Эпоха Великих географических открытий

В то же самое время, когда в западной Европе происходило радикальное изменение мировоззренческих и общетеоретических установок, расширялись географические горизоны пространства, осваиваемого европейцами в процессе военных и торговых экспедиций. Экспансионистский напор мусульман постепенно ослабевал, и к XV в. европейские мореплаватели и землепроходцы окончательно захватили инициативу, надолго обеспечив лидирующее положение Европы в деле освоения земного пространства.

Установлению приоритета европейцев в области географических открытий предшествовал ряд исторических событий. В середине XIII столетия от мусульманского владычества освободилась Португалия, а затем Испания, занимавшие лидирующее положение среди европейских стран. Они создали мощные военные и торговые флоты и всемерно поощряли развитие искусства мореплавания. В результате уже конец XIV в. ознаменовался значительным развитием картографического искусства. Правда, карты этого периода— портоланы — не были ни изображениями обитаемого мира, наподобие античных, ни предельно обобщенными схемами мироздания, вроде монастырских карг Средневековья. Вместо традиционной координатной сетки на портоланах располагались звездообразно расходящиеся из нескольких ключевых точек линии, соответствующие румбам компаса и основным направлениям ветров, по которым мореплаватели прокладывали курсы своих кораблей (см. рис. 2). Портоланы имели практическое назначение и использовались прежде всего как навигационный инструмент. Они представляли собой своего рода руководства для капитанов, а их составители были далеки от какого бы то ни было теоретизирования. Портоланы были в употреблении до XVII в., пока их не вытеснили близкие к современным карты в проекции Меркатора.

Рис. 2. Портолан Черного моря. Составлен Хуаном де ла Коса, 1500 г.

Необходимость совершенствовать навигационное искусство станла стимулом развития теоретических исследований. В 1418 г. португальский принц Энрике (Генрих) Мореплаватель (1394−14G0) создал в Сагрише первую мореходную школу с собственной обсерваторией, библиотекой и хранилищем для карт. Он пригласил специалистов (математиков, астрономов, географов, картографов, переводчиков) со всего Средиземноморья (независимо от их вероисповедания: христиан, мусульман, иудеев) и поставил перед ними задачу усовершенствовать способы навигации и обучить им португальских капитанов. По существу эта школа стала первым в новой Европе крупным центром географических исследований.

В 1454 г. турки захватили Константинополь, в результате чего под их контролем оказались все традиционные торговые пути восточного Средиземноморья, что стало мощным стимулом поиска новых путей в страны южной и юго-восточной Азии. Так, с середины XV в. возникла острая потребность в радикальном обновлении сложившихся географических представлений, которая удовлетворялась как обращением к древним, сохранившимся с античных времен взглядам, так и новыми исследованиями и разработками. На основе общего у лечения античностью интенсивно развивалась историческая геогр. >ия, занимавшаяся поисками мест, упоминаемых в античных сочинениях, разрабатывались новые картографические проекции, которых к концу XVI в. насчитывалось уже более двух десятков. Шарообразность Земли стала общепризнанной, и в 1492 г. Мартин Бехайм из Нюрнберга изготовил первый (дошедший до нас) глобус.

Но география в целом продолжала сохранять характер скорее практического руководства, чем теоретической науки. Ее главная задача определялась сугубо прагматически: разработка наиболее эффективных методов прокладывания курса корабля. Теоретические же представления о размерах и форме Земли, о распределении на ее поверхности суши и океана, об особенностях климатических зон и их пространственных границах — все это черпалось в трудах античных авторов, и прежде всего Птолемея и Страбона. Эти представления прекрасно подтверждались эмпирически, ибо человеку свойственно «своими глазами» видеть то, что предписывается его же собственными теоретическими конструкциями.

Пример такой «концептуальной слепоты» приводят П. Джеймс и Дж. Мартин^[1]. На западном побережье Африки, недалеко от северного тропика, есть мыс Бохадор, вдоль которого проходит сильное морское течение, образующее у мыса пенящиеся водовороты. Каждый раз, когда корабли приближались к этому месту, матросы требовали повернуть назад, ведь они ясно видели кипящую воду на том самом месте, где, как утверждали древние, начинается зона губительной жары, от которой люди сначала чернеют, а потом умирают. С 1418 г. португальские капитаны безуспешно пытались преодолеть сначала собственные предубеждения, а затем сопротивление своих команд, и только в 1434 г. воспитанник мореходной школы принца Генриха капитан Жиль Эаниш, обманув команду, сумел пройти южнее Бохадора. Он направил свой корабль от Канарских островов в открытое море так далеко, что матросы просто не увидели страшивших их бурунов «кипящего» океана. Но приближаться к самому экватору еще долго опасались даже капитаны. Лишь в 1473 г. первый португальский корабль пересек экватор и не сгорел, а его матросы не почернели. Видимо, они принимали все меры предосторожности, чтобы этого не случилось. Не из этих ли мер вырос сохранившийся до сего дня обычай обливать водой всех впервые пересекающих экватор?

Другой пример «концептуальной слепоты» — опыт Христофора Колумба, который, открыв Америку, так и не увидел ее. Исходя из величины окружности Земли, установленной вычислениями Марина Тирского и подтвержденной авторитетом его ученика Птолемея, Колумб полагал, что восточные берега Индии должны находиться там, где в действительности располагается западное побережье Мексиканского залива (там изображались берега Индии на глобусе Мартина Бехайма). Поэтому не удивительно, что Колумб в течение всей жизни был твердо убежден, что открыл не новый материк, а западный путь в Индию. Лишь в следующем после его смерти 1507 г. М. Вальдземюллер на своей карте обозначил открытую землю как новый континент, впервые назвав его Америкой. Тем не менее именно плавания Колумба не только существенно расширили границы освоенного мира, но и стимулировали радикальный пересмотр многих сложившихся представлений.

География Нового времени как бы подводит итог эпохи великих географических открытий. Итоговым документом становится изданная в 1650 г. в Амстердаме «Всеобщая география» Бернхарда Варения (1662−1650). Верный рационалистическому духу своего времени, Варений стремится подчеркнуть именно теоретический, всеобщий характер своего учения о Земле, придав ему характер строгой математической науки. «Предмет географии, — писал Варений, — есть земноводный шар, наружная, во-первых, оного поверхность и ее части»^[2]. Он выделял три части этой поверхности, важные для географин: землю, воду и атмосферу, рассматривая каждую как определенное единство. Он также различал на Земле объекты трех типов: небесные, свойства которых зависят от ее формы и положения в мировом пространстве (расстояния от экватора и полюсов, длина дня, распределение климатических зон и т. п.), земные (материки, горы, леса, пустыни и т. д.) и связанные с деятельностью человека (государственные границы, города, торговые пути и др.).

Разделяя географические вопросы на общие и частные, голландский ученый отмечает, что многие до него занимались разработкой специальных вопросов и изучением отдельных областей земного шара, но необходимо выработать некий общий фундамент — «генеральную географию». Согласно Варению, такая генеральная (всеобщая) география должна быть построена как часть прикладной математики, поскольку ее главная задачарассмотрение земного шара с точки зрения его количественных характеристик. В составе генеральной науки о Земле Варений выделял географию «собственно взятую», исследующую вид, величину и движение Земли, а также особенности наиболее значительных частей ее поверхности (материков, океанов, горных массивов и т. п.); географию «относительную», изучающую зависимость земных объектов от небесных явлений, и географию «сравнительную», предметом которой должны быть свойства, обусловленные взаимным расположением местностей (отношения, расстояния и др.). В отличие от генеральной, частная география вполне может оставаться описательной наукой, поскольку ее задача состоит в выявлении характерных особенностей отдельных стран или государств, расположения их границ, достопримечательностей и др. В составе такой частной географии Варений выделил хорографию, занятую описанием сравнительно крупных регионов, и топографию, предмет которой — описание отдельных небольших местностей.

На рубеже XVIII—XIX вв. вновь изменились наиболее фундаментальные представления о том, каким должно быть научное знание. Механико-математический идеал картезианской науки постепенно вытеснялся эмпирическим естествознанием в духе Дж. Локка (1632−1704). Идеалом научной работы считался теперь не тончайший расчет, проделанный в уединенной тиши кабинета, но и не подробное, хотя и бессистемное, описание явлений, случайно встретившихся человеку во время торговой экспедиции или военного похода. Научным признавалось только исследование, опиравшееся па систему тщательно спланированных целенаправленных наблюдений с последующей математической обработкой полученного фактического материала. Естественно, это изменение не могло не отразиться на географических исследованиях. С одной стороны, организовывались экспедиции с чисто научными, землеописательными целями. Одними из первых в их ряду можно назвать плавания Дж. Кука (1728−1779), обогнувшего земной шар сначала в западном (1768−1771), а затем в восточном (1772−1775) направлениях. С другой—стали появляться теоретические работы синтетического характера, опирающиеся не на чисто геометрические построения, часто дополняемые фантастическими вымыслами, а на широкие обобщения достоверных фактов (здесь начало нового подхода знаменует вышедшая в 1808 г. книга А. Гумбольдта «Картины природы»).

Центром теоретического землеописания нового типа стала Германия. На протяжении всего XIX в. теографические идеи группировались вокруг двух конкурирующих концепций известных берлинских ученых— энциклопедистов А. Гумбольдта (1769−1859) и К. Риттера (1779−1859). Многие авторы рассматривают их не только как основоположников современной географии, но и как ученых, чьи труды стали завершением классического периода в развитии этой науки от поздней античности до XIX столетия. После их смерти, наступившей в одном и том же 1859 г., междисциплинарное разделение науки, начавшееся с XVII в., приобрело внутридисциплинарный характер, и уже никто из ученых не мог претендовать на универсальное и полное знание даже в какой-либо одной области науки, в том числе и в сфере знаний о Земле.

Обе основные географические концепции XIX в. формировались в рамках общей для науки этой эпохи парадигмы эмпирического естествознания. Различия между ними в значительной мерю обусловлены индивидуальными склонностями и пристрастиями их авторов, выразившимися в приверженности к различным парадигмальным установкам, сосуществующим в науках о Земле со времен Птолемея и Страбона. Так, Гумбольдта можно считать представителем птолемеевской традиции, предпочитающей рассматривать Землю как математический объект или физическое тело. Это тип ученого-экспериментатора, а в географии — путешественника, наблюдателя, сторонника точных измерений и инструментальных съемок. Он высоко ценил строгое теорютическое знание, но был твердо убежден в том, что в основе построения любых теоретических моделей непременно должны лежать точно зафиксированные данные полевых исследований. Считая, что научные наблюдения должны иметь регулярный и организованный характер, Гумбольдт очень много сделал для создания постоянно действующих наблюдательных систем. Так, именно по его рекомендации в России в середине XIX в. была создана постоянная сеть метеорологических станций, охватывавшая пространство от Петербурга до Алеутских островов.

Карл Риттер, напротив, представлял собой тип кабинетного ученого, склонного больше к теоретическим рассуждениям и предпочитающего заимствовать фактический материал из публикаций коллег, а не самостоятельно собирать его в дальних и подчас рискованных экспедициях. Сторонник философии Канта и Гердера, Риттер придавал огромное значение определению некоего доминантного положения, которюе могло бы стать организующим принципом систематизации имеющегося в распоряжении исследователя эмпирического материала. Такой доминантой для него стала восходящая к Страбону идея Земли как дома человека. Риттер полагал, что, рассматривая Землю как чисто физическое тело, мы лишаем себя возможности постижения подлинной ее сущности, ибо она, помимо множества чисто материальных образований, содержит в себе и некую духовную составляющую. Земля, как и всякий дом, одухотворяется присутствием живущего на ней человека. Она создана для человека, предназначена для его жизни, и, следовательно, ее бытие имеет цель более высокую, чем простое заполнение определенного участка космического пространства.

Создавая свою систему «новой географии», Риттер стремился сделать ее как можно меньше похожей на те безжизненные схемы фактов о странах и городах, к которым, по его мнению, сводилось большинство учений его предшественников. Выяснение отношений между человеком и природой он считал важнейшей задачей в познании Земли. Однако глубокое влияние, которое оказали его географические идеи на последующее развитие географии, обусловлено не только спецификой предмета. Будучи верующим человеком, Риттер был твердо убежден в том, что Бог создавал Землю согласно заранее разработанному единому плану. Поэтому в своих теоретических построениях он уделял огромное внимание выработке таких методов систематизации данных о земной поверхности, которые позволили бы представить ее как целостное единство. По мнению Риттера, только познание общей цели и смысла существования всей этой системы в целом позволит нам подойти к пониманию самой сути отношений между человеком и природой. Именно благодаря ориентированности на построение такого представления о Земле, которое помимо математической и физической информации включало бы в себя и аспекты, обычно относящиеся к сфере гуманитарного познания, методологические разработки Риттера не потеряли своего значения вплоть до сегодняшнего дня. И хотя советские географы относились к его идеям в основном отрицательно, считая их выражением идеализма в географии, в сегодняшней России интерес к его методологическим разработкам достаточно высок.

География в XX в. К концу XIX столетия под влиянием трудов Гумбольдта и Риттера и их последователей география приобретает более теоретический и в то же время более образный характер. Однако расхождение между количественным и качественным подходами к исследованию Земли сохранилось и даже обострилось вплоть до признания невозможности создания единой географии и появления попыток разделить ее на две самостоятельные дисциплины, одна из которых (физическая география) ограничивалась бы строго естественно-научной проблематикой, а другая (страноведение) сосредоточила бы свое внимание на социально-исторических и гуманитарных вопросах.

Трудности, с которыми встретилась география к концу XIX в. при разработке ст|>огого и однозначного определения сферы собственных интересов, породили попытки обосновать ее самостоятельность единством не столько предмета, сколько метода ее исследований. Философскую основу этих попыток составили идеи Канта и неокантианцев, определявших географию как идеографическую (описательную) науку, а наиболее удачной из них стала разработка немецкого ученого А. Геттнера (1869−1941), получившая широчайшее распространение именно в XX в. Согласно определению Геттнера, география есть хорологическая паука о земной поверхности, исследующая все находящееся на ней независимо от того, относится оно к природным или к культурным феноменам. Целостной наукой ее делает не единство предмета исследования, а общность методологических установок, используемых при исследовании всех объектов, входящих в сферу ее интереса. «География, — писал Геттнер, — не ограничивается одним каким-либо определенным царством природы или духа, но охватывает все формы и циклы явлений действительности, какие только встречаются на земной поверхности… Она не является ни естественной, ни гуманитарной наукойона то и другое вместе»^[3]. Таким образом, можно констатировать, что в XX в. основной тенденцией в развитии географии было преодоление резкого разграничения ее объективных и субъективных компонентов.

Особенно интенсивным становится этот процесс после Второй мировой войны, когда формируется и приобретает все большую популярность разработанная Л. фон Берталанфи общая теория систем, описывающая мир как сложный комплекс взаимозависимых элементов. В результате в сфере научных исследований процесс дифференциации сменяется процессом интеграции. Резко возрастает интерес к междисциплинарным исследованиям, осуществляющимся на стыке прежде изолированных областей познания. В географии эта тенденция выражается в растущем интересе к вопросу о влиянии конфигурации земной поверхности и особенностей ее геофизических характеристик на жизнедеятельность человека и социальный прогресс.

• [1] См. Джеймс П., Мартин Дж. Вес возможные миры. С. 108.
• [2] Цит. по: Сухова Н. Г. Карл Риттер и географическая наука в России. Л., 1990.
• [3] Геттнер А. Сущность и методы географии // Вопросы страноведения. М.;Л., 1925. С. 42.