Синонимия в художественном тексте

Коммуникативная предназначенность синонимов, позволяющих отобразить многомерность ситуации, экономно представить разные возможности ее видения, воплощающих характерные черты языковой личности, особенно отчетливо обнаруживается при обращении к художественным текстам. А. Ф. Лосев писал: «Слово, если, конечно, оно взято не в словаре, а в живом языке, всегда связано с другими словами и несет на себе смысловую энергию того целого, куда это слово входит вместе с прочими…» (Лосев, 1990, 32). Глубокий смысл этого высказывания подтверждается многими исследованиями в области художественной речи. Несомненно, что «смысловую энергию целого», с одной стороны, содержат в себе, а с другой — отдают своему окружению не только отдельные слова, но и их группы, в том числе синонимы, обладающие сходным семантическим потенциалом.

Как уже отмечалось, для художественного текста характерны функциональные сближения, основанные на причудливых семантико-ассоциативных связях. Синонимические повторы нередко оказываются столь заметными в тексте, что воспринимаются как ведущая составляющая его семантической структуры. В более или менее протяженных текстовых фрагментах наблюдаются содержательно и эстетически значимые пересечения двух или нескольких синонимических рядов. Приведем показательный с этой точки зрения фрагмент из «Жизни Арсеньева» И. А. Бунина.

Сколько заброшенных поместий, запущенных садов в русской литературе и с какой любовью всегда описывались они! В силу чего русской душе так мило, так отрадно запустенье, глушь, распад? Я шел кдому, приходил в сад, поднимающийся за домом Конюшни, людские избы, амбары и прочие службы, раскинутые вокруг пустынного двора, — все было огромно, серо, все разрушалось и дичало, как дичали, зарастали бурьяном, кустарником и огороды, гумна, простиравшиеся за ними и сливавшиеся с полем. Деревянный дом, обшитый серым тесом, конечно, гнил, ветшал, с каждым годом делаясь все пленительнее, и особенно любил я заглядывать в его окна с мелкорешетчатыми рамами Как передать те чувства, что испытываешь в такие минуты, когда как бы воровски, кощунственно заглядываешь в старый пустой дом, в безмолвное и таинственное святилище его давней, исчезнувшей жизни! А сад за окном был, конечно, наполовину вырублен, хотя все еще красовалось в нем много вековых лип, кленов, серебристых итальянских тополей, берез и дубов, одиноко и безмолвно доживавших в этом забытом саду свои долгие годы, свою вечно юную старость, красота которой казалось еще более дивной в этом одиночестве и безмолвии, в своей благословенной, божественной бесцельности.

Плотная синонимическая сеть создается пересечением нескольких синонимических парадигм, в которых по-разному представлены семы «старость», «разрушение», «одиночество», «безжизненность». Концентрация внимания на закрепленных синонимической сетью смысловых вехах текста способствует углублению содержательно-концептуальной информации, сообщающей читателю «индивидуально авторское понимание отношений между явлениями» (Гальперин, 1981, 23).

Нередко, особенно при достаточной протяженности текстового фрагмента, для обнаружения текстовой значимости синонимических средств требуются творческие усилия читателя, однако незаметная при поверхностном восприятии синонимическая сеть позволяет читателю раскрыть более глубокий смысловой и эстетический уровень текста. Синонимы выполняют важную роль в представлении эстетической картины мира, отражающей особое восприятие и осмысление действительности творческой личностью при помощи языка.

Рисунки синонимических сетей в значительной степени зависят от личностного фактора, от отношений между субъектом и адресатом речи и, безусловно, от жанрово-композиционных особенностей текста. Разветвленные синонимические сети наблюдаются прежде всего в тех случаях, когда автор стремится выявить многомерность описываемой ситуации. В то же время обращает на себя внимание совпадение лексических составляющих синонимических сетей (нередко почти дословное), когда разные авторы обращаются к интерпретации сходных концептов (например, истина — ложь, трусость — мужество, искренность — фальшь).

Именно при обращении к целому тексту становится очевидной роль дистантного повтора как важного текстообразующего средства. Повтор, в частности синонимический, создает в тексте некую регулярность, привлекающую внимание читателя, способствующую созданию определенной «выпуклости текста», выделению тех или иных его сторон. Своеобразие синонимических сетей определяется как системными связями синонимов, так и собственно текстовыми сближениями слов.

Художественный текст, представляя каждое слово в его конкретном значении, в то же время дает простор для его восприятия во всей гамме значений и оттенков. Синонимы позволяют максимально реализовать в тексте эмотивное начало, стимулируют обостренное видение слова. Осуществленный выбор синонимов способствует восприятию «оценочной перспективы текста» (Вольф, 1986, 105). Приведем один пример.

Ворона отпрыгнула, но не улетела. Будто понимала, что Колькиных сил недостает, чтобы по-настоящему ей угрожать. Она сидела на дороге чуть поодаль и выжидала. Этого стерпеть он не мог. Заорал, завыл, закричал и, уже ни о чем не помня, как на самого ненавистного врага бросился на ворону. Он погнался за ней по улице, нагибаясь и швыряя вслед песком. Наверное, он сильно кричал — он кричал на всю деревню, на всю долину; окажись рядом хоть одно живое существо, оно бы бежало в страхе, заслышав этот нечеловеческий крик (А. Приставкин. Ночевала тучка золотая).

Экспрессивный заряд концентрируется в синонимической цепочке заорал, завыл, закричал. Это центр текстового фрагмента. Показательно расположение глаголов по степени убывания интенсивности. Заряд экспрессивности поддерживается контекстуальными распространителями глагола кричать (сильно кричал, кричал на всю деревню). Замыкает фрагмент словосочетание нечеловеческий крик, экспрессивно дублирующее синонимическую цепочку. Иррадиация экспрессивности, сконцентрированной в глаголах звучания, определяет выбор и других экспрессивных глаголов: бросился, погнался, швырял.

Несомненный интерес представляет рассмотрение роли синонимов в поэтическом тексте. Сжатое пространство стихотворного текста, особенно небольших по объему лирических произведений, представляет лексику в предельно концентрированном виде, делает лексический повтор (в частности повтор синонимического типа) особенно заметным и дает все основания для его характеристики как одного из важнейших текстообразующих факторов.

Говоря о роли синонимов в поэтическом тексте, нельзя не вспомнить глубокие и звучащие сегодня очень современно размышления о лирике Б. А. Ларина, который писал, что всеобщим и постоянным свойством лирики является ее «семантическая осложненность», которая достигается употреблением многозначных слов, «соединением синонимичных речевых комплексов», сопоставлением «созвучных слов», «изломистостью речи», «чисто семантическими контрастами» (Ларин, 1927, 73). Выделяя в качестве важнейшего условия лирического впечатления «смысловое эхо», или семантическую осложненность, Б. А. Ларин считал одним из главных средств его достижения плеонастическое сочетание сходнозначных выражений; «Последовательное накопление синонимичных фраз концентрирует внимание у одного стержня мысли, возбуждает слушателя (читателя) — испытать воображательные возможности данной темы и вызывает интеллектуальную эмоцию — узнавания непредвиденного подобия смысла в разнородных оборотах речи» (Ларин, 1927, 63) .Так, многократно повторенное слово ложь и его синоним клевета в стихотворении Ф. Сологуба являются тем семантическим стержнем, на который нанизываются все метафорические номинации, создающие эмоциональную доминанту текста:

Словно бусы, сказки нижут, Самоцветки, ложь да ложь.

Языком клевет не слижут, Нацепили, и несешь.

Бубенцы к дурацкой шапке Пришивают, ложь да ложь.

Злых репейников охапки Накидали, не стряхнешь.

Полетели отовсюду Комья грязи, ложь да ложь.

Навалили камней груду, А с дороги не свернешь.

По болоту-бездорожью Огоньки там, ложь да ложь,

И барахтаешься с ложью Или в омут упадешь.

Подчеркивая своеобразие «синонимов поэтической речи» в сравнении с «синонимами практической речи», Б. А. Ларин говорит о том, что они обычно неточны, приблизительны, но сводятся к одному фокусу. «Точные синонимы в лирике имеют малое применение, так как дают обратный эффект — бледности и надоедливости выражения, а потому именно семантическая параллель — неточный синоним — и является тем видом синонима, который нужен и обычен в поэзии» (Ларин, 1927, 64).

Нередко поэтический контекст позволяет выявить такие семантические признаки слова, которые традиционно не фиксируются словарями. Приведя строку из стихотворения И. Бродского «Мексиканский дивертисмент»: Ты страницу мараешь ради мелкого чуда и при этом взираешь на себя ниоткуда, Л. О. Чернейко отмечает, что стилистически маркированный глагол взирать, имеющий в словаре С. И. Ожегова помету «устар.», «совсем не равен по своему значению глаголу смотреть, как утверждается в том же словаре. Если смотреть

обозначает направление взгляда и безразличен к обозначению положения наблюдателя относительно наблюдаемого, то взирать включает оба элемента. Взирать можно только с большого расстояния: физического или социального" (Чернейко, 1994, 65). В поэтическом тексте с особой отчетливостью обнаруживается взгляд наблюдателя — важнейшая составляющая художественного осмысления действительности.

Особенно отчетливо организующая роль синонимов проявляется в небольших стихотворных текстах, все пространство которых покрывается синонимической сетью. Показательно небольшое стихотворение И. Северянина «Осенняя палитра».

Вид поля печальный и голый, Вид леса уныло нагой.

На крыше одной — белый голубь, И карий — на крыше другой.

И море, — и то как-то наго У гор оголенных грустит.

И суша, и воздух, и влага —.

Всё грусть и унынье таит.

Вынесенное в заголовок ключевое слово осенний наполняется эксплицированными в самом стихотворении текстовыми смыслами: основным («печальный, исполненный грусти») и дополнительным («увядший, сбросивший листву»). Переплетение этих сем определяет содержательную структуру текста, его семантическую двуплановость и обусловливает рисунок синонимической сети, подчиняющей себе всю лексическую организацию текста. В синонимической сети представлены межчастеречные соответствия (соотносительные синонимические ряды) и связи синонимов, отражающие однонаправленность их внутрисловной деривации (параллельные синонимические ряды). В стихотворении пересекаются лексические составляющие синонимических гнезд печальный, уныло, грустит, уныние, грусть (эти слова включены в «Словаре синонимов» под ред. А. П. Евгеньевой в состав соотносительных синонимических рядов с опорными словами грустить, грусть, грустный), с одной стороны, и голый, нагой, оголенный, наго — с другой (в синонимическом словаре представлены три параллельных синонимических ряда с опорным полисемантом голый, в тексте функционирует один из них с общим значением «лишенный растительного покрова»). Таким образом, семантическая осложненность текстового пространства достигается эксплуатацией системных связей лексических единиц, связей не только отдельных слов, но и синонимических парадигм в целом.

Говоря об организующей роли синонимов в поэтическом тексте, нельзя не заметить, что тексты, «семантическая ткань» которых «соткана» главным образом на основе синонимической сети, встречаются нечасто. Значительно чаще наблюдается переплетение в лексической структуре текста нескольких семантико-ассоциативных полей, в пределах которых немалое место принадлежит текстовым синонимам. Рассмотрим в качестве примера основные составляющие лексической структуры текста стихотворения К. Бальмонта «Безглагольность».

Есть в русской природе усталая нежность, Безмолвная боль затаенной печали, Безвыходность горя, безгласность, безбрежность, Холодная высь, уходящие дали.

Приди на рассвете на склон косогора, —.

Над зябкой рекою дымится прохлада, Чернеет громада застывшего бора, И сердцу так больно, и сердце не радо.

Недвижный камыш. Не трепещет осока.

Глубокая тишь. Безглагольность покоя.

Луга убегают далеко-далеко.

Во всем утомленье, глухое, немое.

Войди на закате, как в свежие волны, В прохладную глушь деревенского сада, Деревья так сумрачно — странно — безмолвны, И сердцу так грустно, и сердце не радо.

Как будто душа о желанном просила, И сделали ей незаслуженно — больно.

И сердце простило, но сердце застыло, И плачет, и плачет, и плачет невольно.

Импрессионизм стихотворения в значительной степени задается своеобразием его лексической организации, сложным, амбивалентным пересечением нескольких семантических парадигм. Ведущая связана с названием стихотворения и включает слова безглагольность, безгласность, безмолвная, глухое, немое, безмолвны, глушь. Семантический компонент «отсутствие звука» органически сочетается с семой «отсутствие движения»,.

юз объединяющей слова недвижный, не трепещет, покой, тишь, застыло, утомленъе, усталый. Семантика неподвижности поддерживается семой «холод», присутствующей в значениях слов холодный, прохлада, прохладный, зябкий, застывший. Выделенные текстовые парадигмы, с отношениями тесной семантической близости в их пределах, создают мотивационный фон для семантически наиболее значимой текстовой парадигмы, относящейся к сфере эмоций: боль, печаль, выходность горя, больно, не радо, грустно, незаслуженно больно, плачет. Семантическая целостность текста и обеспечивается пересечением парадигм близкозначных слов (синонимов в том числе), однако модусный компонент, «высекаемый» эстетический эффект определяются многомерностью каждого слова, его «смысловым эхом». «Введение речевых вариаций одного смысла в композиционном единстве лирической пьесы можно сравнить со спектральным анализом белого луча, обнаруживающего такие элементы в его составе, о которых иначе нельзя было бы и подозревать» (Ларин, 1927, 65).

Важную роль в организации текста, в том числе художественного, выполняют стилистические синонимы. Их коммуникативная роль связана с передачей интенций говорящего. В. Г. Гак отмечает, что «разветвленная синонимия нейтральных и экспрессивных слов создает в русском языке условия для экспрессивно-стилистического согласования, т. е. выбора слов в зависимости от экспрессивной окраски других слов контекста или ситуации» (Гак 1977: 108). Намеренному соположению синонимов органично присуща «презумпция различий», создающая эффект усиления, интенсификации, уточнения и детализации (Полторацкий, 1990,114—118). Приведем три выразительных примера.

Богом, соединившим наши души, был юмор, не оставлявший нас ни на минуту. Я, по своему обыкновению, хохотал громко — как однажды заметил ключик, «ржал» — в то время как смех штабс-капитана скорее можно было бы назвать сдержанным ядовитым смешком, я бы даже сказал—ирони- чсскимхехеканьем, в котором добродушный юмор смешивался с сарказмом, и во всем этом принимала какое-то непонятное участие черная бородавка под его извиняющимися губами (В. Катаев. Алмазный мой венец).

Молодых людей его смерть, по моим понятиям, не потрясла — они согласно и несуеверно сказали друг другу: — Он же был сдвинутыШ Ну, ясно… а что? Не замечали?

И сразу, точь-в-точь как это делается и в нашем поколении, они припомнили немало случаев, в которых погибший был странен и в которых уже загодя чувствовалось некое его отклонение. Тем самым успокаивали самих себя, нормальных, как это делают и среди нас, — только у нас нет таких емких выражений, как «был сдвинутый» или «поехала крыша», у нас погрустнеют и говорят так: «Он же был шизик1. Ты что, не знал?» — после чего с некоторой степенью достоверности назовут, пожалуй, больницу, где погибший раз в год подлечивался (В. Маканин. Сюр в Пролетарском районе).

Милиция, давая через себя выход шовинистическим потаенным настроениям народа, к Змею часто цеплялась, считая его лицом кавказской национальности, и это очень усложняло и усложняет жизнь Змея, ибо, не являясь лицом кавказской национальности, он в то же время часто бывает пьян, вполпьяна, в подпитии, подшофе, под газом, вмазавши, клюкнув, нарезавшись, надравшись и т. п., что милиционеры при близком зрительном и обонятельном контакте сразу же просекают… (А. Слаповский. День денег).

Концентрация в текстовых фрагментах синонимов приобщает читателя к самому процессу авторской рефлексии, обнажает многомерность событий и состояний, разные стороны денотата, неоднозначность качественных характеристик, обнаруживающихся в нестандартном лексическом выборе. Ряды текстовых синонимов, нередко следующие один за другим или пересекающиеся, являются заметной приметой текстов рефлективного характера и, как правило, обнаруживают своеобразие авторской манеры. Заметим, что рефлексия говорящего (пишущего) над словом, воплощенная в тексте, — одна из характерных примет современной литературы.

Лексические синонимы и в лингвистическом, и в литературном контексте конца XX в. со всей очевидностью обнаруживают свои определяющие характеристики, свою онтологическую предназначенность — служить средством многомерного представления объекта, инструментом коммуникативной «настройки», одним из ярких средств создания образа говорящего, образа автора.