Обеспечение законности при реализации уголовной политики

Понятие и содержание законности при реализации уголовной политики

В теории права, пожалуй, нет другого понятия так необходимого и столь всеобъемлющего, при этом на первый взгляд простого и понятного, но в то же время достаточно дискуссионного, чем законность. Действительно, несложность интересующей нас дефиниции связана с обычностью для юриспруденции самого слова — «законность». Сложность же восприятия законности объясняется многогранностью ее форм и содержания, а равно всепроникающим влиянием, оказываемым ею на законодательство и практику его реализации. Традиционно считается, что законность проявляется именно в деятельности субъектов реальных правоотношений. Авторы же полагают, что спектр ее влияния на развитие права более обширен. К примеру, заслуживает внимания воздействие законности на законодательный процесс, т. е. на становление и развитие права в его объективном выражении. Следствием обозначенной гипотезы является необходимость осознания роли законности в правовом регулировании. В этом отношении законность следует анализировать не только с позиций процессуального или процедурного законодательства, с которым традиционно связано исследование законности, но и нельзя обойти стороной рассмотрение вопросов реализации законности в материальном праве. Предположим изначально, что в нем она выполняет функцию обеспечения соответствия его основных концептуальных положений реальному выражению в законодательстве и правоприменительных актах.

Для подтверждения или опровержения высказанного взгляда на сферу воздействия законности первоначально, не претендуя на абсолютную широту исследования, которая не входит в задачи настоящей работы, проведем некоторый ретроспективный анализ самого понятия законности. Так, его классическое определение связывается в основном с реализацией нормативных предписаний. Такой обобщенный взгляд сформулирован в Большой Советской Энциклопедии и юридических словарях, где законность толкуется как «неуклонное исполнение законов и соответствующих им иных правовых актов органами государственной власти, должностными лицами, гражданами и общественными организациями»^[1].

Подобная точка зрения содержится и в трудах по общей теории права. Например, В. С. Афанасьев и Н. Л. Гранат подчеркивают, что законность — это не только принцип, но и метод и режим реализации норм, содержащихся в законах, и подзаконных актах, всеми участниками общественных отношений [92, с. 389].

Как уже отмечалось, обозначенная точка зрения, претендуя на универсальность, грешит одним недостатком: требование законности выражено, хотя и в разных аспектах, но в одном ракурсе — с позиции правоприменителя. Поэтому авторы и наделяют ее односторонним содержанием в виде требования к субъекту правоотношения, т. е. лицу, непосредственно участвующему в реализации правовых норм в той или иной форме и имеющему дело с уже действующим нормативным актом. Какова же роль законности в сфере правового регулирования общественных отношений, в содержание которого, помимо указанной деятельности, входит и «создание государством правовых норм и обеспечение их реализации» [93, с. 217], представленный теоретико-правовой вариант понимания законности ответа не дает. Хотя в справедливости отмеченных представлений автор не сомневается. Они проверены временем, и их можно считать аксиоматическими. Автор же ратует за расширение исходного представления о законности и перенос акцента в ее исследовании в сферу правовой регламентации. Для этого необходима иная теоретическая концепция^[2] — концепция законности правового регулирования. Причем развивать ее необходимо не столько в общетеоретическом аспекте, в этом направлении как раз присутствуют глубокие научные исследования законности, а в рамках отраслевой науки, и в частности науки уголовного права. При этом следует исходить из незыблемости постулата: законность — это одна из важнейших характеристик демократического режима.

В свою очередь, и законность, представляя собой неотъемлемое свойство как уголовной политики, так и ее практического аспекта — правового регулирования, базируется на основополагающих идеяхпринципах: единство законности; верховенство закона; равенства всех перед законом; неотвратимость юридической ответственности [94].

Рассмотрим все указанные принципы, но начнем с последнего постулата — неотвратимости уголовной ответственности как основы законности уголовной политики. Действительно, в науке уголовного права довольно распространенным является суждение о том, что обозначенную аксиому необходимо возвести в ранг принципа. Подобная рекомендация государствам-участникам СНГ содержится и в Модельном уголовном кодексе^[3]. В ст. 7 данного международного нормативного акта определено: «(1) Лицо, совершившее преступление, подлежит наказанию или иным мерам воздействия, предусмотренным Уголовным кодексом. (2) Освобождение от уголовной ответственности и наказания возможно только при наличии оснований и условий, предусмотренных законом». Принцип неотвратимости ответственности включен и в уголовное законодательство ряда некоторых стран СНГ. Так, например, в ч. 4 ст. 3 УК Республики Беларусь обозначено: «Каждое лицо, признанное виновным в совершении преступления, подлежит наказанию или иным мерам уголовной ответственности. Освобождение от уголовной ответственности или наказания допускается лишь в случаях, предусмотренных настоящим Кодексом».

К сожалению, в отечественном законодательстве рекомендации Модельного УК СНГ не нашли полного отражения. Связь же законности и неотвратимости юридической ответственности весьма существенна. Прежде всего, в данном соотношении акцент должен быть сделан не на саму ответственность, как это следует из УК РБ, а на прилагательном «юридическая». Объясняется это тем, что законной может быть только такая ответственность, которая не просто основана на уголовном законе, а непосредственно определена всей системой законодательства. В вопросах выбора вида юридической ответственности, и прежде всего в сфере уголовного законодательства, не должно быть места судейскому усмотрению в плане выбора вида юридической ответственности из предлагаемой альтернативы, как это было предусмотрено в ранее действовавших уголовных кодексах РСФСР. Например, ч. 1 ст. 74 УК РСФСР 1926 г. за «хулиганство, т. е озорные, сопряженные с явным неуважением к обществу действия, совершенное в первый раз» была предусмотрена альтернативная юридическая ответственность, либо уголовная, либо административная: «лишение свободы на срок до трех месяцев, если до возбуждения уголовного преследования на совершившего указанные действия не было наложено административного взыскания».

Содержал подобное смешение ответственности, причем не только юридической, и УК РСФСР 1960 г. В частности, в его ст. 51 предусматривалось освобождение от уголовной ответственности с передачей дела в товарищеский суд. Статья 52 этого же закона предусматривала замену уголовной ответственности передачей виновного на поруки для перевоспитания и исправления общественной организации или коллективу трудящихся. Как видим, в последнем случае вообще не предполагается применение какой-либо ответственности. Она заменяется мерами воспитательного характера, причем неконкретизированного содержания. Изучение судебно-следственной практики тех лет и в особенности начала 1990;х гг., а также личный опыт автора в должности следователя свидетельствуют: замена уголовной ответственности поруками носила в основной своей массе формальный характер. Во-первых, отсутствовал правовой механизм реализации подобного решения, а во-вторых, отсутствовали определенные социально-правовые последствия для обвиняемого. Поэтому данный институт использовался органами предварительного расследования для прекращения производств при отсутствии надежной совокупности доказательств причастности лица к совершению преступления. Следствие таких недостатков — подрыв основ законности уголовно-правового регулирования.

Но, что самое интересное, несмотря на очевидность изложенных фактов, в несколько более ограниченном масштабе подобный механизм сохранен и в действующем уголовном законе. Он представлен положениями об освобождении от уголовной ответственности несовершеннолетних с применением принудительных мер воспитательного воздействия. Анализ норм ст. 91 УК РФ, в которых законодатель определяет содержание этих самых воспитательных мер, свидетельствует: они не то, что воспитательными, а даже принудительными вообще не являются, поскольку законодатель не определил конкретного исполнителя. Да, есть контрольный орган — подразделения по делам несовершеннолетних органов внутренних дел. В ч. 4 ст. 90 УК РФ он назван «специализированным государственным органом». Но вот непосредственные исполнители, кроме родителей и лиц, их заменяющих, в уголовном законе не названы. Вывод однозначный и не требующий комментариев. Для понимания того, что указанный институт является нормативным источником нарушения законности, даже не требуется анализа изучения юридической практики, связанной, например, с подростковым рецидивом (в его криминологическом понимании). Статистика правоприменительной практики — вещь субъективная и потому лукавая, а вот потенциальные возможности, а следовательно, и правореализационный эффект той или иной нормы права можно просчитать с объективной точностью. Несовершеннолетние правонарушители, видя свою безнаказанность, совершают новые преступления.

Полагаем, что в свете обеспечения законности в сфере уголовноправового регулирования подобные эксперименты необходимо прекратить. Уголовный закон должен содержать только основания освобождения от наказания, но никак не от уголовной ответственности. При этом каждое основание такого освобождения должно предусматривать конкретных исполнителей и соответствующую процедуру правового воздействия на осужденного — пробацию^[4].

Эти и подобные примеры наглядно демонстрируют соотношение законности и неотвратимости юридической ответственности. Так, с позиции правоприменителя в этом соотношении изъяна нет, поскольку решение о замене уголовной ответственности административной или дисциплинарной, а равно с применением принудительных мер воспитательного воздействия в данном случае будет основано на законе. Однако с точки зрения законности уголовно-правового регулирования это решение нельзя признать законным, поскольку происходит подмена видов юридической ответственности и лицо, совершив преступление, реально наказывается за него как за дисциплинарный проступок.

Возможен и противоположный подход, когда повторное совершение административного правонарушения (не соответствующего по характеру и степени общественной опасности преступлению) влечет уголовное наказание (административная преюдиция, ст. 151.1 УК РФ)^[5].

Чтобы избежать подобных перекосов в современных условиях активной дискуссии о расширении перечня видов альтернативных наказаний, представляется актуальным включить принцип неотвратимости уголовной ответственности в отечественное уголовное законодательство. При этом в норме необходимо четко установить невозможность замены уголовной ответственности иными видами юридической ответственности, а равно с применением иных мер воздействия. В качестве исключения следует назвать возможность освобождения от уголовной ответственности в связи с применением принудительных мер медицинского характера. Последние связаны с естественной невозможностью привлечь лицо, совершившее общественно опасное деяние или преступление, к уголовной ответственности в связи с медицинскими противопоказаниями.

Сказанное позволяет сделать обобщающий вывод: законность — важнейшая правовая категория всей юридической науки и практики, а ее уровень и состояние служат главным критерием оценки эффективности правового регулирования.

В этой связи законность рассматривают не только в качестве принципа, но и важнейшего условия правового регулирования. Такой взгляд на законность разделяет Н. В. Витрук. По его мнению, законность представляет собой идею, требование и режим реального выражения права в законах государства, в самом законотворчестве и в подзаконном нормотворчестве [95, с. 523].

Попытки развить идею законности как условия правового регулирования на монографическом уровне предпринимались во многих научных иссдедованиях, но все они ограничивались рамками общей теории права.

Так, О. В. Олейник выдвинул предположение, что «законность представляет собой триединство составляющих — идеи, требования и режима реального выражения права в законах любого государства» [96, с. 39].

Другой исследователь законности Л. В. Быкодорова, помимо ее понимания как принципа, режима и метода, выделяет еще одно качество этого понятия — линию законности. Под ней автор понимает «неукоснительное соблюдение принципа законности в сфере деятельности правоохранительных органов по охране правопорядка от преступлений на основе обеспечения действенности уголовно-правовых запретов и правильного применения уголовного и смежного с ним законодательства, не допускающего уклонов как в сторону необоснованного усиления или установления, так и в сторону необоснованного смягчения или устранения уголовной ответственности и наказания» [97, с. 26].

Представляется, что Л. В. Быкодорова термином «линия законности» попыталась подменить давно признанный общей теорией права термин «режим законности», но в узком его аспекте — деятельности правоприменителя. По мнению авторов настоящей работы, исключение из режима законности такого необходимого субъекта, как законодатель не только не ведет к правильному пониманию этого явления, но и может создать негативные прецеденты нарушения законности при принятии правовых нормативных актов.

Д. В. Теткин, рассматривая законность как реальное выражение права пришел к убеждению, что это качественная сторона «правовой деятельности субъектов права и их поведения, а также правовое качество нормативных и правореализационных актов, процесса их реализации» [98, с. 7].

Впрочем, подобные точки зрения нельзя назвать новыми подходами, способствующими уяснению именно законности правового регулирования общественных отношений. Расходясь в понимании содержания законности, теоретики единодушно подчеркивают ее принципиальную значимость как условия правового регулирования. В то же время за кадром остается именно сущность этой значимости, содержание обозначенного условия.

Конечно, учитывая сложность восприятия понятий правозаконности и правового регулирования невозможно и представить, что решение поставленной задачи будет простым. Но искать его стоит не в разработке новых форм проявления законности (они уже давно и обоснованно определены правовой наукой), а в уяснении ее нового, прикладного содержания. Другими словами, рассмотрение законности как метода, режима и принципа материального права потребует в перспективе раскрыть их содержание с позиции обеспечения процесса разработки законов и создания нормативных условий их реализации.

Применительно к предмету настоящего исследования следует отметить особое значение законности как состояния нормативной основы упорядочения общественных отношений, адекватно обеспечивающего безопасность, стабильность в государстве, как некое «общественное здоровье» [99, с. 27—29] или, более точно, правовое здоровье государства.

На этом основании можно заключить, что законность — это единое понятие, но имеющее несколько сфер своего проявления. Применительно к законности уголовно-правовой политики ее необходимо воспринимать как наиболее точное соответствие упорядочения и охраны общественных отношений, а также форм реализации уголовного закона специально установленным нормативным предписаниям.

В материальном праве законность представляет собой не столько неуклонное соблюдение и исполнение законодателем, а также всеми должностными лицами, участниками уголовно-правовых отношений нормативных предписаний, сколько систему социально обусловленных норм, создающих условия целесообразного и эффективного, можно сказать, правильного уголовно-правового регулирования, включая и применение норм уголовного закона к реальным юридическим фактам.

Такое понимание законности позволяет сделать несколько выводов. Во-первых, законность уголовно-правового регулирования в смысле режима означает организацию такого правового порядка, который бы создал необходимые и достаточные условия для решения регулятивной, охранительной и репрессивной задач уголовного законодательства в точном соответствии с принципиальными предписаниями Общей части уголовного закона.

Во-вторых, применительно к методам и принципам правового регулирования речь следует вести не о законности как таковой (в плане исполнения законов), а лишь о нормативных средствах ее обеспечения и охраны, которые одновременно можно рассматривать и в качестве гарантий законности.

В-третьих, обеспечение и охрана законности в сфере уголовного права должны быть неразрывно связаны с созданием качественных по содержанию норм^[6], позволяющих достичь предполагаемого законодателем результата в ходе применения уголовного закона.

В-четвертых, обозначив в указанном определении все формы реализации уголовного закона, т. е. его исполнение, соблюдение и использование, автор исходил из понимания того, что они могут быть реализованы только посредством уголовно-правовых отношений, протекающих в единственной форме применения уголовно-правовых предписаний.

В этой связи законность методов уголовно-правового регулирования должна обеспечиваться соответствующей принципам уголовного законодательства системой специальных нормативно установленных правил, определяющих пути надлежащего достижения целей упорядочения общественных отношений посредством уголовно-правовых предписаний, а также наиболее рациональные и целесообразные приемы решения соответствующих им (целям) задач.

Следовательно, законность в ее материально-правовом аспекте имеет вполне конкретное нормативное выражение и выступает в качестве совокупности законодательно установленных, наиболее рациональных способов (приемов) уголовно-правового регулирования, обеспечивающих его целесообразность и создающих предпосылки легитимности принимаемых нормативных велений в части криминализации (декриминализации), а также пенализации (депенализации). Применительно к такому пониманию сущности законности можно обозначить два наиболее рациональных способа охраны и упорядочения общественных отношений посредством уголовно-правовых предписаний:

• — внешнее воздействие; в данном случае обоснование принятого решения осуществляется требованиями обязательств, заложенных в конституционных нормах, общепризнанных международно-правовых принципах, положениях международных договорах, а также предписаниях отраслевого регулятивного законодательства.
• — внутреннее воздействие, при таком подходе к реализации политических решений упорядочение общественных отношений осуществляется либо на основе обязательного соблюдения установленной уголовно-процессуальным законом формы реализации уголовной ответственности и определенного уголовно-исполнительным законодательством порядка исполнения уголовных наказаний и иных мер уголовно-правового характера (процедурно-правовой подход)^[7], либо путем обоснования результата упорядочения общественных отношений принципами и принципиальными положениями уголовного права (материально-правовой подход).

Однако оставим за рамками настоящего исследования процедурную составляющую реализации уголовно-правовых норм, поскольку оно посвящено именно материально-правовым основам законности.

Интересующие нас проблемы концептуального восприятия законности уголовно-правового регулирования с общетеоретических воззрений непосредственно связаны с формальным и материальным приемами обеспечения законности.

Их следует рассматривать с позиции анализа общеправовых методов правового регулирования.

• [1] Большая Советская Энциклопедия. М.: Советская энциклопедия, 1978; Юридический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1984. С. 101; Большойюридический словарь / Под ред. А. Я. Сухарева, В. Д. Зорькина, В. Е. Крутских. М., 1999.С. 214.
• [2] Концепция (от лат. conceptio) — ведущий замысел, определенный способ понимания, трактовки какого-либо явления.
• [3] Является рекомендательным законодательным актом для Содружества Независимых Государств. Принят на седьмом пленарном заседании Межпарламентской ассамблеи государств-участников Содружества Независимых Государств. Постановление№ 7—5 от 17 февраля 1996 г.
• [4] Пункт 65 Плана первоочередных мероприятий до 2014 г. по реализации важнейших положений «Национальной стратегии действий в интересах детей на 2012—2017 годы», объявленного Распоряжением Правительства РФ № 1916;р от 15.10.2012.Однако до настоящего времени разработанный Правительством РФ Федеральный закон"О пробации в Российской Федерации и системе органов и организаций, ее осуществляющих" остается в статусе проекта.
• [5] Если административную преюдицию рассматривать в качестве основания криминализации деяний, то следует изменить понятие лица, подлежащего уголовной ответственности (ст. 19 УК РФ) и дополнить его признаками общественной опасности.
• [6] Под качеством уголовно-правовой нормы в данном случае подразумевается четкость изложения правил поведения или запретов, однозначно понимаемых не толькоправоприменителем, но и гражданами, от которых законодатель ожидает добровольного соблюдения уголовно-правовых предписаний.
• [7] Процедурный компонент имеет существенное значение для механизма реализации уголовно-правовой охраны. Без нее не может быть реализована ни одна нормауголовного закона. Помимо этого его значение для уголовно-правового регулированиязаключается в наличие общих, межотраслевых институтов в обозначенных отрасляхправа. В этом случае уголовное законодательство выступает правообразующей отраслью. Соответственно отсутствие пробелов и коллизий в этих законодательных актахявляется существенным условием эффективной реализации норм уголовного закона.