Содержание и ход политики реформ после 1978 года

Знаменательной вехой в политической жизни КНР, вытеснившей из сознания современных китайцев даже «Великую Октябрьскую социалистическую революцию 1917 г.» и «Освобождение 1949 г.», стал судьбоносный ш пленум ЦК КПК 11-го созыва (декабрь 1978 г.), результатом которого явилась окончательная победа «линии Дэн Сяопина», исходившей из того, что «практика — единственный критерий истины». Центр тяжести работы КПК был перенесен с «классовой борьбы» на «экономическую реформу и политику открытости», произошла концентрация усилий на модернизации и экономическом строительстве. Триумф сторонников «архитектора реформ» Дэн Сяопина и стремительность отхода от маоистской модели социально-экономического развития, характеризовавшейся повсеместной незаинтересованностью в результатах труда в условиях отчуждения от средств производства, объяснялся в первую очередь глубиной того кризиса, в который был ввергнут Китай в результате смуты «культурной революции», когда никого не приходилось убеждать в степени отставания страны от остального мира, и прежде всего от Японии и «новых индустриальных стран» Азии, входивших некогда в число вассалов Китая.

Вместе с тем переход к теории и практике строительства «социализма с китайской спецификой», допускающих «на начальном этапе строительства социализма» использование рычагов рынка, многоукладное™, конкуренции, привлечения иностранных инвестиций и технологий (здесь также не обошлось без применения опыта НЭПа в СССР) был осуществлен с тщательно продуманной легитимизацией нового политического режима, в результате которой была обеспечена преемственность курса на реформы как коммунистической парадигме («заслуги Мао занимают главное, а ошибки второстепенное место», «верность четырем принципам: социалистическому пути, демократической диктатуре народа, руководящей роли КПК, марксизму-ленинизму и идеям Мао», к которым позднее добавились «теоретические положения Дэна»), так и конфуцианской традиции здравомыслия (концепция «сяокан» — «малое благоденствие», «неважно какого цвета кошка — главное, чтобы она ловила мышей»). Сохраняя словесную и ритуальную верность «идеям социализма», новое руководство, по сути дела, пошло, но пути все большей деидеологизации своей политики, обеспечивая себе свободу рук и выдвигая на первый план лишь патриотические идеи строительства богатого и могучего Китая.

Установление китайско-американских дипломатических отношений с января 1979 г. и последовавший за этим триумфальный визит Дэн Сяопина в США еще более усилили позиции «прагматиков» в Пекине, породив надежды на скорое решение «проблемы Тайваня» и обеспечив китайской дипломатии положение «равноудаленное™» от всех «полюсов» мира и выгодный статус некой «блестящей изоляции» в рамках курса на «независимую и самостоятельную» внешнюю политику. Наконец, стремительные успехи китайской реформы, позволившие добиться удвоения ВВП КНР каждые 7 лет, выглядели особенно рельефно на фоне торможения, стагнации, а в итоге краха СССР, что давало китайскому руководству весьма убедительные аргументы в пользу правильности избранного курса на постепенность («переходить реку, нащупывая камни») и социальную направленность рыночных преобразований.

Собственно экономическая реформа началась в КНР «сверху» по инициативе КПК по классической для тоталитарных режимов схеме, как некая вдохновляющая и мобилизующая установка, инициируемая руководящими кадровыми работниками, учеными-политиками и экономистами, исходившими из тезисов о «раскрепощении сознания», «отделении права собственности от права хозяйствования» и «самосовершенствовании социалистической системы», но неизменно выступающих за сохранение общественной собственности, государственного сектора экономики и плановой основы в качестве главных устоев народного хозяйства.

Это интересно!

Схематично экономические реформы в КНР можно представить в виде некой «клетки с птицей», где «птица» — экономика, «клетка» — централизованное планирование и регулирование, а «воздух», продувающий клетку, — конкуренция и рыночная стихия.

Стремительному экономическому росту КНР способствовало то, что китайскому руководству удалось в значительной мере использовать стартовые преимущества Китая: дешевую рабочую силу при наличии огромного внешнего рынка, невысокий уровень социальных притязаний населения, привлекательные для инвесторов потенциальные масштабы внутреннего рынка. Эффективно были использованы и «внешние» преимущества: снятие «угрозы с Севера» и по всему периметру границ в результате распада СССР и прекращения «холодной войны»; существование Гонконга, Макао и Тайваня с их ценным опытом аграрной реформы, структурных перестроек экономики, индустриализации и усвоения новых информационных технологий; наличие огромной мировой китайской диаспоры — пойдя на сближение с ней в соответствии с принципами политики открытости, лидеры Китая получили возможность использовать в целях модернизации ее огромный инвестиционный потенциал и предпринимательский опыт.

Китайская реформа началась не с города, а с деревни, где переход на традиционный (без изменения казенной формы земельной собственности, при которой крестьяне получили землю лишь в пользование) подворный подряд позволил практически без дополнительных капиталовложений решить продовольственную проблему и дать импульс реформированию руководством КНР всех отраслей народного хозяйства. Контрактный подряд в городе, получивший название «система единичной производственной ответственности», очень быстро стал основной формой организации производства и сферы услуг в секторах экономики, основанных как на индивидуальном, так и на коллективном и государственном типах собственности. При этом командные высоты оставались в руках партократии, различные кланы которой боролись уже не только за власть, но и за перераспределение ресурсов, а также за контроль над финансовыми потоками.

Это важно!

Живучесть командно-административного стиля регулирования всех сфер экономики в его китайском варианте объясняется прежде всего фундаментальными социокультурными и психологическими факторами. Приниженность статуса отдельного индивида (в современном китайском языке даже отсутствует понятие адекватное европейскому термину личность (personality) на фойе беспрецедентной по всеохвату роли государства («Пекинский конценсус»), а также практическое отсутствие института частной собственности, по сути, являются основой, на которой зиждется феномен живучести коммунистической парадигмы в сегодняшней КНР.

Реформы в КНР, какими бы радикальными они ни казались, в целом, пока типологически не выходят за рамки классической конфуцианской традиции «роста без развития» и причудливым образом на нее накладываются. Это наглядно проявилось в тяготении реформаторов к постепеннопоступательным темпам внедрения рыночных принципов, не создающим угроз социально-политической стабильности, в стремлении сохранять жесткий контроль на макроуровне и не допустить разгула частной инициативы, предприимчивости и энергии индивида.

Концептуально-идеологическое обрамление менялось: сначала «социализм с китайской спецификой», затем — «начальный этап социализма», далее — «социалистическое плановое товарное хозяйство», наконец, после XIV съезда КПК в 1992 г. — «социалистическая рыночная экономика». При этом неизменной остается ориентация на «двухколейное развитие экономики», при котором предусматривается длительное сосуществование двух гетерогенных хозяйственных систем: демонтируемой планово-распределительной и нарождающейся рыночной, осторожное дозированное увеличение доли рыночных механизмов, в том числе на уровне средств производства, и параллельное свертывание сегмента экономики, регулируемого главным образом директивным планом. Это дает необыкновенный простор для коррупции чиновничества, казнокрадства, когда прибыль приватизируется, а убытки национализируются, непотизма, когда наибольшие выгоды от реформы получают родственники высшего «политического ареопага», при сохраняющихся привилегиях номенклатуры и небывалых по китайским масштабам темпах инфляции, роста имущественного расслоения, тотальной зависти и недовольства стремительным обогащением «избранных» (по-китайски «зависть» — «хун янь бин» («болезнь красных глаз»). Все это сопровождалось драматическими компаниями борьбы с «буржуазным либерализмом», против «духовного загрязнения» и т. п.

Студенческое движение под лозунгами борьбы с бюрократией, непотизмом и коррупцией, а также за политические реформы и демократизацию всех сторон жизни, кульминацией которого стали известные студенческие выступления в апреле — июне 1989 г. (невольным вдохновителем которых выступил М. С. Горбачев, официальный визит которого в КНР им непосредственно предшествовал), показало, что половинчатость и непоследовательность реформ чреваты мощным социальным взрывом в масштабах всего Китая. В результате драматических «событий 4 июня», когда на площади Тяньаньмэнь против сотен тысяч протестующих (преимущественно студентов) была применена военная сила, были поставлены под сомнение основные достижения китайской реформы, прагматически-реформаторскому образу КГ1К был нанесен огромный ущерб, китайское руководство было подвергнуто жесточайшей критике, в том числе и со стороны бывших братских компартий, а над КНР вновь нависла тень «холодной войны», угроза международных санкций и изоляции. Жесткость осуждения Пекина, особенно со стороны государств «Большой семерки», введших против коммунистического Китая экономическое эмбарго и политические санкции за нарушение «прав человека», явилась, помимо прочего, иллюстрацией того, что в условиях международной разрядки значимость китайского фактора снизилась, ибо розыгрыш «китайской карты» как противовеса Москве потерял свою актуальность.