Март, отраженный на экранах

Месяц тому назад, приступая к этому обзору, мы рисовали себе стройную и заманчивую картину: в соответствии с опубликованными программами мы смотрим телевизионные передачи и ведем неторопливый, обстоятельный разговор. Ясность и четкость телевизионного изображения, подкрепленные ясностью и четкостью телевизионного расписания, обусловливают ясность и четкость критического анализа.

Однако космический шквал взбудоражил зыбкую поверхность кинескопа и разметал странички нашего телевизионного дневника. Вы помните, в эти дни экран был особенно неустойчивым? То и дело менялась программа, дикторы извинялись и сообщали зрителям, что вынуждены прервать передачу. И все это говорило не о плохой работе телевидения. Об отличной^[1].

Мы листаем разрозненные странички. Иногда это первые впечатления. Иногда почти протокольные записи. Размышления. Разговоры, подслушанные на улицах. Но все это вызвано к жизни серебристым экраном марта.

Сапоги-скороходы — это отчаянная мечта о хорошо налаженной коммуникативной системе. Человек добежал и упал, выдохнув одно слово: «Победа!» Он положил начало марафонской дистанции. По пыльным дорогам скакали гонцы. В цокоте копыт уже грезилась грядущая азбука Морзе. Затем рожок почтовой кареты обогнали «говорящие молнии» телеграфа. Замелькали кадры из кинохроники. Запульсировал человеческий голос в наушниках детекторного приемника.

Такова биография последних известий.

Сегодня к центральным событиям мира нас приобщает экран телевизора.

18 марта. Говорит и показывает Москва.

Ослепительно-белая фигурка в скафандре отделяется от корабля и парит в невесомости.

Пройдут столетия. Быть может, тысячелетия. Но в каждой школе на уроках космонавтики будут вновь и вновь повторяться вот эти кадры. Тогда это будет уже история. Для нас это было живым событием. Мы видели это первыми.

В минуты таких событий особенно остро у нас возникает потребность в живом общении. И телевидение словно идет нам навстречу. Мы аплодируем. Мы смеемся. Глядим на экран, затаив дыхание. Мы — это армия телезрителей, миллионы свидетелей, соочевидцев.

…Смотрите! Вот он барахтается в глубинах Вселенной. Это просто не укладывается в голове.

Позже мир сотрясет озноб телетайпов. Убористые шрифты газет уступят место карнавальному шествию заголовков. Комментаторы задохнутся у микрофонов. Но все это будет позже. А сейчас…

Камера продолжает показывать. Лицо космонавта. Руки. Бортжурнал, который в эти секунды прямо на ваших глазах превращается в историческую реликвию.

Горе тому, у кого в этот час в телевизоре полетела лампа, ослеп кинескоп, оглох динамик. Ты изолирован. Ты изъят из мира. Осужден на квартирное заключение.

Голос комментатора: мы кончаем сеанс космовидения, так как корабль выходит из зоны действия наземных наблюдательных станций.

Говорят: телевидение входит в быт. Эта фраза старомодна, как дилижанс. Телевидение взрывает быт. Оно — революция наших привычных понятий. Планетарное зрение человечества. Его земношарный слух.

Ослепительно-белая фигурка в скафандре отделяется от корабля и парит в невесомости.

Да, это останется. Будет жить, как бесконечно знакомая телецитата. Будет жить, как легенда о Прометее, как формула Эйнштейна, как «Я помню чудное мгновенье…».

Страничка вторая Почти две недели отделяют эту запись от предыдущей. Теперь, когда на прошедшие дни смотришь с некоторой дистанции, понимаешь, какую огромную работу проделало Центральное телевидение.

Отдельные записи в дневнике — как бы своеобразный отчет.

• 18 марта. Телевизионная экпресс-информация с борта космического корабля. Разговор космонавтов с руководителями партии и правительства. В течение дня телехроника демонстрирует эпизоды подготовки к полету с комментариями Ю. Фокина и Л.Золотаревского. Вечером (орбитальный полет еще продолжается) — телевизионная пресс-конференция. Ученые-специалисты отвечают на вопросы журналистов, а также зрителей, которым заранее сообщают с экрана номер студийного телефона.
• 19 марта. «Как это было?» Спецвыпуски. Основные этапы полета.
• 21 марта. Теленовости показывают прибытие космонавтов в Пермь и пресс-конференцию в Перми.
• 23 марта. Встреча-манифестация: 36 телевизионных камер установлены на пути следования: Внуково — Красная площадь. В передаче участвуют станции-передвижки, специально доставленные из Минска, Ленинграда и Харькова.
• 26 марта. Пресс-конференция — актовый зал МГУ. В тот же вечер она повторяется в записи на видеомагнитофоне.
• 27 марта. «Звездная эстафета». В течение четырех часов космонавты в студии телевидения.

Так с момента запуска корабля космонавты Павел Беляев и Алексей Леонов благодаря телевидению фактически постоянно находились в поле нашего зрения.

Когда-то человек раз в году бывал на ярмарке и помнил о ней целый год. Теперь у зрителя за месяц накапливается столько телевпечатлений, что он порой забывает о том, что было позавчера.

В дневниковых записях — впечатления о премьере телевизионного альманаха «Подвиг», о встречах с музыковедом Светланой Виноградовой в рубрике «Знакомство с оперой». На протяжении месяца мы оказались участниками многочисленных викторин, начиная от «3 минус 2» и кончая «1 плюс 2», не говоря уже об олимпиаде юных биологов и «КВН». Мы могли бы вспомнить еще о дискуссии «Кибернетика и фантастика» или о международном конкурсе танца из Праги, но все-таки… все-таки главное после космоса — ну, конечно же, это хоккей.

Один наш знакомый рассказывал: он получил квартиру в новом районе. Вселиться как следует не успел. В комнате стояли только раскладушка и телевизор. Но он не замечал, что живет в абсолютно пустой квартире. Он даже не замечал того, что сидит в ней один. Включив телевизор, он туг же оказывался в бушующем море болельщиков. И кричал, как если бы они могли его слышать.

Десять дней эти матчи опустошали аудитории и кинозалы. Переносились конференции и свидания. За скольжением шайбы следила Европа. Слово «шайба» в те дни не сходило с уст. Отелло, едва задушив Дездемону, бежал за кулисы, чтобы выяснить, какой счет. Пятиклассник сказал, что никто у них в классе не пропустил ни одной передачи. Студент второго курса заявил: «Я скоро смогу стать судьей по хоккею — просмотрел все матчи и ни разу не разошелся с судьями».

Мы все еще ждем, как второго пришествия, явления неведомой нам специфики. Нам кажется, что она внезапно свалится нам на голову. Начнется передача, озарится экран, и мы, озаренные, скажем: «Вот она!» И будем хранить ее как эталон под тремя стеклянными колпаками. И потекут из мерцающих ящиков десятки и сотни других передач — дубликаты добытого эталона.

Между тем специфика телевидения давно уже кричит о себе сама. И для того чтобы ее разглядеть, вовсе не надо вставать на цыпочки или до боли всматриваться в экран. Вы найдете ее в троллейбусах и автобусах, в магазинах и парикмахерских. Когда на следующий день после передачи совершенно посторонние, незнакомые люди с азартом и пылом обсуждают ответы Алексея Леонова на пресс-конференции, критикуют судейскую коллегию «КВН» или вспоминают, как на десятой минуте Голонка забил канадцам гол, — разве этой общностью впечатлений, этим невиданным единением мы не обязаны телевидению?

Телевидение дирижирует увлечениями людей. Оно способствует появлению новых пристрастий. Это благодаря ему во Франции игра в регби приобрела всеобщую популярность, а такие «нетелегеничные» виды спорта, как крокет или гольф, потеряли приверженцев. Когда-то, въезжая в дом, новосел интересовался: «Далеко ли тут керосиновая лавка?» Сегодня первый вопрос: «Где здесь телевизионное ателье?».

Страничка пятая, несколько фантастическая¹

С каким удовольствием мы написали бы статью о сатире на телевидении. О том, как смело она вторгается в жизнь, бичуя и обличая. Как нетерпима она к явлениям, недостойным нашей действительности. О том, что сатира на голубом экране не обязана быть голубой сатирой. О том, что телевидение, к счастью, не разделяет странно наметившейся тенденции так называемого «сезонного юмора», приуроченного то к Новому году, то к Международному женскому дню, а следует лучшим традициям русских сатириков, писавших без оглядки на календарь. О том, как нравятся зрителю куклы-маски, для которых М. Розовский пишет специальные тексты и которые стали нашими постоянными «комментаторами»^[2][3]. Мы хотели бы написать о телевизионной агитгазете «Солонка», о ежевечерней страничке «Ложка дегтя», о дискуссионном театреклубе «Розовые очки».

— Правильно! — сказал нам редактор. — Эти замечательные передачи давно уже стали самыми популярными. Обязательно напишите о них.

Он-то ведь знал, что этот обзор появится 1 апреля.

Страничка седьмая Дневник — не жалобная книга. Но следующая страничка нашего дневника — жалоба. И это обидно. Потому что речь пойдет еще об одном событии мартовского экрана — об открытии третьей московской программы.

До сих пор телевидение (хоть и робко) стучалось в школы. Теперь школа пришла в телевидение. С 29 марта началось заочное, а точнее, «очное», да, именно «очное» телевизионное обучение. Еще вчера перед многими вырисовывался вопрос: «Куда пойти учиться?» Телевидение сформулировало его иначе: «Куда не ходить учиться?» В самом деле, теперь, для того чтобы учиться, оказывается, можно сидеть дома. Еще вчера постоянными спутниками телевизора были газета и чай с вареньем. Теперь их заменят тетради с конспектами. Не в каждом классе вы можете встретить учителя-академика, но что касается телеклассов, то здесь, действительно, соберутся самые лучшие учителя. И — будем надеяться — самые лучшие ученики…¹

К третьей программе у нас лишь одно замечание. Она идет по восьмому каналу, а телеантенны, приспособленные к приему этого канала, имеются далеко не на каждой крыше. Так что большинству телезрителей увидеть восьмой канал нисколько не легче, чем каналы на Марсе.

«Советская культура «1965, 1 апреля

• [1] Читателю следует напомнить, что в тот год все передачи все еще шли вживом эфире. Видеозапись началась лишь со второй половины 60-х годов.
• [2] Ряд публикаций дается в сборнике в сокращении.
• [3] Идея кукол воплотится 30 лет спустя. В год публикации статьи ВикторШендерович, видимо, еще ходил в детский сад.