Суть социологического воображения, его роль в выявлении латентных причин социальной патологии

Органическая составляющая социологической науки — не только парадигмы, но и социологическое воображение, которое позволяет выявлять не только очевидные, но и латентные причины социальной патологии.

Создателем теории социологического воображения как плодотворной формы самосознания интеллектуала, с помощью которой оживает способность удивляться, люди становятся разумными и начинают понимать, что теперь они сами могут правильно обобщать и давать непротиворечивые оценки, стал американский социолог Чарльз Райт Миллс (1916—1962).

Рассмотрим подробнее основные принципы социологического воображения.

Во-первых, это производство и сохранение критического, творческого мышления, залогом того, что социологическая наука не будет заорганизована, не превратится в набор схоластических догм. «Моя позиция, — писал Миллс, — противостоит взгляду на общественную науку как на набор бюрократических процедур, которые опутали социальное познание своими „методологическими“ претензиями, переполняют его схоластическими конструкциями и опошляют мелкотемьем, не имеющим отношения к общественно значимым проблемам»^[1]. По его мнению, чтобы диагностировать те или иные социокультурные реалии, отношение к ним людей и их поведение, социологу недостаточно знать постулаты теории, уяснить ее методологические принципы, овладеть техникой социологической диагностики, основанной на динамичном, критическом мышлении. И тогда привычное может приобрести совершенно иной смысл. Обыденные вещи и явления могут предстать не тем, чем они всем кажутся.

Ч. Р. Миллс.

Во-вторых, оригинальная методология. «Способствуйте реабилитации непретенциозного интеллектуального мастерства и старайтесь сами стать таким мастером, — настаивал Миллс. — Пусть каждый будет сам себе методолог и сам себе теоретик. Отстаивайте приоритет индивидуального исследователя»^[2]. Оригинальная методология необходима потому, что любая теория ограничена в пространстве и времени. Она может быть применима лишь для диагностики определенных проблем конкретного общества, что особенно видно, когда социум переходит в новое качество во время смены исторических эпох.

В-третьих, способность удивляться. Миллс был одним из первых, кто удивился и поставил под вопрос «универсальную полезность» знания, обратил внимание на ненамеренные последствия увеличения информации, накопления человечеством знания о мире. На первый взгляд, знание — сила и, соответственно, благо для людей. Однако не все так просто. Пройдя определенный порог накопления информации, люди оказываются перед тем фактом, что «они не успевают ее усваивать»^[3]. Обилие информации может создавать немыслимые ранее вызовы, включая социальную патологию. Ненамеренным последствием роста информации становятся вызовы духовности общества. Ответ на эти вызовы социолог усматривает в формировании особого качества ума: благодаря способности удивляться люди обретают новый способ мышления, производят переоценку ценностей и, соответственно, более или менее безболезненно адаптируются к новым информационным вызовам;

В-четвертых, социологическое воображение присуще интеллектуалам, и оно, «вероятно, обеспечивает наиболее наглядное представление о самых сокровенных областях нашего бытия в их связи с более широкой социальной действительностью»^[4]. В таком широком понимании социологическое воображение адресовано не только представителям социологии и социальных наук, но всем интеллектуалам. При этом ученый отмечает неравномерное распространение социологического воображения во времени и пространстве, что демонстрируется им на примере развития этого качества мышления и интеллекта в социальных и гуманитарных науках, в литературе и искусстве. «В Англии, например, — пишет он, — социология как учебная дисциплина по сей день занимает несколько маргинальное положение, в то время как в английской журналистике, художественной литературе и прежде всего в исторической науке социологическое воображение получило мощное развитие»^[5].

В-пятых, методологический интегрализм, который Миллс предложил с учетом усложнившихся взаимоотношений человека и общества. С одной стороны, индивид «самим фактом своего существования вносит собственный, хотя и ничтожно малый, вклад в формирование общества», а с другой — «он сам является продуктом общества и конкретно-исторических общественных сил. Социологическое воображение дает возможность постичь историю и обстоятельства отдельной человеческой жизни, а также понять их взаимосвязь внутри общества»^[6]. С тех пор социологи вместо какого-то одного методологического подхода используют их определенное сочетание в диагностике общества.

В-шестых, диалектика индивидуальной биографии и институтов общества. По Миллсу, личные трудности — частные проблемы, затрагивающие судьбы отдельных индивидов, носителей конкретной биографии. В принципе, они поддаются контролю со стороны этих индивидов. «Личные трудности, — отмечает он, — определяются характером индивида и его непосредственными отношениями с другими; они касаются его „я“ и тех ограниченных областей жизни общества, с которыми он лично знаком»^[7]. А вот «общественные проблемы обычно касаются отношений, которые выходят за пределы непосредственного окружения индивида и его внутренней жизни… В действительности общественные проблемы часто связаны с кризисом институционального порядка»^[8].

Личные трудности — проблемы, относящиеся к области жизни индивида.

Примером личных трудностей может быть вступление в брак или оплата взятого кредита.

Общественные проблемы — вызовы функционированию институтам общества (например, высокий уровень разводов, дисфункциональность банков).

В-седьмых, понимание природы социального счастья и тревог. Социолог показал глубинную связь социального благополучия или, напротив, социальной патологии с состоянием ценностей, разделяемых обществом. Когда ценности эффективно воспроизводятся и поддерживаются, люди находятся в состоянии благополучия. Ситуация резко меняется с рассогласованием ценностного консенсуса. Миллс пишет: «Когда люди разделяют определенные ценности, но чувствуют, что им угрожает опасность, они переживают кризис: либо как личные затруднения, либо как общественную проблему. А если им кажется, что все ценности, которым они привержены, находятся под угрозой, их может охватить паника… Это состояние тревоги, беспокойства, которое, достигнув определенного порога, превращается в нераспознанную смертельную болезнь»^[9].

В-восьмых, учет амбивалентной функциональности науки. Миллс был одним из первых, кто отметил амбивалентную функциональность науки, ее взаимосвязь с другими сферами жизнедеятельности людей. Если из науки выхолащивается культурная, гуманитарная составляющая, то ее результаты могут обернуться моральными и социальными проблемами. Так, социолог прямо отмечает неоднозначность достижений современной науки: «Развитие физики в последние десятилетия, высшим технологическим достижением которой стало создание водородной бомбы и средств ее доставки в любую точку планеты, едва ли воспринимается как решение проблем, над которыми ломали головы поколения интеллектуалов и деятелей культуры… Они не только не решили имеющихся глобальных проблем, но поставили еще больше новых — как интеллектуальных, так и моральных, почти целиком относящихся к социальной сфере, а не к естествознанию»^[10].

В-девятых, принятие во внимание человеческого многообразия, включающего «все социальные миры, в которых жил, живет и мог бы жить человек. В эти миры входят и первобытные сообщества, которые, насколько мы знаем, мало изменились за тысячу лет, и могущественные державы»^[11]. При этом Миллс особо подчеркивает недопустимость евро- и этноцентризма. «Если мы, — отмечает он, — ограничиваемся примером одного какого-либо государства современного (обычно западного) общества, то у нас нет оснований надеяться, что сможем уловить многие подлинно фундаментальные различия между человеческими типами и общественными институтами… Нельзя понять и объяснить основные фазы, через которые прошла или проходит та или иная западная страна, и современные ее очертания только в терминах своей собственной национальной истории»^[12].

В-десятых, диагностика глоболокального взаимодействия. Благодаря своему неординарному мышлению, Миллс опередил время и, по существу, поднял проблематику того, что сегодня принято называть процессами глокализации: «Одной из отличительных характеристик современной эпохи является то, что впервые в истории все разнообразные социальные миры находятся в тесном, быстром и очевидном взаимодействии. Исследователь должен заниматься сравнением этих миров и рассматривать взаимодействия между ними… Вот почему наилучшие социологические исследования сегодня — это работы глобального и регионального масштабов»^[13]. В одних странах сохраняются так называемые пережитки прошлого, а в других — нет. «Вместо того чтобы объяснять какое-то явление как пережиток прошлого, мы должны поставить вопрос, почему оно сохранилось»^[14].

В-одиннадцатых, динамика социального смысла. Миллс обращает особое внимание на проблему осмысления реальных процессов в контексте того, что и процессы, и их отражения посредством смыслов подвержены динамике. Здесь особо остро стоит проблема переосмысления истории. С одной стороны, она неизбежна в силу самого процесса изменения, а с другой — переосмысление реальности может привести к абсурду, травмирующему коллективную идентичность людей. «Не нужно великолепных прозрений Джорджа Оруэлла, чтобы понять, как легко можно извратить историю в ходе ее беспрестанного переписывания. Оруэлловский „1984;й“ показал это наглядно и, будем надеяться, основательно напугал некоторых наших коллег-историков»^[15]. Полагаем, сказанное весьма актуально сегодня: идеологические наслоения с истории, конечно, необходимо убрать, но не порождая при этом новые ценностные пристрастия и тем более не переписывая историю под новые идеи.

В-двенадцатых, разум и свобода. Миллс отмечает, что «в настоящее время ценности разума и свободы находятся в большой опасности»^[16]. При этом социолог выделяет ряд проблем. Среди них, по его мнению, — абсолютизация научной рациональности и умаление творческого мышления, необходимость «овладения разумом», что, по существу, предполагает неординарные сознательные усилия со стороны индивидов по развитию своего интеллекта. Социолог подвергает критике упрощенные представления, согласно которым свобода — имманентная составляющая природы человека, и замечает: «Свобода — это не только возможность делать все, что нам вздумается, или делать выбор из заданных вариантов. Свобода — это прежде всего возможность определить варианты выбора, обсудить их и только потом принять решение. Вот почему не может быть свободы без повышения роли разума в человеческих делах… сегодня для нас стало очевидным, что не все люди от природы хотят быть свободными, что не все хотят и не все могут по самым разным причинам сделать над собой усилие для овладения разумом, столь необходимым для свободы»^[17].

В итоге социолог ратует за единство социологического теоретизирования, мышления и воображения. Однако не все социологи разделяют этот принцип. Некоторые привержены тому, что принято называть чистой наукой. Они пытаются лучше понять, как функционируют разные общества.

Цель социологии как чистой науки — получение знания о социальном мире.

Другие социологи, включая самого Миллса, более заинтересованы в получении знания, видя в нем средства лечения социальной патологии с помощью предложения тех или иных социальных реформ. Они представляют так называемую публичную социологию, ориентированную на более широкую аудиторию вне академических структур.

Цель публичной социологии — получение знания ради диагностики и реформ общества.

Современный американский социолог Михаил Буравой, президент Международной социологической ассоциации в 2010—2014 гг., даже разработал теорию публичной социологии, нацеленную на информацию широких слоев населения о ее достижениях, использование результатов в процессе управления на всех уровнях организации общества^[18].

• [1] Миллс Ч. Р. Социологическое воображение. М.: ИД NOTA BENE, 2001. С. 30.
• [2] Там же. С. 253.
• [3] Миллс Ч. Р. Социологическое воображение. С. 13.
• [4] Там же. С. 24.
• [5] Там же. С. 29.
• [6] Там же. С. 13, 16.
• [7] Там же. С. 17.
• [8] Миллс Ч. Р. Социологическое воображение. С. 17.
• [9] Там же. С. 20.
• [10] Там же. С. 25.
• [11] Там же. С. 153.
• [12] Миллс Ч. Р. Социологическое воображение. С. 169, 173.
• [13] Там же. С. 173.
• [14] Там же. С. 177.
• [15] Там же. С. 167.
• [16] Там же. С. 192.
• [17] Миллс Ч. Р. Социологическое воображение. С. 199.
• [18] См.: Burawoi) М. For Public Sociology // American Sociological Review. 2005. № 4 (70).P. 4−28.