Имеются ли основания подозревать?

ИМЕЮТСЯ ЛИ ОСНОВАНИЯ ПОДОЗРЕВАТЬ?

Демократизация общества и становление правового государства предполагают усиление гарантий прав и законных интересов личности. Особое значение это положение приобретает в сфере уголовно-процессуальной деятельности, которая в силу объективной необходимости немыслима без вторжения в личную жизнь граждан и применения к ним государственного принуждения. Участником уголовного процесса, который, как правило, первым подвергается мерам процессуального принуждения, является подозреваемый.

Законодатель наделил орган уголовного преследования правом определять момент появления подозреваемого по собственному усмотрению, предусмотрев для этого возможность принятия соответствующих процессуальных решений, регламентированных ст. 40 УПК. Но произвольная и бесконтрольная реализация данного права может повлечь за собой существенное злоупотребление участием подозреваемого в уголовном процессе: необоснованное придание лицу указанного статуса или необоснованное лишение его такового. Во избежание подобного негативного явления, по нашему мнению, в УПК необходимо четко и однозначно закрепить понятие подозрения как материального основания появления подозреваемого.

Действующий уголовно-процессуальный закон не определяет грань между возникновением подозрения и его отсутствием, то есть не регламентирует достаточную совокупность сведений, при наличии которых можно будет считать, что у органа уголовного преследования возникло обоснованное подозрение о совершении конкретным лицом уголовно-наказуемого деяния, не называет исходных позиций, с которых в деле возникает подозрение.

Смысловой анализ содержания ст. 108 УПК наводит на мысль об отождествлении законодателем оснований возникновения подозрения с основаниями задержания. Действительно, исходя из анализа синтаксической конструкции выражения «если имеются другие достаточные основания подозревать в совершении преступления …», употребляемого в п. 4 ч. 1 ст. 108 УПК, можно предположить, что речь в пп. 1−3 этой же статьи также идет об основаниях возникновения подозрения. С другой стороны, ч. 2−4 ст. 108 УПК ссылаются на указанную выше норму как регламентирующую основания задержания. Следовательно, законодатель не проводит грани между предпосылками возникновения подозрения и задержания. Касаясь рассматриваемой проблемы, еще в середине 30-х годов XX века И. Байрон отмечал, что подозрение и задержание — это хотя и органически взаимосвязанные, но все же абсолютно разные атрибуты уголовно-процессуальной деятельности. Наиболее точную аргументацию этой точки зрения приводит Н. А. Козловский, который справедливо отмечает, что подозрение преследует цель обозначить с определенной степенью вероятности причастность лица к совершению преступления и на этом основании вовлечь данное лицо в качестве подозреваемого в производство по уголовному делу с предоставлением ему для этого предусмотренных законом прав и возложением на него соответствующих обязанностей. Задержание, по мнению ученого, «подчинено обеспечению надлежащего поведения лиц, подозреваемых в совершении преступлений, в интересах судьбы уголовного дела» [2, с. 107, 108]. Процессуалист одним из первых открыто ставит вопрос о том, что для возникновения подозрения и задержания должны быть разные основания, обращая внимание на отождествление их законодателем. Не учитывать этого обстоятельства — значит «путем подмены названных понятий оправдывать возможный риск усиления репрессивного характера деятельности правоохранительных органов» [2, с. 108].

В связи c этим трудно назвать редакцию ст. 108 УПК Республики Беларусь безупречной. Материальные основания задержания, впрочем как и иных мер процессуального принуждения, несмотря на предпринятую законодателем попытку (ст.ст. 108, 128), реально в УПК отражения не нашли. Вместе с тем в ст. 117 УПК приводится исчерпывающий перечень оснований применения мер пресечения. Исходя из общетеоретического понимания государственного принуждения и отраслевого назначения данного института, думается, что материальные основания применения любой меры процессуального принуждения должны формулироваться аналогичным образом. Отличаться друг от друга они могут лишь по степени достоверности сведений, необходимых для их применения. Так, применение любой меры пресечения должно основываться на совокупности фактических данных, свидетельствующих о том, что лицо воспрепятствует производству по делу. Чем строже мера принуждения, тем большей достоверностью эти сведения должны обладать. Меры пресечения наиболее существенно ограничивают права граждан, поэтому для их применения фактические данные обличаются в форму доказательств, характеризующихся более высоким уровнем истинности знаний (доказательствами являются фактические данные, собранные, проверенные и оцененные в установленном УПК порядке). Наряду с этим материальным основанием задержания должно являться наличие достаточных данных, указывающих на то, что подозреваемый может скрыться от органа уголовного преследования; воспрепятствовать предварительному расследованию уголовного дела, в том числе путем оказания незаконного воздействия на лиц, участвующих в уголовном процессе, сокрытия или фальсификации материалов, имеющих значение для дела, неявки без уважительных причин по вызову органа, ведущего уголовный процесс; совершить предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние; противодействовать исполнению приговора. В любом случае мера процессуального принуждения должна носить производный, вторичный характер по отношению к подозрению и не может его порождать. Последнее, в свою очередь, является обязательным условием для ее применения.

Что касается оснований возникновения подозрения, думается, что формулировать их необходимо, отталкиваясь от содержания пп. 1−4 ч. 1 ст. 108 УПК, так как именно в них законодатель перечислил случаи, в которых можно говорить о возникновении обоснованного предположения о совершении конкретным лицом преступления. Оно не является предпосылкой для задержания, а лишь порождает подозрение как условие задержания, для проведения которого дополнительно необходимы данные, указывающие на возможность лица воспрепятствовать производству по материалам и уголовному делу перечисленными выше способами. К аналогичному выводу позволяют прийти также результаты этимологического и лингвистического анализа термина «подозрение». Таким образом, попытаемся путем теоретического исследования положений пп. 1−4 ч. 1 ст. 108 УПК, внесения в них с учетом особенностей отечественного законодательства ряда изменений и дополнений ориентировать их содержание на создание перечня оснований возникновения подозрения.

Нетрудно заметить, что при формулировании оснований для задержания по непосредственно возникшему подозрению в совершении преступления, в пп. 1−3 ч. 1 ст. 108 УПК употребляется термин «предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние». В то же время в п. 4 ст. 108 УПК, где речь уже прямо ведется о подозрении, законодателем используется категория «преступление». Аналогичная ситуация встречается и в самом названии ст. 108 УПК: «Задержание по непосредственно возникшему подозрению в совершении преступления». Таким образом, в тех нормах УПК, где говорится исключительно о подозрении, употребляется понятие «преступление». Вряд ли это можно назвать неточностью. Скорее в уголовно-процессуальном законе умышленно применен именно этот термин. Очевидно, что понятие «предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние» как по субъекту его совершения, так и по содержанию шире «преступления». К примеру, лицо, не достигшее возраста уголовной ответственности, не является субъектом преступления. Его действия направлены на совершение предусмотренного уголовным законом общественно опасного деяния. (Не может совершить преступление и лицо, о котором идет речь в ч. 1 ст. 442 УПК, так как оно также не является субъектом преступления. Помимо этого ряд статей особенной части УК предусматривает наличие специального субъекта. Если же лицо не относится к таковому, то правильнее говорить о совершении им общественно опасного деяния, предусмотренного УК, а не преступления). Законодатель вынужден пользоваться этим термином, дабы включить указанную категорию лиц в перечень объектов задержания. Не может идти речи о преступлении и в тех случаях, когда в действиях лица отсутствует признак виновности, что не мешает говорить о совершении им общественно опасного деяния, предусмотренного УК. Что касается подозрения, то для его возникновения не имеет значения, является ли это лицо субъектом преступления в уголовно-правовом смысле. В ряде случаев подозрение возникает внезапно (в 117 из 300 уголовных дел, что составило 39%). Так, при обнаружении лица на месте происшествия у органа уголовного преследования уже возникает обоснованное подозрение о совершении лицом преступления. В связи с тем, что подозрение — это субъективное предположение, на его внезапное возникновение никак не повлияет тот факт, является ли лицо субъектом преступления. Это обстоятельство будет учитываться при принятии последующих решений: о возбуждении уголовного дела, о применении к лицу меры пресечения и т. д. С другой стороны, нередки ситуации, в которых подозрение возникает уже в процессе расследования уголовного дела, когда в отношении лица собрана информация о его возрасте и вменяемости. В зависимости от ее содержания следователь, дознаватель подозревает его уже конкретно в совершении либо преступления, либо общественно опасного деяния, предусмотренного уголовным законом. Какой же термин использовать законодателю при обращении к понятию «подозрение», чтобы он соответствовал всем ситуациям? С целью исключения необходимости закрепления альтернативы (преступление или предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние) в нормах, содержащих указание на подозрение, представляется рациональным употребление в них конструкции «деяние, содержащее признаки преступления».

Учитывая высказанное предложение, перейдем непосредственно к анализу содержания п. 1 ч. 1 ст. 108 УПК, который изложен следующим образом: «если лицо застигнуто при совершении предусмотренного уголовным законом общественно опасного деяния или непосредственно после его совершения».

Смысловое содержание словосочетания «при совершении предусмотренного уголовным законом общественно опасного деяния» не вызывает спорных толкований. Как правило, здесь имеется в виду факт обнаружения лица на месте происшествия в момент его совершения.

«Непосредственно после совершения общественно опасного деяния» означает, что подозрение возникло в результате обнаружения лица на месте происшествия, при попытке покинуть данное место или в ходе преследования сразу после того, как произошло преступное посягательство (преступление окончено; выполнены действия по приготовлению к совершению преступления; состоялось покушение на его совершение). Здесь важно то, что к моменту обнаружения деяния, содержащего признаки преступления, противоправные действия были уже завершены либо лицо «хотя и отказалось от достижения общественно опасного результата, но успело совершить действия, которые образуют состав преступления» [3, с. 40]. Трудно не согласиться с тем, что в спорных ситуациях реальность признака «непосредственности» будет оцениваться самим субъектом возникновения подозрения.

Формулируя рассматриваемую нами норму, законодатель употребляет термин «застигнут», при этом не уточняя значение, которое вложено в данное понятие. В толковых словарях указанное понятие разъясняется практически однообразно. Так, В. И. Даль определяет названный термин следующим образом: «Застигать кого, где; захватить, застичь, найти нечаянно, исплошить с умыслу или случайно» [4, с. 640]. С. И. Ожегов и Н. Ю. Шведова трактуют исследуемое понятие, как «внезапно захватить, застать» [5, с. 220]. Т. Ф. Ефремова и С. А. Кузнецов характеризуют происхождение термина «застигнуть» от глагола «застигать», обозначающего процесс внезапного, неожиданного обнаружения кого-либо где-либо в каком-либо положении, состоянии [6, с. 527; 7, с. 347].

В обыденном понимании слово «застигнут» подчеркивает внезапность обнаружения кого-либо за совершением каких-либо действий или в определенном месте. На основании приведенного анализа довольно спорным является момент использования термина «застигнут» к случаям захвата лица непосредственно после совершения деяния, содержащего признаки преступления. По нашему мнению в данной ситуации более логично было бы употребить слово «обнаружено».

Таким образом, можно предложить следующую формулировку первого основания возникновения подозрения: «Когда лицо застигнуто при совершении деяния, содержащего признаки преступления, или обнаружено непосредственно после его совершения».

Пункт 2 ч. 1 ст. 108 УПК предоставляет право осуществить задержание в том случае, когда очевидцы преступления, в том числе и лицо, пострадавшее от преступления, прямо указали на данное лицо как на совершившее предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние или захватили его в порядке, предусмотренном ст. 109 УПК.

Очевидцы — это лица, которые в момент совершения преступления находились на месте происшествия или недалеко от него и лично наблюдали за происходящими событиями. Законодателем не случайно в исследуемой норме употребляются термины «очевидец» и «лицо, пострадавшее от совершения преступления», чем подчеркивается возможность возникновения исследуемого основания и до возбуждения уголовного дела, то есть до приобретения очевидцами процессуальных статусов свидетелей, потерпевших и т. д. Здесь же следует обратить внимание на то, что лицо, пострадавшее от преступления, в нашем случае фактически является очевидцем, но умышленно обособлено законодателем с помощью словосочетания «в том числе и». Как нам представляется, сделано это было с целью подчеркнуть наличие у пострадавшего от преступления личной заинтересованности в скорейшем обнаружении преступника, что может повлиять на объективность предоставляемой им информации. При формулировании аналогичного основания возникновения подозрения нам видится необоснованным акцентирование внимания на пострадавшем, так как личная мотивация может присутствовать и у других очевидцев, не являющихся пострадавшими, а также информация может быть искажена любым очевидцем в силу неверного восприятия обстоятельств преступления и примет преступника (испуг, физическое воздействие со стороны лица, совершившего преступление, неблагоприятные условия восприятия и т. д.).

Термин «указать» включает в себя как устные заявления очевидцев (до возбуждения уголовного дела), так и показания свидетелей и потерпевших (после приобретения данными участниками соответствующих процессуальных статусов). Указание может иметь форму визуального распознания объекта, а также конкретизации его анкетных данных.

В исследуемой норме категория «очевидцы» применяется во множественном числе. По нашему мнению обоснованность «указания» в этом случае зависит не от количества очевидцев, а от конкретности, убедительности и достоверности сообщенной информации. На практике не редки ситуации, когда один очевидец располагает столь убедительными сведениями, что их можно считать достаточными для возникновения обоснованного подозрения.

Согласно закону очевидцы должны прямо указать на лицо, совершившее преступление. Прямое указание означает исключение вероятных или предположительных заявлений, которые в данном случае не будут основанием для возникновения подозрения. Примером последних может служить описание общих примет лица, совершившего преступление.

Таким образом, второе основание возникновения подозрения представляется целесообразным сформулировать в следующем виде: «Когда очевидцы (очевидец) прямо указали на данное лицо как на совершившее деяние, содержащее признаки преступления».

Пункт 3 ч. 1 ст. 108 УПК в качестве одного из оснований задержания лица по непосредственно возникшему подозрению в совершении преступления регламентирует ситуацию, когда «на этом лице, при нем, на его одежде или других используемых им вещах, в его жилище, иных используемых им помещениях, на рабочем месте или транспортном средстве обнаружены явные следы, указывающие на его причастность к совершению предусмотренного уголовным законом общественно опасного деяния».

Определение того, насколько следы являются явными, относится к субъективной оценке следователя, дознавателя. В ряде случаев необходимо проведение экспертизы для признания следов преступления «явными», и только заключение эксперта может служить основанием для возникновения подозрения. Зачастую явные следы не видны «невооруженным глазом», а могут быть обнаружены лишь с помощью технических средств. В теории под явными следами принято считать такие следы, происхождение которых не вызывает сомнения в их связи с преступлением, а также которые указывают на взаимосвязь между конкретным лицом и фактом совершения преступления. Относимость обнаруженных следов к преступному деянию должна выясняться на основе оценки совокупности всех данных, содержащихся в деле или материалах проверки. Требование о явности следов предполагает, в первую очередь, отсутствие реальных объяснений об их происхождении лицом, у которого они обнаружены. К явным следам следует отнести похищенные предметы, орудия преступления, наркотические средства, телесные повреждения, следы борьбы, следы крови, спермы и различных выделений человеческого организма, помеченные установленным образом сотрудниками милиции предметы и т. п.

Обнаружить следы преступления «на лице» означает установить их наличие на теле, что достигается с помощью освидетельствования. Помимо того, на теле могут быть спрятаны предметы или вещества, имеющие прямое отношение к совершению преступления. Употребляя термин «при нем», законодатель предполагает обнаружение предметов в одежде, в руках, во рту, внутри тела (в желудке, горле и т. д.), в волосах, в обуви. В свою очередь, «на одежде и других используемых вещах» означает отыскание следов преступления при наружном визуальном обследовании одежды и других вещей. В УПК нет определения «вещи». В данном случае необходимо обратиться к гражданскому праву. По мнению авторов комментария к Гражданскому кодексу, вещами являются «предметы материальной и духовной культуры и предметы, созданные самой природой» [8, с. 276].

В п. 6 ст. 6 УПК содержится определение понятия жилище. Не вызывает сложности в осмыслении и термин «иные используемые помещения». Вместе с тем явные следы могут быть обнаружены и в помещениях, которые ни титульным владельцем, ни иным лицом не используются. В этом случае факт обнаружения следов преступления можно отнести к другим данным, указывающим на причастность владельца или собственника к его совершению и которые могут породить обоснованное подозрение лишь в совокупности с иными фактами. В то же время следует обратить внимание на то, что подозрение о причастности к совершению деяния, содержащего признаки преступления, возникает как в отношении лица, эксплуатирующего помещение, в котором обнаружены явные следы, так и в отношении его законного владельца (или собственника), а также иных лиц, имеющих туда доступ. Обоснованным оно будет лишь в том случае, когда явные следы указывают на конкретного гражданина.

В некоторой степени дискуссионным является употребление в исследуемой норме термина «рабочее место». Трудовой кодекс Республики Беларусь определяет его как «место постоянного или временного пребывания работника в процессе трудовой деятельности» [9, ст. 31]. Разъясняя данную норму, авторы комментария к трудовому кодексу уточняют, что непосредственно на этом месте работник должен выполнять свои трудовые обязанности. К примеру, рабочим местом может являться участок производственной площади, оснащенный необходимым оборудованием, офис, торговый зал, их часть и т. д. [10, с. 144]. Однако стоит учитывать, что в некоторых случаях рабочее место вообще трудно определить (почтальон, разнорабочий, дворник, строитель и т. п.). Поэтому в таких ситуациях, по нашему мнению, не совсем уместно говорить об обнаружении следов преступления на рабочем месте. В то же время помещение, где осуществляется лицом трудовая деятельность, включается в упомянутое понятие «иные используемые помещения», так как оно используется для работы. Границы данного помещения могут иметь четкое материальное очертание (стены, забор), а также быть обозначены условно (рабочий станок в цеху, стол в кабинете и т. д.). Трудовая деятельность также может осуществляться частично. Например, преподаватель помимо работы на своем месте в кабинете проводит занятия в аудиториях и лекционных залах, посещает библиотеки, участвует в научных конференциях, семинарах. Однако большую часть времени все же проводит в кабинете за рабочим столом, что и позволяет говорить о нем как о «рабочем месте». Существенную роль в определении рабочего места играет место нахождения предметов и средств труда. В приведенном выше примере к ним относятся письменные принадлежности, печатная машинка, персональный компьютер и т. д. Таким образом, в контексте исследуемой нормы «рабочее место» представляет собой условно ограниченное пространство, на котором осуществляется основная трудовая деятельность лица и находятся необходимые для этого средства и предметы труда.

Определенные сложности возникают и при осмыслении словосочетания «следы на транспортном средстве». По-видимому, законодатель включает в это понятие все следы, обнаруженные в пределах транспортного средства: внутри его или на нем, которое находится во владении или пользовании лица, но не связано с его трудовой деятельностью. Для профессионального водителя автомобиль будет являться рабочим местом. Более того, транспортное средство в гражданско-правовом понимании является движимым имуществом и в контексте исследуемой нормы полностью охватывается понятием «используемые или принадлежащие вещи». Поэтому выделять транспортное средство среди других используемых лицом или принадлежащих этому лицу вещей, даже если речь ведется о месте обнаружения явных следов, представляется неоправданным.

Казалось бы, исследуемое основание возникновения подозрения, с учетом проведенного анализа его составляющих, можно сформулировать в следующем виде: «Когда на лице, при нем, на его одежде, используемых или принадлежащих ему вещах, в его жилище, законном владении или иных используемых им помещениях, а также на рабочем месте обнаружены явные следы, указывающие на его причастность к совершению деяния, содержащего признаки преступления». Однако после глубокого теоретического осмысления всех возможных ситуаций, связанных с рассматриваемым основанием, можно поставить под сомнение необходимость конкретизации места обнаружения явных следов. Да и сама попытка охватить в УПК все случаи возникновения подозрения способом их перечисления видится трудновыполнимой. По нашему мнению акцент в данной норме необходимо сделать именно на явности этих следов, указывающих на причастность конкретного лица к совершению деяния, содержащего признаки преступления. Формулировку основания следует представить в общем виде, без уточнения конкретного места обнаружения явных следов. В результате этого будут учтены практически все возможные ситуации, порождающие обоснованное подозрение.

Таким образом, представляется возможным предложить следующую редакцию рассматриваемого основания возникновения подозрения: «Когда при производстве следственных и других процессуальных действий обнаружены явные следы, свидетельствующие о совершении конкретным лицом деяния, содержащего признаки преступления».

Пункт 4 ч. 1 ст. 108 УПК в качестве основания задержания по непосредственно возникшему подозрению в совершении преступления называет наличие других достаточных оснований подозревать лицо в совершении преступления.

Очевидно, что в уголовно-процессуальном законе невозможно учесть и привести весь исчерпывающий перечень обстоятельств, которые могут свидетельствовать о совершении деяния, содержащего признаки преступления определенным лицом. УПК может регламентировать лишь наиболее весомые, значимые из них. Гарантии законности и обоснованности возникновения подозрения заключаются не в исчерпывающем перечне его оснований, а в четком определении их содержания, в которое входят фактические данные об обстоятельствах общественно опасного деяния и лице, его совершившем. Поэтому представляется необходимым предусмотреть одним из оснований возникновения подозрения наличие иных фактических данных о совершении конкретным лицом деяния, содержащего признаки преступления. Эти данные должны свидетельствовать о фактах, которые в отдельности по сравнению с описанными выше (основания 1−3) не столь убедительно указывают на совершение лицом деяния, содержащего признаки преступления, но их достаточная совокупность позволяет обоснованно подозревать в этом конкретного гражданина. Примером таких фактов может служить обнаружение на месте происшествия предметов, принадлежащих лицу, данные осмотра места происшествия, указывающие на совершение преступного деяния определенным лицом, показания одного из соучастников, оперативно-розыскные данные, показания лица, не являющегося очевидцем (свидетеля или потерпевшего), совпадение примет лица с теми, на которые указали потерпевший или свидетели, явка лица с повинной, материалы ревизий, инвентаризаций, попытка уничтожить или скрыть следы деяния, содержащего признаки преступления (орудие, предмет и т. д.), сведения, почерпнутые из писем и заявлений граждан, сообщений общественных организаций и т. д. Количество элементов в совокупности должно зависеть от достоверности и убедительности данных об определенных фактах. Слово «иные» в предлагаемой конструкции подчеркивает их различие по содержанию с теми, которые порождают возникновение подозрения по изложенным выше трем основаниям.

Изложенное позволяет сформулировать следующее основание возникновения подозрения: «Когда имеется совокупность иных фактических данных, указывающих на совершение конкретным лицом деяния, содержащего признаки преступления».

Таким образом, решая вопрос о наличии либо отсутствии достаточных данных, дающих возможность обоснованно подозревать лицо в совершении деяния, содержащего признаки преступления, представляется необходимым законодательно сформулировать основания возникновения подозрения в следующем виде:

??когда лицо застигнуто при совершении деяния, содержащего признаки преступления или обнаружено непосредственно после его совершения;

??когда очевидцы (очевидец) прямо указали на данное лицо как на совершившее деяние, содержащее признаки преступления;

??когда при производстве следственных и других процессуальных действий обнаружены явные следы, свидетельствующие о совершении конкретным лицом деяния, содержащего признаки преступления;

??когда имеется совокупность иных фактических данных, указывающих на совершение конкретным лицом деяния, содержащего признаки преступления.

ЛИТЕРАТУРА

подозрение преступление задержание

1. Байрон, И. Допрос подозреваемого / И. Байрон // Сов. юстиция. — 1936. — № 6. — С. 17.

2. Козловский, Н. А. Подозрение в советском уголовном процессе: дис. … канд. юрид. наук: 12.00.09 / Н. А. Козловский. — Свердловск, 1989. — 166 с.

3. Мельников, В. Ю. Задержание подозреваемого в уголовном процессе / В. Ю. Мельников // Закон и право. — 2003. — № 8. — С. 40−44.

4. Даль, В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. / В. И. Даль. — Москва: Рус. яз., 1989. — Т. 1. — 699 с.

5. Ожегов, С. И. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеол. выражений / С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова. — 4-е изд. — Москва: Азбуковник, 1999. — 944 с.

6. Ефремова, Т. Ф. Новый словарь русского языка: Толковый словообразовательный: Свыше 136 000 словар. ст., ок. 25 000 семант. единиц: в 2 т. / Т. Ф. Ефремова. — Москва: Рус. яз., 2000. — Т. 1. — 1209 с.

7. Кузнецов, С. А. Большой толковый словарь русского языка / сост. и гл. ред. С. А. Кузнецов. — Санкт-Петербург: Норинт, 1998. — 1536 с.

8. Гражданский кодекс Республики Беларусь с комментарием и обзором практики хозяйственных судов / под общ. ред. В. С. Каменкова. — Минск: Дикта, 2004. — 1136 с.

9. Трудовой кодекс Республики Беларусь: принят Палатой представителей 8 июня 1999 г.: одобр. Советом Респ. 30 июня 1999 г.: текст Кодекса по состоянию на 3 ноября 2006 г. — Минск: Амалфея, 2006. — 269 с.

10. Комментарий к Трудовому кодексу Республики Беларусь / под общ. ред. Г. А. Василевича. — 3-е изд., перераб. и доп. — Минск: Амалфея, 2005. — 1136 с.