Становление нацистской внешнеэкономической концепции

Внешнеэкономическая концепция, как и все экономическое учение национал-социализма, зиждилась на примате идеологии. Это объявлялось совершенно открыто. Например, в январе 1936 г. один из руководителей пропагандистской службы О. Дитрих заявил: «Все экономические идеи имеют мировоззренческий корень. Поэтому надо начинать с мировоззрения»⁸⁶. О том же неоднократно говорил и Розенберг, который подчеркивал, что «немецкая экономика более немыслима без мировоззренческой основы»⁸⁷. Но, пожалуй, всех превзошел консультант по экономическим вопросам берлинской организации НСДАП профессор Г. Хунке. «Национал-социалистская экономическая программа, — во всеуслышание заявлял он, — может быть понята только с позиций национал-социализма»⁸⁸. Эти слова относились и к нацистской внешнеэкономической концепции.

Утверждая примат натуралистически-биополитического мировоззрения над экономикой, теоретики германского фашизма распространяли действие интуитивно осознанных ими «законов» природы на экономическую сферу, широко используя в своем экономическом учении термины «раса», «народная общность», «органическая свобода», «автаркия» и т. д. Политика, культура, социальные отношения, экономика — это, как они считали, различные формы проявления жизни расовой народной общности. Вновь вернемся к «авторитету» в данном вопросе — профессору Хунке. «Народ и пространство — решающие факторы в экономической жизни, — читаем в его книге. — …Исходным пунктом является народ. Народ… не объект, а субъект экономики. Экономика в конечном итоге есть не что иное, как проявление жизни народного организма. Поэтому законы жизни… нашего народа обязательны для немецкой экономики… Экономика есть функция народа»⁸⁹. Не забывает Хунке и «органическую свободу»: «Каждый шаг к автаркии расширяет национальную свободу»⁹⁰.

Понятно поэтому, что общеупотребительным в лексиконе нацистов стал термин «народное хозяйство»⁹¹, олицетворявший собой основную идею экономического учения германского фашизма. Не национальная, социальная или органическая экономика и не экономика вообще, а народное хозяйство — хозяйство народа, понимаемого в качестве расовой биополитической общности. Народное хозяйство, согласно многочисленным высказываниям В. Дайца, являет собой «организм, живое единство, в котором царит органическая закономерность»⁹², оно есть «органическое существование, единство с одной душой», покоящееся на законе «органической свободы»⁹³ с его требованием безусловного соблюдения «внутренней свободы и внешних пределов». Такое «народное хозяйство», понимаемое как «пространственная», или, точнее, «пространственно ограниченная экономика», удивительным образом совпадало с розенберговской «пространственной» внешней политикой.

Нацистское «народное хозяйство», свободное от «внутренних кризисов и внешних катастроф», целиком и полностью отвечало также интересам германской финансовой олигархии. В годы мирового экономического кризиса 1929;1933 гг. в Германии произошло (отнюдь не безболезненно, путем взаимных уступок⁹⁴) далеко идущее сближение национал-социалистской идеологии со взглядами наиболее реакционных кругов монополистического капитала. На этой почве формировалась общая программа переустройства политических и экономических отношений внутри и вне страны, экономический аспект которой зиждился на принципах государственного монополистического регулирования в его крайнем нацистском варианте. В теоретическом плане ее структура и основные компоненты только намечались, основательная проработка, а тем более апробация, отодвигались на последующие годы. Но и этого для немецкой финансово-промышленной элиты было вполне достаточно, чтобы в январе 1933 г. способствовать приходу Гитлера к власти, ведь впереди мерещился призрак мирового господства.

Неразрывная связь между внутренним экономическим развитием страны и ее внешнеэкономической деятельностью с самого начала отчетливо сознавалась теоретиками НС ДЛИ. Они говорили о «единстве методов» при разработке внутрихозяйственных и внешнеэкономических проблем⁹⁵. Уже знакомые нам термины «автаркия», «пространственно ограниченная экономика», «органическая свобода» умело использовались для доказательства положения о том, что германская экономическая экспансия движима «законами» и «желаниями» природы.

Национал-социалистское экономическое учение категорически отвергало само понятие мирового хозяйства. Мирового хозяйства, утверждал В. Дайц, не существует, оно еще никогда ничего не производило, в нем нет и намека на собственное производство. То, что называют мировым хозяйством, на самом деле является межгосударственной торговлей, системой распределения, целиком зависимой от состояния национальных народных хозяйств. Только народное хозяйство имеет веские основания называться хозяйством, то есть органически члененной созидательной сущностью. Только хозяйство народа представляет собой организм, функционирующий по закону «органической свободы» и в соответствии с его основным требованием не переступать внешние пределы и соблюдать внутреннюю свободу⁹⁶. Напротив, мировое хозяйство — это «нежизнеспособный мертвый утрированный механизм», «фальшивое образование», «нелепость», «иллюзорный организм» именно потому, что оно строится на противоположных народному хозяйству организационных и нравственных принципах. В отличие от последнего, мировое хозяйство не представляет интересы расовой народной общности и не обладает авторитетом государственной власти. Для него характерны абсолютизация корыстолюбия и безграничной внешней свободы и, наоборот, пренебрежение общим благом и свободой внутренней. Как полагали нацистские теоретики, примат мирового хозяйства неизбежно приводит к всеобщему краху и развалу народных хозяйств⁹⁷.

Анализируя процессы, происходившие в недрах «нежизнеспособного механизма» мирового хозяйства с начала XX в. — экономические кризисы, возникновение Оттавской системы и др., эксперты НСДАП пришли к выводу, что «так называемое мировое хозяйство» распадается па «самостоятельные, то есть сами себя определяющие экономические пространства», и это есть не что иное, как «развивающийся по своим собственным законам процесс природы»⁹⁸. Проявление этого процесса они усматривали в создании великих экономических пространств в Америке и на Дальнем Востоке и, как следствие, в изоляции Европы от системы международных экономических отношений. Но что означает экономика великого пространства, как не постулируемую нацистами «пространственно ограниченную экономику»!

В условиях интенсивного распада мирохозяйственной структуры, формирования великих пространств теоретики национал-социализма ратовали за организацию европейского «великого экономического пространства» во главе с Германией, иначе Европа обречена на гибель. Первым актом этого «созидательного» процесса станет, по Дайцу, размещение баз продовольственного и сырьевого снабжения рейха в пределах собственной сферы влияния. Основы народного хозяйства и его важнейшие «жизненные сосуды» могут и должны быть защищены «сухопутными и военно-морскими силами»⁹⁹. Только это обеспечит «органическую свободу» сначала для фашистской Германии, а затем и для «новой Европы». Как видно, проблема автаркии рассматривалась здесь уже не только в рамках немецкого «народного хозяйства», но и на более высоком уровне — в пределах сферы влияния. Идея насильственного покоящегося на автаркии жизненного пространства с восторгом принималась наиболее реакционными кругами германской монополистической буржуазии¹⁰⁰. Ведь и их мысли развивались в этом же направлении.

В феврале 1932 г. В. Дайц подготовил меморандум «Национал-социалистская политика в восточном пространстве и Ганзейский канал»¹⁰¹, который, по сути, дал ответ на вопрос о том, где будет располагаться жизненное и экономическое пространство будущего нацистского рейха и, главное, как приступить к его формированию. В нем развивались изложенные в «Майи кампф» и «Мифе XX столетия» принципы пространственной внешней политики и предлагалась внешнеполитическая и внешнеэкономическая программа рейха после прихода нацистов к власти. Документ получил одобрение Гитлера¹⁰².

По мнению автора меморандума, задачу «завоевания, колонизации и заселения Востока» вплоть до Сибири, где будет располагаться германское жизненное и экономическое пространство, одним махом не решить. Сначала нужно приблизиться к границам СССР, создав две сферы влияния в малых странах Восточной и Юго-Восточной Европы. Первая — это район Балтийского моря, вторая — группа небольших государств, расположенных между Балтийским, Черным и Средиземным морями, «от Латвии до Греции». Эти регионы должны стать первоочередным объектом экономической эксплуатации и политических экспериментов будущего нацистского рейха. «Когда-нибудь группа этих восточно-европейских государств с естественной необходимостью достанется Германии»¹⁰³, — цинично откровенничал Дайц. Тогда неизбежно возникнет вопрос об их судьбе: включать их в состав Германии или, проведя «известные корректировки границ», оставить им иллюзорную политическую самостоятельность. В 1932 г. Дайц высказывался в пользу второго варианта, добавляя, впрочем, что вопрос о том, «в какой мере народ приближает свои политические границы к границам своей сферы влияния, является исключительно вопросом целесообразности»¹⁰⁴.

Создав сферы влияния в Прибалтике и Юго-Восточной Европе, Германия, утверждал Дайц, впоследствии сможет взять в клещи собственно восточное пространство — Советский Союз. После «крушения большевизма», которое, как полагали тогда нацисты, произойдет в результате внутренних причин, нацистский рейх приступит к освоению несметных богатств Восточной Европы и Северной Азии¹⁰⁵. Германское экономическое и жизненное пространство станет явью. Наступит состояние полнейшей автаркии. Если следовать не букве, а духу меморандума Дайца, окажется, что и это далеко не предел, ибо пространственно ограниченная экономика, подобно розснбсрговской пространственной внешней политике, имела тенденцию к безграничному расширению. Автаркическое народное хозяйство, автаркическая экономика на уровне сфер влияния в малых странах Северной, Восточной и Юго-Восточной Европы, автаркическое германское жизненное пространство, автаркическая экономика Европейского континента… Правда, с переходом па более высокий уровень автаркия становилась все более полной, но как раз это не являлось аргументом для нацистских идеологов. Наоборот, «немецкий человек как человек нордический всегда является завоевателем, — писал В. Дайц. — …Поэтому он вновь и вновь… стремится прорваться в части мира, еще доступные такому завоеванию. Для этого с помощью автаркии надлежит построить надежную крепость, из которой он может осуществлять свои вылазки и завоевательные походы…»¹⁰⁶

Такая крепость виделась теоретикам национал-социализма в великом экономическом пространстве, охватывающем весь Европейский континент и находящемся под патронажем фашистской Германии. Как «пространственная» внешняя политика, органически выраставшая из политики внутренней, противопоставлялась империалистической «мировой» политике ради всеобщего умиротворения, так и великое экономическое пространство, «естественно» возникающее на основе национальных народных хозяйств, противопоставлялось «утрированному механизму» мирового хозяйства, смягчая исходящие от него экономические потрясения и содействуя развитию сил жизни и роста входящих в него народов. В таком пространстве будет царить полнейшее биологическое равновесие, а следовательно, «естественная демократия» и «естественный социализм», поскольку на его знамени будет начертано: «Общее благо выше частного», «Один за всех, все за одного», «Сначала служение, затем заслуга». Но идее образования «великого континентально-европейского сообщества культуры и труда на основе непоколебимой естественной демократии»¹⁰⁷ неизбежно сопутствовала мысль о Германии как вожде Европы. Так через призму замешанного на биополитическом мировоззрении закона «органической свободы» все более отчетливо просматривались контуры европейской концепции, формировавшейся в «империи» Розенберга. В отличие от альтернативных концепций, розенберговская имела ярко выраженную историческую окраску.