Феномен тоталитаризма. 
Новейшая история стран европы и америки

Истоки тоталитаризма

Как ни ужасна Первая мировая война, она была только прологом к иным, еще более тяжким бедствиям, более страшному новому злу — тоталитаризму. Если современная наука и промышленность к Первой мировой войне открыла возможность создавать оружие беспрецедентной разрушительной силы, то современная политика и новое состояние общества создали государство беспрецедентной власти (тоталитаризм). Следует подчеркнуть, что тоталитаризм был вызван к жизни не динамикой классовой борьбы (не экономическими причинами), а политикой — войной и ее последствиями. Именно Первая мировая война стала причиной утери веры в безоблачное поступательное, прогрессивное развитие. Такая вера характерна для XIX в., когда никаких угроз цивилизации не ощущалось. В то время господствовало чувство благодушия, жили в ощущении безопасности и вечности ее самых важных ценностей. После войны пришло время кризисного сознания, постоянного ощущения опасности — особенно в отношениях между государствами. Ощутима была и социальная опасность, связанная с постоянно ухудшающимися условиями жизни после войны и кризиса 1929 г.

Опираясь на весьма действенные полицейские силы, массовые политические партии и радикальные идеологии, стремившиеся взять под контроль все аспекты человеческой жизни, государства нового типа рвались к осуществлению проектов колоссального честолюбия — их не устраивало ничто меньше мирового господства. Акты чудовищного кровопролития, осуществленные тоталитарными режимами, не имели прецедентов в мировой истории. В XIX в. теория прогресса связывала человеческое зло с отсталостью, а в XX в. оказалось, что это крупное заблуждение, что экономическое развитие, образование, культура не дают никакой гарантии от варварства, еще более изощренного, чем в старые времена. Можно заметить, что тоталитаризм (нацизм, большевизм, фашизм) был единственной серьезной идеологической новацией, появившейся в XX в., и она оказалась морально неполноценной, поскольку изначально разделяла средства и цель, совершенно преобразуя ее, — такое разделение недопустимо, поскольку негодные средства обязательно накладывают свой отпечаток на цель, об этом знали еще древние мудрецы.

Впервые на моральную неполноценность фашизма обратил внимание итальянский философ Бенедетто Кроче — он указывал, что к фашизму в Италии не стремился специально ни один общественный класс, фашизм был просто следствием одичания, гражданской депрессии и опьянения войной. Кроче полагал, что фашизм распространен в мире повсеместно, а в Италии он оказался в более благоприятном положении вследствие особенной театрализации политики, которая особенно эффективна в век масс, открытый всякого рода манипуляциям. Чуть позже и в Германии благодаря массированной пропаганде политика также подверглась театрализации, связанной с особым значением массовых собраний, шествий, митингов, парадов, создававших, казалось, наглядно ощущение общности, национальной солидарности, сплочения.

По этой причине появление тоталитарных государств связано с все расширявшейся с начала XX в. демократизацией, т. е. с вступлением в политическую жизнь широких народных масс, как правило, никак ранее не ориентированных и поэтому бывших легкой добычей различных демагогов. Как ни парадоксально суждение, что полная демократизация общества является главной предпосылкой возникновения тоталитаризма, но оно верно. Россия в 1917 г. была самой свободной страной в Европе, Веймарская республика в Германии имела самую демократическую конституцию, Италия в 1922 г., когда Муссолини пришел к власти, но существу пребывала в состоянии анархии. Иными словами, тоталитаризм — это псевдодемократическая диктатура, которой ранее нс было, она возникла в условиях массовой демократии после Первой мировой войны. Можно даже уточнить, что есть два типа демократии — тоталитарная и либеральная. Ницше в свое время высокомерно указывал, что современная демократия есть не освобождение рабов, а безоговорочная победа раба и рабского духа. Представляется, что утверждение немецкого философа можно отнести и к тоталитарной демократии.

Отличие этих двух типов демократии состоит в следующем: либеральная исходит из того, что политика — это череда проб и ошибок, политическая система — это результат человеческой изобретательности и спонтанности. Тоталитарная демократия исходит из эксклюзивности истины в политике.

Оба типа демократии утверждают высшую ценность свободы. Но если либеральная видит высшую ценность в спонтанности и отсутствии принуждения, то тоталитарная полагает, что свобода может быть реализована лишь в процессе стремления к абсолютной коллективной цели и в ее достижении. Помимо своеобразно понимаемой свободы, и сталинский, и гитлеровский тоталитаризм паразитировали на социализме, т. е. на возможности создания общества социальной гармонии на земле, а не в потустороннем мире. В названии гитлеровской партии четыре раза повторялось одно понятие общности высшей значимости — национал-социалистическая немецкая рабочая партия. Понятия «национальный», «социалистический» и «немецкий» для Гитлера были синонимами, а рабочими он считал всех немцев, кто трудится, не важно в какой сфере. В итальянском фашизме это стремление также присутствовало, поскольку сам Муссолини начинал политическую карьеру лидером радикального левого крыла Итальянской социалистической партии. За несколько дней до смерти он задал риторический вопрос одному из своих уцелевших миньонов. «Что бы вы предпочли, — спросил он, — чтобы Италия стала британской колонией или советской республикой?» Как приличествует бывшему социалисту и радикалу, Муссолини ответил сам себе: «Я бы предпочел второе».

Либеральные демократии после Первой мировой войны производили впечатление слабых, неубедительных и непривлекательных, потому что они апеллировали к разуму, а не к чувствам, не к вере в возможность быстрых и волшебных перемен. Поколение вернувшихся из окопов было совершенно убеждено в пустоте, лживости и бесплодности довоенной либеральной поры. Либеральная демократия проиграла у послевоенного поколения не потому, что делала акцент на свободах, а потому что была неинтересна, не соответствовала духовным потребностям и жажде действия у людей, которых выучила и воспитывала война. Точно так, как нельзя представить Великую Октябрьскую революцию без войны, нельзя представить без нее и итальянский фашизм и германский национал-социализм. На войне, как известно, политическое деление просто: друг или враг, а также царят отношения приказа и подчинения, строгая иерархия. В соответствии с такими же масштабами и хотели продолжать жить вчерашние фронтовики. Трезвой и будничной либеральной демократии противостояли, к примеру, яркие, романтические идеи, устремленные в светлое коммунистическое будущее, в большевистской России. Или в Италии фашистская идеология сулила избавление от повседневных проблем и бед в новой фашистской общности. В нацистской Германии преобладало абсолютно обескураживающее и гордое видение будущего немецкой нации, которой Гитлер сулил мировое господство. На этом оптимистическом фоне тоталитарные режимы навязывали прославление простого человека, который «в университетах не обучался», но именно поэтому является носителем подлинной нравственности и добра. Это многим льстило.

Кроме того, нужно иметь в виду, что в некоторых обстоятельствах диктатура более действенна и выглядит более эффектно. Так, Муссолини вполне справедливо отмечал в 1937 г.: «Демократии присущи легковесность, безответственность, тенденция к компромиссам и сделкам, мы — категорически против демократии. Демократия фальшива: ее принципы применимы только в ординарных условиях жизни, но не в чрезвычайных обстоятельствах». Это действительно так — в периоды войн и катаклизмов прежде всего потребна жесткая, ясно сознающая цели власть. Конкуренция в периоды кризисов неуместна и должна уступить место централизации, которая создает наилучшие возможности для точного применения накопленных знаний; конкуренция, напротив, усиливает восприимчивость к новому и неизвестному. Соответственно, когда приблизительно ясно, что и как нужно срочно и безотлагательно делать, централизация принятия решений может оказаться выгодной, но когда общий курс неясен, без конкурентного процесса открытий не обойтись. К примеру, в СССР при Сталине, когда цель ясна — создать промышленную базу для ведения войны, а необходимые технологии уже существовали, сталинская система способна была догнать другие мировые державы. Но после победы в войне советская система утеряла ориентацию и постепенно погрузилась в маразм потому, что была неконкурентной…