Гюстав флобер: «объективный реализм»

Без стремления к идеальному не существует правды.

Все, что прекрасно, — нравственно.

Искусственность всегда ведет к пошлости.

Флобер

Гюстав Флобер — один из великой триады мастеров французского классического реализма, имя знаковое. Оно — синоним мастерства самой высокой пробы. Беззаветной преданности творчеству, безукоризненной выверенное™ форм. Флобер запечатлел заключительный, «послебальзаковский» этап в развитии реализма — 1850—1870-с гг.

Вехи биографии. Жизнь Гюстава Флобера (1821 — 1880) бедна внешними событиями. В семье отца, главного врача больницы, культивировалось научное знание при достаточно прохладном отношении к искусству и литературе. Однако Флобер был пристрастен к ним: он был книгочеем, а в лицее редактировал ученический литературный журнал и сочинял стихи, в основном наивные и малооригинальные.

К раннему этапу творчества Флобера, склонного к романтической манере (1840-е гг.), относятся первые прозаические произведения («Ноябрь», «Мемуары безумца»), а также первый вариант романа «Воспитание чувств», увидевшего свет спустя почти 20 лет. Флобер был свидетелем революционных событий 1848 г., это сформировало у него убеждение, что метод насилия бесплоден и вредоносен, человеческая природа неизменна, а любая политика безнравственна, своекорыстна и двулична.

После путешествия на Восток (1849—1851) писатель обосновывается в своем доме в Круассэ близ Руана, лишь изредка из него выезжая. Он отказывается от семейной жизни, нечасто встречается с друзьями и единомышленниками, предпочитая переписку (его письма составляют неотторжимую часть его наследия). Смыслом его бытия становится груд за письменным столом. Выход его первого романа «Госпожа Бовари» — событие в литературной жизни Франции.

Философия и эстетика. В 1850-е гг. творят художественно близкие ему прозаики Шанфлери (псевдоним Жюля Юссона, 1821 — 1889) и Луи Эмиль Дтранти (1833—1880). Шанфлери обнародовал сборник статей под названием «Реализм», в котором впервые широко прозвучал термин, вынесенный в заголовок. По их понятиям, это был своего рода манифест писателей, которые отвергали романтизм, воплощавший оторванную от жизни фантазию, фальшь и искусственность. Они ратовали за правду, понимаемую как плоское жизнеподобие. Флоберовская концепция реализма была значительно глубже и шире.

Постижение правды жизни понималось Флобером как решительный отказ от иллюзий, мифов, ложноромантических штампов. Художественная истина — плод внимательного изучения и анализа нравов и характеров, воспроизведенных с безупречным мастерством.

Флобер с иронией и презрением относился к окружающей его буржуазно-мещанской реальности. Па ней лежала печать посредственности — «цвет плесени». Наблюдая положение дел в период Второй Империи, он находил подтверждение своим невеселым взглядам о «двуногом беспером животном», которого он считал «одновременно коршуном и индюшкой». Последняя для французов была персонификацией глупости. Он наблюдал вокруг себя самодовольных, скудоумных собственников, которых заботят только их лавочка и пищеварение. При этом представление о буржуа с «мозгами индюка» он распространял на общество в целом.

Флобер творил в эпоху Второй Империи, в нору безвременья, торжества серости, когда на смену стендалевским и бальзаковским персонажам, отмеченным динамизмом и неординарностью, пришли герои посредственного мещанского уровня. По психологии это рантье. Их обобщающей характеристикой может служить понятие «пошлость».

В эпоху Флобера были совершены важные открытия в области естественных наук, в медицине, психиатрии; это побуждало писателя размышлять над возможностями применения научного подхода при создании литературных произведений. А это означало, что, подобно исследователю, писатель призван быть беспристрастным, предельно объективным.

Приверженному жизненной правде писателю, по Флоберу, противопоказаны субъективность, ангажированность, авторский голос. «Один из моих принципов, — настаивал Флобер, — не вкладывать в произведение своего „я“. Художник в своем творчестве должен быть подобно Богу невидимым и всемогущим: его надо всюду чувствовать, но не видеть». Так складывалась его теория объективного реализма. Отсюда вытекало: писатель не только наблюдает жизнь, он ее исследует. Объективный подход предполагает точное воспроизведение любого жизненного явления. Описывая отравление Эммы Бовари, он специально штудировал медицинскую литературу, чтобы точно передать состояние героини в эти роковые часы. Работая над историческим романом «Саламбо», он проштудировал библиотеку специальных исследований; для небольшой «Повести о святом Юлиане» изучил до 300 книг, а для романа «Бувар и Пекюше» — до 1500. Естественно, что в тексте оставалась малая толика, наиболее существенная часть этой обширнейшей освоенной Флобером информации. Сближая науку и словесное искусство, он предвосхитил некоторые положения эстетической теории натурализма.

Резко выступая против романтизма и его эпигонов, Флобер имел в виду отнюдь не истинные его достижения у Гюго или Жорж Санд. Для Флобера романтизм — синоним таких понятий, как фальшь, сентиментальность, слащавость, расхожие стереотипы буржуазно-мещанского сознания, в которых также проявлялась столь раздражавшая Флобера торжествующая пошлость.

Поиски правды. Противовесом торжествующей посредственности Флобер считал искусство. Только оно — безусловная ценность. Если жизнь неприглядна и безобразна, то искусству надлежит быть воплощением красоты и отточенной формы, а следовательно, художник должен стать мастером. Ратуя за самоценность «чистого» искусства, Флобер вовсе не прокламировал равнодушие художника слова к людским бедам и проблемам, но настаивал на его независимости от запросов и вкусов лавочника, мещанина, буржуа. Художник способен преодолеть «гнусность» жизни, созидая правду, пребывая в «башне из слоновой кости». Это обеспечит ему возможность безусловного самоуглубления и свободы от тех внешних влияний, которые способны нарушить подлинность его описания, образа. Флобер разделял философские взгляды Спинозы, его своеобразный пантеизм. Свое «я» он осознавал как неотторжимую частицу мира в его беспредельности. «Жизнь, жизнь. В этом все», — не уставал повторять Флобер.