Смысловой контекст аргументации

Одним из основных способов убедить окружающих людей в необходимости согласиться с предлагаемым им тезисом является демонстрация бессмысленности противопоставляемого ему антитезиса. Такой прием характеризуется в логике как сведение к абсурду (лат. reductio ad absurdum). В отличие от процедуры формального доказательства процесс аргументирования всегда имеет адресный характер, т. е. предполагает учет особенностей аудитории, к которой обращается аргументирующий. Носители разных типов культуры различным образом представляют себе границу между «осмысленным» и «бессмысленным». Поэтому успешность аргументации требует выявления и анализа природы факторов, гак или иначе определяющих эту границу. Обычно понятие «бессмысленное» (формой проявления которого считается абсурд) рассматривается чисто негативно, противопоставляясь тем способам восприятия действительности, которые оцениваются как осмысленные и понятные. В этом качестве абсурд указывает на несоответствие используемых способов аргументации принятым в какой-то определенной системе культуры нормам коммуникации.

Подобное несоответствие во многом обусловлено различием целевых установок, обусловливающих поведение представителей разных сообществ. Именно эти установки определяют критерии смысла, на основе которых возможные (осмысленные) действия противопоставляются тем, которые считаются бессмысленными. Зависимость представлений о смысле от целевых ориентаций явственно проявляется в языковой практике самых различных сообществ. Например, такие слова русского языка, как «замыслить», «промыслить» и т. д. (однокоренные с понятием «смысл»), непосредственно выражают намерение реализовать определенный план действий, направленных на достижение желаемого результата. Сходные семантические характеристики обнаруживаются и в других языках. Это свидетельствует о том, что представление о критериях «абсурда» не является универсальным, одинаково воспринимаемым при любых условиях, поскольку оно существенно зависит от целей, на достижение которых направлены усилия людей в той или иной ситуации.

К тому же и само понятие «смысл» семантически неоднородно. У многих народов слова, переводимые на русский как «смысл», обладают двойственной природой. Как известно, английские meanining и sense в одном случае указывают на связь смысла с практикой рассуждения, в другом же предполагают возможность чувственно-наглядного восприятия вещей и событий. Так, английское meaning в некоторых контекстах переводится как «усреднять», «намереваться» и т. д., что указывает на его связь с соответствующими интеллектуальными операциями. Тогда как sens происходит от латинского слова, обозначающего чувственное восприятие. Подобная двойственность характерна для немецкого, французского, польского и некоторых других языков. Может быть, это обусловлено общим для них влиянием латыни, в прошлом игравшей роль средства межкультурного общения. Ведь одно из значений латинского significanta (ясность, наглядность), связанного с актами осмысления, непосредственно указывает на чувственный характер восприятия человеком всего того, что попадает в его поле зрения.

Обычно понятным считается только то, что соответствует либо общему для всех носителей культуры набору «коллективных образов», организующих чувственное взаимодействие людей с окружающей действительностью, либо опять-таки одинаковым для всех членов какого-то данного общества правилам действий (в том числе и действий интеллектуальных). Все, что не совпадает с принятыми нормами и образцами, расценивается как «бессмысленное». Таким образом, соединяя чувственный и рациональный уровни психической сферы, «смысл» играет роль некой программы, задающей целостную систему представлений о «правильных» формах взаимодействия людей как с окружающей действительностью, так и между собой. Именно такая система задает способы отбора тех признаков и характеристик действительности, которые в какое-то данное время считаются существенными, что обеспечивает возможность содержательной интерпретации производимых на ее основе знаний. «Допустимые» формы организации знаний и их трансляции в обществе явственно отделяются от «недопустимых» (бессмысленных).

Подобный подход проявляется и в процедурах аргументации. Формальная эффективность приема «сведения к абсурду» обусловлена как раз ориентацией на общепринятые «единственно возможные» рамки смысла, воспринимаемого в качестве абсолютного критерия правильных действий. Но практика человеческих действий в самых различных ситуациях демонстрирует возможность достижения благоприятного результата даже при выходе за рамки общепринятой смысловой программы. По сути дела, такая программа опирается на ряд явно или неявно принимаемых аксиом, и отказ от хотя бы некоторых из них обычно воспринимается в качестве бессмысленного поведения. Однако иногда допущение «недопустимого» обнаруживает возможность использования иной системы аксиом, ранее не рассматривавшихся. Хотя такой шаг предполагает существенную корректировку культурного сознания, он может обусловить переход к качественно новой системе представлений. Достаточно сослаться, например, на историю формирования неевклидовой геометрии.

Смысловая программа обосновывается на нескольких различных уровнях, что обеспечивает многоплановость задаваемых ею контекстов. Один из таких уровней связан с распространением в обществе вариантов «коллективного образа», определяющего сходные для всех членов этого общества восприятие и оценку событий, происходящих в окружающем мире. Совокупность таких образов неявно служит основанием самых различных форм интеллектуальных действий, осуществляемых носителями какоголибо исторически конкретного типа культуры. Содержанием другого уровня являются процедуры доказательства эффективности предписываемых правил (в рамках логического подхода это проявляется в стремлении демонстрировать истинность результатов, получаемых при осуществлении каких-то рассуждений). Третий уровень определяется наличием языкового кода, общепринятого для всех носителей определенного типа культуры. Кроме того, особенности смысловой программы обусловлены системой единых для данного общества целей и представлений о способах их достижения. И представления о «смысле» (в том числе и о допустимости тех или иных процедур аргументации) определяются контекстом взаимодействия всех таких слоев, причем ситуационно доминирующим в разное время становится только один из них.

В таком случае следует признать, что оценка отдельно взятых действий или высказываний как «осмысленных» или «бессмысленных» вряд ли возможна. Подобные оценки могут относиться лишь к каким-то целостным системам, в которых восприятие каждого из элементов определяется контекстом, выражающим общий смысл, задаваемый системой. Например, жертва важной фигурой в шахматной партии иногда воспринимается посторонним зрителем как бессмысленный ход, но оказывается вполне рациональной в процессе разворачивания игры. Как уже говорилось, аргументация может быть успешной и там, где используются приемы рассуждения, содержащего какие-то противоречия. Помимо абсурда формой проявления бессмысленного считаются всевозможные парадоксы (подробнее о парадоксах см. параграф 5.1), также свидетельствующие о противоречиях, возникших в процессе рассуждения. Но нс любой парадокс обязательно представляет собой противоречие. В греческом языке приставка «пара» означает «нахождение около чего-то». Следовательно, высказывание, воспринимаемое как парадокс, на самом деле может выражать некое «вторичное мнение», не разделяемое большинством. В этом случае между явным представлением о смысле и различными коннотациями может возникать отношение взаимного дополнения. Тогда решение парадокса предполагает прояснение таких отношений.

Парадоксальность знаменитого утверждения «все жители Крита лжецы» может устраняться при фиксации контекста ситуации, в которой используются различные семантические слои этого высказывания. Ведь характеристики таких классов объектов, как «жители острова Крит» и «лжецы», сами по себе относятся к одному семантическому уровню, тогда как утверждение о способе связи этих классов принадлежит другому уровню. Кроме того, не всякое сопоставление взаимно отрицающих утверждений представляет собой противоречие. Высказывания «я всегда лгу» и «я никогда не лгу» лишь на первый взгляд противоречат друг другу. На самом деле они связаны между собой (по логическому квадрату) как противоположности и между ними существуют различные промежуточные варианты. И осмысленность каждого из этих вариантов определяется целостным контекстом тех «возможных миров», в которых эти высказывания представлены. В этом случае парадокс (как форма проявления «бессмысленного») может быть знаком, указывающим на необходимость явно различать первичный (прямой) и вторичный (косвенный) смыслы используемых выражений, т. е. отделять один возможный мир от другого.

Ведь оценка выражений Существует круглый квадрат или Существует кентавр в качестве бессмысленных становится абсолютной лишь тогда, когда мы исходим из наличия одного-единственного возможного мира, в котором употребляются подобные выражения. Но в реальной культурной практике взаимодействие людей осуществляется во множестве разных «миров». Нельзя изобразить круглый квадрат, но можно рассуждать о нем. Кентавры не встречаются среди физических сущностей, однако являются вполне привычными в контекстах художественных произведений. Фрагменты знания о различных сторонах действительности могут быть несовместимыми, однако это не означает их абсолютной взаимной противоречивости. Изменение ситуации употребления языковых выражений, посредством которых эти знания представлены, меняет и их семантику. Это справедливо даже для тех случаев, где сталкиваются утвердительная и отрицательная формы одного и того же суждения. Семантику каждого «возможного мира», представляющего убеждения взаимодействующих людей, всегда определяет общий контекст, задающий критерии осмысленности любого выражения, входящего в структуру данного мира.

Такую роль контекст может играть, поскольку представляет собой систему правил, регулирующих способ соединения отдельных частей в единое целое. На возможность такого понимания термина «контекст» указывает и исходное словарное значение этого латинского слова, переводимого как «связь», «сплетение». Не случайно сегодня в рамках системного подхода считается, что особенности функционирования каждого элемента зависят от того, как он соотносится с другими элементами общей структуры. Поскольку знание о нормах осмысления всегда обусловлено типом конкретной культуры, их характер зависит от коллективных представлений о границах, отделяющих допустимые способы человеческой активности от «запретных». В своей организационной функции культура является как средством объединения действий всех членов данного общества в единую целостную систему, так и регулятором поведения отдельно взятого человека. На разных стадиях ее развития возникали и возникают различные способы регуляции коллективных действий. И каждая система культуры обеспечивала и обеспечивает сегодня представление о тех формах человеческой активности, которые считаются допустимыми или запретными. Попытки реализации запретных форм чаще всего оцениваются в качестве бессмысленных.

Но всегда ли, говоря о «бессмысленном», мы имеем в виду одно и то же содержание этого понятия? Для того чтобы различать возможные миры, необходимо иметь представление о наличии миров разного типа. Парадокс указывает на необходимость отделять один смысл от другого, а вот о существовании разных смыслов свидетельствует «абсурд». Само эго слово изначально неоднородно, но своей форме. В латинском языке приставка ab- указывает на отделение, удаление от чего-то, a surdum означает «тайный», «неясный». Следовательно, характеристика выражения как «абсурдного» обращает внимание на его выделение из какого-то иного, возможного содержания, свидетельствует о скрытом, тайном существовании такого содержания. Осознание этого стимулирует интерес к выявлению скрытого. Так появляются возможности нестандартных представлений об интересующих людей фрагментах действительности. Они могут не становиться «определяющими», но именно соотнесение их с прямым смыслом и создает парадоксы. Это значит, что «парадокс» и «абсурд», будучи формами проявления «бессмысленного», все же семантически не совпадают полностью.

Исторически конкретные типы социальной практики показывают, что жизнедеятельность любого общества определяется не одной какойлибо целевой установкой, а определенным спектром возможных целей. Поскольку никакое общество не может одновременно реализовывать все элементы этого спектра, в качестве доминирующих вариантов избираются лишь некоторые, считающиеся по разным причинам предпочтительными на некий данный момент. Остальные постепенно перестают восприниматься в качестве программ, имеющих смысл, по продолжают неявно влиять на отношение людей к осуществляемым ими действиям, играют роль скрытых аргументов. Таким образом, понятие «бессмысленное» не просто указывает на отсутствие смысла вообще, но неявно выражает представление о возможности каких-то иных норм и образцов, не совпадающих с теми, которые господствуют в данный момент. И способом такого выражения является как раз абсурд.

При некоторых условиях скрытые семантические оттенки могут становиться определяющими, что ведет к изменению критериев осмысленности. По сути, следует противопоставлять не «осмысленное» и «бессмысленное», а доминирующие в данное время представления о смысле иным, не совпадающим с привычными нормами, но потенциально возможным. Смена условий социальной действительности, возникновение новых «вызовов» со стороны окружающего мира порождают создание целевых программ, считавшихся ранее недопустимыми или вообще не осознаваемых предыдущими поколениями. Следовательно, характеристика какого-то действия или высказывания как «бессмысленного» означает то, что не удалось выявить или создать соответствующий целевой контекст, который позволил бы воспринять их в качестве осмысленных.

Успешность конструирования таких контекстов существенно определяется не столько уровнем интеллектуального развития людей, сколько спецификой культуры, носителями которой эти люди являются. Существует множество факторов, определяющих в те или иные моменты восприятие событий как «бессмысленных». В первую очередь рассогласование норм осмысления может обусловливаться существенным несовпадением языковых форм, регулирующих жизнедеятельность социальных систем, различающихся по тину культуры. В последнее время этот фактор приобретает особое значение в связи с растущим разделением культурной деятельности на фрагменты, иногда не слишком связанные между собой. То, что воспринимается как понятное и осмысленное в рамках одной профессии, может оцениваться как «бессмысленное» представителями другой.

Кроме того, несовпадение критериев осмысленности может вызываться различием личностных предпочтений, на которые влияет эмоциональное состояние человека, его желания и надежды. Хотя они и формируются на основе культурных установок, одинаковых для любого члена данного общества, однако их особенности существенно зависят и от уникального жизненного опыта каждого отдельного индивида. В результате резкого несовпадения таких предпочтений одно и то же событие может восприниматься разными индивидами настолько по-разному, что порой не просто обнаружить нечто общее в описании происходящего. Не случайно среди криминалистов распространено шуточное (хотя и содержащее определенную долю истины) утверждение: «врет как свидетель». В самом деле, восприятие человеком действительности никогда не является простым «отражением», создающим полную картину некоторого события, с которым он сталкивается в какой-то момент. Многие детали происходящего не фиксируются реально, а «достраиваются» на основе имеющегося опыта. Об этом свидетельствует множество экспериментальных результатов, полученных специалистамипсихологами. Такая же особенность проявляется и в различных мемуарах, описывающих одни и те же факты реальности.

Границы смысла (и, соответственно, бессмысленного) исторически вариативны и определяются множеством условий и факторов. Их выделение и тщательный анализ должны способствовать лучшему пониманию человеческих целей, намерений и устремлений. Внимание к скрытым смыслам может порождать у носителей определенной культуры признание рациональности установок, иногда принципиально отличающихся от привычных им. Ведь очень часто социальные конфликты, возникающие как между различными группами одного и того же общества, так и между государствами, базируются на представлении о непримиримости фундаментальных политических, идеологических или конфессиональных принципов. Такие представления чаще всего порождаются нежеланием и неумением увидеть в существующих различиях возможные варианты проявления скрытых, универсальных для всех человеческих сообществ смысловых программ.

И прояснение границ между «осмысленным» и «бессмысленным» может помочь в создании системы принципов, обеспечивающих эффективную жизнь человечества как единого целого. Одним из средств, позволяющих решать такие задачи, являются способы аргументации, направленные на убеждение людей (как объединенных в группы, так и индивидов, действующих автономно) в необходимости принять те или иные установки в качестве «определяющих». Поэтому выявление и детальный анализ всех факторов, влияющих на формирование системы коммуникативных действий вообще и приемов аргументации в частности, должны обеспечить повышение уровня взаимного доверия — как между представителями самых различных социальных групп, так и между носителями культурных установок, не совпадающих друг с другом.