Лекция четвертая ЦЕННОСТНОЕ ОТНОШЕНИЕ В АРХИТЕКТОНИКЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ И КУЛЬТУРЫ

Строение человеческой деятельности

Исходным положением историко-теоретического анализа ценностного отношения является его понимание как определенного аспекта целостно-нерасчлененного отношения человека к действительности и к самому себе, которое формировалось в историческом процессе антропо-социо-культурогенеза и всякий раз вновь формируется в ходе культурации и социализации индивида. Изоморфизм этих процессов сказывается прежде всего в том, что в обоих его масштабных проявлениях он движется от исходного синкретизма к постепенному вычленению ценностного отношения, его отделению от познавательного и проективного, его автономизации и самоосознанию, а затем и к самоопределению различных его форм — нравственной, эстетической, гражданской, религиозной или атеистической и т. п. Почему же это происходит?

В самой общей форме можно было бы сказать: потому, что усложняется реальное бытие человеческого рода и каждого отдельного человека в процессе их взросления и появляется необходимость в дифференцированной системе управляющих практической деятельностью духовных сил. Более конкретный ответ на поставленный вопрос требует анализа строения этой деятельности как отражения ее функций и обусловленного ее функциональной структурой строения управляющей ею психики.

Это необходимо потому, что если, подобно А. Уайтхеду, ограничиться простой констатацией связи ценностей и деятельности, они в ней просто растворятся и останется неясным, какое же конкретное место занимают ценностные ориентации в реальном процессе деятельности; так и произошло в рассуждениях английского философа, справедливо утверждавшего, что «сущностью» ценностей является их «способность к реализации в Мире Деятельности», что любой факт в Мире Деятельности имеет позитивное отношение ко всей сфере Мира Ценностей", но, к сожалению, не показавшего, как же это происходит.

Воспроизведу кратко результаты анализа архитектоники человеческой деятельности, осуществленного мной в ряде работ, от «Человеческой деятельности» до «Философии культуры».

Переход от биологической организации жизнедеятельности животных к социокультурной организации деятельности человека, выразившийся в замене генетически транслируемого программирования поведения особи генетически не кодируемыми, а вырабатываемыми прижизненно принципами деятельности, потребовал такого развития психики, которое обеспечило бы внеинстинктивное управление человеческой деятельностью. Поскольку философский уровень ее анализа трактует деятельность как активность субъекта, направленную на мир объектов во взаимодействии с другими субъектами, постольку строение деятельности — и на уровне практики, и на уровне ее духовной регуляции, и на уровне ее практически-духовного, художественнообразного удвоения — определяется возможностями и потребностями действующего субъекта.

Его потребности состоят прежде всего в том, чтобы изменять природную среду, приспосабливая ее к своим нуждам и интересам; такова функция практики, которая имеет две стороны: она является преобразованием реальности для ее превращения во «вторую», очеловеченную, природу, в вещное инобытие человека, в мир субъективированных объектов, в предметное бытие культуры, и одновременно является материальным взаимодействием субъектов, совместными усилиями решающих эти задачи — практическим общением людей. Поскольку же и те и другие действия не инстинктивны, управление ими требует информационного обеспечения, которое должно осуществляться в следующих, необходимых и достаточных для этой цели, формах.

Во-первых, в форме целеполагания или проектирования, т. е. конструирования силой воображения идеального прообраза того объекта, который предстоит создать на практике, и прообраза самого субъекта, каким он хочет себя видеть; во-вторых, в познании мира и самого себя в мире, ибо только на основе знания возможна продуктивная практика преобразования человеком мира и самого себя; в-третьих, в направляющей действия субъекта ценностной ориентации, без которой знания остаются нереализованными, а проекты — «модели потребного будущего», по определению Н. Бернштейна, — не возникнут, пока это будущее не станет осознано как «потребное», желанное, т. е. ценное для субъекта; наконец, в-четвертых, в духовном общении субъектов, совместные действия которых тем эффективнее, чем выше степень согласия, взаимопонимания, духовного единства, достигнутая в ходе их диалога; но выбор партнеров, и предмета диалога, и его целей обусловлен теми ценностями, которые направляют общение людей так же, как их предметную практику и теоретическое познание.

Необходимость и достаточность вычленяемых таким образом компонентов системно-целостно понимаемой деятельности подтверждаются формальным анализом системы субъектно-объектных отношений, в которой возможны именно четыре и именно эти четыре элементарные формы: субъект может отражать объективные связи и отношения, т. е. познавать мир; он может рассматривать его значение для себя как субъекта, т. е. ценностно его осмыслять; он может конструировать новые идеальные объекты, отвечающие его потребностям как субъекта, т. е. проектировать несуществующее, но желанное или необходимое; таковы три возможные позиции субъекта по отношению к объекту. Четвертой может быть только межсубъектное отношение — общение в форме диалога. Наконец, возможна — и необходима культуре! — такая форма деятельности, в которой синкретически сливаются, взаимно отождествляются все четыре исходные ее практические формы: такова художественная деятельность.

Воспроизведу для наглядности — и для проверки строгости произведенного анализа — схематическое изображение структуры человеческой деятельности, которое я приводил еще в работах начала 70-х годов и которое демонстрирует закономерность места, занимаемого ценностным осмыслением мира в общей архитектонике человеческой деятельности:

Ценностное отношение дедуцируется, следовательно, из системнопонимаемой деятельности людей как ее специфический и необходимый аспект — выявление знамения объекта для субъекта. В отличие от Г. Риккерта, который искал своеобразие ценностей «по ту сторону субъекта и объекта», понимая их несводимостъ ни к тому ни к другому, и солидаризируясь с позицией И. Хайде, я нахожу ценностное отношение именно в системе объектно-субъектных отношений как один из необходимых ее аспектов. Это значит, что если мы будем исходить из обоснованного А. Уемовым триадического строения бытия: вещи, свойства, отношения, то ценность окажется не вещью и не свойством, а отношением, и отношением диспозиционным, поскольку и «объект», и «субъект» — не «вещи», а позиции «вещей», проявляющиеся в определенных ситуациях деятельности благодаря наличию у них определенных свойств; это значит, что ценность — не некий предмет, явление, процесс, как следует из утверждений некоторых философов, которые говорят о «материальных ценностях» (переходя на язык бухгалтерского учета) и «духовных ценностях» (на сей раз смешивая философский взгляд и теологический), ибо данные «вещи» способны быть лишь носителями ценности, независимо от того, материальны они или духовны; но ценность не является и свойством «вещи», ибо свойство лишь объясняет ее способность обрести ту или иную ценность, став ее носителем;

тем более неправомерно считать ценность не отношением, а неким «качеством», как утверждал М. Шелер, отстаивая типичную для объективного идеализма точку зрения, онтологизирующую ценности в религиозном понимании высшего бытия. Если же не признавать объективного существования божественного мира и одновременно не сводить ценностное отношение к произволу индивидуальных переживаний, то ценность предстанет перед нами именно как отношение, причем специфическое отношение, поскольку она связывает объект не с другим объектом, а с субъектом, то есть носителем социальных и культурных качеств, которые и определяют сверхиндивидуалъное содержание его духовной деятельности; деятельность человека и является реальным отношением, в котором он выступает как субъект, хотя в другой ситуации деятельности он окажется объектом для другого субъекта (скажем, пациент — для врача, анкетируемый — для социолога) или даже для самого себя (когда раздвоение личности позволяет осуществлять акты самопознания, самооценки, самовнушения). Ценность и возникает в объектно-субъектном отношении, не будучи поэтому ни качеством объекта, ни переживанием другого объекта — человека или животного.

При таком подходе к ценностному отношению и становится возможным построить его структурную модель и тем самым увидеть его целостно (см. схему стр. 49), преодолевая любой односторонний подход к ценности, типичный, как мы видели, для истории аксиологической мысли. Действительно, поскольку ценностное отношение является одним из видов духовной деятельности, взаимосвязанным со всеми другими, и выполняет определенные функции в культуре и общественной жизни, постольку целостное его понимание предполагает соотнесение двух аспектов его изучения — внутреннего и внешнего. Рассматриваемое изнутри, ценностное отношение образуется связью двух контрагентов — некоего предмета, который становится носителем ценности, и человека (или группы людей), который оценивает данный предмет (точнее — устанавливает его ценность, потому что оценка, как мы вскоре увидим, может иметь и не аксиологический характер) и придает ему определенный смысл. Таким образом, ценность есть значение объекта для субъекта — благо, добро, красота и т. п., а оценка есть эмоционально-интеллектуальное выявление этого значения субъектом — переживание блага, приговор совести, суждение вкуса и т. д.

Отсюда следует, что рассматриваемое изнутри ценностное отношение как некая системная целостность имеет свое содержание и свою форму: его содержание — мировоззренчески-смысловое, детерминированное общим социокультурным контекстом, в котором рождается и «работает» конкретное ценностное значение, а его форма — психологический процесс, в котором ценность «схватывается» сознанием.

Рассматриваемое в своих внешних связях ценностное отношение также требует двустороннего анализа: с одной стороны, выявления закономерностей детерминации его содержания в разных социокультурных контекстах, а с другой — его обратного влияния на функционирование и развитие общества и культуры. Закреплю схематически и эту ситуацию, исходя из схемы, представленной на стр. 49. Такая теоретическая дедукция ценности позволяет сразу же определить ее сущностное, модальное отличие от плодов познавательного, преобразовательно-проективного и практически-преобразовательного видов предметной деятельности человека, а соответственно, отличить ценность от истины, от пользы, от удовольствия, от цели и других категорий, хотя и близких к категории ценности, но по модальности своей от нее отличающихся.