П. Лазарсфельд Релевантность методологии

Природа современной методологии

Предполагается, что социолог превращает огромную и постоянно меняющуюся паутину социальных отношений в понятную систему знаний. Объектом методологического анализа является раскрытие и оценка того способа,.

Источник: Lazarsfeld Р. The Relevance of Metodology // Paul Lazarsfeld on Social Research and its Language / Ed. by R. Boudon. Chicago: University of Chicago Press, 1993. P. 225—249. Пер. с англ. Л. Ясной, В. Ясной.

каким это делается. Социологи изучают человека в обществе; методологи изучают социолога за работой. В мире естественных наук это является важным видом деятельности, которая в некоторые решающие моменты, например, в годы, предшествовавшие открытию Эйнштейном теории относительности, оказала значительное влияние на развитие самой науки. Для сравнения стоит вспомнить на минуту, что обычно делают философы науки. Их деятельность концентрируется вокруг понятия экспликация (лат. explicatio — истолкование, объяснение. — Ред.]. Гемпель, ведущий немецкий представитель этого направления, сейчас работающий в Соединенных Штатах, следующим образом описал эту идею:

«Целью экспликации является уменьшение ограничений, двусмысленностей и непоследовательности в обычном использовании языка с помощью ре интерпретации, с намерением повысить ясность и точность значений, а также их способность функционировать в процессах и теориях с объяснительной и предсказывающей силой»¹.

Когда мы переносим такие термины, как «личность», «закон» или «причина» из повседневного языка в научный оборот, мы всегда должны принимать решения, за которые сами несем ответственность. Мы отбрасываем некоторые коннотации этих терминов для того, чтобы сделать оставшиеся более точными и легче поддающимися верификации и доказательству. В этом смысле, как подчеркивает Гемпель, экспликацию нельзя определять просто как истинную или ложную; но о ней можно судить более или менее адекватно по степени, в какой она достигает своих целей.

Социальные ученые, занимающиеся методологией, легко могут найти случай использования такой экспликации как для старых умозрительных трудов о социальных явлениях, так и для массивов современных эмпирических исследований. Поучительно исследовать работы классического автора, скажем, в области изучения общественного мнения, и посмотреть, как его утверждения могут быть переведены на язык современных исследовательских процедур^[1][2]. Окажется, с одной стороны, что такие труды содержат огромное богатство идей, которые могут быть с пользой включены в современную эмпирическую работу. С другой стороны, окажется, что такой автор допускает значительную неопределенность выражений. Путем должной экспликации мы можем выявить более точные значения, которые могут быть ему приписаны. Как социальным ученым нам будет особенно интересно увидеть, какие из его утверждений дают возможность верификации. Задача такой экспликации — не критиковать работу, но скорее перекинуть мост, в данном случае, между старой гуманистической традицией и новой, более эмпирически ориентированной. Наши французские коллеги признают, что это является применением «explication des textes «[метод литературной критики с детальным анализом каждой части работы. — Пер.] к социологическим трудам и эмпирическим социологическим исследованиям.

Фактически необходимость такой экспликации особенно остра в социальных науках. Когда ученый-естественник делает открытие, оно обычно оказывается настолько отличным от повседневного опыта, что сама природа феномена заставляет его разрабатывать точную и определенную терминологию. Крайний пример этого, конечно же, математика. Но в разговоре о человеческих проблемах мы привыкли к здравому смыслу, обыденному языку и не можем избежать перенесения этих коллоквиализмов (разговорных выражений) в школьные классы и аудитории, где мы обсуждаем социальные вопросы. Однако обыденный язык известен своей неопределенностью, и поэтому прояснение и очищение речи (слова) очень важны для социального ученого. Мы должны предпринимать специальные усилия для семантического анализа.

Другое, родственное, направление интеллектуальной деятельности было названо «критика теории «. Слово «критика» было взято из немецкой философии и легко может быть неправильно понято. Когда Кант писал свою «Критику чистого разума», он, очевидно, не хотел критиковать рациональное мышление. Под «критикой» он имел в виду анализ условий, при которых возможно такое мышление. То же значение обнаружено и в области литературы и художественной критики. Здесь также смысл не в том, что критик непременно осуждает художественное произведение, а в том, что он анализирует его структуру. Таким же образом критика теоретических систем подразумевает только то, что их основные принципы и неявные допущения ясно раскрываются.

Бриджмен — главный представитель критического анализа в США, и его короткий очерк является, возможно, лучшим введением к критике такого рода. В предисловии к своему очерку Бриджмен ставит задачу вполне четко: «Попытка понять, почему происходит так, что некоторые виды теорий работают, а другие нет, — это дело физика как критика, в противоположность физику как теоретику. Материалом для физика как критика является физическая теория, так же как материалом для физика как теоретика является эмпирическое знание»^[3].

Различие между «теорией» и «критикой» имеет большое значение. Критик имеет дело с эмпирическим материалом, но с некоторого расстояния. Выявив точно, что теоретик (или аналитик) делает со своими исходными данными, он по-своему содействует продвижению исследования. Во введении и заключении к этому очерку Бриджмен дает американскому читателю понимание общего интеллектуального влияния, которое исходило в начале века от таких авторов, как Пуанкаре во Франции и Мах в Германии. Если бы кто-то решил написать интеллектуальную историю поколения европейских студентов, которые выросли в первые десятилетия двадцатого столетия, он, возможно, включил бы критику такого рода в один ряд с психоанализом и марксизмом как главными интеллектуальными влияниями, которые формировали климат мышления в тот период.

Интересно, что Бриджмен делает акцент на образовательной ценности такой критики. Он подчеркивает, что трудность усвоения чужих творческих идей значительно недооценивается в современном образовании. И он считает, что если бы был сделан больший акцент на развитии критических способностей, то способность к творчеству и изобретательность молодого ученого-естественника значительно возросли бы.

Есть веская причина говорить в нашей области знаний скорее о методологии, чем о философии науки. На основании приведенной цитаты можно сделать вывод, что в естественных науках акцент делается на экспликации теорий. В нашей области теории пока еще по-настоящему не разработаны. То, что называют социальной теорией, — это либо системы понятий (например, творчество фон Визе или Парсонса), либо указания, выделяющие те аспекты социальных явлений, на которые мы должны обратить особое внимание (лучший пример этой интеллектуальной деятельности — экспликация Мертоном функционального анализа)'. Вместо того, чтобы говорить о «философии социальных наук», я предпочитаю говорить о методологии науки — этот термин более скромен и больше соответствует существующему положению дел. Он подразумевает, что конкретные исследования тщательно рассматриваются в отношении используемых ими процедур, лежащих в их основе предположений, способов объяснения, принимаемых как удовлетворительные. Методологический анализ в этом ключе предоставляет элементы, из которых может быть построена будущая философия социальных наук. Если меня не подводит чувство языка, термин должен передавать значение экспериментальности; методолог систематизирует текущие исследовательские практики с тем, чтобы выявить, что в них устойчиво и заслуживает быть принятым во внимание в следующий раз.

Методология и родственные виды деятельности — экспликация и критический анализ — развились скорее как склонность ума, чем как система организованных принципов и процедур. Методолог — это ученый, который является прежде всего аналитиком в подходе к своему предмету, будь то его собственное исследование или исследование других людей. Он говорит другим ученым, что они сделали или могли бы сделать, а не что они должны делать. Он не говорит им, какой результат предпочтителен или нежелате-^[4]

лен, но сообщает, какого порядка выводы получены в их исследовании. Такого рода аналитический интерес требует, с одной стороны, самоосознания, а с другой — терпимости. Методолог знает, что одна и та же цель может быть достигнута разными путями, и осознает, что инструменты должны быть приспособлены к выполняемой ими функции, а не быть бесполезно острыми.

Возможно, необходимо напомнить о том, каким образом методология здесь не определяется. Например, она, возможно, является менее жесткой, чем формальная логика; с другой стороны, в ней меньше предметного содержания и она более формальна, чем-то, что называется психологией или социологией знания. Подобным же образом методолог не является техническим советником; он не указывает исследователям, какие конкретно процедуры составления выборки или измерения они должны использовать при проведении исследования. В его задачу также не входит определение проблем, выбираемых для исследования. Но когда тема для исследования уже выбрана, он может предложить общие типы процедур, которые, в свете заявленных целей, кажутся наиболее подходящими. Я хочу привести два примера такого рода методологической деятельности, которые, я думаю, внесут ясность, и в ходе рассказа я остановлюсь на тех моментах, которые требуют дальнейшего толкования.

• [1] Hempel C.G. Fundamentals of Concept Formation in Empirical Science. Chicago: University of Chicago Press, 1952. (International Encyclopedia of United Science. Vol. II. N 7).
• [2] Lazarsfeld P.F. Public Opinion and the Classical Tradition // Public Opinion Quarterly.1957. Vol.21. P.39−53.
• [3] Bridgeman P.W. The Nature of Physical Theory. Princeton: Princeton University Press, 1936.
• [4] Merton R.K. Elements de Methode Sociologique. Paris: Librairie Plon, 1953. Ch. 3.