Исторический опыт модернизации России

На протяжении трех последних столетий в России предпринимались попытки реформирования с целью технологической, экономической, социальной и политической модернизации страны.

Но ни одна из этих попыток полностью не удалась, и если в технологических и социокультурных аспектах ситуация порой складывалась благоприятно, то задачи политической модернизации оставались камнем преткновения во всех попытках по-новому «обустроить Россию».

Первая такая попытка — реформы Петра I. Поскольку «модернизация» и «вестернизация» — понятия не тождественные, то эти реформы были не первым опытом вестернизации России, но, очевидно, первым в мире примером догоняющей модернизации пусть и еще на доиндустриальной стадии. Петровские реформы не могли означать перехода к тому, что считается современным обществом, поскольку его еще не существовало и в самых передовых на то время странах. Однако успешное осуществление этих реформ могло бы обеспечить в последующем органичное развитие России на пути к индустриализации, гражданскому обществу и политической демократии. Этого, однако, не произошло.

Петровские реформы в разных сферах дали неодинаковые результаты и привели к разным последствиям. Некоторые изъяны петровского варианта ранней модернизации повторялись и на более поздних этапах российской истории. Петр I пытался заимствовать технику и технологию в отрыве от тех социальных и экономических институтов, в условиях существования которых они развивались на Западе. Неудивительно, что последствия заимствования зарубежных образцов технической организации производства были прямо противоположны результатам, получаемым при применении их оригиналов в европейских странах. Если в Западной Европе развитие мануфактурного производства сопровождалось распадом феодальных структур, то в России такой институт феодализма, как крепостное право, получил дополнительный импульс с развитием мануфактурной промышленности. Некоторые нововведения были совершенно не подготовлены предшествующим развитием страны и носили искусственный характер. Например, когда Петр I учреждал первый университет, то пришлось «выписывать» из-за границы не только преподавателей, но и студентов.

Как и многие последующие реформации в России, петровская носила некомплексный характер (заимствование производилось в основном в области структур, которые сегодня принято называть военно-промышленным комплексом и бюрократической организацией государственной власти) и оказалась незавершенной. О политической модернизации и о создании конституционной, парламентской системы в тот период вообще не могло быть и речи, поскольку такая система лишь в зародыше имелась в некоторых европейских странах.

В то же время петровские реформы опосредованным образом оказали значительное воздействие на политическое развитие России и модернизацию ее политической системы в дальнейшем.

«Прорубив окно» в Европу, Петр I одновременно снял культурную изоляцию, в которой Россия существовала в предшествующие столетия. Однако последствия петровской деятельности в этом направлении почувствовала лишь часть общества, и в последующие два столетия социокультурный процесс в России носил дуалистический характер. Европеизированная элита перенимала западноевропейские ценности и ориентации, а основная часть населения продолжала жить в традиционной культурной среде, по-прежнему отгороженной от Запада глухой стеной. При Петре Россия так и не стала Европой, если иметь в виду научно-технический и социально-экономический аспекты. Но через верхушечный образованный слой она стала Европой в духовном плане. Наконец, со времен Петра Россия стала заметным фактором европейской политики. Эти обстоятельства, на наш взгляд, обусловили специфику последующего развития России.

Установление тесных связей с Западом в духовной сфере привело к тому, что любая родившаяся там политическая или философская идея почти моментально находила своих сторонников в России, хотя зачастую эта идея и не имела никакого отношения к российской действительности. В этом смысле символичен образ Екатерины Великой, одной рукой подписывающей свои письма философам Просвещения, а другой — указы, прямо противоположные идеям ее корреспондентов. В России была нарушена схема взаимодействия социально-экономической и политической модернизации. Либеральные идеи проникали сюда в условиях отсутствия каких-либо реальных шагов по модернизации социально-экономических структур. Причем эти идеи оказывали противоречивое воздействие на настроения образованной части общества и правящей элиты.

Представители консервативных кругов правящей элиты, с одной стороны, либерально и радикально настроенная интеллигенция, с другой стороны, по-разному понимали задачу превращения России и «европейскую страну». Если для первых это означало формирование России как сильного в военном, политическом и экономическом отношении государства, способного оказывать серьезное влияние на европейскую политику, то для вторых — реализацию в России либеральных или социалистических идей, заимствованных из Европы.

Для России начала XX в. характерно понимание необходимости реформ и составление соответствующих планов, причем на самом высоком уровне. Речь шла о вполне продуманных мерах, которые совмещали в себе социально-экономические преобразования в духе экономического либерализма и политические реформы, включая конституционное оформление представительной власти. Однако планы так и остались планами. Их осуществлению помешали и внешние факторы, что было следствием вовлечения России в европейскую политику, и совокупность внутренних факторов. С одной стороны, налицо было сопротивление консервативных элементов высших кругов правительственной бюрократии и аристократии, с другой — это сопротивление стимулировала деятельность радикальных сил. Именно в это время на российскую почву проникают идеи революционного радикализма. И, как часто бывало с другими «импортными» идеями, в российских условиях они привели к результатам, обратным тем, на которые можно было рассчитывать, исходя из их содержания и пафоса.

Первые русские революционеры — декабристы — искренне желали освободить Россию от политического деспотизма и улучшить жизнь простого народа. Но их выступление завершилось поражением. К тому же трудно сказать, насколько реалистичными были их планы по переустройству российского общества.

Неудачное восстание декабристов окончательно перечеркнуло программу социальной и политической модернизации России начало XX в. Восстание, организованное нелегальными союзами, развязало руки консерваторам, что предопределило контрреформистский, реакционный в политическом и социальном отношении курс Николая I.

В итоге упущенные десятилетия дорого обошлись нашей стране. Именно в тот момент, когда в сфере материального производства ведущих европейских государств развернулись процессы, характерные для раннеиндустриального типа модернизации, развитие России, и без того отстававшей от них в технологическом, экономическом, социально-культурном плане, существенно затормозилось. Усилившийся разрыв уровней экономического развития предопределил и военнотехническое отставание России от Западной Европы, что, в свою очередь, обусловило неудачный для нее исход Крымской войны. Военное поражение заставило правительство вновь поставить на повестку дня вопрос о модернизации.

Если оценивать период реформ Александра II с точки зрения современных концепций модернизации, поражает совпадение действий реформаторов с содержащимися в этих концепциях рекомендациями. Власть стремилась, как и рекомендует современная политология, сохраняя политическую стабильность, одновременно реализовывать программу социально-экономических реформ не под давлением «снизу», а на основе целенаправленной и обдуманной стратегии преобразований. Русскому народу было предоставлено столько гражданской свободы и возможностей, сколько он мог, в меру своей тогдашней социальной зрелости, реализовать и усвоить. Впервые в истории России начался процесс высвобождения общества от всепроникающего государственного контроля.

Экономическая и социально-культурная сферы получили автономию, что на практике означало реальное движение в направлении формирования полноценного гражданского общества. Этому же способствовала судебная реформа и развитие системы местного самоуправления.

Следующим логическим шагом со стороны властей (как это и обосновывается современной политической наукой) был бы переход к решению задач политической модернизации. О том, что понимание необходимости такого шага у высших правящих кругов, несмотря на все колебания, все же было, свидетельствует проект реформ, вошедший в историю под названием «конституции Лорис-Меликова». Конечно, данный проект был крайне ограничен и несовершенен с точки зрения либерально-демократического идеала. Содержавшийся в проекте план создания представительного органа власти лишь с большой натяжкой можно оценить как начало перехода к парламентской системе. Однако в стране, только что избавившейся от крепостного рабства, не имевшей необходимых политических традиций, реализация программы реформ, изложенной в «конституции Лорис-Меликова», могла бы стать действенным шагом на пути перехода от политической системы, в определенной степени эквивалентной тоталитарным режимам XX в., к системе, близкой современным разновидностям авторитаризма. Этот первый шаг в перспективе открыл бы возможности для осуществления всего комплекса задач политической модернизации. Однако действия левых радикалов в очередной раз перечеркнули такую возможность.

Левые радикалы пореформенной России представляли собой весьма специфичный слой русской интеллигенции. Политическое сознание русской интеллигенции формировалось в результате взаимодействия западноевропейских социалистических идей с российской действительностью. Поскольку между этими идеями и действительностью пореформенной России существовала пропасть, их взаимодействие не могло родить ничего, кроме мифов, которыми и руководствовались в своей деятельности теоретики и практики русского революционного социализма.

Одним их таких мифов было представление о том, что русский мужик — социалист по натуре, только и ждущий от кого-либо призыва к «социальной революции», направленной против самодержавия, помещиков, капиталистов и других «кровопийц». Когда тысячи молодых энтузиастов, вдохновленных этим мифом, «пошли в народ», их ожидало огромное разочарование. Русские мужики оказались совершенно невосприимчивы к абстрактным политическим лозунгам, с подозрением относились к социалистическим агитаторам и предлагаемым ими схемам общественного переустройства. Пореформенное крестьянство в целом сохраняло лояльность по отношению к самодержавной власти и связывало с ней свои надежды на справедливое решение вопроса о земле.

Разочаровавшись в революции «снизу», часть молодых радикалов обратилась к политическому террору. Созданная для этих целей партия «Народная воля» в качестве одной из программных установок провозгласила созыв всенародно избранного Национального собрания. Средством, которое должно было послужить детонатором народной революции, называлось убийство царя. Ценой длительных и героических усилий последняя цель народовольцами была достигнута. Однако вместо того, чтобы открыть дорогу к мифическому Национальному собранию, этот акт перекрыл путь к реальному парламентаризму. Убийство Александра II стало причиной не только отката реформ в эпоху Александра III, но и резкого усиления позиций реакционных, консервативных элементов.

Последующая четверть века российской истории абсолютно точно воспроизводит обрисованную ранее ситуацию возникновения «ножниц» между необходимым для социально-экономической модернизации и реально достигнутым уровнем политического развития общества. Хотя с воцарением на престоле Александра III в социально-политической сфере возобладал контрреформаторский курс, проведенные ранее реформы в социально-экономической сфере способствовали бурному экономическому росту. В последние десятилетия XX в. в России развернулась первая фаза индустриальной революции, сопровождавшаяся резким скачком промышленного производства. В 90-х гг. XIX в., по некоторым данным, темпы роста промышленного производства вдвое превосходили аналогичные показатели Германии и втрое — американские. Объем промышленной продукции в денежном выражении за 1890—1900 гг. возрос с 1,5 млрд руб. до 3,4 млрд руб. Производство чугуна выросло на 216%, добыча нефти увеличилась на 449%, протяженность железных дорог — на 71%. В результате общий индекс промышленного производства России за 20 лет с 1880 по 1900 г. удвоился. В начале XX в. по своему индустриальному потенциалу Россия значительно превосходила такие страны, как Франция, Австро-Венгрия, Италия, Япония, уступая только США, Германии и Великобритании.

Под стать происходящим экономическим сдвигам были и социальные. За этот же период значительно возросла численность городского населения, шел процесс формирования массового среднего класса, других социальных групп, вызванных к жизни социально-экономической модернизацией (прежде всего слоя промышленных рабочих).

В начале XX в. социальные перемены стали находить выражение и в политической сфере. Возросла политическая активность различных групп городского населения. Общим для них стало стремление к непосредственному участию в политической жизни страны, выдвижение требований, направленных на институциализацию такого участия. Сначала эти требования выражались в программах первых леворадикальных партий, а затем и в деятельности более умеренных либеральных оппозиционных групп. Либералы надеялись на возможность превращения России в конституционную монархию по английскому образцу и осуществления назревших социальных преобразований «сверху».

Однако надеждам на мирный, эволюционный сценарий продвижения по пути политической модернизации не суждено было сбыться. Николай II и его ближайшее окружение боялись даже самой мысли об ограничении самодержавной власти. События 1905—1907 гг., накануне которых требования политических свобод, конституции и парламентаризма буквально переполняли общественную атмосферу, были типичным проявлением революционного кризиса, вызванного отставанием процесса политической модернизации от сдвигов, происшедших в экономике и социальной структуре (см. главу XVI).

Осуществленные под давлением «снизу» по своей сути конституционные реформы следует оценивать двояко. С одной стороны, возникшие политические институты еще трудно было охарактеризовать как институты развитой парламентской демократии. Законодательные права Государственной думы были сильно ограничены, она не обладала правом формирования правительства, даже ее возможности контролировать государственный бюджет оставались минимальными. Совершенно недемократической была избирательная система. Верховная государственная власть изначально враждебно относилась к Государственной думе, видя в ней временное и вредное для общественного спокойствия учреждение. Как только обстановка позволила, самодержавие стало по частям отбирать дарованные ранее права, изменило избирательную систему в еще более антидемократическом направлении. Однако, с другой стороны, по уровню развития политической культуры и социокультурным характеристикам русское общество тогда еще не созрело для полноценной парламентской демократии.

Если рассматривать события 1905—1907 гг. в исторической ретроспективе, можно сделать вывод о том, что Россия уже не могла обойтись без политической модернизации, но пока не была способна ее полностью завершить. Нерешенность целого ряда важнейших задач экономической и социальной модернизации, недостаточная зрелость гражданского общества делали проблематичным непосредственный переход к правовому государству и эффективной демократической политической системе. Выбор, сделанный премьер-министром П. А. Столыпиным в пользу постепенных реформ в условиях политической стабильности, достигаемой репрессивными мерами, отражал российскую реальность. Не стремясь дать целостную характеристику деятельности и идеям П. А. Столыпина, отметим, что некоторые его идеи полностью совпадают с теоретическими выводами авторов современных концепций модернизации. В частности, в начале 70-х гг. XX в., анализируя проблемы политического развития и политических режимов в развивающихся странах, американский политолог Т. Цурутани отмечал, что цель развития страны — не свобода, а порядок. Под этими словами, очевидно, мог бы подписаться и Столыпин, говоривший о необходимости «успокоить страну» и обещавший: «Дайте государству двадцать лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России!».

Вероятно, намеченный П. А. Столыпиным авторитарный вариант осуществления назревших социально-экономических и отчасти политических реформ при определенных условиях имел шансы на успех. Одно из этих условий — 20 лет покоя, а другое — способность самодержавной власти добровольно идти по пути трансформации в направлении конституционной монархии, постепенно высвобождая место для новой, порожденной процессами модернизации политической элиты. Ни одно из условий соблюдено не было.

Если революция 1905—1907 гг. стала проявлением кризиса модернизации, то события 1917 г. лишь отчасти имели ту же основу. Форма и динамика революционного процесса 1917 г. обусловливались обстановкой затянувшейся войны, вызвавшей серьезную дезорганизацию экономической и политической жизни страны. В 1917 г. вопрос стоял не о выборе между тем или иным вариантом диктатуры и демократией, а лишь между различными вариантами диктатуры. Порожденный военными трудностями, революционный кризис 1917 г. привел к столь стремительной демократизации политической системы, что, не выдержав перегрузок, она рухнула. Утвердившийся тоталитарный режим перечеркнул результаты политической модернизации страны за предшествующие десятилетия.

Однако процесс модернизации в большинстве сфер общественной жизни продолжился и в условиях коммунистического режима. Более того, со временем Советский Союз стал индустриально развитым государством, выйдя на второе место в мире по общему объему экономики. Результатом процесса урбанизации стало то, что большая часть населения СССР к концу XX в. проживала в городах. Еще до Великой Отечественной войны в Советском Союзе была ликвидирована массовая неграмотность, граждане страны получили широкий доступ к среднему и высшему образованию. Больших успехов удалось добиться в сфере искусства и массовой культуры. СССР лидировал в ряде направлений научного и технологического прогресса, например в освоении космического пространства. Однако многие из этих успехов были достигнуты ценой больших жертв и страданий советских людей.

Созданная в Советском Союзе экономическая система не была эффективной и нуждалась в реформировании. Неудачная попытка такого реформирования, предпринятая в годы «перестройки», привела к углублению системного кризиса советского общества и в итоге к крушению прежнего политического режима. Перед современной Россией вновь, как и 100 лет назад, стоят задачи реформирования и модернизации. Остается актуальной и проблема становления стабильной политической системы демократического типа. Для решения всех этих проблем и задач необходимо, с одной стороны, использовать научные знания из области теории модернизации и транзитологии, с другой — учитывать уроки собственного исторического опыта.

Контрольные вопросы и задания

• 1. Дайте сравнительную характеристику традиционного и современного общества.
• 2. Назовите основные закономерности модернизации в различных сферах общественной жизни.
• 3. В чем состоит специфика политической модернизации?
• 4. В чем различия либеральных и консервативных концепций политической модернизации?
• 5. Сравните опыт модернизации России с опытом модернизации зарубежных стран.