Отрочество и переход в «мир взрослых»

Социальные (культурные) антропологи давно обратили внимание на вариативность стилей воспитания в период включения индивида в мир взрослых. Вариативными оказываются и результаты воспитания в период отрочества. При этом сам период отрочества соотносится не столько с календарным возрастом, сколько с формированием новой социальной идентичности.

В разных этносах не совпадают временные границы отрочества: «для пятнадцатилетнего древнего грека еще продолжалось детство, для украинца и туркмена начиналась молодость, а чуваш считался уже «полным мужиком»^[1]. В наши дни в постиндустриальном обществе период отрочества покрывает «практически все десятилетие между 10 и 20 годами»^[2].

В разных культурах отрочество различается не только по возрасту, но и по содержанию. Так, в культурах, характерных для обществ с присваивающих хозяйством, период вхождения во взрослую жизнь очень короток. Здесь ребенок с раннего возраста включается в посильный труд, а годам к девяти-десяти осваивает основные навыки добывания пищи.

В связи с существенными отличиями социализации подростков в «примитивных» и современных западных культурах антропологи вынуждены «поставить под сомнение существование универсальной схемы взросления»^[3]. По мнению Р. Бенедикт, современные «западные» нормы воспитания и институты социализации не только не облегчают переход к взрослому состоянию, но даже затрудняют его благодаря присущему западным культурам подчеркиванию контраста между нормами поведения взрослых и детей: «Ребенок — бесполое существо, зрелость взрослого основывается на половой активности; ребенок должен быть защищен от грубых фактов жизни, взрослому необходимо уметь встречать их лицом к лицу; ребенок должен слушаться, взрослый — руководить его поведением»^[4].

Как считает Р. Бенедикт, в результате для «западного» подростка весьма непросто попасть в «мир взрослых». В подростковом возрасте происходит перелом в ходе развития личности, который влечет за собой перемены в поведении и образе мыслей. Как справедливо подчеркивает М. Кле, «социальное значение обрядов инициации превосходит их индивидуальные функции, так как цель состоит не в праздновании физиологической зрелости и тем самым в поддержании природного начала в человеке, а во включении подростков в общество взрослых и тем самым в приобщении их к социальным и политическим нормам, регулирующим жизнь племени»^[5].

В культурах общинно-родового строя особую роль играли обряды инициации — институт социализации, основная задача которого — формирование новой социальной идентичности подростков, как полноправных членов племени, рода или мужского союза. При анализе 182 культур, являющихся аналогами первобытности, инициации мальчиков были обнаружены в 63 из них, а инициации девочек — в 85^[6]. Применительно к девочкам, как подчеркивает О. Ю. Артемова, их правильнее называть пубертатными обрядами, так как они знаменуют собой физиологическое взросление девочки и осведомляют окружающих о ее готовности к супружеству, но нe сопровождаются чаще всего обучением девочки^[7].

В качестве типичных примеров антропологами рассматриваются инициации австралийских аборигенов, представлявшие собой систематическое, специально организованное, поэтапное и многолетнее обучение. Юного аборигена посвящали в религиозные тайны племени, учили священным мифам и песням, тайной мужской лексике, сложным танцевальным движениям, секретам изготовления оружия, приемам охоты, — всему тому, что необходимо для познания окружающего мира и влияния па пего. По завершении инициации он обычно получал новое имя и право на звание «младшего мужчины». Это происходило, как правило, между 20 и 25 годами и символизировало его второе рождение, полную замену прежней идентичности на новую^[8].

Каковы функции обрядов инициации? М. Мид выделяла функцию высвобождения мальчика из-под влияния матери и власти женщин. Дж. Уайтинг с сотрудниками выявили функцию разрешения эдиповых конфликтов в отрочестве: преодоления влечений инцеста и предупреждение бунта против отца^[9].

Спектр функций (в неявном виде) выделяется О. Ю. Артемовой: «Обряды инициации и связанные с ними обучение и воспитание подростков воспринимались как самая ответственная и важная часть общественной жизни. Может быть, благодаря единству стремлений посвящаемых и посвящающих, учеников и учителей, в традиционном обществе австралийцев не было ни проблемы отцов и детей, ни проблемы трудных подростков — по крайней мере, в мужской половине этого общества»^[10].

Можно говорить о важнейшей обучающей и просвещающей функциях инициации: с ней связано приобретение тех знаний, умений и навыков, которые абсолютно необходимы им во взрослой жизни. Может быть выделена и ее консолидирующая функция: она обеспечивала «единство стремлений посвящаемых и посвящающих, учеников и учителей» .

Таким образом, инициации — важный институт социализации, по сути «университет», который обеспечивал социализацию взрослеющего аборигена и сто инкультурацию применительно к конкретной культуре, представителем которой он являлся.

Институт инициации поддерживал сплоченность племени посредством знакомства подростков, готовящихся к инициации, с историей племени (подлинной и мифической), с происхождением его членов от общего предка. Важность обеспечения единства и сплоченности племени подтверждается тем, что даже в тех культурах, где детям многое позволялось, инициации становились периодом, когда от индивида требовали полной покорности и подавляли проявления самостоятельности и инициативы^[11].

В. Я. Пропп обстоятельно исследовал обряды инициации в связи с их влиянием на содержание волшебных сказок. Он показал, что инициации отмирают вместе с создавшим их строем^[12]. В основе инициаций первобытных культур лежала классификация индивидов по полу и формирование их гендерной идентичности. С усложнением социальных структур отмирают и инициации. В современном «западном» обществе взросление «рассматривается скорее как серия автономных друг от друга социальных переходов (гражданское совершеннолетие, начало трудовой деятельности, вступление в брак и т. п.), каждый из которых оформляется своим собственным, локальным и поэтому не таким важным ритуалом, как инициация»^[13]. Место гендерной идентичности заняли другие типы социальной идентичности: этническая, профессиональная и т. п.

• [1] Павленко В. И., Таглин С. А. Общая и прикладная этнопсихология: учеб, пособие. М.: Товарищество научных изданий КМ К. 2005. С. 72.
• [2] Кле М. Психология подростка. (Психосексуальное развитие). М.: Педагогика, 1991. С. 8.
• [3] Там же. С. 29.
• [4] Цнт. по: Воробьева Л. И., Петровский В. А., Фельдштейн Д. И. Психологическая роль и место подросткового возраста в онтогенезе // Психология современного подростка / под ред. Д. И. Фельдштейна. М.: Педагогика, 1987. С. 13.
• [5] Кле M. Психология подростка. (Психосексуальное развитие). С. 36.
• [6] См.: Кон И. С. Ребенок и общество: учеб, пособие. С. 239.
• [7] См.: Артемова О. Ю. Дети в обществе аборигенов Австралии // Этнография детства. Традиционные методы воспитания детей у народов Австралии, Океании и Индонезии: сборник статей / отв. ред. Н. А. Бутинов, И. С. Кои. М.: Наука, 1992. С. 45.
• [8] См.: Там же. С. 47.
• [9] Подробнее см.: Стефаненко Т. Г. Этнопсихология. М.: Акад. проект, 1999.
• [10] Артемова О. /О. Дети в обществе аборигенов Австралии // Этнография детства. С. 51.
• [11] Подробнее о функциях инициации см.: Стефаненко Т Г. Этнопсихология.
• [12] См.: Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. М.: Лабиринт, 2000. С. 47—63.
• [13] Кон И. С. Ребенок и общество: учеб, пособие. С. 241.