневный строгий контроль за положением дел в тимарах и не упускало из сферы своего внимания ситуацию в хассах и арпалыках. Естественно, что для столь строгого централизованного контроля нужен был эффективный государственный аппарат. В Османской империи этот аппарат, как и вся система администрации, вся внутренняя структура страны, был очень близок к тому классическому эталону, который соответствует генеральной структуре власти-собственности на традиционном Востоке, включая централизованную редистрибуцию. Все земли империи считались государственными, а распоряжался ими от имени султана аппарат власти. На завоеванных территориях формы землевладения частично изменялись в соответствии с османскими стандартами, частично оставались прежними, но при этом все же приводились в соответствие с принятыми в империи порядками.

Как уже упоминалось, формы землевладения в империи сводились примерно к следующему. Существовало условное земельное владение наследственного (тимары, зеаметы) и ненаследственного (хассы и арпалыки) типа. Определенное количество земель находилось в частном владении: это были мелкие в основном мульки, собственники которых платили налог в казну. Существовали и навечно прикрепленные к религиозным учреждениям освобожденные от налогов вакуфные земли. Нередко для освобождения от налогов владельцы мульков переводили свои земли в разряд вакуфов, оговаривая для себя небольшой доход. Когда этот процесс принимал угрожающие размеры, государство обычно вмешивалось и восстанавливало статус-кво. Если учесть многообразие местных форм землевладения в отдаленных землях, будь то балканские или, позже, арабские, то перечень деталей можно было бы и продолжить, однако это не изменило бы сути дела.

Суть же всего описанного состояла в том, что ни одна из многочисленных форм земельных взаимоотношений не предоставляла условий для роста и тем более укрепления чеголибо похожего на феодализм и тем более на феодальный сепаратизм. Наследственное владение мелкими пожалованиями и ненаследственное владение крупными пожалованиями никоим образом не способствовало возникновению влиятельной прослойки владетельной наследственной аристократии, альтернативой которой в османском обществе были сильная центральная власть и мощный государственный аппарат, ключевые должности в котором замещались на основе не сословных, но личностных связей (меритократия, протекционизм, активная социальная мобильность). Слабостью структуры было то, что в ней преобладали не институциональные, объективно фиксируемые (как, например, в императорском Китае), но именно личностные связи. До поры до времени эта слабость не была заметной, однако после XVI в. она стала проявлять себя все сильнее.

Так как же все-таки выглядела система власти, основанная преимущественно на личностных связях? Едва ли не самым слабым звеном этой системы была ее вершина, власть самого султана. Восходившая к недавнему прошлому, родоплеменным традициям кочевников, система наследования еще не сумела выработать стройные принципы конического клана, майората и примогенитуры (первородства), хотя в эпоху халифата указанные принципы уже длительное время отрабатывались, особенно в различных эмиратах и султанатах распавшегося халифата. Отсутствие неоспоримого права старшего сына на трон вело к спорадическим династийным конфликтам, подчас выливавшимся в ожесточенную борьбу за власть. В условиях, когда практически каждый представитель данного поколения в численно большом семейно-клановом коллективе (гаремы турецких султанов всегда отличались своими размерами, что естественно вело к обилию наследников у каждого из них) потенциально имел право на власть, такого рода борьба была по сути неизбежной с каждым новым случаем передачи власти от одного правителя к другому. Неудивительно, что для противодействия этой столь ослаблявшей структуру междоусобной борьбе были выработаны противоядия, причем весьма радикальные. При дворе чуть ли не официально закрепилась жестокая практика убийства всех своих братьев и ближайшей родни воцарившимся султаном.

Вообще турецкий султан был наиболее ярким олицетворением всесильной власти над подданными восточной деспотии, олицетворением той самой системы поголовного рабства, о которой писали Гегель и Маркс и парадигма которой была создана скорее всего именно с учетом европейских знаний и представлений о структуре власти в Османской империи. Перед султаном, падишахом все остальные, включая его близких помощников и приближенных, действительно были не более как покорными рабами, чья жизнь всецело зависела от отношения к ним, а то и просто от случайной прихоти властелина. Сесть на кол в любой момент мог каждый, и многие кончали свою жизнь именно таким образом.

Правительство страны, Высочайший совет (диван-и— хумайюн), назначалось султаном и было ответственно перед ним. Оно состояло из нескольких министров-везиров и возглавлялось великим везиром. Деятельность правительства регламентировалась принятым при Мехмеде II (1444−1481) сводом законов " Канун-наме" , а также исламским правом, шариатом. Организационно центральный аппарат власти состоял из трех основных систем — военно-административной, финансовой и судебно-религиозной, каждая из которых была представлена как в центре, так и на местах.

• • Военно-административная система, возглавлявшаяся самим великим везиром, являла собой костяк всей структуры империи. Страна к XVI в. была разделена на 16 крупных областей-эялетов, возглавлявшихся губернаторами- бейлербеями, подчиненными великому везиру и отвечавшими за положение дел в своих областях, прежде всего за боеспособность тех частей, которые всегда должна была быть готовой выставить та или иная область. Бейлербеям, в свою очередь, подчинялись уездные военачальники-управители санджакбеи, административно ответственные за свои уездысанджаки, которых в стране было около 250. Власть санджакбея в уездах была очень сильна, хотя формально она регулировалась уездными «канун-наме», которые со временем были созданы для каждого санджака. Наконец, на низшем уровне власти вся военно-административная система опиралась на заимов и тимариотов, подчиненных санджакбеям и отвечавших перед ними как за боеспособность и экипировку выставляемых от своего зеамета или тимара воиновсипахи, так и за сохранение административного порядка среди местного населения.
• • В функции финансового ведомства, возглавлявшегося везиром-дефтердаром и представленного на областном и уездном уровнях специальными чиновниками с подчиненными им писцами, входило вести строгий учет ресурсов и доходов казны, определять размеры налогов и податей, различного рода повинностей. Видимо, именно чиновники этого ведомства должны были строго контролировать сумму налогов с каждого зеамета и тимара, включая ту ее долю, которая доставалась самим воинам и превышать которую они не имели права.

Система налогов в империи была достаточно сложной, особенно если учесть, что находившиеся на полуавтономном положении некоторые отдаленные провинции имели свои традиционные типы налогов. Однако в целом она была стройной и жестко обязательной. Система подразделялась на две основные части:

• • законные налоги, т. е. соответствовавшие шариату. Это десятина-ушр с мусульман, харадж и подушная подать джизия с немусульман, закят с имущих и соответствующие более тяжелые пошлины с немусульман, особенно с богатых горожан, и т. п.;
• • разные дополнительные поборы, к числу которых относились местные и чрезвычайные налоги, пошлины, подати.

От налогов кроме служивых было освобождено мусульманское духовенство, как служилое (судьи-кади и др.), так и неслужилое (улемы).

• На долю судебно-религиозной системы в рамках общей администрации империи приходилась функция контроля за образом жизни и поведением населения. Возглавляемая на уровне центрального правительства шейхуль-исламом и представленная на уровне губернаторств несколькими (вначале лишь двумя) кади-аскерами, эта система на уездном уровне замыкалась судьями-кади и их помощниками.

Пример

Судьи-кади были прежде всего судьями, решавшими от имени ислама и по поручению властей все судебные дела, касавшиеся мусульман. Но это была только часть их функций, хотя и основная, важнейшая. Кроме того, кади выступали в функции нотариусов, фиксировавших документы и сделки, а также посредников, разрешавших торговые, финансовые и прочие споры; контролеров, следивших за регламентацией доходов и порядком сбора налогов, установлением цен, порядком и характером общественных работ и т. п.

Таким образом, в типичных для исламских структур условиях слитности политики и религии состоявшие на административной службе кади были и духовниками, и чиновниками. В том, что касалось остальных, немусульманских слоев населения, аналогичные функции были возложены на руководителей соответствующих религиозных общин-миллети — греческоправославной, армяно-григорианской, иудейской, получивших для этого широкие полномочия. В тех случаях, когда в споры были замешаны представители различных религий, включая мусульман, дело подлежало суду кади, которые были, как правило, весьма пристрастными судьями, т. е. защищали прежде всего интересы правоверных.

Жесткий и мелочный регламент, о котором только что шла речь, касался прежде всего городской жизни, ремесла и торговли, где условия для нарушения привычных норм бытия были более благоприятными, чем в деревне. Города Турции были в значительной степени населены иноверцами нетурецкого происхождения, и все они, равно как и мусульманские торговцы и ремесленники, всегда были четко ограничены в своих возможностях многочисленными мелочными придирками и господствующими нормами публично-правового характера при почти полном отсутствии тех прав и гарантий, которые могли бы дать им отсутствовавшие либо очень слабо разработанные частноправовые регламенты. В городах господствовала система цехов, которые монополизировали производство отдельных видов товаров, что было практически общим для традиционного восточного общества.

Стоит оговориться, что примерно таким же образом была организована система цехов и в городах средневековой Европы. Но имелась и существенная разница, коренным образом менявшая дело. Европейские города были свободны от мелочной опеки со стороны властей и имели немалое самоуправление, что способствовало постепенному формированию самовоспроизводящейся структуры с господством частнособственнических отношений. Вне Европы тоже, конечно, было немало собственников среди городских жителей, ремесленников и богатых торговцев, ростовщиков-откупщиков типа мультазимов и т. п. Но структура там была другой, почему и не возникало ни самоуправления, ни гражданского городского общества, ни собственной буржуазии, о чем и идет речь.

Надо сказать, что централизованный контроль над городами проявлялся не только в мелочной опеке и отсутствии прав и гарантий. Он находил выражение также в том, что существовали государственные монополии на производство и продажу некоторых видов товаров, таких как соль, мыло, воск. Главное же было в неполноправии большинства городского населения, особенно иноверцев — греков, армян, иудеев, славян, кавказцев, в чьих руках долгое время была сосредоточена едва ли не вся турецкая торговля и значительная часть ремесла. Определенную роль в городской жизни играли и арабы-мусульмане, но сами турки были при этом в явном меньшинстве, что и неудивительно, так как турок был прежде всего воином, частично земледельцем и менее всего городским жителем-ремесленником, а тем более торговцем. В целом, однако, турецкий город не был какой-то принципиально иной, особой частью структуры империи. Как раз напротив, при всей своей специфике многие города структурно были на тех же правах, что и сельские районы. Более крупные из них могли стать и становились время от времени хассами султана либо его приближенных, мелкие — тимарами, зеаметами или вакуфами.