Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

Женщины тверского княжеского дома

РефератПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Предположительно вскоре после женитьбы своего единственного сына, которая состоялась в 1294 году, княгиня Ксения Юрьевна постриглась в монахини под именем Мария и окончила свои земные дни в 1312 году в Софийском монастыре. Пострижение в монахини княгинь и княжон было нередким событием в XIII—XIV вв. еках: помимо Ксении монашеский постриг приняли ее дочь Софья Ярославовна, сноха Анна Дмитриевна… Читать ещё >

Женщины тверского княжеского дома (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

ЖЕНЩИНЫ ТВЕРСКОГО КНЯЖЕСКОГО ДОМА

1. Краткая история Тверского княжества

Тверское княжество моложе большинства древнерусских земель. Его образование с центром в городе Твери историки относят к 1247 году. В этот год великий князь Владимирский Святослав Всеволодович, сменивший на великом княжеском столе своего старшего брата Ярослава, умершего во время поездки в Орду, разделил часть земель Северо-восточной Руси между своими племянниками, сыновьями Ярослава, выполнил таким образом завещание умершего брата и Великого князя. Так Тверь стала центром удельного, выделенного из великого княжества, княжения, а первым князем Тверского княжества стал Ярослав Ярославович — весьма заметная фигура в истории средневековой Руси. Именно Ярослав Ярославович вместе со своим братом Александром Ярославовичем Невским взяли на свои плечи тяжелую работу по восстановлению политической организации и политического единства Руси в десятилетия, последовавшие за монгольско-татарским нашествием на северо-восточные земли в 1237—1238 годах.

Следует отметить, что подобное выделение небольшого княжества из более крупного вполне вписывалось в рамки политики, проводимой домом Ярославовичей и противопоставлявших себя галицкому княжескому дому, призывавших русских князей объединиться в единую рать против Орды. Ярославовичи стремились максимально ослабить силу и значимость Владимирского стола, раздробить Русь на множество княжеств и, образно говоря, предоставить Орде «удовольствие» самостоятельно разбираться с многочисленными мелкими русскими княжествами.

Таким образом, начало тверской истории оказывается связано с одним из самых трагичных периодом общерусской истории. На истории Твери с самого начала лежит отпечаток монгольских набегов, панического страха перед набегами и погромами, постоянного сомнения в верности союзников. Но такой же отпечаток лежит и на другом «молодом» княжестве — Москве, возникшем примерно в одно время с Тверским и на протяжении всего XIV века бывшего яростным соперником в борьбе за Великое княжение Владимирское.

Тверским и московским князьям, боярам и епископам пришлось учиться многому новому: собирать дань для ордынских властителей, льстить и лицемерить перед ними, железной рукой и с горечью в сердце уничтожать крамолу среди княжеской родни и в народе. Они должны были терпеть, когда рука привычно тянулась к мечу, лукавить, когда Бог и совесть велели говорить правду, покорно отвозить дань, когда родные села и города лежали в руинах. Вот он тяжелый крест власти, который понесли на своих плечах князья тверского и московского княжеских домов.

И тем не менее ни Тверь, ни Москва не собирались отказываться от Владимирского наследства, в то время когда старый и мудрый Новгород замкнулся в себе и доже не помышлял о Владимирском княжении. Память о Владимирском Великом княжеском столе была залогом единства разрозненных и обескровленных русских княжеств. Но эта память не была просто бесплодным мечтанием и ностальгированием по ушедшей славе. Эта память стала программой действий по восстановлению великого Владимирского княжения как независимого от ордынского ига политического центра русских земель. Устроение своей вотчины — Тверской и Московской земель — вместе с приобретением и удержанием Великого княжения Владимирского — эти две задачи приходилось одновременно решать нескольким поколениям тверских и московских князей XIV века. Эти две проблемы на первый взгляд кажутся взаимосвязанными. Но на самом деле они резко различны. Устроение своего княжества — это вполне реальная власть. Борьба за Владимирский стол — это погоня за призрачным могуществом. Но, как показала история, именно борьба за призрачным могуществом и определит судьбу этих двух княжеств: кто станет новой столицей нового единого Русского государства. И именно на почве борьбы за «призрачное» Владимирское княжение и столкнуться два ровесника — Тверское и Московские княжества.

Столкновение это произошло при ближайших наследниках князя Новгородского и великого князя Владимирского Александра Ярославовича Невского. Михаил Ярославович Тверской, сын брата Александра — Ярослава Ярославовиче и, следовательно, племянник Александра Невского, столкнулся с внуками Александра Невского через Даниила Московского Юрием и Иваном I Даниловичами. Михаил вполне законно претендовал на великое княжение по праву старшинства. Но в московском доме уже начала зарождаться мысль об отходе от системы передачи власти от старшего брата к младшему и от дяди к племяннику, как это было установлено Ярославом Мудрым и закреплено Любеческим съездом князей, бывшего в 1097 году, к принципиально новой, по тем временам системе — от отца к старшему сыну. Это и стало одной из многих причин московского княжеского дома вступить в жесточайшую и кровопролитнейшую войну с тверским домом. И в этой войны обе стороны не стесняясь использовали все средства: милость хана, добываемую разными путями, предательство и убийство. И в этой борьбе победила Москва, которая, если можно так выразиться, была более беспринципна в выборе средств достижения цели, чем Тверь.

Проиграв к 1339 году Москве, Тверское княжество до 1368 года само становится на грань распада. Уже при Василии Михайловиче, последнем из сыновей Михаила Ярославовича Тверского, в княжестве начинается длинная череда столкновений тверских князей с удельными князьями — Кашинским, Микулинскими, Холмскими. И только Михаилу Александровичу (1368−1399) удается восстановить пошатнувшееся единство княжества и усмирить строптивость и своевольство удельных князей, к тому же подогреваемое Москвой. При Михаиле Александровиче Тверь снова включается в активную политическую жизнь, при этом уходя в «глухую оппозицию» Москве. Показательны такие факты, что после поражения Твери в русско — литовских войнах бывших при Дмитрии Ивановиче Донском, хотя Тверь и признает себя младшим братом Москвы, но мыслей своих о первенстве на Руси, или хотя бы о независимости от Москвы не оставит. Доже такое крупное событие, сделавшее Москву признанной и реальной столицей молодого Русского государства, как победа на Куликовом поле в 1380 году будет «не замечено» тверскими летописями. Более того, со временем дружественные объятия Литвы, во всю склонявшейся уже к католической Польше, покажутся Твери более приятными и родными, чем цепкая хватка государей московского дома.

В свою очередь и Москва будет долго помнить о своем могущественном сопернике. Именно после ликвидации Тверского княжества Иван III примет титул «государя всея Руси», именно в Тверь будут высылаться все враги Москвы: митрополит Филипп Колычев, преподобный Максим Грек, князь Симеон Бекбулатович после своего царствования. Именно Твери царь Иван IV Васильевич Грозный дарует герб: непокоренный медведь (в других гербах, имеющих образ медведя везде медведь покорен — он или с крестом, или с Евангелием). Следует вспомнить, что в славянской мифологии медведь считался лесным хозяином, стоящим где-то на грани мироздания и хаоса, а изображать его было запрещено, табу. Именно Тверь была разгромлена опричнинным войском Ивана Грозного, наравне с Новгородом, Псковом и Москвой — центрами независимости.

Основы тверской независимости, заложенные при Михаиле Александровиче, заботливо охранялись двумя его приемниками на Тверском княжении — сыном Иваном Михайловичем (1399−1425) и правнуком Борисом Александровичем (1425−1461). Сложностью их правления была необходимость постоянного лавирования между двумя мощными соседями: Литвой и Москвой. Тверским князьям приходилось зорко следить за тем, что бы временные соглашения с Москвой или Литвой не превратились в вассальную зависимость. И вот, вроде бы настал желанный миг: смута на московском престоле в царствование Василия II Темного. Но тверской князь Борис Александрович сумел подняться над многолетними, если не над многовековыми обидами. Он поддержал Василия II, конечно не без выгоды для себя. Но здесь был важнее принцип передачи московской власти, важнее была русская земля, чем призрачные выгоды от восстановления раздробленности, которое обещали Шемяки, Именно при Борисе Александровиче Тверь окончательно оформляется как самостоятельное независимое государство. Сам Борис княжит почти сорок лет не получив ярлыка в Орде. Он посылает своего представителя на Флорентийский собор. Однако расчеты Бориса не оправдались. Москва быстро восстановилась после Смуты, а европейским партнерам Твери — Литве и Константинопольскому патриархату — до Твери вовсе нет дела. Последнему тверскому князю Михаилу Борисовичу приходится испытывать на себе все возрастающее давление от Ивана III. В 1477 году под ударами москвичей пал такой видный символ политической независимости как Господин Великий Новгород. Было понятно, что судьба Тверского княжества предрешена, вопрос только времени. Тем не менее Михаил Борисович не пошел, подобно другим князьям, на торг к московскому государю. Он предпочел бегство в Литву и смерть на чужбине добровольному отказу от «отчины родителей своих».

На протяжении полутора веков тверские князья последовательно и упорно превращали Тверское княжество в независимое государство, обладавшее собственными дипломатическим связями, своей самобытной культурой и традициями. Немалая заслуга тверских князей в том, что их обособление от Москвы не противоречило общим представлениям об единстве Русской земли, выраженного еще Михаилом Ярославовичем Тверским. И не их вина, что история пошла по другому, более кровавому пути развития, выбранного Москвой. Тверским князьям Русская земля видилась многоликой, управляемой в мире и согласии несколькими князьями на основе права и почтения старинных заветов и обычаев. Такая мирная и процветающая Русь славилась бы во всем христианском мире и была бы образцом исполнения Евангельского завета «да будут все едины, как мы едины, Отче».

2. Женщины тверского княжеского дома

История в большей своей части мужественна, так как посвящена описанию «деяний мужей достохвальных». И особенно мужественна история средневековая. Место женщины в истории более чем скромное. И это место ей определено ее ролью в обществе: хранительницы очага, воспитательницы детей и молитвинницы за мужа. Но именно на женскую долю выпадало подчас самое сложное: разделять судьбу своего мужа и видеть смерть своих детей. И это не случайно. В системе ценностей средневековья мужчина носил на себе облик Христа. Он должен был взойти на свою Голгофу за людей своих. Женщина же несла на себе облик Богоматери. И ее цель жизни, ее жизненная программа было терпеливое ожидание. В своем ожидании женщина искала направляющей руки Божией и в любви, и в испытаниях, нередко выпадавших на ее долю. И ее молчаливый подвиг вполне мог бы стать предметом описания возвышенной романтической повести.

Действительно, такой была жизнь первой тверитянки, о которой рассказывают летописцы и народные легенды, женщины, соединившей в себе все эти качества, великая княгиня Ксения, жена первого Тверского князя Ярослава Ярославовича.

Княгиня Ксения стала второй женой князя Ярослава Ярославовича, овдавевшего в 1252 году. Более десяти лет хранил князь верность своей супруге, которая погибла во время татарского набега на Переяславль, пока не встретил Ксению. Согласно летописному сообщению, Ксения была дочерью новгородца, возможно — новгородского посадника Юрия Михайловича. Однако народное предание излагает историю Ксении совсем иначе, называя ее дочерью пречетника из села Едимоново, что находится в сорока километрах от Твери. Ксения была обручена с великокняжеским отроком Григорием (вариант — Георгий) и в скорейшем времени должна была выйти замуж. Однако великому князю Ярославу и простой сельской девушке в одну из ночей приснился сон, в котором они увидели друг друга суженными. После этого сна Ярослав Ярославович отправился посмотреть невесту своего отрока и с удивлением узнал в ней девушку, виденную им во сне. Узнала в приехавшем князе своего жениха из сна и Ксения. В тот же день состоялось венчание пары, которая была соединена Всемогущем Промыслом Божиим, а отрок Григорий принял монашество и поселился на берегу Волги в лесу, у места впадения в Волгу реки Тверцы. Так возник один из древнейших и наиболее почитаемых в Твери монастырей — мужской Отроч монастырь.

Даже если вся эта история и является плодом народной фантазии, ей нельзя отказать хотя бы в видимости достоверности. По представлениям русских людей XIII века женская судьба могла измениться в одночасье, как в широко известной сказке о Золушке. Но эта история, с точки зрения многих поколений тверичей — не сказка. Дело в том, что древнерусская культура настолько высоко превозносила женское начало в облике Богородицы, что личные достоинства женщины, степень ее подобия Пресвятой Деве, отодвигали на второй план соображения о знатности ее происхождения. В случае с княгиней Ксенией Юрьевной ее высокое достоинство и после смерти мужа обеспечивались «необыкновенной красотой, твердым характером, искренним благочестием и отличными административными способностями», как выразился современный автор Тверского патерика Дмитрий (Симбиакин) архиепископ. Тверской патерик. Тверь, 1991. Другими словами, но о том же писали летописцы, величая тверскую княгиню премудрой, блаженной и преподобной.

Русская женщина средневековья искала направляющей руки Божией и в любви, и в испытаниях, нередко, а подчас и обильно выпадавших на ее долю. Ксения долго не могла родить сына. До Михаила Ярославовича у нее родилось две дочери. Михаил был «вымоленным» у Бога чадом и родился уже после смерти отца — зимой 1271 / 1272 года. Ярослав Ярославович скончался на обратном пути из Орды. Малолетний княжич остался на руках своей матери, которой вряд ли тогда было больше двадцати пяти лет. На плечи молодой княгини легла ответственность не только за молодого отрока Михаила, но и за столь же молодое и не вполне обустроенное Тверское княжество. Ксения Юрьевна с помощью первого тверского епископа Симеона прекрасно справилась с обеими задачами: она воспитала достойнейшего сына и к моменту его совершеннолетия вручила ему власть над одним из сильнейших княжеств Северо-Восточной Руси. Не случайно на одной из древних икон князь Михаил Ярославович и княгиня Ксения Юрьевна изображены держащими в руках тверской кремль — в определенном смысле Тверь действительно была передана из заботливых материнских рук в почтительные руки сыновние.

Изучая воспитание благоверного князя Михаила Ярославовича Тверского по его житию, можно представить себе те духовно-нравственные ориентиры и ценности, которые старалась передать своему сыну его мать. Воспитание выстраивалось вокруг чтения святых книг и постижения скрытой в них премудрости. Стержнем воспитания было наставление в доброте, нищелюбии, страхе Божие, почитания людей духовного звания. Вне всякого сомнения, именно мать приучила Михаила часами читать псалтирь, книгу, с которой встретить князь свой смертный час.

И все же наука любви к Богу и смирения перед Ним явно была не единственной, преподанной заботливой матерью своему единственному сыну. В жилах Михаила текла частица новгородской непокорной крови, и мать, как настоящая новгородка, взлелеяла в своем сыне гордый и пылкий нрав.

Уже отмечалось, что главным помощником княгини Ксении в это время был епископ Симеон. Их совместная деятельность способствовала распространению в Твери культа Архангела Михаила. При епископе Симеоне и не без участия Ксении в Твери было положено начало летописанию, создан тверской список Хроники Георгия Амортала, начата кропотливая работа по обоснованию прав Тверского княжества на Киевское и Владимирское наследство. Авторитет княгини Ксении был настолько велик в княжестве и за его пределами, что на ее мнение ссылается сам митрополит Максим, когда пытался примирить московского князя Юрия Даниловича с Михаилом Тверским. Да и сам Михаил был очень привязан к своей матери и все время советовался с ней. Мнение матери для него — это мнение старейшины рода, мнение отца и матери одновременно.

Предположительно вскоре после женитьбы своего единственного сына, которая состоялась в 1294 году, княгиня Ксения Юрьевна постриглась в монахини под именем Мария и окончила свои земные дни в 1312 году в Софийском монастыре. Пострижение в монахини княгинь и княжон было нередким событием в XIII—XIV вв.еках: помимо Ксении монашеский постриг приняли ее дочь Софья Ярославовна, сноха Анна Дмитриевна, а в 1326 году примет постриг и Мария Гедиминовна, вдова князя Дмитрия Михайловича Грозные Очи. Для таких знатных монахинь нередко специально основывались новые монастыри, в которых они становились игуменьями — настоятельницами. Причины ухода женщины высокого общественного положения из мира в монастырь могли быть различны: смерть мужа, религиозный настрой души, наконец — отсутствие подходящего жениха. В ряде случаев мы можем догадываться о том, какой из мотивов был определяющим, но одно ясно без всякого сомнения — отказ от мирской жизни имел совершенно разный смысл для князя и княгини, для мужчины и женщины. Мужчина вместе с постригом принимал на себя покаяние за былые грехи. В особенности это касалось князей, поскольку власть таила в себе соблазны гордыни, стяжания и так или иначе подразумевала под собой насилие над людьми, нередко вплоть до пролития крови. Именно поэтому мужчины принимали монашество чаще всего за несколько дней, а то и часов до кончины. Для женщины монашеское служение означало прежде всего переход от одного ряда обязательств к другим: отрекаясь от семейных уз и попечения о близких, женщина не отрекалась от них совершенно. Просто несколько менялся характер этого служения. На первом месте становилось очищение тела, души помыслов перед Богом молитвой, постом и смирением. Но такая женщина становилась крепкой молитвенницей за своего мужа, нередко покойного, за своих детей и близких.

Новая жизнь под татарами, резко отличалась от старой, дотатарской жизни. И эта новая реальность рождала новые характеры среди княгинь. Великая княгиня Ксения Юрьевна хотя и родилась после татарского нашествия, но она была из непокорившегося татарам Новгорода, и поэтому по типу своей личности она более походила на домонгольских женщин управлявших княжествами и собиравших дань с подвластных земель. Жена же Михаила Ярославовича — Анна Дмитриевна, происходившая из славившегося своим миролюбием ростовского княжеского дома, была уже человеком другого типа характера, отличного от Ксении Юрьевны. Душа княгини Анны была готова принять «многие скорби» и искать правды скорее на небесах, чем на земле.

Благоверная княгиня Анна Дмитриевна Кашинская родилась в семье много пострадавшей от Орды. Ее прадед, ростовский князь Василько Константинович, попал в плен к татарам после печально известной битвы на реке Сить, бывшей в 1237 году. В плену он отверг предложение присоединиться к победителям и был убит рассверепевшими татарами неподалеку от Кашина. Ко времени рождения Анны (около 1278 / 1279 года) тело князя Василько уже несколько десятилетий покоилось в Успенском соборе Ростова. Прапрадед Анны, князь Михаил Всеволодович Черниговский в 1246 году, спустя девять лет после гибели князя Василько, повторил подвиг своего зятя: будучи приглашен к хану, он отказался принять языческий обычай и поклониться «огню, кусту и идолам», то есть отречься от христианской веры. За это татары забили князя Михаила, что в их глазах было позорной смертью, не удостоив тем самым достойной смерти для воина — смерти от меча.

Устрашенные таким ходом событий сыновья князя Василько — Борис (дед Анны) и Глеб — предпочли полностью покориться татарам и вступили с ними в тесный союз. Глеб женился на татарке и участвовал со своим отрядом в далеких походах ордынского войска за пределами Руси.

Какие же черты характера сформировались у Анны Дмитриевны в годы ее ростовской юности? Господство Орды над Русью воспринималось ею как неизбежное зло. Сближение ростовского дома с Ордой наводило ее на мысль о постепенном сближении русских и татар. Но это сближение имело известные границы. И эти границы проходили по костям князя Василько и Князя Михаила Черниговского. Она не могла даже помыслить об отказе от православной веры ради сиюминутных политических выгод. Эта твердая позиция лишь укрепилась традиционно тихим и смиренным ростовским благочестием. И в то время, когда другие русские князья покорно открывали перед татарской ратью городские ворота, надеясь на милость победителей, у Анны только один князь вызывал уважение — тверской князь Михаил, не побоявшийся дать отпор Дюденевской рати в 1293 году. Этим Михаил разительно отличался от покорной ростовской родни Анны.

В 1294 году Михаил Ярославович и его мать Ксения заслали в Ростов сватов. Приготовления к свадьбе были недолгими: отец Анны Дмитрий Борисович недавно умер, а дядя — опекун Константин Ростовский старался побыстрее выдать племянниц замуж. Став супругой отважного тверского князя, в душе Анны причудливым образом переплелись и отвага Михаила и смиренная покорность ростовского дома. И чем больше испытаний выпадало на долю Анны, тем больше сил находила она в православной вере.

Уже начало ее жизни с Михаилом Ярославовичем оказалось неспокойным и исполненным тревог: Тверь несколько раз горела, причем во время одного пожара молодые князь и княгиня едва успели спастись из горящего терема. В том же 1298 году Михаил тяжело заболел.

С 1299 года у Анны родилась дочь Феодора, в следующие года родились сыновья: Дмитрий, Александр, Константин и Василий. Теперь Анна всю себя посвятила воспитанию детей. Скорее всего отношения между Анной и сыновьями складывались иначе, чем отношения между Ксенией и Михаилом. Если Ксения должна была постараться заменить Михаилу и отца, и мать, то у четверых Михайловичей был отец — живой пример для подражания. И тем не менее именно Анна создавала в семье атмосферу любви и взаимной заботы, готовности пожертвовать собой ради благополучия родственников. И такое воспитание дали свои плоды: сыновья Михаила не вступили в братоубийственную междуусобную борьбу после мученической кончины своего отца, а напротив, Дмитрий отомстил московскому князю Юрию Даниловичу, а Александр поддержал восстание тверичан в 1327 году. Здесь явно сказывалось духовное наследие Михаила Черниговского, принесенное в тверской княжеский дом Анной.

Признаки надвигающейся беды появились в 1304 году, когда Юрий Данилович Московский начал спор с великим князем Владимирским, князем Тверским и Новгородским Михаилом Ярославовичем за Великий стол Владимирский. Хотя Михаил и победил в 1304 году, но относительно спокойная жизнь тверской княжеской семьи закончилась. Противоборство с Москвой приобретало все более и более жесткие и изощренные формы. Юрий не останавливался не перед чем в своем стремлении захватить Великое княжение. Михаил Ярославович пытался пойти на примирение с Юрием, но всякий раз встречал перед собой глухую стену молчания и непонимания.

Предчувствием большой трагедии наполнено прощание Анны и ее сыновей с Михаилом Ярославовичем в 1318 году, когда он уезжал в Сарай по требованию хана. Однако вряд ли Анна могла представить себе, что на протяжении двадцати лет ей прийдется встретить четыре гроба: своего мужа, двоих своих сыновей и своего внука. Картина траурной процессии с зажженными свечами, скорбным перебором колоколов и протяжным пением церковных певчих, медленно двигавшейся с Златоверхому Спасу должна была являться ей в страшных ночных кошмарах. Но после каждой такой встречи этот кошмар все более и более становился явью.

Испытания, выпавшие на долю Анны, не ограничивались чередой страшных смертей е любимых и близких. В 1327 году, после страшного тверского восстания и последовавшего затем разгрома Твери татарами и московским князем Иваном I Даниловичем Калитой, Анне пришлось вместе с младшими детьми и ближними боярами бежать из Твери. Вернувшись, княжеская семья нашла свою столицу разоренной дотла: «И седоша в Твери в велицей нищете и убожестве, понеже вся земля Тверская пуста и все бывше леса и пустыни непроходимые, крамолы ради и лукавства и насилия татарского; и начаша помалу сбирать люди и утешати и от великие скорби и печали и во святых церквах и монастырех паки начинашеся пение и служба божественная…» цит. по: Чернышев А. В. Очерки по истории Тверского княжества XIII — XV веков. Тверь, 1996, стр. 236. Подобные горести и мучения могли сломить дух и разум любой женщины. Иллюстраторы летописей не раз изображали Анну плачущей, ее плачи и причитания воспроизводятся в житийной и летописной литературе. Однако и в горе Анна оказалась тверда духом: внезапно и неожиданно для своих домочадцев она решает принять монашество, уходит из княжеских палат и поселяется в Софийском монастыре. Все уговоры князя Константина и бояр, плач народа не возымели действия — шестидесятилетняя княгиня сменяет свои рыдания на молитвы Богу за своего мужа, сыновей и внука. Вскоре она переселяется из Твери в Кашин, где и окончила свои дни.

Праведная и смиренная жизнь Анны придала ей черты святой подвижницы, охранительницы Тверской земли. Испытав при жизни великое страдание и достойно его перенесший человек в глазах наших предков становился особым молитвенником пред Богом.

Остановимся более внимательно и на еще одной представительнице тверского княжеского дома — на княгине Иулиании, старшей дочери Александра Михайловича и внучке Михаила Ярославовича. В 14 лет погиб в Орде ее отец, и это когда над домом еще тяготела скорбь от гибели Михаила Ярославовича и его сына Дмитрия. Вся череда этих страшных смертей заложили основы будущего характера княгини: твердость духа и полнейшей преданности воле Божией.

Около 1348 года тверскую княжну Иулианию просватали за великого князя Литовского Ольгерда. Но вскоре Ольгерд отрекается от православной веры и демонстративно ведет жизнь язычника, хотя до этого и был крещен в православие. Став литовской княгиней Иулиания много внимания уделяла строительству новых храмов, а сама была активной и неутомимой помощницей своему мужу. Единственное, в чем она не уступала своему мужу — так это вопросы веры. Именно Иулиания старалась утихомирить смуты в тверском княжеском доме и подталкивала его на тесное сотрудничество с Литвой. Так что известные московско — тверские войны, бывшие при Дмитрии Ивановиче Донском во многом были подготовленны Иулианией.

Заключение

Итак, какой же вклад в развитие Тверского княжества внесли женщины тверского княжеского дома?

В период монголо-татарского ига, когда изменилась общая картина социально-правового положения женщин, их роль стала более страдательной и домашней. Это уже не женщины-воительницы, сопоставимые с княгиней Ольгой, а прежде всего матери, воспитательницы нового поколения мужчин князей и молитвенницы за своих мужей и сыновей. Даже сам брак между различными княжеским домами служил уже на благо княжества. А на чужбине тверские княжны хранили веру своих предков, как это делала великая княгиня Литовская Иулиания. Переезжая из Твери на другое место жительства тверские невесты несли традиции тверского княжеского дома. Породниться с Тверскими князьями считали за честь и в Москве, как это сделал князь Московский Симеон Иванович Гордый, взявший себе в жены Марию Александровну, внучку Михаила Ярославовича. И благодаря княгине Марии среди московских князей появляется имя Михаил, которого не знал московский княжеский дом.

Характерной чертой древнерусских княгинь, находивших в Твери свой новый дом, была верность традициям тверского княжеского рода. Это особенно ярко видно на примере благоверной Анны Кашинской.

Тверское княжество знало и активную деятельность своих княгинь. В 1363—1364 годах княгиня Елена, жена Василия Кашинского, младшего сына Михаила Ярославовича, ввязалась в усобицу между своим мужем и племянником Михаилом Александровичем Микулинским, пытаясь в соответствии с правом старшинства воспрепятствовать его вокняжению в Твери. Она же позднее, желая прекратить междуусобицу князей, после смерти сына Михаила в декабре 1373 года посоветовала своему внуку Василию признать Тверского князя.

Высокий престиж княжеского рода во многом определялся его женской половиной. Средневековью известны случаи, когда муж просто отсылал жену к ее отцу из-за неблаговидного поведения. Тверь никогда не ведала такого позора; более того, тверитянки не раз оказывались достойными управительницами чужих владений и вотчин, вдовствуя после смерти своих мужей. Портретных изображений тверитянок XIII—XV вв.еков до нас не дошло. Но письменные источники сообщают, что тверитянки были очень красивы. И это была не только красота телесная, но и красота духовная, красота души славных тверских княгинь.

1. Дмитрий (Симбиакин) архиепископ. Патерик Тверской. Тверь, 1991.

2. Чернышев А. Очерки по истории Тверского княжества XIII—XV вв.еков. Тверь, 1996.

3. Гадалова Г. С. Ангел-хранитель тверского княжеского двора: Софья Ярославовна — княжна Тверская. // сб. Женщины. История. Общество. Под ред. В. И. Успенской. Тверь, 2002, вып. 2, стр. 143 — 155.

4. Гадалова Г. С. Вклад древнерусских княгинь в развитие и становление Тверского княжества. // сб. Великое прошлое: труды научной конференции посвященной 750-летию Тверского княжества. Тверь, 1998, стр. 58 — 63.

5. Гадалова Г. С. Женщины Тверского княжеского двора: Великие княгини Ксения и Анна — мать и жена князя Михаила Тверского. // сб. Михаил Тверской: личность, эпоха, наследие. Тверь, 1997, стр. 213 — 221.

6. Локтев Н. Иулиания Тверская. // Тверская газета, 10 марта 2006, стр. 12 — 13.

Показать весь текст
Заполнить форму текущей работой