Суд присяжных как основная форма участия народа в отправлении правосудия в России по судебным Уставам 1864 года: генезис и эволюция

В Высочайшем Указе Правительствующему Сенату от 20 ноября 1864 г. о введении в действие новых судебных уставов Императором Александром II были приведены слова из Манифеста 1856 г.: «Да правда и милость царствуют в судах». По словам А. Ф. Кони, этот призыв отражал не только пожелание общества, но и его насущную потребность, без которой дальнейшее развитие было невозможно. Основная роль в реализации этих начал была отведена «суду общественной совести» — суду присяжных, лучшему хранителю житейской правды и источнику милосердия по отношению к осужденному.

В российской юридической литературе того времени суд присяжных был предметом глубоких научных исследований. Этой теме посвящали свои статьи, монографии и разделы в учебниках известные процессуалисты: И. Я. Фойницкий¹, И. В. Михайловский, Н. Н. Розин, Д. И. Тальберг, В. И. Случевский, Н. Д. Сергеевский, И. Г. Щегловитов, А. Ф. Кони и другие.

В дореволюционной литературе неоднократно предпринимались попытки исчерпывающе охарактеризовать правовую сущность суда с участием присяжных заседателей и выявить его имманентные свойства.

Так И. Я. Фойницкий выделял следующие признаки суда присяжных, отличающие его от иных форм участия народа в осуществлении правосудия:

• — «скамья присяжных заседателей составляется лишь для одного, определенного дела, с окончанием которого присяжные распускаются, и для следующего дела происходит составление новой скамьи»^[1][2];
• — «присяжные заседатели избираются из лиц всех сословий, удовлетворяющих определенным в законе требованиям»^[3];
• — «присяжные избираются по жребию, причем обе стороны имеют право отвода некоторого числа их без указания причин, и затем приводятся к присяге, но установленному законом образцу»^[4];
• — «суд с участием присяжных заседателей состоит из двух совершенно раздельных составов: коллегии коронных судей… и скамьи… присяжных. Первые решают вопросы права, или, по новейшей германской терминологии, вопросы о наказании и возникающие при производстве дела вопросы процессуальные… Но присяжным принадлежит исключительное право разрешения вопросов факта… вопроса о виновности; при этом они руководствуются исключительно внутренним убеждением и совестью»^[3];
• — решения, постановленные с участием присяжных, «пользуются величайшей непоколебимостью»^[6].

Н. Н. Розин определял сущность суда присяжных следующим образом: «…для отправления уголовного правосудия, к коронному составу суда, то есть, к профессиональным, состоящим на государственной судебной службе юристам присоединяются лица из народа, не являющиеся постоянными, а лишь временными судьями, не обязанные обладать юридическим образовательным или судебным служебным цензом. Образовавшаяся таким путем народная коллегия исключительно на основании данных судебного следствия дает вердикт о виновности подсудимого, а коронная — определяет ему наказание и его меру. Окончательный приговор суда, несмотря на внешнюю независимость этих коллегий друг от друга, является плодом сотрудничества их, так что, в общем, суд присяжных составляет одно органическое целое, объединенное общим стремлением к раскрытию правды и торжеству закона»¹.

По мнению М. В. Духовского, рассматриваемая форма судопроизводства — суд, в котором народные представители составляют отдельную, независимую от суда коллегию, избираемую на каждое дело отдельно, постановляющую приговор лишь о вине и невиновности и притом без мотивировки его^[7][8].

Н. Н. По лянский определял правовую сущность суда присяжных сходным образом: «Суд присяжных состоит из присяжных заседателей, выбираемых по жребию для одного или для нескольких заранее назначенных дел и из правительственных судей; первые разбирают вопрос о виновности подсудимого и решают его отдельно от правительственных судей, вторые решают вопрос о наказании»^[9].

П. П. Пусторослев, характеризуя суд присяжных, также как И. Я. Фойницкий, указывал на ряд признаков:

— «входя в состав суда, присяжные заседатели составляют обыкновенно в нем особую коллегию, отдельную от профессионального судьи или профессиональных судей»^[10];

«на суде, предназначенном для первоначального разбирательства и решения уголовных дел по существу… коллегия присяжных решает вопросы о виновности обвиняемого в уголовном правонарушении… Вопросы же о наказании подсудимого, признанного присяжными виновным…, решаются профессиональным судьей или коллегией профессиональных судей, заседающих рядом с коллегией присяжных»^[11].

В. К. Случевский полагал, что суд присяжных — «…такая организация суда, в которой не имеющие обязательно юридической подготовки представители общества, не соединяясь с профессиональными судьями в одну коллегию, по внутреннему своему убеждению разрешают вопрос о виновности преданного их суду подсудимого, а затем предоставляют уже подведение установленных ими фактов под соответствующие статьи уголовного закона судьям профессиональным»^[12].

Анализируя высказанные точки зрения по поводу сущности и имманентных признаков производства в суде с участием присяжных заседателей, можно сделать вывод, что они относятся к следующим элементам конструкции присяжного судопроизводства.

• — к коллегии присяжных заседателей (требования к кандидатам, порядок формирования, специфика компетенция, формы и результат процессуальной деятельности);
• — профессиональному составу суда (компетенция, формы и результат процессуальной деятельности);
• — взаимодействию коллегии присяжных заседателей и профессионального состава суда (разграничение компетенции и процессуальная консолидация).

Указанные авторы в собственных определениях или системах признаков суда с участием присяжных заседателей придают каждому из этих элементов различающееся значение, нередко помещая на первое место перечня признаков суда присяжных организационное разделение двух коллегий в структуре этого суда и разграничение компетенции между ними.

Не оспаривая правильности приведенных определений и подходов к выявлению сущности суда присяжных, изложенных в дореволюционной литературе, отметим, что не все признаки, обозначенные в приведенных выше подходах и позициях, имеют равнозначное значение. Очевидно, что ряд этих признаков, действительно, определяют смысловое ядро, сущностную целостность суда присяжных (субстанциальные признаки), в то время как другие являются обусловленными ими, имеют обеспечительный, вспомогательный характер (субсидиарные признаки)¹.

Необходимо отметить, что уголовно-процессуальная доктрина и законодательство того времени не признавали ни права подданных Российской империи на участие в осуществлении правосудия в качестве присяжных заседателей, ни права обвиняемого на рассмотрение дела таким судом. Н. Д. Сергеевский указывал, что «…законодательство смотрит на отправление должности присяжного не как на право граждан, но как на общественную повинность, от исполнения которой не может уклоняться ни один член общества, способный нести ее»^[13][14].

Эта концепция базировалась на представлениях о цели введения суда присяжных в Российской империи.

В литературе дореволюционного периода указывалось, что генезис суда присяжных в различных странах протекает в одной из двух форм: «1) суд присяжных является плодом исторической судьбы народа, вытекает, путем различных комбинаций социальной и политической жизни, из древнейших форм народного быта, без коренных реформ и преобразований по воле законодателя; таков суд присяжных в Англии, Шотландии, Ирландии и перенесенный в С. Америку; 2) суд присяжных является нововведением, подражанием, сделанным в политических видах, именно для ограждения прав личности против произвола правительственной власти, вводится по требованию народа, в период его борьбы с правительством, притом в тот период, когда народ начинает побеждать эту власть; при этих условиях суд присяжных необходимо получает преимущественно политическую окраску»¹.

Именно второй вариант генезиса этой формы участия общества в отправлении правосудия порождает возникновение права на рассмотрение дела судом присяжных.

Однако большинство ученых дореволюционного периода науки уголовно-процессуального права полагали, что России не присущи ни первый, ни второй варианты. По мнению Н. Д. Сергеевского, отечественный «…суд присяжных нс является ни плодом исторической жизни русского народа, ни результатом борьбы народа с правительством; он есть нововведение, подражание, но политический элемент борьбы ему чужд: он дан Монаршей волей без ограничения Монарших прав, дан с единственной целью улучшить правосудие, введя в него живой, народный элемент как необходимое условие правильной уголовной юрисдикции»^[15][16].

Отвергал «политическое значение» суда присяжных и И. Г. Щегловитов, который подчеркивал, что исторический факт насаждения этого суда как политического учреждения является «наибольшим извращением идеи суда присяжных»^[17]. Автор подчеркивал, что в ряде стран, где введение суда присяжных было обусловлено сугубо политическими мотивами «…по мере того, как суд присяжных приобретал характер национального учреждения, он терял несвойственные этому суду черты политического института, и в настоящее время в… литературе… господствует твердо установившийся взгляд, что суд присяжных есть чисто судебное учреждение и что делу охранения свободы граждан должны служишь учреждения, принадлежащие к области государственного, а не процессуального, права»^[3].

Аналогичных взглядов придерживался и Н. Н. Розин, который в своей работе «О суде присяжных» детально проанализировал возражения против суда присяжных тех ученых, утверждавших, что «…суд этот, как и вообще народный суд, несовместим с политическим строем многих стран, именно со строем монархическим»^[19]. Сторонники такого подхода ссылались на труды немецких и французских процессуалистов, утверждавших, что суд присяжных сыграл важную роль в борьбе с абсолютизмом (Иеринг), что он — авангард свободы и ее необходимый спутник (Каррара). Фейербах видел в суде присяжных «проявление демократических начал, зародыш революции, результат народовластия, составляющий вечную оппозицию правительству»^[11].

Н. Н. Розин, возражая против такого подхода, приводил два ключевых довода.

Во-первых, он отмечал, что суд присяжных «представляет лишь отдельную страницу в истории народного суда», а «народный суд, или народное участие в отправлении правосудия — есть явление, известное истории всех народов, явление, постепенно меняющее свою внешность в зависимости от государственных и социальных условий быта страны, но не умирающее в существе своем, жизненное»¹. Таким образом, по мнению Н. Н. Розина, само по себе, народное начало в осуществлении правосудия нисколько не противоречит той или иной форме правления (например, монархической). Он отмечал, что никакого диссонанса между идеей привлечения народа к участию в отправлении правосудия и указанной формой правления не существует: «Во всех странах и государствах народная юстиция, в тех или других формах, прекрасно уживалась с монархическим строем, и монархи сами часто и сознательно прибегали к народному суду, как суду наиболее способному стоять на страже закона. Факты эти известны и нашей истории: так в пору расцвета коронного суда поступал у нас, наир., Иван Грозный»^[21][22].

В качестве аргумента, подтверждающего это суждение, он ссылался на историю развития российского правосудия, в котором, по мнению автора, существовало национальное русское начало, требующее близости суда к народу и вершения его самим народом. Именно поэтому народ принимал участие в рассмотрении уголовных дел в самых разнообразных формах: от послухов периода Русской правды, обыскных людей, губных старост и целовальников Московской Руси, сословных судей Екатерининской эпохи. Суд присяжных в новых условиях общественной жизни, соответственно росту общественного самосознания — лишь разумнее и целесообразнее выразил старый русский уклад.

Во-вторых, И. И. Розин указывал, что все, что придает суду присяжных преимущественную политическую окраску, вредит его деятельности и искажает его характер как «института судебного». Плох тот суд, — отмечал автор, — где закон применяется не по началам справедливости и правосудия, пред которыми все равны, а под влиянием политических страстей, т. е. под влиянием партийных интересов^[22]. Автор справедливо указывал, что суд присяжных во Франции «…не был и не мог быть оплотом народной свободы, ибо по существу своему к этому он не призван. Нисколько не удивительно, что в 1808 г., когда институту присяжных во Франции грозила гибель, — его защитником явился Наполеон I, враг демократии и демократических учреждений. Он держал в руках современный ему присяжный суд: при нем судьи получали награды за „похвальное прилежание“ и подвергались ответственности, если приговоры их не шли навстречу желаниям императора»^[3].

Н. Н. Розин подчеркивал, что суд присяжных «…невозможен только в деспотических государствах, где царит произвол, где народ не знает, что такое закон, напр. в Турции, Китае»¹.

Автор делал вывод, что суд присяжных «является лишь одним из наиболее совершенных, практичных и целесообразных элементов судоустройства, чуждым всякой политической окраски.

Именно такой подход к назначению суда присяжных был теоретической основой непризнания права на участие в осуществлении правосудия в качестве присяжного заседатели и права на рассмотрение дела судом с участием присяжных заседателей. Встроенный в судебную систему, как «целесообразный элемент судоустройства», суд присяжных рассматривал уголовные дела независимо от волеизъявления обвиняемого, а лицо, не попавшее в очередные (сессионные) списки присяжных заседателей, не имело возможности это оспорить.

Первые процессы с участием присяжных заседателей прошли в России летом 1866 г. (сначала в Санкт-Петербурге, потом в Москве). В дальнейшем судом присяжных в России рассматривалось, в среднем, 13—20 тыс. дел в год, а в последнее десятилетие до 1917 г. около 30—40 тыс. дел в год^[25][26][27].

В литературе традиционно выделяют четыре этапа развития суда присяжных по Уставу уголовного судопроизводства Российской империи 1864 г. з Первый этап охватывал временной промежуток от 20 ноября 1864 г. до 9 мая 1878 г. На этом этапе был принят и начал действовать Устав уголовного судопроизводства, подсудность дел суду присяжных была максимально широкой, охватывая 410 составов преступлений.

По общему правилу с участием присяжных заседателей окружные суды рассматривали все дела о преступлениях или проступках, за которые в законе были установлены наказания, соединенные с лишением или ограничением прав состояния (ст. 201 У У С); подсудность при этом определялась тем обвинением, которое подало повод к судебному преследованию, а не позднейшими соображениями о большей или меньшей основательности обвинения (Решение общего собрания департаментов Сената 1866 г. № 36 Вирвеля), раскрытие же при дальнейшем производстве дела новых обстоятельств тогда только влекло изменение подсудности, когда эти обстоятельства указывали на подсудность дела высшему суду (Решения кассационного департамента Сената 1866 г. № 22 Малютина, № 499 Колошевского). Поэтому дело, поступившее на рассмотрение окружного суда с присяжными заседателями, не могло быть обращено к производству в том же суде без присяжных заседателей, ни в мировом, даже если в судебном разбирательстве выявлялось, что преступное деяние подсудимого не влечет за собою ни лишения, ни ограничения прав состояния (ст. 203 У У С).

Кроме того, с участием присяжных заседателей рассматривались в заседаниях судебной палаты дела о «преступлениях печати», на основании Высочайше утвержденного мнения Государственного Совета 12 декабря 1865 г. Этим законом, преступления печати, указанные в ст. 181, 189, 274, 1035—1037 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных, были отнесены к подсудности судебной палаты. Участвовали присяжные заседатели и в заседаниях судебной палаты по делам о преступлениях по должности, совершенных: 1) чинами государственных и губернских учреждений и выборными лицами, занимающими должности от восьмого до пятого класса включительно; 2) председателями и членами уездных земских управ и собраний; 3) присяжными заседателями, как подведомственных палате окружных судов, так и самой палаты; 4) городскими головами и членами городской управы там, где введено городовое положение 16 июня 1870 г.; 5) лицами, служащими за границей и учинившими преступления по должности вне пределов отечества.

Наконец, с участием присяжных заседателей рассматривались кассационным департаментом Правительствующего Сената дела о преступлениях по должности, совершенных чинами выше пятого класса, кроме членов Государственного Совета, Министров и главноуправляющих отдельными частями, а также совершенных председателями и членами судебных палат, прокурорами сих палат и их товарищами (ст. 1075, 1076 УУС).

Второй этап длился с 9 мая 1878 г. по 7 июля 1889 г. Этот этап в научной литературе называют «этапом кризиса» российского суда присяжных¹, при этом высказывается мнение, что одной из причин кризиса стало «несоответствие использованной модели суда присяжных, заимствованной из западной юридической практики, менталитету русского общества»^[28][29].

Данный этап начался с принятия закона 9 мая 1878 г., временно изъявшего из компетенции присяжных заседателей преступления против должностных лиц (как реакция на оправдание В. И. Засулич) и завершился принятием закона от 7 июля 1889 г., также сократившего подсудность дел суду присяжных. Помимо дел о преступлениях «политического характера» из подсудности суда присяжных были изъяты дела о малозначительных преступлениях: мелких кражах со взломом, о нарушениях паспортного устава и др., составлявших 10—15% от всего объема дел, рассматриваемых судом присяжных (эти дела были переданы мировому судье). В итоге, после 1889 г. суду присяжных остались подсудны 300 составов преступлений (т.е. 110 составов преступлений были изъяты из подсудности за указанный период).

Как отмечает А. Н. Чашин, в указанный период «было принято более десяти законов, значительно изменивших модель суда присяжных заседателей»^[30].

Третий этап развития законодательства о суде присяжных в Российской империи охватывал временной отрезок с 7 июля 1889 г. по 4 марта 1917 г. По мнению А. А. Демичева, этот этап — «время эволюционного развития российского суда присяжных»¹.

В работе А. Н. Чашина отмечается, что с началом Первой мировой войны «…компетенция судов присяжных несколько сузилась в связи с созданием ряда чрезвычайных и военных судов»^[31][32]. При этом А. Н. Чашин полагает, что «…началом третьего периода следует считать окончание формирования новой модели суда присяжных заседателей»^[3].

Четвертый этап развития законодательства о российской смешанной модели производства в суде присяжных длился с 4 марта 1917 г. по 5 декабря 1917 г.

После прихода к власти Временного правительства развитие суда присяжных пошло по пути демократизации уголовного судопроизводства. В это время значительно была расширена компетенция суда присяжных.

В ведение присяжных заседателей были возвращены все категории дел, изъятые у них в период кризиса 1878—1889 гг.: против порядка управления, должностные преступления, против общественного благоустройства и благочиния и др. Более того, заседатели получили возможность разбирать государственные преступления, которые никогда в истории России не были им подсудны. Таким образом, подсудность суда присяжных в 1917 г. была наиболее широкой за все время существования суда присяжных в России.

Для избрания заседателей был отменен имущественный ценз, а также ряд других ограничений (например, национальных, религиозных и др.). Постановлениями Временного правительства от 6 и 28 мая 1917 г. в России был создан военный суд присяжных — чрезвычайно редкое явление в мировой истории. Военный суд присяжных действовал нс только в воинских частях в тылу, но и на фронтах Первой мировой войны, при определенных случаях его юрисдикция распространялась на гражданское население.

Таким образом, значение основного критерия эволюции комбинированной модели производства в суде присяжных по УУС 1864 г. в работах указанных авторов придается объему предметной подсудности этого суда. Ее сужение либо расширение, связанное с принятием соответствующих законов, знаменует наступление очередного этапа развития указанной модели или далее появление «новой модели» производства в суде присяжных.

Такой подход представляется спорным. Безусловно, с сугубо историко-правовой точки зрения указанные этапы действительно имели место, и их историческое чередование объективно подтверждено. Вместе с тем один лишь объем предметной подсудности, на наш взгляд, не может определять модельную природу производства в суде присяжных. Не могут определять эту природу и требования («цензы») к кандидатам в присяжные заседатели. Модельные характеристики производства в суде присяжных определяются спецификой реализации сущностных признаков этой формы судопроизводства, проявляющейся в построении процедуры, разграничении полномочий между судьей и присяжными заседателями и т. д.

Вряд ли можно согласиться с А. Н. Чашиным в том, что в период с 9 мая 1878 г. по 7 июля 1889 г. в России возникла некая «новая модель» производства в суде присяжных.

С одной стороны, за указанный период времени, да и в дальнейшем, в порядок производства в суде присяжных действительно были внесены определенные изменения. Например, присяжным было разрешено требовать от суда изменений в формулировках поставленных перед ними вопросов, были запрещены ночные заседания суда.

Произошло также ограничение права немотивированного отвода сторонами с шести—двенадцати до трех заседателей (по УУС в редакции 1864 г. защита и обвинение могли отвести по шесть присяжных, но если прокурор не пользовался этим правом, то адвокат мог отвести до 12 человек).

Законом от 3 июня 1894 г. были упрощены процедуры принятия заседателями присяги, а также разъяснения судом их прав, обязанностей и ответственности. Законом 2 марта 1910 г. присяжные заседатели получили право знать, какое наказание или другие последствия их решения грозят подсудимому. В циркуляре министерства юстиции от 26 ноября 1903 г. за № 53 021 председателям окружных судов было дано разъяснение, что присяжные заседатели, хотя это и не соответствует прямому смыслу закона, могут обращаться через суд к императору после вынесения приговора, но до его обращения к исполнению, с просьбой о помиловании осужденного.

Однако изменили ли эти новации модельную природу производства в российском суде присяжных по УУС 1864 г.

Представляется, что подобного изменения не произошло, поскольку указанные нововведения не затронули модельной определенности такого производства, модифицировав лишь отдельные, не самые существенные, стороны процедуры судебного разбирательства.

Более того, даже в проекте Устава уголовного судопроизводства^[34] не планировалось радикально изменить комбинированный характер модели производства в суде присяжных.

Наиболее существенные изменения порядка производства в суде присяжных по указанному проекту состояли в следующем.

Во-первых, у подсудимого появлялось право дать показания сразу же после изложения существа обвинения. Вместе с тем защитник, так же как и по действовавшей редакции УУС, был лишен права задавать вопросы подсудимому, а прокурор, наоборот, был наделен таким правом ст. 668 проекта.

Во-вторых, ст. 691 проекта УУС расширяла полномочия председательствующего при допросе свидетелей, наделяя его правом задавать свидетелю уточняющие вопросы для разъяснения или дополнения его показаний, перед тем, как к его допросу будут допущены стороны.

В-третьих, ст. 696 проекта У УС нормативно закрепляла запрет наводящих вопросов как элемента состязательного допроса в судебном разбирательстве, устанавливая, что «…вопросы, предлагаемые свидетелю… не должны излагаться в форме, заключающей в себе ответы на эти вопросы».

В-четвертых, в проекте предлагалось детализировать порядок постановки вопросов присяжным заседателям, нормативно закрепив возможность постановки так называемых условных вопросов, вопросов о болезненном состоянии подсудимого в момент совершения преступления и т. д.

Кроме того, в проекте УУС расширялись полномочия присяжных заседателей, которые наделялись правом (при наличии мнения большинства) изложить «на особом листе» просьбу к суду о возбуждении ходатайства «о чрезвычайном смягчении участи виновного или даже об освобождении его от наказания»¹. При составлении проекта новой редакции Устава уголовного судопроизводства А. Ф. Кони, Н. С. Таганцев, В. К. Случевский, В. Д. Спасович предлагали внести в ст. 751 проекта следующую поправку: «…присяжным заседателям могут быть передаваемы в совещательную комнату планы и осмотры местностей, оглашенные во время судебного следствия»^[35][36].

В литературе того времени высказывались обоснованные суждения, что проект УУС, подготовленный Высочайше утвержденной комиссией для пересмотра законоположений по судебной части, не предусматривал кардинального изменения порядка производства в суде присяжных.

Так, в работе В. Н. Палаузова «Миссия присяжных заседателей по проекту новой редакции Устава уголовного судопроизводства»^[37] подвергается критике положение объяснительной записки к указанному проекту, в которой утверждается о якобы произошедшей смене модели разграничения полномочий между присяжными заседателями и коронным судом в указанном проекте. В этой объяснительной записке отмечалось, что именно присяжные заседатели, а не профессиональные судьи должны совершить «подведение всех фактов под предустановленное законом отвлеченное понятие преступления, из чего образуется одно целое — виновность лица в известном преступлении»^[38].

В. Н. Палаузов, анализируя ст. 732 проекта УУС^[39], устанавливающую содержание основного вопроса присяжным о виновности, делает обоснованный вывод о том, что «…на основании ст. 732 проекта в вопрос присяжным следует включать не самый законный состав преступного деяния, другими словами — не законные признаки, из которых слагается этот законный состав, а обстоятельства данного дела, т. е. конкретные факты, в которых реализуются законные признаки преступления…»¹. Автор подчеркивает, что такое положение проекта в еще большей степени приблизит российских присяжных к судьям «голого факта», поскольку «…ни Буцковский, ни Сенат не требовали непременной замены всякого законного признака соответствующими конкретными фактами, а — только некоторых, именно неупотребительных юридических терминов, присяжным непонятным; по тексту же 732-й статьи проекта выходит, что во всяком вопросе присяжным все элементы особого состава преступления должны содержаться именно в виде конкретных фактов, виде обстоятельств дела»^[40][41].

Таким образом, проект Устава уголовного судопроизводства не затронул существенные признаки комбинированной (смешанной) модели производства в суде присяжных по У УС 1864 г., хотя и предполагал чуть большее отклонение в сторону континентальной модели, нежели в существовавшем порядке такого производства. В любом случае никакой «новой модели» производства в суде присяжных указанный проект не вводил.

После прихода к власти Временного правительства в ведение присяжных заседателей были возвращены все категории дел, изъятые у них в период кризиса 1878—1889 гг.: против порядка управления, должностные преступления, против общественного благоустройства и благочиния и др. Более того, к подсудности суда присяжных были отнесены государственные преступления.

За 51 год практической деятельности российский суд присяжных полностью оправдал все возлагаемые на него надежды и развенчал большинство негативных мифов, распространяемых о нем противниками этой формы судопроизводства.

Во-первых, оказалось опровергнутым опасение, что, не будучи юристами, российские присяжные заседатели не смогут разобраться в сложных уголовных делах. И. Г. Щегловитов указывал на ряд «…сложных и запутанных дел, как процессы Овсянникова, Мельницкого, игуменьи Митрофании, червонных валетов, Московского ссудного банка, о злоупотреблениях в Таганрогской таможне (по этому делу, продолжавшемуся 27 дней, на разрешение присяжных поставлено было 1815 вопросов)… правильное разрешение которых доказало, что присяжные оказались вполне на высоте своей задачи. Знание жизни и местных ее особенностей, присущее присяжным, с избытком вознаграждает правосудие за тот недостаток юридических сведений, которыми они отличаются от профессиональных юристов…»^[42].

Во-вторых, полувековой опыт присяжного судопроизводства опроверг миф о «нравственной шаткости и подкупности» присяжных заседателей. Профессор Н. Н. Розин приводил цифры: «За 15 лет, с 1879 до 1892 г., в течение которых присяжными решено было 208 000 дел, т. е. фигурировало 208 000 составов присяжных, было осуждено судебными палатами за „мздоимство“ 29 присяжных, т. е. 0,0012% всего их количества, выступавшего за это время. Внушающим опасение этот процент назвать нельзя»^[43].

Наконец, полностью развеялся миф о неоправданной гуманности присяжных, обусловленной их чрезмерной податливостью эмоциональному воздействию сторон. Из приведенной в настоящем сборнике статистики видно, что практически по всем составам преступлений репрессивность суда присяжных существенно не отличалась от репрессивности профессионального суда или суда, с участием сословных представителей, разница составляла всего 10—15% приговоров. Лишь по отдельным категориям дел (делам о служебных преступлениях и против порядка управления) суд присяжных оправдывал существенно чаще, нежели коронный суд, что объяснялось устарелостью уголовного законодательства.

Эффективность производства в суде с участием присяжных заседателей во многом определялась системой цензов, предъявляемых к кандидатам в присяжные заседатели, и правовым механизмом составления списков присяжных и отбора коллегии.

В ст. 81 УСУ подчеркивался всесословный характер суда присяжных, что отличало эту форму участия общества в отправлении правосудия от дореформенных, базировавшихся на сословном принципе.

Н. Д. Сергеевский отмечал, что «суд присяжных может оказаться плохим орудием правосудия, если он составлен из людей грубых и невежественных»¹. Соответствие состава коллегии присяжных заседателей возлагаемым на этот суд задачам осуществления правосудия обеспечивалось требованиями к кандидатам в присяжные заседатели (цензами).

Система цензов для кандидатов в присяжные заседатели была закреплена в ст. 81—86 УСУ и раскрывалась в законодательных мотивах, многочисленных позициях Сената, но конкретным делам. Указанная система включала в себя следующие цензы: подданства (гражданства), оседлости, возрастной, имущественный (земельный), добропорядочности, служебный, образовательный.

Функциональное назначение цензов определялось их содержанием. Некоторые (имущественный (земельный), добропорядочности) — обеспечивали минимизацию опасности попадания в коллегию присяжных асоциальных, люмпенизированных элементов. Другие (образовательный) — гарантировали должный уровень познавательной доступности судебного процесса для присяжных заседателей. Третьи (служебный) — исключали риск предвзятого отношения присяжного к рассматриваемому делу.

В законодательных мотивах к Учреждению судебных установлений отмечалось, что условия, определяющие законные качества в присяжные заседатели, могут быть как внешние («…определенный возраст, жительство в известном месте, владение имуществом и т. п.»^[44][45]) и внутренние («…признаки известной степени развития образования, заслуженное доверие, добрая нравственность»¹). Внешние условия указывали лишь на абстрактную «способность быть присяжным», безотносительно к качествам кандидата, а внутренние охватывали необходимые условия осуществления права быть им, которые требовали изучения индивидуальных особенностей каждого кандидата в присяжные заседатели.

На этой градации требований к кандидатам в присяжные заседатели строилась вся система составления списков присяжных. В первоначальные (общие) списки вносились вообще все кандидаты, соответствующие «внешним» требованиям. Совершенно очевидно, что для составления таких списков не требовалось никакой судебной процедуры, поскольку это — «…дело чисто исполнительское, не требует коллегиального обсуждения»^[46][47]. Для установления «внутренних» условий требовались обсуждение и сопутствующая ему форма судоговорения.

Представляется необходимым рассмотреть эту систему цензов в сравнительном ракурсе с требованиями, предъявляемыми к кандидатам в присяжные заседатели Федеральным законом от 20 августа 2004 г. № 113-ФЗ «О присяжных заседателях федеральных судов общей юрисдикции».

Ценз подданства (гражданства). В соответствии с п. 1 ст. 81 УСУ присяжными заседателями могли быть только лица, состоящие в русском подданстве. Иностранцы, даже длительное время проживающие в России, в списки присяжных заседателей не включались. Законодательные мотивы этого ценза не вызывали никаких дискуссий в литературе того времени. Восприятие участия в составе коллегии присяжных заседателей как общественной повинности предопределяло возложение ее только на лиц, являющихся подданными (гражданами).

Аналогичное требование к кандидатам в присяжные заседатели закреплено и в действующем законодательстве РФ (ч. 1 ст. 3 ФЗ «О присяжных заседателях федеральных судов общей юрисдикции»).

Гендерный ценз. Положение, закрепляющее данный вид ценза, в УСУ отсутствовало, однако, на практике все требования к присяжному заседателю толковались исключительно в определенном гендерном аспекте, подразумевавшем, что присяжным заседателем может быть только лицо мужского пола.

В действующем российском законодательстве гендерный ценз отсутствует, что обусловлено положениями ст. 19 Конституции РФ, закрепляющими равенство всех перед законом и судом независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств (ч. 1 и 2) и наделяющие мужчину и женщину равными правами и свободами и равными возможностями для их реализации (ч. 3).

Как отмстил Конституционный Суд РФ, именно конституционный принцип равенства, носящий универсальный характер, оказывает «…регулирующее воздействие на все сферы общественных отношений и выступает конституционным критерием оценки законодательного регулирования не только прав и свобод, закрепленных непосредственно в Конституции Российской Федерации, но и прав, приобретаемых на основании закона; соблюдение данного принципа, гарантирующего защиту от всех форм дискриминации при осуществлении прав и свобод, означает, помимо прочего, запрет вводить такие различия в правах лиц, принадлежащих к одной и той же категории, которые не имеют объективного и разумного оправдания»¹.

Такой подход в полной мере соотносится с положениями международно-правовых актов, ратифицированных Российской Федерацией. Так Декларация о ликвидации дискриминации в отношении женщин (принята Генеральной Ассамблеей ООН 7 ноября 1967 г.) признает дискриминацию в отношении женщин, приводящую к отрицанию или ограничению их равноправия с мужчинами, несправедливостью в своей основе и преступлением против человеческого достоинства (ст. 1) и призывает к отмене всех положений уголовного законодательства, носящих дискриминационный характер в отношении женщин (ст. 7). Понятие «дискриминация» в отношении женщин означает, согласно действующей для Российской Федерации Конвенции о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин от 18 декабря 1979 г., любое различие, исключение или ограничение по признаку пола, которое направлено на ослабление или сводит па нет признание, пользование или осуществление женщинами, независимо от их семейного положения, на основе равноправия мужчин и женщин прав человека и основных свобод в политической, экономической, социальной, культурной, гражданской или любой другой области (ст. 1); государства — участники Конвенции обязуются установить юридическую защиту прав женщин на равной основе с мужчинами и обеспечить с помощью компетентных национальных судов и других государственных учреждений эффективную защиту женщин против любого акта дискриминации (ст. 2).

Ценз оседлости. Согласно ст. 81 УСУ, присяжные заседатели избирались из местных обывателей. В п. 4 этой же статьи указывалось, что кандидат в присяжные заседатели должен был проживать не менее двух лет в том уезде, где производилось составление списков.

В законодательных мотивах отмечалось значение этого требования: «…чтобы присяжные заседатели, для оценки по совести степени вины подсудимых, были хорошо знакомы с нравами, обычаями и общественной жизнью известной местности, а также с потребностью ограждения общества от особенно распространяющихся там противозаконных деяний какого-либо рода»^[48][49].

Совершенно очевидно, что этот ценз имел исторические предпосылки, поскольку именно из местных обывателей-свидетелей формировались первые исторические формы суда присяжных assisa и jurata. Вместе с тем новое содержание значения этого требования к присяжным заседателям обеспечивало более точную оценку ими доказательств, более глубокое понимание обстоятельств рассматриваемого уголовного дела.

В. К. Случевский приводил пример дела, рассмотренного в суде присяжных в глухой провинции по обвинению мужа в причинении истязаний жене: «Спрошенные на суде свидетели не в состоянии были выяснить полностью те взаимные отношения, которые сложились между супругами и на почве которых возникло преступление. Один из присяжных заседателей, вошедших в состав присутствия, из крестьян, стал предлагать чрез председателя потерпевшей вопросы: откуда она приобрела тот шелковый головной платок, в котором она явилась в заседание. На вопрос председателя, почему присяжный интересуется этим обстоятельством, он объяснил, что у них в деревне в далекой окружности нельзя найти в продаже таких платков, что коробейники таких им не приносят и что ею он, вероятно, приобретен из города. Направленное в эту сторону исследование, в конце концов, привело к заключению о близости скрывавшихся от мужа отношений потерпевшей к наезжавшему из города крестьянину, отношений, как казалось суду, на основании свидетельских показаний, не дававших основания вызывать с его стороны ревность. Одна из темных сторон дела выяснилась, таким образом, только благодаря тому, что присяжный заседатель обратил внимание на такую мелочь, которая могла быть замечена только знающим местную жизнь лицом и которая была совершенно не понятна для принимавших участие в рассмотрении дела юристов»¹.

В работе Е. А. Горбуновой приводятся примеры случаев нарушения на практике ценза оседлости в связи с включением в списки присяжных заседателей лиц, давно уже не проживающих в уезде, где составляется указанный список. Один из таких примеров представляет собой «…переписку Саратовского и Пермского окружных судов о призыве в качестве присяжного заседателя мещанина М. II. Ягодина. Последний был оштрафован Саратовским окружным судом за неявку в качестве присяжного. В прошении о сложении штрафа М. П. Ягодин пояснил, что за год до этого переехал в г. Пермь и уже призван в качестве присяжного заседателя по новому месту жительства, в доказательство чего им была представлена повестка Пермского окружного суда. В связи с этим Саратовский окружной суд вынес определение: „Признавая неявку Ягодина законной, в виду представленного подтверждения — повестки Пермского окружного суда, наложенный на него, Ягодина, штраф сложить, о чем и объявить просителю через Пермское городовое полицейское управление“»^[50][51]. Комментируя этот пример, автор указывает на нарушение правил оседлости Пермской временной комиссией, которая включила в общий список лицо, проживающее менее двух лет в г. Перми.

Как отмечает Е. А. Горбунова, известны случаи, когда присяжные выносили оправдательные вердикты по тем эпизодам преступной деятельности, совершенные не по отношению к жителям уезда, из которого призывались присяжные¹. В итоге, автор делает вывод о том, что положения о цензе оседлости не оправдали предположения о том, что это позволит присяжным лучше учитывать значимость того или иного преступления для локального сообщества, и станет залогом справедливых приговоров суда с участием присяжных, напротив, этот ценз создавал препятствия эффективности деятельности суда присяжных по справедливому разрешению уголовных дел^[52][53].

Представляется, что в полной мере согласиться с суждением автора нельзя. Очевидно, что законодатель, вводя ценз оседлости (по словам Е. А. Горбуновой, условие «социально-территориальной общности подсудимого и присяжных»), ориентировался вовсе не на смягчение или ужесточение вердикта присяжных заседателей. На наш взгляд, единственным процессуальным основанием введения данного ценза являлась гипотеза о наличии у местных присяжных заседателей больших возможностей тщательно оценить доказательства, обладая знанием специфики местной жизни (климатических, географических, социальных и прочих условий). Аргумент Е. А. Горбуновой, состоящий в том, что ценз оседлости оказывал негативное влияние на правосудность вердиктов, представляется дискуссионным хотя бы потому, что автору неизвестны мотивы вынесения присяжными заседателями подобных вердиктов. Возможно, эти мотивы вообще никак не были обусловлены указанной «социально-территориальной общностью» подсудимого и присяжных заседателей.

В действующем российском законодательстве ценз оседлости присяжных заседателей закреплен в ч. 1 ст. 4 ФЗ «О присяжных заседателях федеральных судов общей юрисдикции», в которой говорится, что высший исполнительный орган государственной власти субъекта Российской Федерации каждые четыре года составляет общий и запасной списки кандидатов в присяжные заседатели, включая в них необходимое для работы соответствующего суда число граждан, постоянно проживающих на территории субъекта Российской Федерации.

Возрастной ценз. Согласно п. 3 ст. 81 УСУ присяжными заседателями могли быть лица не менее 25 и не более 70 лет. Установление нижнего возрастного порога было призвано обеспечить достаточную житейскую зрелость для участия в осуществлении правосудия, верхний возрастной порог являлся гарантией адекватного состояния присяжного заседателя, позволяющего участвовать в судебных заседаниях.

В действующем законодательстве нижней возрастной порог оставлен таким же как в УСУ (п. 1 ч. 2 ст. 3 ФЗ «О присяжных заседателях федеральных судов общей юрисдикции»), однако верхнего возрастного порога не установлено. Лишь по заявлению гражданина, достигшего возраста 65 лет, он может быть исключен из списков присяжных заседателей (нодп. «в» и. 2 ст. 7 ФЗ «О присяжных заседателях федеральных судов общей юрисдикции»).

Образователгуный ценз. Первоначальная редакция п. 2 ст. 81 УСУ предусматривала лишь обязательное владение присяжными заседателями языком судопроизводства. Каких-либо требований наличия определенного уровня образования к присяжным заседателям не предъявлялось. Как отмечает Е. Л. Горбунова, это объяснялось доминированием позиции, что для вынесения вердикта присяжным необходимо лишь чувство справедливости и «простая мужичья совесть»¹.

Умение читать по-русски предъявлялось лишь к старшине коллегии присяжных заседателей, поскольку, согласно ст. 670 УУС, старшина избирался присяжными из числа грамотных лиц. Повышенные требования к старшине объяснялись тем, что на него возлагалась задача руководства совещанием присяжных заседателей. С. П. Мокринский подчеркивал, что «известная доля гибкости ума, сообщаемая образованием, еще нужнее старшине присяжных, который должен руководить совещаниями, напоминать присяжным о правах и обязанностях их, формулировать дополнения и оговорки к ответам, которые присяжные дают на вопросы суда. Выбор толкового старшины является лучшим залогом юридически правильного ответа присяжных, но поголовная неграмотность последних сводила этот выбор к пустой формальности: вместо того, чтобы выбирать наиболее способного, приходилось просто искать грамотного, который нередко оказывался среди 12 в единственном числе»^[54][55].

Сенат объяснял причины более строгого образовательного ценза старшины коллегии присяжных следующим образом: «Неграмотный старшина при совещании присяжных не может ни читать вопросов для направления к их содержанию заявленных суждений, ни собирать голоса в порядке поставленных вопросов по каждому из них отдельно, ни отмечать против каждого вопроса последовавшие ответы утвердительные, отрицательные, или заключающие в себе утверждение с ограничением объема вопроса, ни изложить решение по возбужденному самими присяжными вопроса о снисхождении к подсудимому, ни даже утвердить своею подписью данные ответы и прочесть их вместе с вопросами по возвращении присяжных в залу заседания. Из этого видно, что соблюдение порядка, предписанного для совещания присяжных в ст. 807, 809, 810—816 УУС, немыслимо при старшине, не умеющем читать и писать»^[56]. Поэтому неграмотность старшины являлась безусловным поводом к отмене приговора, постановленного на основании вердикта присяжных (70/362, 72/302, 77/5, 72/1054)^[3].

В дальнейшем требование грамотности старшины коллегии было несколько смягчено Сенатом. Так, например, Сенат оставил в силе приговоры, вынесенные при старшине, затруднившимся в чтении вердикта (72/839, 75/271, 68/113); сделавшего в словах «да, виновен» три орфографические ошибки (72/328)¹.

Значительная неграмотность в среде крестьянского населения на момент принятия Судебных Уставов в действие давала основание ряду юристов того времени усомниться в реалистичности преобразований, как, например, В. Д. Спасовичу, который в лекциях, прочитанных им в 1861 г. о теории уголовных доказательств, высказывался против введения суда присяжных, вследствие недостаточного развития народа^[58][59]. Однако в дальнейшем он изменил свое мнение^[60].

Как отмечал С. ГГ. Мокринский, составители Уставов «…полагали, что проницательный и наблюдательный ум, естественная здравая логика суждений и знание местных нравов, обычаев и распорядков жизни, помимо всякого образования, могут служить достаточным средством к распознанию силы улик и степени виновности подсудимого. Но они упустили из виду, что задача присяжных не только установить или отвергнуть те или другие факты, по и войти в их юридическую оценку. Способность оперировать абстрактными понятиями если и наблюдается у людей неграмотных, то лишь как редкое исключение»^[61].

«Крестьянин не привык мыслить, — отмечал обозреватель „Дела“, — и потому он часто не в состоянии связать вынесенное им из суда впечатление с теми вопросами, на которые он должен дать ответ; он часто не в состоянии понять роль каждого вопроса в общей их связи, и потому нередко случается, что ответы присяжных противоречат один другому… Все, что написано на бумаге, — представляется им необыкновенно трудным и головоломным; предложите им какой-нибудь вопрос устно, они на него сейчас же ответят, но напишите этот самый вопрос на бумаге и дайте прочитать им самим, — они смутятся, и очень часто дадут самый нелепый ответ, как будто они отвечали на удачу, а не сознательно»¹.

По словам обозревателя журнала «Вестник Европы», «…неграмотные или полуграмотные присяжные могут быть, и очень часто бывают, отличными судьями факта; но в предварительной работе, предшествующей решению, — в соглашении противоречий, во взаимной поверке впечатлений, в критической оценке личных взглядов, высказанных сторонами, в устранении всего того, что напрасно внесено ими в дело, — участие лиц более образованных, во многих случаях, должно быть признано чрезвычайно важным»^[62][63].

Неграмотность присяжных заседателей нередко создавала сугубо процессуальные затруднения, обусловленные необходимостью подписания вердикта.

В работе С. П. Мокринского приведены примеры подобных случаев: «По возвращении присяжных из комнаты для совещаний в залу суда, секретарь прочел им предложенный судом вопрос, на который они и дали свой ответ. После того, присутствовавший на суде священник засвидетельствовал вердикт присяжных на вопросном листе и расписался за старшину. В другом месте, в одном из уездов Псковской губ., председатель иным путем вышел из подобного же затруднения. В числе 30 человек присяжных заседателей из очередного списка было только двое грамотных. Суд одну за другою произвел три баллотировки и остановился только тогда, когда в числе 12 присяжных оказался один грамотный, который и был выбран старшиной»^[64].

Все эти сложности и стали предпосылкой внесения изменений в 1887 г. в ст. 81 УСУ, которые закрепили умение читать по-русски в качестве обязательного требования к присяжным заседателям.

В действующем российском законодательстве рассматриваемый ценз напрямую не закреплен, однако, на практике его требования выводятся из положения п. 2 ч. 3 ст. 3 ФЗ «О присяжных заседателях федеральных судов общей юрисдикции», закрепляющего требование владения языком, на котором ведется судопроизводство. Вместе с тем в литературе и отзывах на законопроекты высказываются суждения о необходимости большей конкретизации и усиления этого ценза в законодательстве.

Так, например, в отзыве Федеральной палаты адвокатов РФ на проекты федеральных законов «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в связи с расширением применения института присяжных заседателей» и связанный с ним проект федерального конституционного закона «О внесении изменений в статью 23 Федерального конституционного закона „О военных судах Российской Федерации“», проекты федеральных законов «О внесении изменений в Федеральный закон „О присяжных заседателях федеральных судов общей юрисдикции в Российской Федерации“» и «О внесении изменений в статью 7 Федерального закона „О применении положений Уголовного кодекса Российской Федерации и Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации на территориях Республики Крым и города федерального значения Севастополя“» предлагаются дополнения списка требований, предъявляемых к присяжным заседателям, нормой о наличии у них не ниже среднего (полного) общего образования¹.

Эти предложения представляются обоснованными, в особенности, с учетом усложнения доказательственной базы в современном уголовном судопроизводстве. Представляется, что среднее (полное) общее образование должно быть признано обязательным минимальным уровнем образования, обеспечивающим присяжному заседателю познавательную доступность судоговорения.

Земельный (имущественный) ценз. Согласно первоначальной редакции п. 5 ст. 84 УСУ в списки присяжных заседателей подлежали занесению «…лица, владеющие землею в количестве не менее ста десятин или другим недвижимым имуществом ценою: в столицах менее двух тысяч рублей, в губернских городах и градоначальствах не менее тысячи, а в прочих местах не менее пятисот рублей, или же получающие жалованье или доход от своего капитала, занятия, ремесла или промысла: в столицах не менее пятисот, а в прочих местах не менее двухсот рублей в год».

Установление в качестве требования к кандидатам в присяжные заседатели земельного ценза преследовало цель — привлечь в состав коллегии землевладельцев, поскольку они «как люди, наиболее заинтересованные, в качестве постоянных жителей своей местности, в охране общественного порядка и упрочении безопасности, представляют собой лучший контингент присяжных заседателей»^[65][66].

В объяснительной записке к проекту «Учреждения судебных мест» указывалось, что «имущественный ценз, дающий право на внесение в списки присяжных заседателей, должен быть у нас, по крайней мере на первое время, довольно высок; иначе в присяжные поступали бы лица бедные, не имеющие достаточного образования и недостаточно развитые для того, чтобы выполнять важную и трудную обязанность присяжного заседателя»^[67].

В литературе того периода высказывались суждения о том, что установленные законодателем критерии земельного (имущественного) ценза не являлись тождественными для различных регионов страны и не всегда позволяли достичь той задачи, ради которой они были закреплены в УСУ.

Применительно к параметрам земельного ценза В. Я. Фукс отмечал, что если для черноземных губерний владение сотней десятин было признаком крупной состоятельности, то для восточных и северо-восточных местностей подобный надел указывал на «самый скудный доход»¹.

Вместе с тем земельные наделы такой площади встречались довольно редко, поэтому назревала потребность изменения указанных критериев этого ценза^[68][69].

Применительно к цензу по доходу А. Ф. Кони указывал: «Первоначальный ценз присяжных представлял большую неуравнительность. Между цензом по движимому и недвижимому имуществу было значительное житейское неравенство. Достаточно было получать 200 руб. валового дохода или жалованья в большом губернском городе, чтобы быть вносимым в списки присяжных заседателей. Но 16 руб. 66 коп. заработка в месяц — для жителя большого города — есть признак крайней бедности, а на службе такой размер вознаграждения указывает на самые низшие канцелярские должности, занимающие которые лица должны находиться почти в нужде»^[70].

С. Хрулев полагал, что необходимо «…возвысить имущественный ценз лиц, имеющими право быть присяжными заседателями; исключение из общих списков бедняков и замещение их лицами вполне достаточными, благодетельно повлияет на институт присяжных заседателей»^[71]. Редакция «Юридического Вестника», в котором была опубликована статья автора с указанным предложением, выступила с его критикой, указав, что это «…привело бы на практике к полному устранению бедного крестьянского элемента, в особенности крестьян-общинников, из числа присяжных и таким образом получился бы результат противоречащий интересам правосудия»^[72].

Законами 12 июня 1884 г. и 28 апреля 1887 г. имущественный ценз был изменен: для владеющих недвижимостью он был понижен со 100 десятин до земского ценза, т. е. до 10—40 десятин^[73], и повышен для получающих доход от капитала или плату за труд от 400 до 1000 руб. вместо прежних 200−500 руб.

В новой редакции ст. 84 УСУ указывалось, что в общие списки присяжных заседателей включаются:

• 1) лица всех сословий, владеющие на нраве собственности землею в количестве не менее одной двадцатой части числа десятин, определенного для каждого уезда в расписании, содержащимся в Положении о земских учреждениях, или другим недвижимым имуществом, ценою: в столицах не менее двух тысяч рублей, в городах, с населением более ста тысяч человек, не менее тысячи, а в прочих местах, не менее пятисот рублей¹;
• 2) все лица, получающие по службе государственной или общественной, содержание или пенсию в размере: в столицах — не менее тысячи, в городах с населением более ста тысяч человек — не менее шестисот, а в прочих местах — не менее четырехсот рублей в год;
• 3) все лица, получающие вознаграждение за свой труд или же доход от своего капитала, занятий, ремесла или промысла в размере: в столицах — но менее тысячи, в городах с населением более ста тысяч человек — не менее шестисот, а в прочих местах — не менее четырехсот рублей в год, а также все лица, выбравшие промысловые свидетельства, предоставляющие право вступать в купцы первой или второй гильдии.

При этом из числа потенциальных присяжных были исключены лица «впавшие в крайнюю бедность» (п. 7 ст. 82 УСУ).

Министерство юстиции, выступившее с законодательной инициативой, применительно к этой поправке, указывало, что присяжные заседатели, не имеющие возможности содержать себя во время призыва их в суд или вынужденные даже прибегать к прошению милостыни, очевидно, представляют слишком удобную почву для постороннего на них влияния^[74][75].

В литературе того времени отмечался оценочный характер понятия «впавшие в крайнюю бедность»: «Можно не считаться впавшим в крайнюю бедность, между тем, можно затрудниться поездкой в город и недельным там пребыванием»^[76].

Имущественный ценз был связан с довольно острой для дореволюционного суда присяжных проблемой материального обеспечения присяжных заседателей на время исполнения судейских обязанностей. В царской России присяжные не получали никакого вознаграждения за исполняемые обязанности, поэтому отсутствие достаточных средств создавало препятствия выполнению присяжными своих обязанностей.

Товарищ председателя Воронежского окружного суда писал в докладе первому съезду русских юристов, что ему «…не раз случалось на практике видеть, как присяжные из крестьян, истощив свои карманные деньги от продолжительных сессий, обращались к председательствующим в суде с просьбой о денежном пособии, необходимом не только для возвращения домой, но и для дневного их пропитания, и судьи, не находя исхода бедственному их положению, невольно делали подписку на вспомоществование присяжным, а в уездных городах крестьяне, в конце периода заседаний, нередко ходили по домам жителей за милостыней, или спрашивали у них какой либо работы для прокормления себя»^[77]. В Одессе в 1875 г., в одном из заседаний окружного суда, старшина присяжных сделал такое заявление: «Присяжные крестьяне просят заявить суду, что им нечего есть; взятый с собой хлеб они съели; во время перерыва заседания на два дня, один из крестьян сходил пешком за 90 верст в деревню, чтобы взять хлеба, откуда его подвезли»¹. Законодатель пытался решить эту проблему, и к 1917 г. были подготовлены законопроекты, предусматривавшие выплаты суточных присяжным заседателям.

В настоящее время в системе требований к кандидатам в присяжные заседатели имущественный ценз отсутствует, что обусловлено наличием у граждан РФ права на участие в осуществлении правосудия и конституционным запретом дискриминации по имущественному признаку.

Вместе с тем в литературе высказываются предложения о реставрации этого ценза.

Так Е. А. Горбунова предлагает дополнить ст. 7 Федерального закона «О присяжных заседателях федеральных судов общей юрисдикции» положением, позволяющим исключить лицо по его просьбе из списков присяжных заседателей, если его доход ниже уровня прожиточного минимума, установленного законодательством соответствующего субъекта Российской Федерации^[77][79]. Аналогичное предложение высказывал А. А. Демичев^[80].

Представляется, что это предложение вряд ли способно радикальным образом повлиять на качественный состав коллегии присяжных и «освободить от исполнения данной обязанности лиц, отнесенных к числу социально незащищенных категорий населения»^[81]. Запрет дискриминации по имущественному признаку исключает возможность установления имущественного ценза для кандидатов в присяжные заседатели в форме императивного условия. Использование же диспозитивного метода, ставящего исключение из списка присяжных заседателей малообеспеченных граждан в зависимость от их заявления об этом, не гарантирует, что указанные категории лиц будут активно пользоваться предоставленным им правом отказаться от участия в осуществлении правосудия. Более того, наличие компенсационных выплат за такое участие и вовсе делает подобное предположение иллюзорным.

Ценз добропорядочности. Согласно ст. 82 УСУ присяжными заседателями не могли быть:

• 1) состоящие под следствием или судом за преступления или проступки, а равно и подвергшиеся по судебным приговорам за противозаконные деяния заключению в тюрьме или иному более строгому наказанию, и те, которые, быв под судом за преступления или проступки, влекущие за собою такие наказания, не оправданы судебными приговорами;
• 2) исключенные из службы по суду, или из духовного ведомства за пороки, или же из среды обществ и дворянских собраний по приговорам тех сословий, к которым они принадлежат;
• 3) объявленные несостоятельными должниками;
• 4) состоящие под опекою за расточительность.

Эти требования к присяжным заседателям составляли так называемый ценз добропорядочности. В законодательных мотивах к УСУ указывалось, что лицо, «…вносимое в список присяжных заседателей, должно пользоваться заслуженным доверием. Следовательно, исключенный из среды своего общества не может быть признаваем представителем большинства благонамеренных граждан. Ему не может быть предоставлено важное право судить о вине или невиновности гражданина, который, за несколько времени пред тем, быть может, участвовал в постановлении общественного приговора об исключении его из среды общества, и приговор суда присяжных, в котором участвовали исключенные из среды общества лица, не может быть признаваем за приговор общественной совести. Суд присяжных может принести желаемую пользу обществу только тогда, когда он будет составлен, выражаясь юридическим языком наших предков, из людей добрых, а не лихих, из людей безукоризненной нравственности и заслуживших полное и безусловное доверие общества. Посему, доколе существует право обществ удалять своих членов, в списки присяжных заседателей не могут быть вносимы лица, исключенные из среды обществ и дворянских собраний по приговорам тех сословий, к которым они принадлежат»^[82].

В первоначальной редакции и. 4 ст. 84 УСУ указывалось, что крестьяне могли попасть в присяжные заседатели, только если они были избраны в очередные судьи волостных судов или в добросовестные волостных и сельских расправ и равных с ними сельских судов, а также занимавшие беспорочно не менее трех лет должности волостных старшин, голов, сельских старост или другие соответствующие этим должности в общественном управлении сельских обывателей разных наименований, или бывшие церковными старостами.

Однако в 1887 г. эта норма была изменена и из списков присяжных заседателей стали исключать действующих волостных судей и добросовестных волостных и сельских расправ и равных с ними сельских судов.

Действующее российское законодательство также предусматривает этот ценз. Согласно ст. 3 ФЗ «О присяжных заседателях федеральных судов общей юрисдикции в Российской Федерации» присяжными заседателями и кандидатами в присяжные заседатели не могут быть лица, имеющие неснятую и непогашенную судимость, а также подозреваемые или обвиняемые в совершении преступлений, а также состоящие на учете в наркологическом диспансере в связи с лечением от алкоголизма, наркомании, токсикомании. Необходимо подчеркнуть, что сам факт возбуждения уголовного дела в отношении конкретного лица, предъявление ему обвинения, в случае последующего прекращения уголовного дела, не означают, что это лицо привлекалось к уголовной ответственности¹. Аналогичную позицию ВС РФ занимает относительно погашенной судимости^[83][84].

Служебный ценз. Служебный ценз представлял собой ряд требований к присяжным заседателям, обусловленных их служебным статусом. Этот ценз был закреплен в негативной форме, т. е. в виде перечня должностей (специальностей), занятие которых было несовместимо со статусом присяжного заседателя.

Согласно ст. 85 УСУ в списки присяжных заседателей не подлежали включению следующие группы лиц:

• 1) священнослужители и монашествующие;
• 2) лица, состоящие в государственной гражданской службе, в должностях первых четырех классов;
• 3) члены судебных мест, кроме почетных мировых судей, и штатные чины состоящих при тех местах канцелярий, а также судебные приставы и нотариусы;
• 4) лица прокурорского надзора и штатные чины состоящих при них канцелярий;
• 5) вице-губернаторы;
• 6) чиновники, занимающие должности казначеев, кассиров учреждений государственного банка и их помощников, экзекуторы и смотрители зданий правительственных установлений, лесничие казенных лесов, чины акцизного ведомства, а также уездные почтмейстеры и начальники железнодорожных и телеграфных станций, где при них нет, но этим званиям помощников;
• 7) чиновники полиции;
• 8) все военные чины, состоящие в действительной военно-сухопутной или морской службе, кроме занимающих классные должности в управлениях, учреждениях и заведениях военно-сухопутного и военно-морского ведомств, а также делопроизводители управлений уездных воинских начальников и те из гражданских чиновников, которые находятся при войсках или служат, но военно-судной части в военном и морском ведомствах; военные чины и классные чиновники, занимающие по военно-сухопутному и военно-морскому ведомствам должности главных смотрителей и смотрителей вещевых складов; начальников обмундировальных мастерских; мастеров и смотрителей маяков; смотрителей продовольственных магазинов, смотрителей пороховых складов и арсеналов в казачьих войсках; содержателей казенного имущества в морских заведениях и командах; хранителей казенного имущества при складах, крепостных артиллериях, артиллерийских парках и технических заведениях артиллерийского ведомства, и, сверх сего, в военное время, все те должностные лица военно-сухопутного и военно-морского ведомств, освобождение коих от исполнения обязанностей присяжного заседателя признано будет нужным со стороны главных начальств сих ведомств, по принадлежности;
• 9) учителя народных и церковно-приходских школ и начальных городских училищ;
• 10) чины карантинных учреждений.

По словам Е. А. Горбуновой «…служебный ценз должен был, с одной стороны, увеличить удельный вес образованных присяжных, так как призывавшиеся чиновники обладали, как минимум, начальным уровнем образования, а с другой стороны, повысить степень лояльности суда присяжных за счет введения в его состав представителей государственного аппарата»¹. Соглашаясь с автором, отметим, что мотивы запрещения совмещения указанных должностей со статусом присяжного заседателя были различными и объяснялись специальными обстоятельствами.

Так, например, в законодательных мотивах к УСУ отстранение военнослужащих (и гражданских чиновников, находящихся при войсках) от исполнения обязанностей присяжных заседателей объяснялось тремя причинами: «1) что подобное назначение будет отвлекать их от исполнения прямых обязанностей и может подать повод к важным беспорядкам по службе; 2) что военнослужащие, хотя и живущие в известном месте расположения их полков и команд, по самому свойству военной службы, не могут считаться оседлыми обывателями того округа, в котором находятся, и всегда обязаны быть готовыми к передвижению по распоряжению начальства, и 3) что при устройстве специального военного суда военнослужащие будут исполнять известные обязанности в круге действий сего суда, и несправедливо было бы обременять их исполнением сих обязанностей вдвойне, но военному и гражданскому ведомствам»^[79][86]. Вместе с тем все военнослужащие, находящиеся в продолжительном, временном и бессрочном отпусках, могли быть избираемы для исполнения обязанностей присяжных заседателей^[53].

Применительно к учителям в законодательных мотивах была указано, что «отлучка их от ежедневных занятий была бы весьма вредна в деле народного образования»^[3].

В отношении лесничих указывалось, что если они «будут отвлекаемы от своих непрерывных занятий по охранению лесов для исправления обязанностей присяжных заседателей, то казенные леса, на время отсутствия, останутся вовсе без надзора»^[3].

Кроме того, нельзя не обратить внимание, что положения УСУ исключали вхождение в коллегию присяжных заседателей значительной части профессиональных юристов. Например, присяжные поверенные и судебные следователи не могли попасть в списки присяжных заседателей, поскольку они входили в состав судебных мест.

В действующем российском законодательстве этот ценз закреплен в ст. 7 ФЗ от 20 августа 2004 г. № 113-ФЗ (ред. от 3 июля 2016 г.) «О присяжных заседателях федеральных судов общей юрисдикции в Российской Федерации», согласно которой из списков кандидатов в присяжные заседатели исключаются:

• — лица, замещающие государственные должности или выборные должности в органах местного самоуправления;
• — военнослужащие;
• — граждане, уволенные с военной службы по контракту из органов федеральной службы безопасности, федеральных органов государственной охраны или органов внешней разведки, — в течение пяти лет со дня увольнения;
• — судьи, прокуроры, следователи, дознаватели, адвокаты, нотариусы, должностные лица службы судебных приставов или частные детективы — в период осуществления профессиональной деятельности и в течение пяти лет со дня ее прекращения;
• — лица, имеющие специальное звание сотрудником органов внутренних дел, органов по контролю за оборотом наркотических средств и психотропных веществ, таможенных органов или органов и учреждений уголовноисполнительной системы;
• — граждане, уволенные со службы в органах и учреждениях, указанных выше, в течение пяти лет со дня увольнения;
• — священнослужители.

Религиозного ценза, применительно к составлению общих списков присяжных заседателей УСУ не предусматривало. Более того, Сенат разъяснил, что от исполнения обязанности присяжного заседателя не могут быть отстранены лица, являющиеся раскольниками^[90].

Вместе с тем в списках присяжных обозначались лица православного исповедания, для удобства составления коллегий по делам о преступлениях против православной веры, так как в этих делах коллегии должны были быть составлены только из лиц православного вероисповедания (ст. 103 УСУ и 1009 У У С).

Кроме того, согласно ст. 670^[90] УУС в девяти западных губерниях, а также в губерниях Бессарабской, Екатеринославской, Полтавской, Таврической, Херсонской и Черниговской старшина присяжных заседателей должен был избираться из лиц христианских исповеданий.

В действующем законодательстве указанный ценз также не закреплен, что обусловлено запретом дискриминации.

Составление списков присяжных заседателей. Несмотря на то, что требования, предъявляемые к кандидатам в присяжные заседатели в тот исторический период, были на порядок жестче, чем в настоящее время (имущественный, моральный ценз и т. д.), сама процедура составления спискоб присяжных заседателей отличалась открытостью (транспарентностью) и особыми гарантиями от злоупотреблений, чему способствовало использование жеребьевки.

В законодательстве дореволюционной России списки присяжных заседателей дифференцировались на несколько групп по временному моменту и цели их составления, общий (первоначальный), очередной (сессионный) и запасной.

Общий список присяжных заседателей. В законодательных мотивах к ст. 89 УСУ указывалось, что первоначально предполагалось возложение составления общего списка присяжных заседателей и его ежегодную поверку по каждому мировому участку на мирового судью. Эта идея была основана на том, что мировому судье, как избранному всеми сословиями из местных землевладельцев и, по самому существу возлагаемых на него служебных обязанностей, приходится находиться в постоянных сношениях с жителями вверенного ему участка, вследствие чего, ему ближе и лучше, чем всякому иному лицу, известны не только внешние, но и внутренние качества жителей этого участка¹.

Однако этот проект не был реализован, поскольку было признано, что возложение таких обязанностей на мировых судей, загруженных «…рассмотрением многочисленных дел гражданских и о преступлениях и проступках, а также по другим, относящимся к их ведомству предметам, и без того будет весьма обширен, обременило бы их до чрезвычайности, тем более, что и самое собрание сведений, в какой мере то или другое лицо соответствует условиям, требуемым от присяжного заседателя, сопряжено с немалыми затруднениями»^[92][3].

По этой причине первоначально в ст. 89 УСУ устанавливалось, что общие списки присяжных заседателей составляются по каждому уезду отдельно особыми временными комиссиями, состоящими из лиц, назначаемых для этой цели ежегодно уездными земскими собраниями, а в столицах соединенными заседаниями общих городских дум и местных уездных земских собраний.

Однако надлежащими полномочиями, позволяющими требовать от других органов исполнительной власти проверки информации о присяжных заседателях, указанные комиссии не обладали. В литературе того времени отмечалось низкое качество работы временных комиссий. Так, А. Ф. Кони писал: «Предположения законодателя о единении представителей различных отраслей управления в деле разработки общих списков присяжных заседателей на практике встретились с полнейшим разбродом этих представителей»^[94].

В целях исправления ситуации российский законодатель пошел по пути децентрализации первоначального этапа составления списков присяжных заседателей, т. е. возложения этой обязанности на различных должностных лиц, с последующей передачей информации указанным комиссиям. 28 апреля 1887 г. был принят закон, закрепивший указанные изменения. Согласно новой редакции ст. 89—91 УСУ, комиссия составляла общие списки присяжных на основе сведений, предоставленных различными должностными лицами.

Как отмечает Е. А. Горбунова, подобная практика была узаконена, например, во Франции, где префекты были вправе запрашивать от различных должностных лиц сведения о кандидатах в присяжные¹, и в Пруссии, где начальники окружных управлений обладали аналогичными полномочиями^[95][96].

Задача составления общих списков присяжных заседателей по уезду была передана следующим должностным лицам:

• 1) о лицах, владеющих землею или другим недвижимым имуществом в уезде, — председателям местной уездной земской управы или местной уездной управы по делам земского хозяйства;
• 2) лицах, владеющих недвижимым имуществом в городе или выбравших промысловые свидетельства, — местному городскому голове;
• 3) лицах сельского состояния, земскому участковому начальнику или непременному члену окружного по крестьянским делам присутствия, или мировым посредникам;
• 4) всех прочих лицах — начальникам уездной или городской полиции, по принадлежности, причем состоящие в государственной или общественной службе вносятся в списки по сведениям, сообщаемым подлежащими начал ьствами.

В указанные списки вносилась следующая информация о присяжных заседателях: фамилия, имя и отчество; звание; вероисповедание; образование; адрес проживания; указание на основание, по которому лицо вносится в общий список присяжных заседателей.

Общие списки присяжных заседателей передавались должностными лицами не позднее 1 июня каждого года председателю местной комиссии по составлению очередных списков присяжных заседателей, который, признав их составленными в соответствии с законом, делал распоряжение о публикации их в местных ведомостях не позднее 1 октября каждого года.

В ст. 93 УСУ указывалось, что «каждый имеет право заявлять комиссии по составлению очередных списков о неправильном внесении или невнесении кого-либо в общие списки, с представлением тому оснований. Уважительные заявления сего рода комиссия принимает в соображение при составлении очередного списка».

Н. Д. Сергеевский подчеркивал, что основанием этого права является не право на участие в отправлении правосудия, а право на внесение в список присяжных: «Быть внесенным в список есть право этих лиц; правильное составление списка касается интересов всех обывателей уезда, а посему каждый обыватель имеет право заявлять комиссии о неправильном внесении или невнесснии кого-либо в список, с представлением тому доказательств»^[97].

Очередной список присяжных заседателей. Согласно ст. 97 УСУ комиссия по составлению очередных списков присяжных заседателей создавалась в каждом уезде, под председательством уездного или окружного предводителя дворянства, из председателя съезда мировых судей, мировых судей города и уезда, земских участковых начальников (в местностях же, где положение о земских участковых начальниках не введено в действие, — мировых посредников), товарища прокурора окружного суда, уездного исправника или окружного полицейского начальника и полицмейстера, где таковые учреждены, а в столицах и городе Одессе — должностных лиц общего полицейского управления этих городов, по назначению министра внутренних дел, городского головы, а в городах, где введено упрощенное городское управление, — городского старосты, председателя уездной земской управы или уездной управы по делам земского хозяйства и трех лиц, назначаемых для этой цели ежегодно уездными земскими собраниями, или в городах, в которых заведывание земскими делами возложено на общественные управления, — соединенными заседаниями городских дум и местных уездных земских собраний, в местностях же, где земские учреждения не введены, вместо председателя уездной земской управы и лиц, избираемых земскими собраниями, — двух или трех из местных владельцев недвижимых имуществ, по приглашение губернатора.

Независимо от этого, председатель комиссии мог приглашать в ее заседания для получения необходимых комиссии сведений или указаний, местных судебных следователей и податных инспекторов, которые участвуют в суждениях и постановлениях комиссии наравне с постоянными ее членами.

Председатель комиссии по составлению очередных списков, в случае необходимости, был наделен полномочием разделить ее на отделения, каждое из которых должно было составлять очередной список по определенной части города или уезда. При этом число лиц, подлежащих внесению в очередной список каждого отделения, определялось в соразмерности с количеством населения той части города и уезда, в которых действовало отделение. Предводитель дворянства председательствовал, а товарищ прокурора присутствовал в каждом из указанных отделений, прочие же члены комиссии распределялись по отделениям по соглашению между собой, при этом в каждом отделении обязательно должны были участвовать состоящие в комиссии мировые судьи и чины полиции.

Комментируя приведенные положения закона, Н. Н. Розин отмечал: «Состав этой комиссии определяется законом и строго взвешен с точки зрения способности ее членов нести работу по составлению списков. В нее входят органы местного общественного самоуправления, которым наиболее знаком личный состав населения, входят, по тому же соображению, органы администрации и для контроля над законностью — чины прокурорского надзора. Для оценки судебных способностей кандидатов в присяжные в комиссию входят и представители судебного ведомства. Комиссия эта должна проверить внутренние достоинства лиц, включенных в общий список, именно их нравственную безупречность, т. е. полное отсутствие с их стороны, хотя бы в образе их жизни, каких-либо поступков, роняющих нравственную личность, предосудительных; далее их способность к отправлению обязанности судей, именно умственную зрелость, житейскую опытность, знания, грамотность; наконец — средства материальные. Лица, избранные комиссией, должны быть лучшими людьми уезда»¹.

В очередные (сессионные) списки вносились только те лица из общих списков, которые должны были в течение года вызываться на судебную сессию для исполнения функций присяжного заседателя. Специфической особенностью дореволюционной модели производства в суде присяжных являлось то, что отбор кандидатур из общего списка присяжных заседателей производился не методом случайной выборки.

Согласно ст. 97 УСУ, выбор кандидатур в очередные списки упомянутая комиссия производила не случайным методом, а «по усмотрению и по внимательном обсуждении» каждого кандидата в присяжные заседатели, который должен был соответствовать не только закрепленным в законодательстве цензам, но и быть способным «по своим нравственным качествам и другим причинам к исполнению обязанностей присяжного заседателя».

Такой проверке каждого кандидата в присяжные составители Уставов придавали особое значение. В мотивах к указанной статье УСУ указывалось: «Суд чрез присяжных в таком только случае может достигнуть своего назначения, если он будет устроен таким образом, что присяжные окажутся действительно представителями большинства благонадежных граждан и что в мнении их сосредоточивается выражение чистой совести лучших людей общества, и потому оно может быть признано за приговор общественной совести. Для достижения сей цели, независимо от составления общих списков всех лиц, удовлетворяющих внешним законным качествам, т. е. таких лиц, которые в силу самого закона, предполагаются способными исполнять звание присяжных, необходимо установить выбор из общих списков именно тех лиц, которые внутренними качествами своими вполне оправдывают предположение закона о их способности»^[98][99].

Кроме того, комиссия была вправе включить в очередные списки любых лиц, не обозначенных в общих списках, если полагала, что эти лица вполне удовлетворяют требованиям к присяжному заседателю.

В законодательных мотивах отмечалось, что «целесообразность этого правила не подлежит сомнению. Как известно, весьма нередки случаи невнесения в списки присяжных заседателей людей, принадлежащих к образованным и зажиточным классам населения»^[3].

Количество присяжных заседателей, подлежащих включению в очередной список, варьировалось в зависимости от нескольких факторов: количества жителей на территории судебного округа, планируемого количества сессий с участием присяжных в окружных судах и т. п. Нормативно это количество было закреплено в ст. 100 УСУ:

• 1) по городу С.-Петербургу с его уездом — четыре тысячи двести лиц; по городу Москве с его уездом — три тысячи лиц;
• 2) по уездам, в которых предполагается на предстоящий год не более четырех периодов заседаний окружного суда с участием присяжных заседателей, — по шестидесяти лиц на каждый такой период;
• 3) по уездам, в которых предполагается на предстоящий год более четырех периодов упомянутых заседаний, — по шестидесяти лиц на каждый из первых четырех периодов и по сорока лиц на каждый последующий период.

В практике царской России не существовало проблемы неявки кандидатов в присяжные заседатели, столь острой для нашего времени.

Как отмечал А. Ф. Кони, российский присяжный заседатель относился к участию в процессе как «к делу служению совести» и призывную повестку часто хранил за образами¹. И. Г. Щегловитов описывал случаи, когда присяжные «…продавали последнюю корову, чтобы получить средства на путевые расходы, другие — в суровую зиму, за 200 с лишком верст, шли в суд пешком без копейки денег»^[101][102].

Сессионная система рассмотрения уголовных дел способствовала решению проблемы явки кандидатов.

Запасной список присяжных заседателей. Одновременно с составлением очередного списка комиссия составляла запасной список присяжных заседателей. В этот список вносились только те лица, которые проживали в городах, где открывались сессии окружных судов с участием присяжных заседателей.

Как отмечал Н. Д. Сергеевский, запасной список «предназначается для замены тех присяжных очередного списка, которые не явятся своевременно в заседание суда или будут устранены от участия в суде»^[103].

В список запасных заседателей на каждую сессию окружного суда вносились шесть кандидатов.

Согласно ст. 104 УСУ никто не мог быть призываем комиссией для исполнения обязанностей присяжного более одного раза в год. Кроме того, лица, исполнявшие обязанности присяжных заседателей в одном году, наделялись правом отказаться от исполнения этой же обязанности в следующем году, за исключением ситуаций с нехваткой присяжных заседателей.

При составлении как очередного, так и запасного списков комиссия распределяла кандидатов в присяжные заседатели по сессиям окружного суда, назначая для каждого кандидата определенный период (месяц), в течение которого они должны быть готовы явиться по вызову суда для исполнения функций присяжного. Если б течение месяца планировалось проведение двух или более периодов заседаний (сессий), одни и тс же присяжные приглашались одновременно на все эти периоды.

Н. Н. Розин указывал, что при составлении указанных списков комиссия должна стремиться к тому, чтоб состав присяжных на каждую сессию был по возможности ровный, т. е. чтобы лица, более выдающиеся по своему образовательному или служебному цензу, были равномерно распределены в средней массе присяжных заседателей; она должна принять во внимание и интересы самих присяжных, так как в известное время многие из них не могут без ущерба для себя быть присяжными, например, крестьяне во время жатвы или посева^[104].

Распределенные таким образом лица извещались через местную полицию о назначенном им для явки в суд времени, а списки присяжных публикуются в первых числах декабря в местных ведомостях, и в то же время препровождаются комиссией к председателю местного окружного суда.

Согласно ст. 108 УСУ каждый из внесенных в очередной или запасный список присяжных заседателей мог просить председателя окружного суда о перенесении его из периода, к которому он отнесен, в другой с объяснением причин. Председатель окружного суда был вправе удовлетворить подобную просьбу.

УСУ предусматривало судебный порядок обжалования неправомерного включения в очередной или список запасных присяжных заседателей. Согласно ст. 106 УСУ указанные лица могли в двухнедельный срок со времени получения извещения о внесении в очередной (запасной) список подать жалобу в местный окружной суд.

Составление сессионного (служебного) списка присяжных заседателей. За три недели до открытия сессии окружного суда, при открытых дверях присутствия, из очередного списка по жребию назначались 30 присяжных заседателей для участия в процессах в течение всего периода сессии и шесть запасных из особого списка запасных присяжных заседателей (ст. 550 У У С). Председатель суда, положив билеты с именами очередных присяжных в один ящик, а с именами запасных в другой, вынимал из первого 30, а из второго 6 билетов, затем имена, на которые пал жребий, вносились в два списка: очередных и запасных присяжных.

Закон от 12 июня 1884 г. изменил положения ст. 550 и 551 У У С. Новая редакция указанных статей устанавливала, что из кандидатов запасного списка по жребию отбирались три кандидата в запасные присяжные вместо шести требовавшихся ранее.

Присяжные заседатели, избранные по жребию, извещались об этом повесткой.

Приведение присяжных заседателей к присяге, разъяснение их прав, обязанностей и ответственности. Статья 645^[104] УУС устанавливала, что каждый период заседаний с участием присяжных заседателей (сессия) открывался особым публичным судебным заседанием для приведения присяжных к присяге, разъяснения их прав, обязанностей и ответственности.

В этом публичном судебном заседании были вправе присутствовать стороны, однако их неявка не являлась препятствием к его проведению. Как отмечалось в литературе: «Особое публичное заседание, предусматриваемое ст. 645^[106][107], имеет своей исключительной целью привод присяжных заседателей к присяге и объяснение им их прав и обязанностей. Для исполнения этого обряда достаточно состава суда и присяжных. Стороны, как вытекает из ст. 645, вправе присутствовать. Но в их присутствии нет юридической необходимости. Поэтому неприбытие подсудимого, защитника, частного обвинителя или гражданского истца не может служить препятствием к открытию особого публичного заседания»¹.

Неявка на указанное заседание вызванного повесткой присяжного заседателя не препятствовала возможности его дальнейшего участия в судебном заседании. Приведение его к присяге, разъяснение ему прав, обязанностей и ответственности осуществлялось председательствующим непосредственно перед слушанием дела.

Согласно ст. 645 У УС указанное публичное судебное заседание начиналось с оглашения списка вызванных присяжных заседателей и установления личности явившихся присяжных заседателей.

Далее суд выяснял наличие у сторон заявлений о мотивированном отводе явившихся присяжных заседателей.

Формирование коллегии присяжных заседателей. Во время судебного заседания эти списки представлялись сначала прокурору или частному обвинителю, затем подсудимому и его защитнику для заявления немотивированных отводов путем вычеркивания фамилий отводимых очередных присяжных заседателей. При этом сторона обвинения могла отвести не более шести человек, а подсудимый и его защитник — столько, чтобы оставшихся присяжных было не менее 18 человек^[107]. Если прокурор отказывался от своего права заявить немотивированный отвод, сторона защиты получала возможность отвести до 12 присяжных заседателей.

Правом на заявление мотивированного отвода стороны не наделялись, поскольку такой отвод может вести к заявлению вымышленных причин с целью добиться другого состава присяжных по усмотрению подсудимого^[109].

Билеты с именами восемнадцати или более не отведенных присяжных опускались председателем в ящик, перемешивались, и потом он вынимал по одному четырнадцать билетов, провозглашая каждое вынутое имя. Первые двенадцать составляли присутствие присяжных, судебное жюри, а последние становились запасными и входили в состав присутствия по порядку жребия в случае выбытия кого-либо из 12 комплектных.

Завершающим этапом отбора присяжных заседателей было принятие ими присяги. Текст присяги для присяжных православного вероисповедания был закреплен в ст. 645 У У С: «Обещаю и клянусь Всемогущим Богом пред Святым Его Евангелием и Животворящим Крестом Господним в том, что по каждому делу, по которому буду избран Присяжным Заседателем, приложу всю силу разумения моего к тщательному рассмотрению как обстоятельств, уличающих подсудимого, так и обстоятельств, его оправдывающих, и подам решительный голос согласно с тем, что увижу и услышу на Суде, согласно правде и убеждению моей совести, не оправдывая виновного и не осуждая невинного, памятуя, что во всем этом должен дать ответ пред законом и Богом на Страшном Суде Его. В удостоверение сего целую Слова и Крест Его. Аминь».

От лиц, исповедующих другие религии, присяга отбиралась сообразно их вероучению. От лиц, принадлежащих к вероучениям, не приемлющим присяги, отбиралось только торжественное обещание, соответствующее присяге (ст. 669 У У С).

Отобранные присяжные заседатели были обязаны являться на все заседания суда в течение сессии. Законными причинами неявки присяжного в суд признавались: 1) лишение свободы; 2) прекращение сообщений во время заразы, нашествия неприятеля, необыкновенного разлития рек и тому подобных непреодолимых препятствий; 3) внезапное разорение от несчастного случая; 4) болезнь, лишающая возможности от лучиться из дому; 5) смерть родителей, жены или детей, или же тяжкая, грозящая смертью, болезнь их; 6) неполучение или не своевременное, позже чем за неделю до открытия заседания, получение повестки; 7) командировка или особое поручение по службе, выходящее из круга обыкновенных служебных занятий лица и возложенное на него, данным именно на определенный случай, предписанием начальства; 8) внезапные, но хозяйству торговли или промышленности случаи, в коих отсутствие хозяина может привести к неизбежному разорению и необходимость присутствовать, в качестве гласных, в губернских и уездных земских собраниях на время их заседаний (ст. 388, 650 УУС).

В ст. 651 и 652 УУС устанавливалось, что за неявку в суд по вызову без законных причин отсутствовавший присяжный подвергался штрафу: в первый раз — от десяти до ста рублей; во второй раз — от двадцати до двухсот рублей. Кандидат в присяжные заседатели, «оказавшийся неисправным в третий раз», подвергался штрафу от тридцати до трехсот рублей, а также «лишению права участвовать в выборах и быть избираемым на должности, требующие общественного доверия». Однако, согласно 653 УУС, если отсутствующий заседатель в течение двух недель со дня объявления ему решения суда представлял «удостоверение о законных причинах неявки», то штраф слагался.

После формирования коллегии присяжных заседателей председательствующий разъяснял им их права и обязанности.

Существенной гарантией правильного уяснения присяжными исследуемых доказательств служила ст. 673 УУС, согласно которой «присяжные заседатели могут во всяком положении дела просить председателя суда разъяснить им содержание прочитанных на суде документов, признаки, коими определяется в законе преступление… и вообще все для них непонятное». Присяжные могли задавать через председательствующего донрашиваемому свидетелю вопросы, если «ответами на вопросы сторон предмет показания не вполне объяснен» (ст. 724 У У С).

Помимо этого, присяжные имели «равное с судьями право» на осмотр следов преступления, вещественных доказательств (ст. 672 У У С), право просить огласить протоколы осмотров, освидетельствований, обысков, выемок (ст. 687 У У С), просить назначить новое освидетельствование или испытание через сведущих людей (экспертизу) (ст. 692 У У С), допрашивать экспертов (ст. 695 У У С).

Поскольку Устав в ст. 681 устанавливал на случай признания подсудимым своей вины возможность сокращенного судебного следствия, присяжные могли испытывать затруднения в вынесении вердикта вследствие малого количества исследованных доказательств. Этот недостаток был нейтрализован положениями ст. 682 У У С, которая предоставила право присяжным потребовать исследования любых доказательств в случае признания подсудимым своей вины. В случае возникновения затруднений с уяснением обстоятельств дела в совещательной комнате присяжные могли потребовать от председателя объяснений или исследования какихлибо обстоятельств дела (ст. 805 У У С), но письменные материалы в совещательную комнату не передавались.

Последняя особенность производства в суде присяжных вызывала критику среди ряда ученых и практикующих юристов того времени. При составлении проекта новой редакции Устава уголовного судопроизводства А. Ф. Кони, Н. С. Таганцев, В. К. Случевский, В. Д. Спасович предлагали внести в ст. 751 проекта УУС следующую поправку: «…присяжным заседателям могут быть передаваемы в совещательную комнату планы и осмотры местностей, оглашенные во время судебного следствия»¹. Однако законодательно реализовать эту идею так и не удалось.

Согласно ст. 674 УУС присяжные заседатели были вправе делать во время судебного заседания письменные заметки, однако Сенат постановил, что присяжные заседатели «…не должны иметь при себе никаких книг, хотя бы и законов»^[110][111].

Обязанности присяжных заседателей были закреплены в ст. 675 УУС, согласно которой они «…не должны ни отлучаться из зала заседания, ни входить в сношения с лицами, не принадлежащими к составу суда, не получив на то разрешения заседателя. Вообще присяжным воспрещается собирание каких-либо сведений по делу внесудебного заседания». Сенат разъяснил, что ст. 675 УУС «…не может относиться к тем сведениям, но делу, которые присяжный заседатель не собирал, но которые дошли до него случайно… вопреки его воле, и от слышания которых он не имел ни повода, ни основания устраниться»^[3].

Председательствующий со своей стороны принимал вес меры к наблюдению за присяжными в промежутках судебного заседания и к предупреждению внешнего на них влияния, могущего служить источником предубеждения (ст. 615 У У С); в делах же особенной важности председательствующий наделялся полномочием прекратить всякие сношения с присяжными заседателями, предложив им для отдохновения особые комнаты в помещении суда (ст. 616 У У С). Указанное полномочие толковалось в судебной практике как дискреционное, зависящее исключительно от усмотрения председательствующего. При этом отмечалось, что реализация этого полномочия не может быть поставлено в зависимость от желания или согласия сторон, так как это было бы несогласно с высоким достоинством суда присяжных, которое не может допустить публичных заявлений о недоверии к ним (решения кассационного департамента Сената: 1868 г. № 499 Брайленко,.

1868 г. № 182 Ярошевича).

В случае нарушения правил о запрете общения присяжных с посторонними лицами и собирании сведений по делу вне суда, виновный присяжный устранялся от дальнейшего рассмотрения дела и подвергался денежному взысканию от десяти до ста рублей, а если устранение его имело последствием остановку дела, то и платежу происшедших от сего излишних издержек для вызванных в суд лиц (ст. 676 У У С); тому же взысканию от десяти до ста рублей подвергаются присяжные, виновные в несохранении тайны их совещания или в объяснении кому-либо о том, какие голоса поданы за или против подсудимого (ст. 677 У У С).

Полувековая практика производства в российском дореволюционном суде присяжных выявила определенные проблемы, актуальность которых проявляется и в наши дни.

Сенат неоднократно пытался ограничивать роль присяжных решением вопросов чисто фактического содержания. По делу о злоупотреблениях в Таганрогской таможне (решение № 28 за 1885 г.) он высказал следующее мнение: «На разрешение присяжных должны быть предлагаемы лишь те вопросы, которые должны войти в фактическую часть приговора, т. е. о всех тех фактических данных дела, которые представляют законное понятие о признаках преступления, приписываемого подсудимому, и о виновности его в оном; все же юридические соображения, стоящие в прямой зависимости от общего толкования законов и от определения значения деяния подсудимого перед законом, не могут подлежать решению присяжных, как судей факта, а подлежат непосредственному разрешению суда» (решения.

1869 г. № 305, 1870 г. — № 1274)^[113].

Однако в дальнейшем Сенат изменил свою первоначальную позицию о том, что в вопросах присяжным не должны встречаться выражения, употребляемые в законе. Как отмечал И. Я. Фойницкий, кассационная практика стала различать «между такими выражениями общепонятные и специальные, допуская первые и устраняя вторые». К первым причислялись умысел, намерение, необходимое пособничество, случайная ошибка, похищение и т.н., а ко вторым — растрата, покушение, приготовление, поджог, грабеж, взлом и т. п.¹ Таким образом, возникающие у судей трудности при формулировании вопросов были хотя и не полностью, но все же разрешены^[114][115].

Довольно острой для дореволюционного суда присяжных была проблема материального обеспечения присяжных заседателей на время исполнения судейских обязанностей. В царской России присяжные не получали никакого вознаграждения за исполняемые обязанности.

В 1873 г. Казанское губернское земское собрание свидетельствовало, что «присяжные заседатели из крестьян, в период исполнения своей обязанности в г. Чебоксарах, ходят по городу за подаянием». С. П. Мокринский отмечал, что в Екатеринославе, в 1891 г., при открытии февральской сессии, один из присяжных заседателей—крестьянин вдруг заявил в судебном заседании ходатайство об освобождении его от участия в составе присяжных по той причине, что «ему в городе нечем жить, нечего есть». Плохенькая одежонка и, вообще, изможденный внешний вид этого «судьи совести» не могли не внушить доверия к его словам, и товарищ прокурора дал заключение об освобождении его от дальнейшего участия. Суд согласился с этим заключением. Случай этот произвел на публику и прочих присяжных весьма тяжелое впечатление". Бедствующим присяжным пытались приходить на помощь местные земства. Так, в 60-х гг, в Казанской губернии, бедные из присяжных заседателей получали из местных уездных земских управ пособие деньгами или натурой, т. е., правом жить, есть и даже пить чай на снятом для них управой постоялом дворе. В 1913 г. Министерство Юстиции внесло в Государственную Думу законопроект о назначении присяжным заседателям от казны суточных (в размере от 50 коп. до 1 руб.) и прогонных денег. Проведение этой меры потребовало в первый же год ассигнования 525 000 руб. (закон 26 ноября 1913 г.).

Другая проблема состояла в привлечении присяжных заседателей к отправлению правосудия по возможности на непродолжительный срок и в наиболее удобное для них время. Земские собрания неоднократно выходили с предложениями сократить срок пребывания присяжных заседателей — крестьян во время летних полевых работ и не призывать их к исполнению этих обязанностей во время посевной. Эти вопросы активно дискутировались в органах власти в тот период времени, определялись пути их решения.

В 1917 г. суд присяжных на длительное время исчез из правовой действительности. Будучи возрожденным в демократической России в 1993 г., после бурного развития в первые годы новой судебной реформы, в наши дни он пребывает в ожидании законодательно запланированного реформирования.

• [1] См.: Фойницкий И. Я. Правосознание русского суда присяжных / И. Я. Фойницкий //Журнал Министерства Юстиции. 1896. № 10. С. 111 — 142.
• [2] Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. 1. С. 127.
• [3] Там же.
• [4] Там же. С. 128.
• [5] Там же.
• [6] Там же. С. 127.
• [7] Розин II. II. О суде присяжных. С. 9.
• [8] Духовской М. В. Русский уголовный процесс. С. 85.
• [9] Полянский Н. Н. Уголовный процесс. Уголовный суд, его устройство и деятельность.С. 53.
• [10] Пусторослев II. II. Участие народных судей в отправлении правосудия. С. 13.
• [11] Там же. С. 14.
• [12] Случевский В. К. Учебник русского уголовного процесса. С. 218.
• [13] Субсидиарный от лат. subsidiarius — резервный, вспомогательный.
• [14] Сергеевский Н. Д. О суде присяжных. С. 53.
• [15] Сергеевский Н. Д. О суде присяжных. С. 47.
• [16] Там же. С. 48.
• [17] Щегловитов И. Г. Суд присяжных (из лекций по русскому судоустройству). С. 32.
• [18] Там же.
• [19] Розин Н. Н. О суде присяжных. С. 19.
• [20] Там же. С. 14.
• [21] Розин Н. Н. О суде присяжных. С. 18.
• [22] Там же. С. 19.
• [23] Там же. С. 19.
• [24] Там же.
• [25] Розин II. II. О суде присяжных. С. 20.
• [26] Тарковский Е. И. Итоги русской уголовной статистики за 20 лет (1874−1894 гг.). СПб., 1899.
• [27] Демичев Л. Л. Периодизация истории суда присяжных в России // Журнал российского права. 2001. № 7. С. 137—150.
• [28] Демичев Л. Л. Причины кризиса российского суда присяжных в 1878—1889 гг. // История и политика: методология, историография, политика: материалы Всероссийской научно-практической конференции. Н. Новгород, 1997. С. 79—80.
• [29] Чашин Л. Н. Суд присяжных в России: учеб, пособие. М., 2013. С. 13.
• [30] Там же. С. 13.
• [31] Деминев А. А. Периодизация истории суда присяжных в России. С. 149—150.
• [32] Чашин А. Н. Суд присяжных в России. С. 14.
• [33] Там же.
• [34] Проект новой редакции Устава уголовного судопроизводства // Высочайше учрежденная комиссия по пересмотру законоположений по судебной части. СПб., 1900.
• [35] Проект новой редакции Устава уголовного судопроизводства. С. 177.
• [36] Там же. С. 176.
• [37] Палаузов В. Н. Миссия присяжных заседателей, но проекту новой редакции Уставауголовного судопроизводства. Одесса, 1903.
• [38] Объяснительная записка к проекту новой редакции Устава уголовного судопроизводства. СПб., 1900. Т. 1.С. 281.
• [39] э «Вопрос о виновности подсудимого, кроме обозначения его звания, имени, отчестваи фамилии, времени и места совершения преступного деяния, если таковые известны, должен заключать лишь то обстоятельство дела, из коих слагается законный состав преступногодеяния, которое составляет предмет обвинения».
• [40] Палау зов В. Н. Миссия присяжных заседателей по проекту новой редакции Уставауголовного судопроизводства. С. 7.
• [41] Там же. С. 9.
• [42] Щегловитов И. Г. Суд присяжных (из лекций по русскому судоустройству). С. 29.
• [43] Розин Н. II. О суде присяжных. С. 22.
• [44] Сергеевский II. Д. О суде присяжных. С. 52.
• [45] Товстолес И. Н. Учреждение судебных установлений. С законодательными мотивами, разъяснениями Правительствующего Сената (по Гражданскому и Уголовному Кассационным Департаментам, Общему Собранию и Соединенному Присутствию 1 и КассационныхДепартаментов, Высшему дисциплинарному Присутствию) и Циркулярами МинистерстваЮстиции. Петроград, 1916. С. 189.
• [46] Товстолес II. II. Учреждение судебных установлений. С законодательными мотивами, разъяснениями Правительствующего Сената (по Гражданскому и Уголовному Кассационным Департаментам, Общему Собранию и Соединенному Присутствию 1 и КассационныхДепартаментов, Высшему дисциплинарному Присутствию) и Циркулярами МинистерстваЮстиции. Петроград, 1916. С. 189.
• [47] Товстолес //. II. Учреждение судебных установлений. С. 189.
• [48] Постановление Конституционного Суда РФ от 25 февраля 2016 г. № 6-П «По делуо проверке конституционности пункта 1 части третьей статьи 31 Уголовно-процессуальногокодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданки А. С. Лымарь» //СПС «Кон-сультантПлюс».
• [49] Товстолес. //. //. Учреждение судебных установлений. С. 189.
• [50] Случевский В. К. Учебник русского уголовного процесса. Судоустройство — судопроизводство. С. 183.
• [51] Горбунова Е. А. Генезис процедуры отбора представителей общества для отправленияправосудия и присяжных заседателей в Российской империи и зарубежных государствах (историко-правовой аспект): дис. канд. юрид. наук. Саратов, 2009. С. 118.
• [52] Горбунова Е. Л. Генезис процедуры отбора представителей общества для отправленияправосудия и присяжных заседателей в Российской империи и зарубежных государствах (историко-правовой аспект). С. 120.
• [53] Там же. С. 121.
• [54] Горбунова Н. А. Генезис процедуры отбора представителей общества для отправленияправосудия и присяжных заседателей в Российской империи и зарубежных государствах (историко-правовой аспект). С. 132.
• [55] Мокринский С. П. Суд присяжных. В сб. Судебные уставы 20 ноября 1864 г. за 50 лет.Т. 2. Петроград, 1914. С. 130.
• [56] Устав уголовного судопроизводства. Систематический комментарий / иод общей рсд.проф. М. Н. Гернета. М., 1915. Вып. IV. Ст. 595—764. С. 1089.
• [57] Там же.
• [58] Устав уголовного судопроизводства. Систематический комментарий / под общей ред.нроф. М. II. Гернета. М., 1915. Вып. IV. Ст. 595−764. С. 1089.
• [59] «Где народ до того нравственно прост, — говорил В. Д. Спасович (Сочинения, Т. III, С. 269), — что значительное большинство его и не разумеет преступности большинства преступлений; где он до того не привык судить и мыслить, что законодатель не полагается ещена личное убеждение не только в массе народа, но и в своих судьях техниках; где народдо того политически прост, что, соболезнуя казнимым, смотря на них, как на несчастных, считает суд страшилищем, от коего следует бежать; где безотчетный страх в отношениик начальству заступает место уважения к закону, а сам закон уважается не как форма известной нравственной идеи, а как начальственный приказ: там введение учреждения присяжныхявляется делом просто невозможным, так что о нем нс может быть и речи». Вместо присяжных заседателей названный автор полагал предоставить выборным из высших классовобщества суждение о факте преступления и о применении наказания с тем, чтобы председатель объяснял им при закрытых дверях в кратком очерке все доказательства по делу и закон, подлежащий применению; председатель затем или соглашается с решением, или объявляетсвой протест и переносит дело в высшую инстанцию.
• [60] В предисловии к Т. III своих сочинений, изданных в 1890 г., В. Д. Спасович говорил следующее: «Читая в 1861 году публичные лекции о теории уголовных доказательств, я не предчувствовал возможности введения в России суда присяжных. Конечно, мне жепришлось больше чем кому бы то ни было другому радоваться, что я ошибся, что смелыйопыт состоялся и увенчался успехом, то есть, что учреждение пустило корни и доказало своюживучесть».
• [61] Мокринский С. П. Суд присяжных. С. 129.
• [62] Дело. № 5. 1868. С. 113.
• [63] Вестник Европы. Кн. 4. 1880. С. 796.
• [64] Мокринский С. П. Суд присяжных. С. 130.
• [65] Правовая позиция ФПА РФ «О совершенствовании законодательного регулированияпроизводства по уголовным делам в суде с участием присяжных заседателей». [Электронныйресурс]. URL: http://fparf.ru/documents/legal_positions/20 098/
• [66] Учреждение судебных установлений, измененное и дополненное законом о преобразовании местного суда (Собр. узак., 1912, № 118), с законодательными мотивами, разъяснениями Сената и алфавитным предметным указателем. Сост. К. П. Змирлов. СПб., 1913. С. 115.
• [67] Высочайше учрежденная комиссия для пересмотра законоположений, но судебнойчасти. Объяснительная записка к проекту новой редакции учреждения судебных установлений. Т. IV. Ч. III. Объяснения к отдельным постановлениям проекта. СПб.: Сенат. Тип., 1900. С. 44.
• [68] Фукс В. Я. Суд и полиция. В 2 ч. / [Соч.] Виктора Фукса. М.: Унив. тип., 1889. Ч. 1.С. 141.
• [69] Товстолес. II. II. Учреждение судебных установлений. С. 194.
• [70] Кони А. Ф. О суде присяжных и суде с сословными представителями. С. 263.
• [71] Хрулев С. О способе и порядке составления списков присяжных заседателей // Юридический Вестник. 1884. Кн. 5 и 6. С. 192—215.
• [72] D Тимановский А. Сборник толкований русский юристов к Судебным Уставам Императора Александра Второго. За двадцать пять лет (1866—1891). Учреждение судебных установлений и Устав уголовного судопроизводства. 2-е изд. 1892. С. 40.
• [73] Одна десятина была равна 109,25 соток (1,09 га). — Прим. авгп.
• [74] Сенат разъяснил, что имущественный ценз может быть составлен частью из недвижимого имущества, а частью из жалования или дохода. — Прим. авт.
• [75] Учреждение судебных установлений, измененное и дополненное законом о преобразовании местного суда. С. 114.
• [76] Тимановский А. Сборник толкований русский юристов к Судебным Уставам Императора Александра Второго. С. 41.
• [77] Мокринский С. П. Суд присяжных. С. 136.
• [78] Мокринский С. П. Суд присяжных. С. 136.
• [79] Горбунова Е. А. Генезис процедуры отбора представителей общества для отправленияправосудия и присяжных заседателей в Российской империи и зарубежных государствах (историко-правовой аспект). С. 119.
• [80] Демичев А. А. Институт присяжных заседателей в России: проблемы становленияи развития. Н. Новгород, 2003. С. 276—277.
• [81] Горбунова Е. А. Генезис процедуры отбора представителей общества для отправленияправосудия и присяжных заседателей в Российской империи и зарубежных государствах (историко-правовой аспект). С. 120.
• [82] Учреждение судебных установлений, измененное и дополненное законом о преобразовании местного суда (Собр. узак., 1912, № 118), с законодательными мотивами, разъяснениями Сената и алфавитным предметным указателем. С. ИЗ.
• [83] Апелляционное определение СК УД ВС РФ от 11 июня 2013 г. № 18-ЛПУ13−12СН //СП С «КонсультантПлюс «.
• [84] Кассационное определение СК УД ВС РФ от 11 августа 2011 г. № 92−011−24СП //СПС «КонсультаитПлюс».
• [85] Горбунова Е. А. Генезис процедуры отбора представителей общества для отправленияправосудия и присяжных заседателей в Российской империи и зарубежных государствах (историко-правовой аспект). С. 119.
• [86] Учреждение судебных установлений, измененное и дополненное законом о преобразовании местного суда. С. 120.
• [87] Там же. С. 121.
• [88] Там же.
• [89] Там же.
• [90] Учреждение судебных установлений, измененное и дополненное законом о преобразовании местного суда. С. 121.
• [91] Учреждение судебных установлений, измененное и дополненное законом о преобразовании местного суда. С. 121.
• [92] Учреждение судебных установлений, измененное и дополненное законом о преобразовании местного суда. С. 122.
• [93] Там же.
• [94] Кони А. Ф. Присяжные заседатели // Суд присяжных в России. / Сост. С. М. Казанцев. Л., 1991. С. 30.
• [95] Горбунова Е. А. Генезис процедуры отбора представителей общества для отправленияправосудия и присяжных заседателей в Российской империи и зарубежных государствах (историко-правовой аспект). С. 104.
• [96] См.: Гартунг II. История уголовного судопроизводства и судоустройства Франции, Англии, Германии и России. СПб., 1868. С. 144.
• [97] Сергеевский II. Д. О суде присяжных. С. 57.
• [98] Розин Н. И. О суде присяжных. С. 11.
• [99] Учреждение судебных установлений, измененное и дополненное законом о преобразовании местного суда. С. 126.
• [100] Там же.
• [101] Копи А. Ф. О суде присяжных и суде с сословными представителями. С. 282.
• [102] Щегловитов И. Г. Суд присяжных (из лекций по русскому судоустройству). С. 30.
• [103] Сергеевский II. Д. О суде присяжных. С. 59.
• [104] Розин Н. II. О суде присяжных. С. 12.
• [105] Розин Н. II. О суде присяжных. С. 12.
• [106] Устав уголовного судопроизводства. Систематический комментарий / под общ. ред.проф. М. II. Гернета. С. 1064.
• [107] В 1884 г. этот порядок был изменен, и количество немотивированных отводов присяжных заседателей для сторон было сокращено до трех человек для каждой из сторон. При этомстороны наделялись правом заявления мотивированного отвода.
• [108] В 1884 г. этот порядок был изменен, и количество немотивированных отводов присяжных заседателей для сторон было сокращено до трех человек для каждой из сторон. При этомстороны наделялись правом заявления мотивированного отвода.
• [109] Сергеевский II. Д. О суде присяжных. С. 170.
• [110] Проект новой редакции Устава уголовного судопроизводства // Высочайше учрежденная комиссия по пересмотру законоположений по судебной части. СПб., 1900. С. 176.
• [111] Шрамченко М. II., Ширков В. II. Устав Уголовного Судопроизводства. С позднейшимиузаконениями, законодательными мотивами, разъяснениями Правительствующего Сенатаи циркулярами Министра Юстиции. 6-е изд., испр. и доп. СПб., 1913. С. 647.
• [112] Там же.
• [113] Мокринский С. П. Суд присяжных. С. 118.
• [114] Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. С. 435.
• [115] В современной российской практике подобная проблема остается довольно острой. Несмотря на то, что УПК РФ закрепляет разграничение компетенции в формате доктрины"виновности и наказания», в судебной практике наблюдаются случаи воспроизведения доктрины «права и факта», причем в наиболее радикальном варианте. Так, в определении Верховного Суда РФ от 24 февраля 1998 г. по делу К. отмечалось: «…В суде присяжных коллегияприсяжных заседателей принимает участие в исследовании обстоятельств дела и разрешаетвопросы только о факте» (Кассационное определение Судебной коллегии по уголовнымделам Верховного Суда РФ от 24 февраля 1998 г. // СПС «КонсультантПлюс»)