Увлечения и ограничения

В начале развития любой области знания ее апологеты представляют ожидаемые результаты в преувеличенном виде. Это неудивительно. Ведь здесь до начала исследований они имеют дело с непрофессионалами, которые обычно не представляют себе, как тернист путь науки, которые не знают, что лишь одна десятая часть реализованных исследований дает действительно важные результаты. Правда, настолько важные, что они с лихвой перекрывают все затраты. Если человек сам не попробовал этой езды в незнакомое, не ощутил на собственной шкуре трудностей поиска, вряд ли он действительно поймет других. Неудивительно, что поначалу ученым приходится, говоря о своей области знания, несколько завышено представлять ее возможности. Без этого не построишь синхрофазоциклотрон стоимостью в сотни миллионов рублей, не создашь современный вычислительный центр, не организуешь новый, современный биологический институт. Без этого нельзя провести и серьезных социологических исследований.

Впрочем, дело не только в этом. Люди сплошь и рядом становятся жертвами собственной пропаганды. И ученым, работающим в социологии, которые столько сил потратили на то, чтобы пробить эту новую область знания, начинает казаться, что они всемогущи, что они методами своей науки способны изучить человека и общество вдоль и поперек. Увлекаясь, они вторгаются в соседние области знания, в искусство, в литературу, полагая, что все им ведомо и доступно. Здесь, на этих рубежах, сплошь и рядом происходит превращение науки в «светские формы религиозного сознания». Вот почему поистине актуально и сейчас, прежде чем объединяться — размежеваться, критически оценить используемые методы, уяснить себе, кто есть кто, где твои сферы влияния. Социология, как мы уже говорили выше, возрождалась у нас в стране как наука дискурсивная, широко использующая статистические и математические методы. С тех пор, как в 1964 году в Новосибирске в Академгородке была издана книга «Количественные методы в социологических исследованиях», интерес к ним не затухал. Именно это отмечали после VI Всемирного социологического конгресса западные обозреватели, пытаясь понять причину, специфику и направления «социологического бума» в СССР. Этот интерес к количественным методам был вызван не столько стремлением приподнять социологию, сколько практической направленностью, стремлением дать свои разработки в форме, которая позволяла бы их непосредственно учесть при подготовке и принятии соответствующих решений. И такой перекос в сторону логических, математических методов был бы естественным и плодотворным, если бы сохранялось чувство меры, если бы он не был связан с недооценкой литературы и искусства, как исключительно важных форм познания социальных явлений и процессов.

Перелом наметился лишь за последние годы, когда социологи стали более явственно ощущать пределы своей области знания. Этому способствовало и то, что сам взгляд на искусство и науку стал за последнее десятилетие более обогащенным.

Если прежде наука с ее специфическими методами рассматривалась часто как единственная форма познания окружающего нас мира, то теперь даже для представителей самых точных областей знания становится все более очевидным, что в познании социального без литературы, искусства не обойтись.

Член-корреспондент АН СССР, физик Е. Л. Фейнберг в своей статье в журнале «Вопросы философии» справедливо выступил против фетишизации логическо го мышления, против недооценки синтетических, интуитивных форм познания, характерных для искусства.

«…Ив эпоху научного знания, — пишет он, — интуитивное постижение нисколько не утратило своего важнейшего значения (хотя некоторые объекты суждений, опосредованные дискурсивно и опытно, перешли в сферу науки). Более того, рост авторитета дискурсивного знания, доходящий до попыток фетишизации дискурсии, с одной стороны, ослабление таких источников авторитета интуиции, как религиозная мистика, обрядовость и опора на божественный авторитет — с другой, предъявляют повышенные требования к искусству в целом и к ассоциативной, эмоциональной и интеллектуальной восприимчивости тех, кому искусство адресовано. Возможно, в этом кроются и причины усложнения, обострение форм, средств, используемых искусством.

Поэтому, можно полагать, искусство как метод, помогающий удержать познание от монополии дискурсии (функции которой во все возрастающей степени передаются машине) и тем обеспечить полноту познания, будет необходимо и в будущем, поскольку адекватное и полное познание в целом есть необходимое условие существования человечества".

Хотя здесь автор и рассматривает искусство в основном с точки зрения познания, с его суждениями трудно не согласиться. Более того, этот подход дает возможность дифференцированно посмотреть на соотношение дискурсии и интуиции в различных областях знания. Математика, физика, техника, химия, биология, гуманитарные науки — наверное, я не очень ошибусь, если буду утверждать, что соотношение дискурсии и интуиции в них различно, хотя, может быть, я и не вполне строго ранжировал их по этому признаку. Если в математике почти безраздельно господствует дискурсия, если она, особенно в XX веке, захватила командные высоты в физике, технике, то вряд ли это можно утверждать о гуманитарных науках, в частности о социологии, где роль интуиции в действительно содержательных открытиях чрезвычайно велика, хотя, конечно, социология, как, впрочем, и биология и история, стремясь выглядеть прилично и современно, при каждом удобном и неудобном случае стремится облечь свои интуитивно полученные выводы в дискурсивные наряды.

Важная роль чисто интуитивного познания в науках об обществе обусловливает противоречивые послед ствия. Во-первых, это требует иных нелогических форм доказательности истины. Сплошь и рядом критериями истины здесь являются суждения, которые разделяются другими специалистами. Вот почему отбор специалистов, способных отличать сверкающие крупицы нового знания от серого песка эпигонства и невежества, имеет первостепенное значение для существования социологии.

Во-вторых, нельзя не видеть, что возрастание роли интуиции расширяет возможности спекуляции. Фетиши авторитета, должности, звания, кресла — все это может быть использовано и нередко используется вместо дискурсивных критериев истины и существенно ослабляет чисто научные позиции гуманитариев.

Нередко самообман ученого-социолога питается ограниченностью информации. Ну, скажем, имеющаяся статистика позволяет ему учесть влияние пяти факторов, влияющих на данный процесс. На них он может построить удивительные дискурсивные замки, использовать теорию графов, теорию вероятностей, математическую статистику, мощные компьютеры и пр. Беда лишь в одном: он ищет потерянный ключ под фонарем. А на самом деле данный социальный процесс обусловлен не пятью, а ста факторами. Да к тому же вовлеченные в исследования пять факторов не являются главными, определяющими. В итоге все эти упражнения не дают адекватного представления о данном процессе.

«Порок таких работ, — говорит И. Грекова, человек весьма искушенный и в математике, и в литературе, — отсутствие доматематического, качественного анализа явления, подлинной постановки задачи. Умение ставить задачи, безусловно, должно быть отнесено к области искусства, и в этой зоне наука теснейшим образом смыкается с искусством, включая в себя элементы искусства как неотъемлемую часть.

К сожалению, многие авторы пренебрегают этой важнейшей стороной научных исследований и заполняют свои страницы пустыми формальными выкладками. Через этот барьер формул и мутных мыслей (зачастую неясных даже автору) трудно бывает продраться, чтобы с уверенностью квалифицировать работу как образец псевдонауки"^[1].

• [1] Журнал «Вопросы философии», 1976, № 10, стр. 105.