Специфика научного знания. 
Социокультурная размерность науки

Представления о специфике научного знания: от Аристотеля до Ф. Бэкона

Где проходит грань между знанием вообще и наукой как особой его формой? Какими свойствами должно обладать знание, для того чтобы считаться наукой? В эпоху древних цивилизаций такого разграничения почти нс знали. Лишь в Древней Греции мысли о познании как части обобщенного знания — своего рода прообразе науки — обретают некие осязаемые формы. Однако и в эпоху Античности понятие «наука» является проблемным и противоречивым.

Так, Платон (ок. 427 — 347 гг. до н.э.) скептически относился к знанию вообще — он исходил из того, что человеку недоступно никакое точное знание, так как мир изменчив, как и сам человек. То, что сейчас мы считаем точным знанием, буквально через мгновение может перестать быть таковым. Говоря об изменчивости мира, Платон в данном случае имел в виду окружающий (чувственный) мир — относительно познаваемости метафизической сути вещей или сущности божественных деяний он занимал иную позицию, считая, что высший «мир идей» неизменен и только ему присуще точное знание, получаемое с помощью особого интеллектуального акта. Таким образом, «паука» Платона могла быть применима лишь к определенному кругу неизменных сущностей.

Аристотель (384—322 гг. до н.э.) стремился расширить этот круг, введя в сферу интересов ученого чувственный мир, изменчивый, но не менее важный для познания. Он же использовал термин «эпистема» (episteme) как обозначение точного, достоверного знания, основанного на понимании общих принципов. Заметим здесь, что слово «наука» применительно к различным научным дисциплинам (как мы бы сказали сейчас) Аристотель не использует. Слово «наука» для него — это обозначение действия. В известном смысле «наука» — это некий итог, опыт, получаемый в результате размышлений или деятельности.

Античная наука, таким образом, являлась сугубой теорией. Даже математика воспринималась часто как система логических доказательств, не основанных на подсчетах (это было бы слишком просто и грубо).

В эпоху Средневековья ученость продолжила античное стремление к постижению идеального, но логическое доказательство в этом процессе стало делить место с выстраиванием тезауруса. Огромное количество научных трактатов Средневековья посвящено не столько новым методам подсчета, сколько осмыслению, что есть математика, число, цифра и т. п.

В разделе, посвященном Средневековью, упоминается о классификации наук Флавия Кассиодора (ок. 480 — 575) в его трактате «Наставление в науках божественных и человеческих». Не будем повторяться, обратимся лишь к определению науки, которое дает Кассиодор.

Наука… есть изучение, свободное от заблуждений, порожденных субъективными взглядами; она никогда не может быть иной, чем она есть, и называется именно так, поскольку всегда функционирует на основе своих собственных правил. Она никогда не расширяется и не сужается, не подвержена переменам, но сохраняет приверженность своей природе и придерживается своих собственных установлений с неизменным постоянством… С полным основанием Святые Отцы наставляли нас в том, что науки следует изучать людям, вдохновленным познанием, ибо подобные занятия в большой мере являются средством, уводящим нас от плотских желаний и заставляющим, с Божией помощью, стремиться к вещам, видимым только мысленным взором…¹

Ф. Кассиодор Конечно, это не определение в строгом смысле, а лишь набор свойств науки. Но эти свойства по-своему интересны, особенно если учесть, что они отмечены раннесредневековым автором. Первое свойство — объективность науки. Второе — наличие в ней правил (если их нет, то это не наука). Третье заключается в том, что пространство науки всегда неизменно. Как понять последнее свойство? Как утверждение, что ничего нового в науке не появляется? Что не появляется новых наук? Или никаких новых правил? Кассиодор не дает на это однозначного ответа. Но главное, что привлекает внимание в его формулировке, это мотивация к занятию науками — совершенствование мысленного познания, отводящего от плотских желаний.

Как понималась наука в средневековой Византии, хорошо видно по работе известного византийского интеллектуала Иоанна Дамаскина (ок. 675 — ок. 753) «Диалектика»^[1][2]. В этой работе Дамаскин почти не упоминает слово «наука». Вместо него он активно оперирует понятием «философия», которое в его терминологии имеет гораздо более широкое значение, чем в наши дни. Целью философии и ее предметом является познание природы сущего, к чему относится целый ряд областей: познание Божественных и человеческих вещей, помышление о смерти произвольной и естественной. Человек, занимающийся философией, по мнению Дамаскина, уподобляется Богу в возможной для человека степени.

Саму философию Дамаскин делит на теоретическую и практическую. Теоретическая философия разделяется на богословие, математику и физиологию. Математика, в свою очередь, — на арифметику, геометрию и астрономию (здесь мы видим три из четырех частей квадривиума, или средневековой системы точных наук). Практическая философия разделяется на этику, экономику и политику.

Главная задача богословия как части теоретической философии — рассмотрение Бога и всего, что бестелесно и нематериально (ангелов, демонов, души). Физиология рассматривает природу материального (животных, растений, камней и проч.). Математика же изучает то, что занимает среднее место между нематериальным и материальным, иногда рассматривается в материи, а иногда — независимо от нее. Например, нематериальное по своей сути число может быть вполне материальным при подсчете веса хлеба или объема вина.

Практическая же философия упорядочивает нравы и учит, как следует устраивать свою жизнь. При этом если она воспитывает одного только человека, то называется этикой, если целую семью, то называется экономикой, если же целый город — то политикой.

Впрочем, не только византийцы как прямые наследники осваивали достижения Древней Греции в области познания. Наука ислама в ранний период также пользуется плодами греческой науки. Аль-Фараби (872—951) в своем трактате «Слово о классификации наук»^[3] использует слово «‘ш», которое можно отождествить с аристотелевской «эпистемой». Но при этом ученый пользуется и словом «сина’ат», которое почти полностью совпадает с греческим «технэ». Впрочем, четкой границы между этими понятиями Аль-Фараби, как и Аристотель, не проводит (не случайно современники называли Фараби «вторым Аристотелем») и то, что, казалось бы, нужно отнести к науке (например, логику), мусульманский мыслитель относит к «искусству» или «умению». И наоборот, музыка для Фараби — это самая что ни на есть наука. По Фараби, науки разделяются на пять больших групп.

• 1. Наука о языке и ее подразделы:
  • а) запоминание слов и знание того, что каждое из них означает;
  • б) знание законов, управляющих словами.
• 2. Логика и ее подразделы:
  • а) виды силлогизмов;
  • б) виды высказываний, которыми желают подтвердить мнение или искомое во всех трех [смыслах];
  • в) виды искусств, делом которых после их совершенствования является применение силлогизма;
  • г) доказательные рассуждения;
  • д) диалектические рассуждения;
  • е) софистические рассуждения;
  • ж) риторические рассуждения;
  • з) поэтические рассуждения.
• 3. Математические науки (арифметика, геометрия, оптика, наука о звездах, музыка, наука о тяжестях и наука об искусных приемах).
• 4. Физика и ее подразделы:
  • а) изучение всего, что объединяет все простые и сложные естественные тела; их основы и акциденции, относящиеся к этим основам;
  • б) изучение простых тел;
  • в) изучение в общем возникновения и уничтожения естественных тел и всего того, что с этим связано;
  • г) изучение основ акциденций и пассивных восприятий, которые характеризуют только элементы, а не сложные тела;
  • д) изучение тел, составленных из элементов: они являются однородными и разнородными в своих частях;
  • е) изучение того, что объединяет сложные тела с однородными частями, а не с разнородными частями. Это минеральные тела, такие как камни и их виды, виды минеральных вещей и то, что характеризует каждый их вид;
  • ж) изучение того, что объединяет виды растений и что характеризует каждый из них;
  • з) рассмотрение того, что объединяет виды животных, и того, что характерно для каждого из них. Во второй части рассматриваются сложные [животные] с различными частями.
• 5. Метафизика и ее подразделы:
  • а) изучение существующих предметов и вещей, которые случаются с ними;
  • б) изучение основ доказательств теоретических частных наук, каждая из которых обособляется для рассмотрения чего-либо особо сущего (логика, геометрия, арифметика и т. п.);
  • в) изучение существующих нематериальных предметов, которые не суть тела и телами не обладают: гражданская наука, юриспруденция и догматическое богословие.

Со временем мусульманские ученые почти полностью сконцентрировались на «науке ислама» — богословии; оно стало основой основ, заняв место математики, физики и метафизики.

Западноевропейские мыслители эпохи Средневековья в этом смысле почти не отличались от своих восточных коллег. Место науки у большинства из них заняла философия — именно ее назвал утешением последний римлянин Боэций. У Кассиодора, однако, мы встречаем понятие «науки» или «ученость», обозначенное словом litteratura. Перекличка со словом «литература» неслучайна — средневековая ученость всегда книжна, связана с буквами, с последовательным и упорядоченным изложением содержания. Ученость у Кассиодора не разделяется на науку и технику, однако очень четко делится на божественную и светскую ученость.

При всей разности культур Ближнего Востока, Византии и Западной Европы взгляды средневековых ученых мужей были весьма похожи. Схожа была и направленность средневековой учености — не поиск чего-то нового, и тем более не создание этого нового, но осмысление того, что уже явлено в текстах предыдущих авторов, и, конечно, классификация уже известного знания.

Впрочем, само понимание знания могло быть весьма различным. Н. Кузанский^[4], например, считал, что всякое знание есть лишь предположение, а никак не истина в последней инстанции (таковой является лишь Божественное знание, получаемое при помощи откровения). Речь идет лишь о том, что предположение, подтвержденное опытом, более верно, а не подтвержденное, возможно, — менее верное. Для сравнения вспомним Ф. Кассиодора, настаивавшего на объективности научного знания и отрицавшего его субъективность!

Понять явление в Средние века означало дать ему определение. Ученый эпохи Средневековья не просто произносил слово «пустота» — он пытался дать определение этому слову, дать характеристики этой пустоты. Естественно, подобные интеллектуальные операции базировались на высказываниях Писания или отцов церкви. Пожалуй, только Николай Кузанский в XV в. попытался совместить теорию и практику — для полного понимания различия тех или иных предметов и геометрических фигур он предлагал их измерять! Столь банальный с современной точки зрения совет был в определенной степени неожиданным для ученых людей того времени. Не все оказались готовы к «грязной работе» измерителя, поэтому Кузанскому пришлось маскировать свое революционное предложение под видом совета простого, неученого человека. Он даже трактат о пользе измерений назвал «Простец об опытах с весами».

Говоря о науке рубежа Средних веков и Ренессанса, нельзя не упомянуть Ф. Бэкона (1561 — 1626). Он не оставил трудов в области математики или физики, не занимался химией, да и география прошла мимо его интересов. Будучи юристом и политическим деятелем, Бэкон тем не менее пытался осмыслить место науки в жизни современного ему общества. Во многом он оказался одним из последних средневековых ученых и одним из первых ученых эпохи Возрождения. Его труд «О достоинстве и приумножении наук» стал манифестом нового знания, но с опорой на знание старое. Это книга, где цитаты из Писания перемежаются с цитатами из Аристотеля, где Гераклит соседствует с Гермесом Трисмегистом.

Бэкон провозгласил разделение всего человеческого знания на историю, поэзию и философию. История соответствует памяти, поэзия — воображению, философия — рассудку. Оставим поэзию поэтам и обратимся к истории и философии. История, по мнению Бэкона, имеет дело с индивидуумами, которые рассматриваются в определенных условиях места и времени. Философия же имеет дело с абстрактными понятиями, а также выводами, сделанными на основе законов природы и фактов.

Историю Ф. Бэкон делит на естественную (явления и факты природы) и гражданскую (деятельность людей). В свою очередь естественная история делится на «историю обычных явлений» (природа в ее естественном проявлении), «историю исключительных явлений» (отклонения от естественного состояния) и историю искусств (взаимоотношения природы и человека). Интересно, что Бэкон отстаивал важную роль искусства (а в это понятие он включал, например, механику), которое понималось его современниками как нечто вторичное относительно природы. Бэкон считал, что человек, овладевший искусством соединения и разъединения природных тел и понявший принцип движения, может все. Кстати, Бэкон не ощущал себя пионером в таком понимании естественной истории и напоминал, что одним из его предшественников был Плиний Старший, описавший в своей «Естественной истории» некоторые приемы создания красок, плавки металлов и т. п.

Впрочем, это деление по объекту. Однако естественная история делилась еще и по направлению применения. В результате у Бэкона появилась повествовательная естественная история — описание существующих явлений и процессов:

Вид истории, который либо доставляет удовольствие занимательностью изложения, либо приносит пользу своими экспериментами… должен быть признан значительно менее важным по сравнению с тем, который служит основой и материалом истинной и подлинной индукции и является первым кормильцем философии^[5].

Ф. Бэкон Ее дополняет (а точнее, развивает) индуктивная естественная история, которая гораздо насыщеннее повествовательной, ведь в ее задачи входит не описание того, что уже существует, но изучение природных объектов, их появления, влияния на человека, взаимодействия друг с другом и т. п.

Далее Бэкон уделяет внимание гражданской истории, которую он делит на церковную историю, историю наук и искусств и собственно гражданскую историю (историю обществ и политических событий). Примечательно, что Бэкон оказался одним из первых европейских авторов, который предложил выделить историю наук в специальную дисциплину.

Наконец, философия, по Бэкону, включает собственно философию и теологию. Особо Бэкон выделял естественную теологию — она изучала природу ангелов, духов и демонов.

В свою очередь философия делится на теоретическую и практическую.

Теоретическая философия делится на физику, которая исследует действующую причину и материю, и метафизику, которая изучает конечную причину и форму. Но этого мало — физику Бэкон делит на:

• • учение о началах вещей;
• • учение о строении Вселенной;
• • учение о разнообразии вещей (делится на учение о конкретном и учение об абстрактном).

Не будем подробно останавливаться на всей физике и се подразделах — заметим лишь, что в число разделов физики у Бэкона попали астрология и магия. Астрология, по мнению философа, лишена оснований как наука, но при этом отказываться от нее Бэкон не собирается. Он лишь предлагает отказаться от некоторых постулатов астрологии: учения о домах, гороскопах и собственно главного — от учения о предопределении и связи небесных тел с отдельными людьми. В результате перед нами предстает не астрология, но астрономия, только изучающая влияние небесных светил на земные события (засухи, наводнения, прочие события, которые могут привести к социальным последствиям — эпидемиям, войнам, переселениям народов и проч.). Еще интереснее ситуация с магией, которую философ относил к метафизике. Бэкон предложил реабилитировать эту науку, призвав восстановить древнее значение слова «магия». Магию Бэкон понимал как путь раскрытия великих тайн природы, основанный не на вере и воображении, но на знании скрытых свойств предметов и принципов их взаимодействия. Таким образом, с определенной натяжкой магию Бэкона можно условно отождествить с современными физикохимией и биохимией.

Любопытно, что математика понималась Бэконом лишь как приложение (правда, «великое»!) к обоим разделам естественной философии. Злую шутку здесь сыграла всеобщность математики, предмет которой (количество) был одинаково приложим и к физике, и к метафизике. Не меньшую роль сыграла и относительная неразработанность некоторых разделов математики к началу XVII в. (на эти недостатки, кстати, Бэкон обратил внимание в своей работе). Так или иначе, философ отказал в существовании математике как самостоятельной дисциплине. Впрочем, это не помешало ему по привычке разделить и математику на два больших раздела — чистую математику (геометрия и арифметика) и смешанную (относящуюся к физике).

Наконец, обратимся к большому разделу (стоящему особняком), который Бэкон назвал «учение о человеке». Это учение состояло из двух разделов — философии человека и гражданской философии. Здесь в силу специфики нашего учебника мы не будем рассматривать гражданскую философию, которая занимается вопросами отношения человека к обществу. Обратимся к философии человека. Она складывается из наук, изучающих тело (медицина, атлетика, косметика и наука о наслаждениях) и наук, изучающих душу. Однако Бэкон предложил создать новую науку, состоящую из двух частей — науку о цельной природе человека и науку, изучающую связь души и тела (феномены особенной памяти, выдержки, самоконтроля и т. п.).

Медицина, по мнению Бэкона, должна была разделяться на три направления: поддержание здоровья, лечение болезней и продление жизни. Он довольно пространно рассуждает о каждом из направлений, рисуя грустную картину современной ему медицины, базировавшейся более на умозрительной философии, нежели на опыте.

Мы не случайно уделили столь много внимания классификации наук Ф. Бэкона, — он являет собой яркую фигуру рубежа эпох в истории науки. Во многом он был продолжателем средневековой европейской традиции, идущей еще от Античности, но вместе с тем он стал одним из первых мыслителей, попытавшихся на старом фундаменте возвести новую науку, выстроить новые взаимосвязи, соединив вместе различные области знания и, наоборот, выделив из крупных научных конгломераций более мелкие направления. Не будучи ученым-практиком, лорд-хранитель Большой королевской печати и лорд-канцлер тем не менее обосновал главную мысль — наука только тогда становится наукой, когда предположение и гипотеза подтверждаются практикой.

• [1] Кассиодор Ф. Наставления в науках божественных и светских // Школа и педологическая мысль Средних веков, Возрождения и начала Нового времени / под рсд. К. И. Салимовой, В. Г. Безрогова. М., 1991. С. 371.
• [2] Дамаскин Иоанн. Источник знания. М.: Индрик, 2002. С. 57—58.
• [3] Аль-Фараби. Слово о классификации наук // Аль-Фараби. Философские трактаты. Алма-Ата: Наука, 1972. С. 107−185.
• [4] Кузанский Н. Об ученом незнании // Кузанский Н. Сочинения в 2-х т. Т. 1. М. :Мысль, 1979. С. 187.
• [5] Бэкон Ф. О достоинстве и приумножении наук // Бэкон Ф. Сочинения в двух томах.Т. 1. М.: Мысль, 1971. С. 164.