Жанровое своеобразие в повести Ч. Айтматова «Белое облако Чингисхана»

Уникальна судьба произведений Ч. Айтматова «Лицом к лицу», «И дольше века длится день». Первый роман Ч. Айтматова прошел довольно нелегкий путь к читателю, сменив ряд названий, лишившись некоторых «сомнительных» с точки зрения цензуры мест. Ч. Айтматов, останавливаясь на издательской судьбе романа, отмечал, что «…главным было опубликовать книгу… Не поставить ее под удар фанатичной вульгаризированной критики…». «…И никто из читателей, — продолжал писатель, — столь горячо принявших роман, не подозревал, как сокрушался я в душе всякий раз на больших публичных встречах, ибо в романе было описано далеко не все, что я намерен был сказать. Не без оснований я избегал включать в повествование те события, которые явно не могли быть проходящими по цензурным соображениям.

Эта внутренняя авторская неудовлетворенность, недосказанность, копившаяся многие годы, обида на обстоятельства и на самого себя, однако же, нашли, наконец, свое разрешение — я решился на трудное дело — дописать к уже сложившемуся в читательском мире произведению новые главы, выношенные и выстраданные за многие годы. Эдакое случается редко, если вообще имеет прецедент…" Айтматов Ч.Т. Вся правда, девять лет спустя…// Айтматов Ч. Т. И дольше века длится день («Белое облако Чигисхана»); Лицом к лицу. — Бишкек, 1991. — С. 6. .

В результате всего вышеизложенного появилась «интегрированная повесть к роману «Белое облако Чингисхана», которая, входя в текущий литературный процесс и отражая его некоторые художественные тенденции, является дополнением к роману, написанному за 9 лет до этой повести.

Для читателей, которые познакомились с романом «И дольше века длится день» в первоначальном виде, факт публикации «Белого облака Чингисхана» является дополнением к произведению, которое уже вошло в историко-литературный процесс и жило своей самостоятельной жизнью. В их сознание эти произведения входили отдельно друг от друга, что, конечно же, не могло не сказаться на читательском восприятии.

Повесть «Белое облако Чингисхана» отражает идейно-тематические тенденции, характерные для произведений, опубликованных во второй половине 80-х — начала 90-х годов XX века. Имеются в виду произведения, в которых делается попытка осмыслить историческое прошлое страны, в том числе трагические страницы, связанные с периодом культа личности Сталина.

Изменение общественного сознания в сторону приоритета общечеловеческих ценностей приводит многих писателей к стремлению осознать исторический путь народов, входивших в СССР, вернуться к его наиболее значимым и трагическим ступеням, осмыслить «вечный конфликт» власти и народа. Поэтому неслучайно то, что в 80−90 гг. в печати публикуются произведения, в которых была сделана попытка художественно осмыслить времена культа личности Сталина. Среди них можно отметить произведения: «Жизнь и судьба» В. Гроссмана, «Дети Арбата» А. Рыбакова, «Зубр» Д. Гранина, «Белые одежды» В. Дудинцева, «Кануны» В. Белова, «Ночевала тучка золотая» А. Приставкина, «Факультет ненужных вещей» Ю. Домбровского, «Новое назначение» А. Бека, «Черные камни» А. Жигулина, «Декада» С. Липкина, «Встань и иди» Ю. Нагибина, «Дело моего отца» К. Икрамова и мн. др.

Обращаясь к тому времени, невозможно не касаться проблем взаимоотношения общества и личности, власти и народа, связанных с ними противоречий и конфликтов. Все вышеперечисленные писатели, отражая те или иные стороны жизни, останавливаются на этих проблемах.

В художественной литературе Кыргызстана данная тема не нашла довольно полного отражения и осмысления. Периоду культа личности посвящен узкий круг произведений, принадлежащих перу ведущих писателей республики: «Иманбай Великодушный» Т. Сыдыкбекова, «Белое облако Чингисхана» Ч. Айтматова, «Годы вокруг солнца» К. Акматова, «Соцреализм» С. Раева и др. Особое положение в литературном движении 90-х гг. занимет роман К. Сактанова «Сталин», основанный на просталинских позициях и носящий вторичный и художественно неубедительный характер.

Роман Ч. Айтматова «И дольше века длится день», опубликованный в 1981 году, вызвал большой читательский интерес и занимает особое место в творческой судьбе писателя. Редкий случай в истории мировой литературы, когда автор дописывает к ранее изданному творению дополнительные художественно самоценные и в то же время интегрированные в основную часть произведения страницы. Ч. Айтматов дважды обращается, вернее, возвращается к произведению «И дольше века длится день…», в 1991 году опубликовав «интегрированную повесть» «Белое облако Чингисхана», а в 2001 — «Философские этюды» к своему первому роману.

Своеобразие публикации «интегрированной повести к роману «Белое облако Чингисхана» заключается, кроме всего прочего, и в том, что, являясь идейно-тематическим и образно-сюжетным дополнением к роману «И дольше века длится день…», данное произведение писателя отражает тематические тенденции, характерные для произведений, опубликованных во второй половине 80-х и начале 90-х годов XX века. Имеются в виду произведения, в которых делается попытка осмыслить историческое прошлое Советской страны, прежде всего её трагические страницы, связанные с периодом культа личности. Писатели А. Приставкин, А. Рыбаков, В. Дудинцев, К. Икрамов и мн. др., обращаясь к данному историческому периоду, каждый со свойственным ему художественным видением мира, эстетическими и стилевыми особенностями стремились отразить то время, поставить те или иные вопросы и спроецировать их на день сегодняшний.

Повесть «Белое облако Чингисхана», входя в общее русло этого идейно-тематического направления развития литературы конца XX века, характеризуется особенными чертами, обусловленными своеобразием художественного мировидения писателя.

В «интегрированной повести к роману» вновь проявляется мифологическая основа психологии творчества писателя, опора на народно-поэтические художественно-эстетические традиции.

В «Белом облаке Чингисхана», как и в других произведениях Ч. Айтматова, большое место занимает символика, заметна роль художественных деталей. Благодаря этому повесть заключает в себе как бы двойной план: собственно событийный и символически-смысловой.

Синхронное описание конкретно-социального (сюжетной линии Абуталипа) и мифологически-легендарного (линия Чингисхана) позволяет писателю достичь большой художественной объёмности, провести исторические параллели и придать произведению философски обобщённое звучание. В «Белом облаке Чингисхана» писатель вновь опирается на включение в ткань повествования мифологического сюжета, ещё раз подтверждая тот факт, что творческое использование мифов, легенд и других притчевых форм несёт в себе большие художественные возможности. Сам Ч. Айтматов отмечал: «…Я прибегаю к мифу — испытанный, но до конца не исчерпанный мной художественный метод. Я по-своему осваиваю мифический сюжет, по-своему его преображаю, так, чтобы нынешнему читателю не просто было явлено древнее поэтическое предание, а чтобы оно было задействовано в философской сути современного произведения. И в этой вещи легенда о Чингисхане спроецирована на вечную дилемму — власть и личность» Айтматов Ч.Т. Парадоксы перестройки.// Литературная газета. — 1990, 27 августа.

В финале повести в груди старой, измождённой женщины, никогда не знавшей радости материнства, появляется молоко — символ текущей жизни. Думается, что данный образ-символ творчески заимствован и переосмыслен писателем из героического эпоса «Эр Тёштюк» .

Перемежая различные сюжетные линии и пространственно-временные пласты, реалистическое повествование и мифологическое мировидение, Ч. Айтматов вновь, как и в предыдущих своих произведениях, старается прикоснуться к истокам Добра и Зла, видимо, изначально присущим природе человека, показать их противостояние.

Любопытно, что в 2001 году Ч. Айтматов вновь обращается к своему первому роману и публикует «Философские этюды» к произведению «И дольше века длится день…». И вновь в центре внимания писателя извечная проблема взаимоотношений личности и власти, несвободы человека от суда других. Показательно, что в дописанных текстах ведущей является философско-психологическая доминанта, что, в общем, соответствует и самой жанровой природе полифонического романа «И дольше века длится день…». В данном произведении выявились характерные черты творчества Ч. Айтматова-романиста, в полной мере проявившиеся в его дальнейшем творчестве.

Творчество Ч. Айтматова — это целая эпоха в литературе 20 века. Начав своё восхождение на литературный Олимп маленьким рассказом «Газетчик Дзюйдо» в 1952 году, уже через десять лет он создаёт свой первый шедевр — повесть «Джамиля», которая была названа Луи Арагоном «самой прекрасной на свете повестью о любви» .

Каждое новое произведение — открытие. В семидесятые — восьмидесятые годы, когда мастерство писателя достигло наивысшего взлёта, мы зачитывались его «Плахой» и «Буранным полустанком», позднее «Тавро Кассандры» .

Многие повести писателя тесно связаны с мифологией, то есть с легендами народов, населявших огромные просторы степей, через них автор как бы предупреждал своего читателя о совершаемом, о поступках тех, кто ни с чем не считается в достижении своих целей. Таков Орозкул в повести «Белый пароход». «Миф насыщен эмоциями и реальными жизненными переживаниями; он, например, олицетворяет, обоготворяет, чтит или ненавидит, злобствует» .

Легенды, мифы, предания являются неистощимым источником писателя.

Мифическое и реальное — две сюжетные линии представлены в повести «Белое облако Чингисхана», в повести не включенной по цензурным соображениям в роман «Буранный полустанок. И дольше века длится день», а опубликованной значительно позднее.

Обнажив и преломив через призму своего художественного восприятия внутренний мир Чингисхана, Айтматов сумел показать, что людям, купающимся в славе, величии, людям, которым, казалось бы, чужды огорчения, неудачи, свойственны человеческие чувства, как бессилие перед чем-либо, страх, растерянность. Так, Чингисхан растерян, он как бы не понимает, когда кто-то нарушил его запрет на деторождение, до его сознания не доходит, что кто-то может нарушить его приказ, но он не понимает: его приказ изначально кощунственен — законы природы никто не имеет права нарушать. И это белое облако ниспослано свыше для него (как будто покровительствует ему само Небо) до тех пор, пока он идёт вперёд, придерживаясь законов всевышнего, белое облако — символ добра, благословляющего человеческую жизнь, прославляющего вечность жизни, чистоту помыслов. Сцена казни Эрдене и Догуланга — это противоестественно, они дали жизнь человеку, которого должны выкормить, выпестовать, сделать человеком, но они волею не всевышнего, а тирана — завоевателя лишаются жизни. И этому противятся силы свыше, этому противится верблюд, даже животному кажется эта казнь страшной: «…орал, огрызался, злобно лязгая зубами. Однако под ударами палок ему пришлось встать во весь рост. И с боков двугорбого верблюда повисли в одной связке, в смертельных конвульсиях, те двое, которые любили друг друга поистине до гроба» .

Жизнь далёких времён, но всегда и везде человек остаётся человеком, смел он или подл, любит ли, ненавидит ли. Таков и Чингисхан, которого всю жизнь мучают сомнения по поводу рождения первенца: пред тем как забеременеть ей, Бортэ выкрали меркиты, Эрденэ, как истинный мужчина и преданный муж, принимает смерть вместе с Догуланг: «Это я — отец ребёнка! Да, это я. Если хотите знать!» .

И все разом стихли, все разом оцепенели — «кто же это? Кто это откликнулся на зов смерти в последнюю минуту…» .

Так поступают настоящие люди. Так поступил и Эрдене. Приводя в своих записях легенду «Сарыозекская казнь», автор проводит параллель между Эрдене, жившим в XIII веке и Абуталипом Куттыбаевым, попавшим в общую мельницу тоталитарного режима. Кунана, единственного ребёнка спасает служанка Алтун, у которой появилось вдруг ни с того, ни с сего молоко, — этому причиной явилось белое облако (так решило Небо), которое будет сопровождать малыша до его совершенства, — так домысливает читатель. Как это ни печально сознавать, при тоталитарном режиме, какой бы эпохе он не принадлежал, взаимосвязь личности и власти сводятся к одному — полному подчинению личности к государству, власть которого простирается буквально на все области жизни человека, вплоть до семейных, и интимных отношений — Эрдене и Догуланг, сынишка Кунан. Государство диктует человеку, что думать, что писать и читать, когда рожать детей и как их воспитывать… И ведущая роль во всеохватном и действенном контроле за этим отводится им карательно — сыскной системе. Все эти черты, утверждает писатель, присущи тоталитарной системе: они были ей присущи и в XIII веке, и в двадцатом веке.

На примере образа портрета следователя Тансыкбаева, особенно мастерски прорисованного, Айтматов превосходно раскрыл действие самого механизма этой репрессивной системы, тонко обрисовал психологию и нравственный облик её служителей. Очень интересна людоедческая философия Тансыкбаева, который видит невинность человека, но ради наград и карьеры, не брезгует никакими средствами, чтобы уничтожить человека. Он служит этой системе, преданный слуга, типичный представитель сталинско-бериевской карательно-сыскной системы, поэтому его философия и соответствует ей: «Государство, — рассуждает Тансыкбаев, — печь, которая горит лишь на одних дровах — на людских. Иначе эта печь заглохнет, затухнет. И надобности в ней не будет» .

Абуталип Куттыбаев, простой учитель, побывавший и в плену, и в партизанах, один из тех, кто сгодился для этой печи, кто желал счастья своим детям, кто давал свои знания ученикам, но для таких, как Тансыкбаев (даже обидно — Урал Тансыкбаев — выдающийся узбекский художник казахского происхождения) — закон не писан, не нравятся ему люди пытливые и неординарно мыслящие: «Никто, думающий иначе, чем мы, … не уйдёт от карающего чекистского меча…». Более того, система страшилась даже намёка на самостоятельную, независимую мысль, считая опасными для себя людей думающих и талантливых, — таков Абуталип, а его легенда «Сарозекская казнь» тому свидетельство. Кречетоглазому следователю кажется, что в легенде учитель осуждает верховную власть, подрывает идеи главенства интересов государства над интересами личности.

Удерживая общество в страхе, тоталитаризм, утверждает Айтматов, духовно опустошает и растлевает человека, пробуждает в нём низменные инстинкты и страсти. В потрясающей сцене публичной казни Эрдене и Догуланг показан «экстаз слепой мести и злорадство» присутствующих, которые испытывают «тайную радость» только от того, «что казни подвергается не он, а кто — то другой». А каковы слуги этой системы? Бахвалятся друг перед другом, хвастаются наградами, они искалечены властью, развращены вседозволенностью. Таков Тансыкбаев, этот «Чингисхан в миниатюре», который всеми правдами и неправдами «шьёт» югославское дело Абуталипу Куттыбаеву. И Куттыбаев понимает, что ему не отвертеться, так как такие, как Тансыкбаев, сделают всё, чтобы довести до конца. Также как Эрденэ, Абуталип принимает единственно правильное решение — уход из жизни.

Мифологическое в повести оживляет страницы прошлого через легенды, и здесь можно провести параллели: Эрдене и Догуланг, Абуталип и Зарипа, Кунан и Эрмек и Даул. Родители и их дети, за детей в ответе родители, но и в легенде, и в реальной жизни двадцатого столетия нарушается естественный ход жизни, нарушителями которого являются Чингисхан и Тансыкбаев. Если Чингисхан — сама власть, то Тансыкбаев слуга этой власти. Чингисхан, обнаружив, что белое облако оставило его — знак свыше, повернул назад, Тансыкбаев тоже терпит неудачу — погибает под поездом Куттыбаев.

Абуталип Куттыбаев приводит легенду «Сарыозекская казнь», во-первых, потому как человек, глубоко чтящий историческое прошлое своего народа, во-вторых, он размышляет о своей трагической семья и семье двух влюблённых из легенды, которые, создав семью, не смогли противостоять воле власти тирана, Абуталип приходит к простому, но не теряющему никогда своей непреходящей актуальности важному философскому выводу: самый великий смысл заключён в детях, а предназначение родителей состоит в том, чтобы вырастить своё продолжение. Писатель подчёркивает: «Но если отнять родителей от детей, значит лишить его возможности исполнить своё родовое предназначение, значит обречь эту жизнь на пустой исход» .

В «Сарыозекской казни» маленький Кунан, сын Эрденэ и Догуланг, спасён знаком свыше — белым облаком, дети Абуталипа ждут своего отца, бегут к каждому поезду, потому что для них отец — самое главное в их жизни, автор изображает Абуталипа — как символ отцовства, да — идеал отцовства, таков и Эрденэ, гордый, открытый, сколько гордости в его словах:

" - Это я — отец ребёнка! Да, если хотите знать!

И все разом стихли, все разом оцепенели — кто же это? Кто это откликнулся на зов смерти в последнюю минуту, навсегда уносившую с собой не выданную вышивальщицей тайну?

И все поразились: пришпоривая своего звездолобого коня, из рядов выехал вперёд сотник Эрдене. И, удерживая Акжулдуза на месте, снова повторил громко, оборачиваясь на стременах к толпе:

— Да, это я! Это мой сын! Имя моего сына Кунан! Мать моего сына зовут Догуланг! А я сотник Эрденэ!

С этими словами на виду у всех он соскочил с коня, хлопнул Акжулдыз наотмашь по шее, тот отпрянул, а сам сотник, сбрасывая на ходу с себя оружие и доспехи, отшвыривая их в стороны, направился к вышивальщице, которую уже держали за руки палачи. Он шёл при полном молчании вокруг, и все видели человека, свободно шедшего на смерть. Дойдя до своей возлюбленной, приготовленной к казни, сотник Эрдене упал перед ней на колени и обнял её, а она положила руки на его голову, и они замерли, вновь соединившись перед лицом смерти" .

Данный отрывок иллюстрирует наши мысли о том, что человек всегда способен на особые крайности во имя любви; легенда, приведённая Айтматовым, дана для того, чтобы понять глубину трагизма всех народов во все времена, противостоящих власти, но не покорившихся ей.

В монографии «Художественная антропология и творчество» в главе «Человек и миф в художественной интерпретации» авторы приводят следующие мысли: «Благодаря мифу, писатель поднимает острые проблемы человека современного, и самое главное — касается нравственной стороны человеческой жизни, что раскрывается в нерушимой связи поколений, незыблемой связи человека с природным началом» .

Чингиз Айматов во всех своих уникальных произведениях опирался на мифологическое начало для того, чтобы показать неразрывную связь нравственных начал в человеке, и это ещё раз подтверждается образами повести «Белое облако Чингисхана» .