О любопытстве и фантазии в истории

Познавая прошлое, человек, по мнению Дройзена, стремится расширить рамки настоящего момента, своего «здесь» и «теперь». И это стремление человека — перейти границу видимого и воспринимаемого, базируется на его чувстве любопытства, чувстве, которое предполагает наличие ограниченного знания о том, к чему человек проявляет интерес. Ведь, не имеющий абсолютно никаких знаний о каком-то явлении внешнего мира человек не будет проявлять к нему никакого любопытства. То, о чем человек совершенно ничего не знает, что себя никак не проявляет, никак не может стать объектом его любопытства.

В то же время, знающий все или же по крайней мере считающий, что он знает все, также не нуждается в чувстве любопытства, потому что оно базируется на незнании или полузнании. Человек, как правило, проявляет любопытство по отношению к таким предметам и явлениям окружающего мира, о которых ему уже кое-что, но далеко не все, известно. Такими предметами являются, например, следы прошлого, которые, по удачному выражению Рикёра, «показывая, скрывают». Чувство любопытства — особый вид человеческой реакции, нацеленной на познание незнакомых или скрытых явлений внешнего мира. Чувство любопытства будит человеческую фантазию. Но вот вопрос: каким образом на основе фантазии может развиться настоящая исследовательская традиция?

Разве подобное возможно? Вне всякого сомнения. Например, за романом-фэнтези «Властелин колец» Дж. Р. Толкина последовал целый ряд справочных, словарных и энциклопедических исследований, не имеющих, однако, под собой реальной основы. В романе описаны выдуманные народы, земли (Средиземье), события и правители. Несмотря на это, мы имеем целую исследовательскую традицию, включающую в себя:

• а) «Исторический атлас Средиземья» с геологическими, климатическими, природными, демографическими, политическими и военными картами;
• б) «Полный гид по Средиземью» (The Complete Guide to Middle-Earth, 1971);
• в) справочник к полному изданию «Властелин колец» (Энциклопедия «Толкин и его мир») с иллюстрациями, календарями, алфавитами и языками, терминами;
• г) подробную историю Средиземья с описанием династий, эпох, событий, личностей, экономического уклада, языков и быта.

Каким образом на почве нереальных событий смогла возникнуть вполне реальная исследовательская традиция, да еще такая масштабная?

Фантазия изображает действительность гротескно, но делает это не для того, чтобы ее исказить, а, чтобы лучше понять и точнее изобразить. Парадокс, но иногда фантазия в состоянии описать прошлую действительность реалистичнее, подробнее, точнее, ярче и выразительнее, чем научное исследование. Неслучайно современный немецкий историк Карл Шлёгель (Karl Schlogel) как-то посоветовал, чтобы лучше понять и представить себе реалии московской жизни 1930;х гг., обратиться к чтению… фантастического романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Но почему Шлёгель дает подобный совет? Книга Булгакова, хоть она и фантазия, действительно в состоянии позволить читателю окунуться в реальную атмосферу московской жизни 1930;х гг. В этом смысле роман Булгакова — не просто фантасмагорический роман, но и исторический источник.

Таким же источником служат, например, и «Путешествия Гулливера» Джонатана Свифта (Jonathan Swift), книга, которая, используя литературные методы описания действительности, изображает нормы, традиции, обычаи, идеи и представления реального общества. Роман Свифта содержит точные детали, отражающие жизнь людей определенной эпохи. К этому добавляется высокое искусство мастера, который настолько реалистично описывает ход событий, что читатель временами начинает невольно забывать о том, что речь идет о фантазии: «Шестнадцатого июня 1705 года стоявший на стеньге юнга увидел землю… Мы бросили якорь на расстоянии лиги от этой бухты, капитан послал баркас с десятком хорошо вооруженных людей, снабдив их сосудами для воды, если онбудет ими найдена… Прибыв к берегу, мы не нашли ни реки, ни источника и никаких признаков населения…^[1].

Читая этот отрывок из «Приключений Гулливера», у нас создается ощущение достоверно описанной истории из жизни мореплавателей. «Что может быть нереального в выше описанной сцене с моряками»? — задаем мы себе вопрос. Однако в тот момент, когда на горизонте повествования внезапно возникает фигура «человека исполинского роста» пытающегося схватить рукой лодку с напуганными гребцами, мы начинаем осознавать: «Все это — фантазия!». Да, это, действительно, фантазия, но не ложь!

Джонатан Свифт не пытается никого обмануть, а стремится изобразить действительность из другой, а, именно, фантастической перспективы, что не лишает ее связи с реальностью. Несмотря на это, автор сборника «Ложных историй старого и нового времени» («Liigengeschichten»)^[2] включает роман Свифта в сборник «ложных историй». Но роман Свифта не лжив. Ложь и фантазия не являются тождественными понятиями: они существенно отличаются друг от друга.

Вне всякого сомнения, и ложь, и фантазия описывают нереальные состояния действительности, но, фантазия никак не скрывает тот факт, что она создает фантастический образ действительности, а вот ложь, создавая фантастическую картину мира, делает свое дело тайно, а не явно, выдавая ложное за действительное, пытаясь таким путем ввести читателя в заблуждение. Проблема лжи не в том, что она демонстрирует нам нереальную действительность, а в том, что она это от нас скрывает!

Различие между фантазией и ложью проявляется не только по отношению к методам изображения действительности, но и по отношению к тем целям, которые они преследуют. Если фантазия стремится познать действительность, то ложь — исказить. Заметим, что ложь, в отличие от фантазии, хочет не познать действительность, а ее использовать, причем, как правило, в низменных и коварных целях. По этой причине мы должны принципиально различать попытки изобразить (понять) и попытки исказить (сфальсифицировать) действительность. Но самый главный аргумент, который подчеркивает несовместимость лжи и фантазии, — это то, что у человека, как правило, нет необходимости разоблачать фантазию, но есть необходимость разоблачить ложь.

Печально, но попытки исказить прошлое предпринимались и историками, которые в силу уже одного своего общественного статуса обязаны описывать объективно и правдиво любое, включая собственное, прошлое^[3]. Ложь прибегает к фантазии, используя ее в коварных и недобрых целях. Фантазия, однако, может быть поставлена на службу и добрым целям, например, целям познания и описания мира.

Поэтому историк не должен исключать фантазию из истории, тем более что фантазия практически во все времена была неразлучным спутником человека, мир которого был наполнен такими фантастическими существами, как духи, ангелы, дьяволы, ведьмы и черти. Разумеется, представления человека об этих существах являлись суевериями и заблуждениями, но они ведь реально определяли его жизнь, были элементами его мировоззрения, неотъемлемой частью его бытия. Ведьм сжигали на реальном огне, против чертей и дьяволов предпринимались и организовывались вполне реальные процессы и «защитные меры». В жизни человека прошлого реальные и фантастические представления иногда настолько тесно переплетались друг с другом, что были неразличимы. Историк, по этой причине, не вправе исключать фантастические представления человека из его прошлого. Ему не остается ничего другого, как старательно распутывать этот клубок сложных взаимодействий реальных и фантастических представлений в жизни человека прошлого, описывая реально нереальную реальность исторического мира.

Но одно дело, когда человек стремится распутать запутанные следы прошлого, и совершенно другое — когда он их начинает варварским способом разрушать и уничтожать^[4]. Разрушая следы определенного прошлого, люди выражают таким образом свое крайне нетерпимое отношение к нему, практически отказывая ему в праве на существование^[5]. Однако отношение человека к следам прошлого может быть не только разрушительным, но бережным и почтительным, что продемонстрировал нам в работе «О пользе и вреде истории для жизни» Ф. Ницше, который описал три возможных вида человеческого отношения к прошлому, связывая их тесно с тремя видами истории — монументальной, антикварной и критической^[6]. При всей проницательности Ницше не мог и предположить, что человек XXI в. будет целенаправленно и систематично уничтожать всемирно известные памятники человеческой культуры, как это делают современные «разрушители следов», уничтожившие значительные части всемирно известных памятников античной культуры сирийского города Пальмира.

Первый вопрос, который мы должны задать, — это вопрос, почему «разрушители следов» уничтожают следы прошлого? Происходит это потому, что они отождествляют ненавистные им памятники прошлого с такими ценностями, которые они принципиально отвергают и не принимают, к которым относятся враждебно. Но так как «разрушители следов» не в состоянии разрушить сами духовные ценности (духовное не позволяет себя физически разрушить), они начинают уничтожать те вещественные памятники, которые предметно олицетворяют и символизируют ненавистные им ценности. Война памятников — это, по существу, война человеческих ценностей. Мы, европейцы, наблюдая за действиями «разрушителей следов», начинаем понимать, что наши универсальные ценности далеко не везде принимаются и далеко не всегда считаются таковыми.

Но вот парадокс: уничтожая памятники истории, «разрушители следов» демонстрируют нам таким образом, скорее, свое бессилие по отношению к ним, потому что кроме топора, молотка и взрывного устройства у них никаких других аргументов по отношению к этим памятникам нет. Отношение «разрушителей следов» к прошлому носит примитивный, грубый и варварский характер. Но тем не менее, даже «разрушители следов», прежде чем начать уничтожать конкретные следы прошлого, вынуждены их вначале идентифицировать и определенным образом интерпретировать. А это означает, что акту разрушения следов всегда предшествует их интерпретация.

Существует и другой, более «элегантный» способ варварского обхождения со следами прошлого: не прямого разрушения или уничтожения, а подделки и ретуширования. Этот способ также является способом отклонения, непризнания и отвержения определенного прошлого или же отдельных элементов прошлого. Способ ретуширования прошлого был особенно востребован в сталинскую эпоху, когда со старых фотографий революционной эпохи повсеместно и в массовом порядке удаляли (стирали, вырезали, соскабливали, затушевывали и смазывали) изображения тех соратников Ленина, которые сталинским режимом были объявлены «врагами народа». Ретушеры, несомненно, могут удалить исторических персонажей со старых фотографий, превратив их таким образом в «тени прошлого», но избавиться от «теней» прошлого они не в состоянии (см. метафору «теней прошлого). Потому что рано или поздно эти отверженные персонажи смогут вернуться как на фотографии, так и в прошлое.

Третьим способом несправедливого отношения к прошлому является его замалчивание или скрытие. Происходит это тогда, когда настоящее стремится спрятать в хранилищах или тайных архивах нежелательные свидетельства прошлого. Так поступили, например, жители итальянского города Неаполь, которые укрыли найденные в XIX в. фрески античного города Помпеи, на которых были изображены разнообразные сексуальные сцены. Откровенное изображение подобных сцен на античных фресках до такой степени шокировало человека XIX в., что их тут же спрятали от человеческих глаз. Но даже нет необходимости говорить о сексуальных фресках, достаточно упомянуть бесчисленное множество недоступных современным исследователям документов прошлого столетия, которые хранятся в закрытах и тайных архивах.

Все эти разрушенные, отретушированные, искаженные или же тщательно спрятанные и утаенные свидетельства прошлого являются для настоящего нежеланными следами. Все попытки настоящего скрыть или разрушить следы своего прошлого, свидетельствуют об очень сложном характере отношений между настоящим и прошлым. Здесь, пожалуй, самое время обратиться и к анализу характера отношений между историческим свидетельством и его интерпретацией.

• [1] См.: URL: http://lib.ru/INOOLD/SWIFT/gulliver.txt (дата обращения: 05.10.2017).
• [2] Liigengeschichten. Aus alter und neuer Zeit / ges. von G. Narciss. Stuttgart; Zurich, 1964.
• [3] Немецкий журналист Патрик Банере повествует об истории баварского историка Карла Бозля (Karl Bosl), который после падения нацистского режима, создал себеновую — ложную — идентичность, представляющую его активным членом движениясопротивления против гитлеровского режима, каковым он, как считают историки, никогда не был. См.: Bahners Р. Die Legende eines Humanisten // Frankfurter AllgemeineZeitung. 06.07.2011.
• [4] Подробнее о «разрушителях следов» в немецкой книге автора: Butler A. Theorieund Geschichte des Spurbegriffes. Entschlusselung eines ratselhaften Phanomens. Marburg: TECTUM, 2016. S. 9—18.
• [5] Практически сразу после развала СССР на постсоветском пространстве повсеместно начался процесс устранения памятников советской эпохи. Но и молодая советская власть, не успев укрепиться, стала систематически варварскими способами уничтожать царские символы Российской империи, насаждая повсюду коммунистическуюсимволику. Массовое разрушение памятников прошлого везде и всегда происходитв поворотные моменты истории.
• [6] Nietzsche F. UnzeitgemaKe Betrachtungen. Zweites Stuck: Vom Nutzen und Nachteil derHistorie fur das Leben (1873/74) // Nietzsche F. Werke in 2 Banden / hg. v. W. Deninger.Bd. 1. PHAIDON, 1981. S. 129—162.