Имитация спонтанной устной речи в медиатексте (на примере материалов Линор Горалик в журналах «Сноб» и «Esquire»)

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ факультет журналистики кафедра теории речевой деятельности и языка массовой коммуникации Курсовая работа

Имитация спонтанной устной речи в медиатексте (на примере материалов Линор Горалик в журналах «Сноб» и «Esquire»)

студентки Грибовой Д.Д.

Научный руководитель Сметанина С.И.

Санкт-Петербург 2012

Содержание

Введение

Глава 1. Имитация спонтанной устной речи на письме

1.1 Устная речь как составляющая разговорного стиля речи. Определение понятия спонтанная устная речь

1.2 Способы имитации устной речи

1.3 Особенности устных диалогических текстов на письме

1.4 Эмотивное пространство текста

1.5 Сказ Глава 2. Имитация устной речи в СМИ (на примере материалов Л. Горалик в журналах «Сноб» и «Esquire»)

2.1 Лексические средства имитации

2.1.1 Просторечия и разговорные слова

2.1.2 Сниженная и грубая лексика

2.1.3 Жаргонизмы

2.1.4 Обсценная лексика

2.1.5 Лексико-семантические средства создания разговорности

2.2 Морфологические средства имитации

2.3 Синтаксические средства имитации Заключение Литература Список принятых сокращений Список анализируемых материалов

Наша работа посвящена анализу тех текстов СМИ, при создании которых использовались средства перенесения спонтанной речи говорящего в письменную форму. Мы рассмотрим использование речевых и стилистических средств, позволяющих имитировать на письме спонтанную устную речь. В исследовании, безусловно, учитывались такие экстралингвистические особенности разговорного стиля (и, в частности, устной речи), как ситуативность, неподготовленность и необратимость.

Актуальность работы определяется необходимостью осмыслить новые коммуникационные моменты в создании медиатекста и выявить их место в системе языковых ценностей, а также сравнительно небольшим количеством исследований, посвященным рассматриваемому вопросу.

Цель исследования состояла в том, чтобы проанализировать процесс имитации спонтанной устной речи в письменном тексте, учитывая особенности функционирования языковых элементов разговорной речи как средств создания эффекта разговорности.

Поставленная цель определила задачи, которые решались в ходе исследования. Основными из них стали: выявление языковых средств, позволяющих имитировать разговорную речь персонажа и повествователя на письме; наблюдение за способами употребления этих средств при создании текста — важной части журналистской практики; оценка их употребления с точки зрения эффективности коммуникационного процесса.

В отобранном для наблюдения материале объектом исследования являются средства стилизации устной разговорной речи (лексические, морфологические, синтаксические) в тексте.

Предмет исследования — речевая деятельность определенного журналиста, в ходе которой реализуются индивидуальные варианты использования словарного запаса в новом текстовом окружении, при решении новых жанровых задач.

Теоретическую базу исследования составили работы, посвященные правилам и особенностям русской разговорной речи, а также — отчасти — путям вхождения конструкций устной речи в речь письменную. Это работа О. Б. Сиротининой «Современная разговорная речь и ее особенности» (М., 1974), два учебных пособия: «Устная речь» (Н.Г. Бойкова, В. И. Коньков; Л., 1988) и «Разговорный стиль» (С.И. Сметанина; СПб., 1998). Это также «Русская разговорная речь. Фонетика. Морфология. Лексика. Жест.» Е. А. Земской и др. (М., 1983) и работа Л. Э. Найдич «След на песке: очерки о русском языковом узусе», вышедшая в Санкт-Петербурге в 1995 году.

Материалом исследования послужили еженедельные тематические колонки журналиста Линор Горалик под общим названием «Например…», в полном объеме публикующиеся на интернет-сайте журнала «Сноб» и лишь частично — в его печатной версии. Для анализа также была выбрана статья Горалик в журнале «Esquire». Всего проанализировано 12 публикаций.

Методологическую базу исследования составили общенаучные методы познания действительности: синтез и анализ; метод эмпирического исследования (наблюдение и сравнение); описательно-аналитический метод, предусматривающий наблюдение анализируемых явлений в конкретных текстовых условиях; метод интерпретации речевого материала; контекстуальный анализ; лингвостилистический анализ.

Исследование состоит из Введения, двух глав и Заключения. Первая глава посвящена преимущественно определению и способам имитации устной речи при создании журналистского текста, немало места также уделяется вопросу об образе автора и персонажа в произведении. Во второй главе способы (средства) имитации на разных языковых уровнях последовательно рассматриваются на выбранных примерах.

Глава 1. Имитация спонтанной устной речи на письме

Понятия «устная — письменная речь» могут определяться по-разному. В нашей работе мы понимаем их буквально: то, что говорится — то, что записано. «Противопоставленность устного текста письменному традиционно идентифицируется с фиксированностью-нефиксированностью» Найдич Л. Э. След на песке: очерки о русском языковом узусе. СПб.: Языковой центр филологического факультета СПбГУ, 1995. С. 121., но в данной работе нас интересует как раз то, что называют «переходным случаем» — это письменный текст, фиксирующий устную речь. Или, другими словами, речь произнесенная и сымитированная на письме.

В первой главе мы будем говорить об основных понятиях, связанных со спонтанной устной речью, о способах ее имитации, эмотивном пространстве текста, а также о такой форме повествования, как сказ.

1.1 Устная речь как составляющая разговорного стиля речи. Определение понятия спонтанная устная речь

Под разговорным стилем речи понимают «разновидность литературного языка, обслуживающую повседневное, бытовое существование человека, это сфера неофициальных бытовых отношений» Сметанина С. И. Разговорный стиль: Учебное пособие для студентов факультета журналистики. — СПб.: СПбГУ.1998. С. 1. Наиболее полно язык проявляет себя именно в устной форме.

Заметим, что мы рассматриваем разговорную речь как особую разновидность языка, не являющуюся, однако, его функциональным стилем в силу определённых типизированных языковых особенностей. Так, рядом лингвистов эта языковая система противопоставлена кодифицированному литературному языку (КЛЯ), что обусловлено специфическими условиями ситуации: неподготовленность, непринужденность речевого акта и непосредственное участие говорящих. Существует и иная точка зрения, о которой мы лишь упомянем: некоторые исследователи относят разговорную речь к функционально-стилистической разновидности КЛЯ, разграничивая устную форму разговорной речи и письменную (разговорный стиль).

«Различие устной и письменной речи проявляется в целом ряде лингвистических особенностей, включая разные уровни языка — грамматику, лексику, стилистику. Естественно, что устная речь характеризуется, в отличие от письменной, спонтанностью, эллиптичностью, вызванной тесной связью высказывания с ситуацией общения — так называемой ситуативностью высказывания, и общностью пресуппозиции у говорящего и слушающего». Добавим также такие характеристики, как линейность, необратимость, связь с физическим временем осуществления речи.

Остановимся на разъяснении понятия спонтанность. Устная речь, которая характеризуется этим признаком — речь звучащая, произносимая. В широком смысле спонтанность (от лат. spontaneus — добровольный, произвольный) — это самопроизвольность, самодвижение, вызванное не внешними факторами, а внутренними побуждениями (БЭС). Из этого следует, что спонтанным можно назвать неподготовленный речевой акт. Устная бытовая речь, как правило, обладает именно спонтанной формой осуществления (момент подготовленности заключается обычно лишь в продуманности логико-композиционной стороны речи).

Что касается последнего замечания, Н. Г. Бойкова, В. И. Коньков и Т. И. Попова упоминают о том, что «для слушающего устная речь всегда неподготовлена, спонтанна. Говорящий неизбежно вынужден учитывать этот факт. <…> Эта установка в значительной степени определяет лексико-синтаксические параметры устной речи: небольшая длина предложения, по возможности меньшее употребление отглагольных слов, специальные типы конструкций, повторы, обращения к собеседнику» и т. п.

В художественном и журналистском произведении имеет место стилизация разговорной речи как особой языковой системы. Спонтанная устная речь, подвергшись авторской обработке, предстаёт перед читателем в стилизованном виде: меняются пропорции плана содержания устной речи, что влечёт за собой изменения плана выражения и её качественных характеристик. Л. Н. Козлова пишет, что целесообразным представляется выделение «слабых» (структурно обусловленных) и «сильных» (самостоятельных) языковых элементов устной речи. Последние разговорные элементы экспрессивнее и проявляются большей частью в лексике и фразеологии, в то время как «слабые», характеризующие непосредственно устную форму общения, наиболее полно сказываются на синтаксическом уровне языка.

1.2 Способы имитации устной речи

Устная разговорная речь, по словам С. И. Сметаниной, «осуществляется преимущественно в устной форме. В письменной она может проявляться в частных письмах, записках на бытовые темы» Сметанина С. И. Разговорный стиль…- СПб.: СПбГУ.1998. С. 1. Именно поэтому, ведя речь о журналистском тексте, мы говорим об имитации.

«Метатекстовые отступления, говорящие о внимании к слову, готовность пошутить, вступить в языковую игру, отступление от порядка слов, свойственного письменной речи, повторы — именно эти стилистические элементы становятся базовыми» Сметанина С. И. Разговорный стиль…- СПб.: СПбГУ. 1998. С. 25. в медиатекстах, которые создаются с целью передать на письме речь говорящего.

Непринужденный характер спонтанной устной речи всячески подчеркивается и в выборе лексики, и в имитации некоторых фонетических признаков (например, высокого темпа речи) Найдич Л. След на песке… СПб., 1995. С. 108. Л. Э. Найдич пишет об особых случаях использования фонетических средств в речевой характеристике героев, когда повествователь вводит «элементы ненормативного произношения. Естественно, что в таких случаях достигается снижение, вызывающее комический эффект»: «лежали б щас в темноте и думали б: сколько там бабла-то?..».

Для повышения информативности и действенности устно-разговорной речи, в ситуации живого общения используются средства интонации, жестов и мимики; при этом два последних могут сопровождать речь персонажа лишь как авторские описательные вкрапления (например, жест: «Подружка аж захлопывает ноутбук от изумления: «А?»; или мимика: «Джазисты <�…> бросают на родителей вопросительные взгляды: «Может, мы выйдем на сигареточку, раз так?»).

Проиллюстрируем это еще одним примером: «…вот он подходит к холодильнику со стаканом виски, p-р-раз — и такой сладостный грохот, и падают в стакан неровные, влажные кубики. Или вот он подходит к холодильнику со стаканом „куба либре“, p-р-раз — сладостный грохот, влажные кубики, последний штрих». Здесь, во-первых, раскатистая «р» позволяет передать фонетический уровень говорения, а во-вторых, происходит имитация действия, жеста, связанного с характерным для этого действия звуком: «p-р-раз».

Интонация же (и как особенности ударения, и как задавание тона) — единственное из этого ряда приемов, которое поддается имитации на письме непосредственно в речи героя — например, с помощью знаков препинания («Ну ладно, но почему белый?! Почему при всем этом он должен быть еще и белый? Почему человек решает купить себе белый мотоцикл?!»). Подразумевается, что в разговоре персонаж горячится, он поражен, он требует объяснения. Однако и интонация, безусловно, может быть прокомментирована: «„Бедняжечка!“ — говорит очень, очень полная дама с плохо передаваемой интонацией». Такое авторское замечание «работает» сильнее, чем любые стилистические приемы передачи устной речи непосредственно в высказывании героя.

Кроме того, возможно и «изображение» интонаций автора, которые, будучи выраженными на письме, «создают иллюзию хорошего знакомства с автором и его яркой индивидуальности» Найдич Л. След на песке… СПб., 1995. С. 119. Следовательно, возникает свойственная устной речи диалогичность: контакт пишущего и читающего. Необходимо добавить, что интонации автора (или повествователя) служат также для выражения оценки.

Для устной речи также характерны повторы, уточнения, ассоциативные вставки, употребление предложений неусложненной структуры, использование тропов и сравнений, приемов адресации речи, языковых средств субъективно-модального и эмоционально-оценочного характера, разговорных элементов. Об этом — о способах имитации на разных языковых уровнях — мы поговорим во второй главе. Заметим, что употребление в устной речи книжно-письменных, нейтральных и разговорных единиц регулируется ситуативно-тематическими (экстралингвистическими) условиями, а также предпочтениями автора См. Стилистический энциклопедический словарь русского языка под ред. М. Н. Кожиной. М.: Флинта: Наука, 2003. То же можно сказать и о процессе создания текста, имитирующего такую речь.

1.3 Особенности устных диалогических текстов на письме

«Участие говорящих в речевом акте связано с использованием прежде всего диалогической формы общения» С. И. Разговорный стиль…- СПб.: СПбГУ.1998.С.1, к которой в словаре М. Н. Кожиной относятся беседа, дискуссия, обсуждение. Разумеется, возможны и полилог, и монолог (рассказ о событиях, выступление на собрании) — это зависит от коммуникативной задачи. В учебном пособии «Устная речь» упоминается о подразделении речи на монологическую и диалогическую на основе различия ситуаций общения Бойкова Н. Г., Коньков В. И., Попова Т. И. Устная речь. Учебное пособие. Ленинград, 1988. С. 19. Преобладание функции общения способствует усилению диалогичности речи, преобладание функции сообщения — монологичности.

Монологичность творчества проявляется во «внутреннем» характере повествования, когда даже прямая речь персонажей подвергается авторской интерпретации. Совмещение функций сообщения, общения и воздействия в устной публичной речи обусловливает насыщенность монологической формы элементами диалога Стилистический энциклопедический словарь русского языка под ред. М. Н. Кожиной. М.: Флинта: Наука, 2003.

На письме диалогический текст передает устный диалог и сохраняет некоторые признаки спонтанной устной речи. Например, на стыке реплик сохраняется структурная неполнота второй реплики, повтор первой реплики, употребление указательных местоимений, смысл которых раскрывается в предыдущей чужой реплике («— Вот, — сказала я, — вот об этом я и говорю».) Внутри реплик сохраняются моменты поиска слова, недосказанность и т. п.

На уровне формы проявляются все особенности диалогической спонтанной устной речи:

· особый ритм, обеспечиваемый близкими по длине словосочетаниями и предложениями;

· паузы (— «…» — «Слушай, а что еще подарить на день рожденья коту???»);

· поиск слова («…рассказать вам духоподъемную историю, которая… От которой мы… Ну, словом, от которой у нас поднимется дух».);

· неполнота синтаксических конструкций («— От чего? — спросил Федя. — От всего, — сказала я».);

· повторы («— Но вы понимаете, что таблички не будет? <…> Объявления не будет, — сказали в трубке строго. — Таблички не будет, вообще ничего не будет».);

· подхват реплик («— Я б его, бедняжку, назвал Кася.— Почему Кася? — спросила я»);

· переспросы («А?» — «Мы, говорю, его травой накурили»);

· построение текста-диалога с учетом визуально-чувственного сопровождения данной коммуникации («Подружка аж захлопывает ноутбук от изумления…»);

· обращение («слушай») как один из самых ярких способов эксплицировать диалогичность и т. д.

Таким образом, диалог на письме, с одной стороны, является особым текстовым образованием и как таковой осуществляет организацию текстового развертывания и реализует разнообразные внутритекстовые связи. С другой стороны, он представляет собой вариант диалогического общения в рамках одного текста. «М. М. Бахтин, утверждая принцип полифоничности, говорил о равноправии голосов автора и персонажей. В этом обнаруживается диалектичность взаимоотношений автора и вымышленного героя: последний предстает одновременно и как элемент семиотического поля автора, и как носитель самостоятельной семиотической системы, лишь частично постигаемой автором путем наблюдения за поведением (главным образом — речевым) героя» Ронкин В. Г. Аналитичность идиостиля Сергея Довлатова. — Сергей Довлатов: творчество, личность, судьба / Сост. А. Ю. Арьев. — СПб.: Звезда, 1999. Эту диалектичность особенно важно учитывать при анализе материалов Горалик, где часто происходит отождествление образов автора и одного из героев: часто персонаж зарисовок журналистки — повествователь, отражающий взгляд самой писательницы на действительность.

В диалогическом развертывании Л. Горалик нередко использует приемы языковой игры: — А опекаете вы его как давно? — осторожно спросил Федя.

— Двенадцать месяцев, — сказала я. — Так что нехиреющим я его как бы даже и не знала, представляете?

— Нет, — сказал Федя. — Не представляем. («Ехидная Россия»)

Дискомфорт, ощущаемый персонажами, во время диалога, оборачивается созданием читательского речевого комфорта. В результате внутритекстовой конфликт осознается читателем как коммуникативная удача автора в общении с ним. При этом текст становится частью коммуникативного акта, его существование обусловлено ответной реакцией. Здесь, при всей структурной целостности текста, проявляется его коммуникативная незавершенность, открытость Ронкин В. Г. Аналитичность идиостиля Сергея Довлатова. — Сергей Довлатов: творчество, личность, судьба / Сост. А. Ю. Арьев. — СПб.: Звезда, 1999.

В нашей работе мы почти не говорим об острословии, об иронии и сарказме. Однако у Линор Горалик все это присутствует, и значимость подобных журналистских текстов очень важна: С. И. Сметанина пишет о том, что, пронизанные иронией, они «снимают общественное напряжение, примиряют контрастные позиции в обществе. Новая речевая форма по-новому передает смысл, пропуская серьезную информацию через несерьезный контекст» Сметанина С. И. Медиа-текст в системе культуры: Научное издание. СПб.: Изд-во Михайлова В. А., 2002. С.272−273.

1.4 Эмотивное пространство текста

текст спонтанный речь стилистический Основополагающие категории художественного (в том числе и журналистского) текста, являющиеся носителями субъективного и объективного, — автор и персонаж, которые всегда занимают центральное положение в произведении вследствие его абсолютной антропоцентричности.

«Чувства, которые автор приписывает персонажу, — пишет профессор Л. Г. Бабенко в книге „Лингвистический анализ художественного текста“, — предстают в тексте как объективно существующие в действительности (диктальные), а чувства, испытываемые автором и выражаемые им, имеют субъективную окраску (модальные). В целостном тексте гармонически переплетаются диктально-эмотивные смыслы (уровень персонажей) и модально-эмотивные смыслы (уровень авторского сознания), совокупность которых и составляет ядро эмотивного содержания текста» Бабенко Л. Г. Лингвистический анализ художественного текста. Теория и практика: Учебник; Практикум / Л. Г. Бабенко, Ю. В. Казарин. — 2-е изд. — М.: Флинта: Наука, 2004. С. 122. Необходимо заметить, что под термином «эмотивные смыслы» мы подразумеваем компоненты лексической семантики, отражающие в языке такие экстралингвистические сущности, как эмоции и чувства.

Образ автора и образы персонажей — фигуры не равновеликие. Автор тесно связан с изображенным миром действительности, в том числе и с миром героев. Выделяя в этой части работы в качестве отдельного объекта исследования эмоциональную структуру образа автора, мы должны понимать относительную условность его независимости от персонажей — и наоборот.

«Можно предположить, — продолжает Л. Г. Бабенко, — что целостное эмотивное содержание предполагает обязательную интерпретацию мира человеческих эмоций (уровень персонажа) и оценку этого мира с позиции автора с целью воздействия на этот мир, преобразования его». И при «относительно безграничном многообразии текстовых эмотивных смыслов» она предлагает выделить две типологические разновидности. Это:

· эмотивные смыслы, включенные в структуру образа персонажа;

· эмотивные смыслы, включенные в структуру образа автора. Об этом см.: там же. С.123

Образ персонажа

Эмотивные смыслы, включаемые в содержательную структуру образа персонажа, обладают особой информативной значимостью в тексте. «Совокупность эмоций в тексте — своеобразное динамическое множество, <�…> отражающее внутренний мир персонажа в различных обстоятельствах, в отношениях с другими персонажами» Бабенко Л. Г. Лингвистический анализ художественного текста. … М.: Флинта: Наука, 2004. С. 123. Безусловно, для отражения этого динамического множества на уровне языка требуется введение в текст в том числе и прямой речи персонажа.

Говоря об эмотивной лексике, Л. Г. Бабенко вводит понятие монотональности: так, например, в подборке зарисовок Линор Горалик «…Например, сожаления» значительно преобладает изображение негативных (вызывающих грусть) эмотивных смыслов, тональность которых задается заглавием, общей «шапкой». К подобным же, тяготеющим к монотональности текстам Горалик можно отнести колонки «…Например, смирение» (доминантный ряд — терпение, спокойствие), «…Например, праздники» (доминантный ряд — веселье), «…Например, интеллигенция» (доминанта «отчаяние»). В то же время манера психологического анализа Л. Горалик отличается изображением политональности, разнообразия воплощаемых эмоциональных смыслов.

Образ автора

Художественно-публицистический текст формируется образом автора и его точкой зрения на объект изображения. Сама природа этого образа определяет бытование в тексте субъективно-оценочной (авторской) модальности или, в иной терминологии, интенциональных модальных значений.

Напоминая о том, что текст «как законченное речевое произведение пронизан субъективностью и антропоцентрическими устремлениями» Там же. С. 142. (последние выражаются в речи как субъективно-модальное значение), Л. Г. Бабенко характеризует устремленность личности автора вовне как «интенсиональность», исходную структуру человеческой личности. «Особенно ярко эта черта личности обнаруживается в творческой деятельности и воплощается в ее результатах, поэтому интенции автора должны быть отнесены к смысловой стороне формирования текста и рассматриваться при этом в качестве его определяющих свойств». Бабенко Л. Г. Лингвистический анализ художественного текста. М.: Флинта: Наука, 2004. С.142

В языке существует множество способов выражения отношения субъекта к объекту. Один из них связан с лексическим уровнем языка; «автор обнаруживает свои симпатии, антипатии и прочие эмотивно-модусные квалификации изображенного мира в условиях различных типов речи (как монологической, так и диалогической) и в текстовых фрагментах различной композиционной формы». Там же. С. 143. Например, в этом описании — «крупная, мосластая, похожая на поставленный вертикально вагон бронепоезда деловая дама» — нет эмотивных прилагательных, а в этом — «гадские близкие» — есть. Последнее является так же проводником авторского отношения — оттенка неприязни, иронического неодобрения. Оценка осуществляется в том числе и с позиции персонажа и обнаруживается в его внутренней речи. При этом подбор эмоционально-оценочной лексики (нытье, не тупой, не бездарный), эпитеты (пунцовый Эдуард), сравнения обнаруживают позицию автора, выраженную опосредованно, косвенно.

Субъектом модуса эмотивной квалификации может быть как сам автор-повествователь, так и персонаж. Для Л. Горалик в качестве основания эмотивно-модусной координаты текста характерен и тот, и другой: персонаж в текстах «Сноба» и автор в публикации в «Esquire». «Стилевая вседозволенность, совмещение „своего“ голоса и „чужого“, игровая стихия — следствие особого творческого поведения автора медиатекста, организатора такого изложения» Сметанина С. И. Медиа-текст в системе культуры: Научное издание. СПб., 2003. С. 253.

С.И. Сметанина пишет о «присутствии» автора в материале прессы: в разной степени художественно-публицистический текст — а именно такой текст мы рассматриваем в данной работе — должен содержать в себе черты авторской личности. При этом термину «образ автора», традиционному в поэтике, следует предпочесть понятие «автор», имея в виду создателя текста как личность со всеми его качествами, убеждениями и тонкостями восприятия мира.

Используя терминологию лингвиста Г. Я. Солганика, мы определим авторскую позицию журналиста Линор Горалик как «автор — человек частный», что противостоит «человеку социальному». В текстах Горалик преобладает индивидуальная точка зрения на действительность. Роль, которую играет журналист в маске повествователя, полифункциональна: «автор рассматривается как функция текста, и в этом отношении прослеживается тождество между автором, повествователем и персонажем». Эта роль становится структурообразующим центром текста; а среди причин ее возникновения И. П. Ильин в книге «Постмодернизм от истоков до конца столетия…» выделяет следующее объяснение: «Возможно, здесь мы сталкиваемся с чисто психологической реакцией писателя, заранее неуверенного в том, что ему удастся наладить контакт со своим читателем, передать ему свое сокровенное знание о бессмысленности мира в целом и усилий человека упорядочить в нем свою жизнь».

«Объединение позиций создателя текста (принадлежащего к реальному миру) и носителя речи (более или менее четко очерченной вымышленной фигуры) придают действительности, отраженной в произведении, подчеркнуто иллюзионистский характер» и становятся отсылкой к поэтике постмодернизма.

В журналистском произведении часто можно говорить о «совмещении <�…> позиций автора и повествователя, причем повествователь из-за своей колоритно выписанной речевой партии и активности в организации изложения, диалогических отношений с другими, реальными героями текста одновременно выполняет и функции персонажа».

1.5 Сказ

В текстах Горалик имитация устного рассказа о происходящем представлена сказом — особым способом повествования. Рассказчик здесь — «вымышленный персонаж, которому автор доверяет изложение. В медиатексте, где голоса автора-повествователя-персонажа сливаются, <�…> сказовое повествование маскируется под безличное». Разбивая каноны публицистического стиля, «сказовый повествователь очень часто использует парадоксальные аналогии». Здесь следует обратить внимание на один из рассматриваемых нами примеров, который иллюстрирует подобную аналогию: в публикации «Ехидная Россия» Линор Горалик «уводит» в область зоологии проблему политико-бытового характера. Речь идет о недовольстве российского народа своей страной. Показательно, что статья Горалик была напечатана журналом «Esquire» в разделе «Природа».

Строй сказа ориентирован на читателя-собеседника, к которому рассказчик как бы непосредственно обращается со своим пронизанным живой интонацией словом. В статье Б. Эйхенбаума «Иллюзия сказа» сказ рассматривается прежде всего как орудие освобождения словесного творчества от письменности, которая «для художника слова — не всегда добро», как средство введения в литературу слова как «живой, подвижной деятельности, образуемой голосом, артикуляцией, интонацией, к которым присоединяются еще жесты и мимика». В статье «Нарратология» В. Шмид пишет, что правильнее всего было бы определять сказ как «такую форму повествовательной прозы, которая в своей лексике, синтаксисе и подборе интонаций обнаруживает установку на устную речь рассказчика» (в большинстве случаев сказ есть прежде всего установка на чужую речь).

Важнейшие характеристики сказа:

· нарраториальность (сказ — это текст автора, а не персонажа);

· ограниченность умственного горизонта нарратора (интеллектуальная отдаленность нарратора от автора);

· двуголосость повествовательного текста (наивный нарратор и одновременно изображающий его речь с определенной долей иронии или юмора автор);

· устность (важно, что устная речь имитации письменной речи говорящим не исключает; но тогда эта письменная речь должна отразить ее устное воспроизведение, в той форме, как мы встречаем это у Горалик);

· спонтанность (подразумевает отображение речи как развертывающегося процесса);

· разговорность (эта речевая стихия может включать просторечие и неграмотное употребление языка; с другой стороны, разговорность не исключает употребления книжного стиля);

· диалогичность (сказу свойственна установка говорящего на слушателя и его реакции).

Повествовательный текст слагается из двух видов текстов, текста нарратора и текста персонажей. Если первый формируется в процессе повествования, то последний мыслится как существующий уже до повествовательного акта и только воспроизводимый в течение его.

Глава 2. Имитация устной речи в СМИ (на примере материалов Л. Горалик в журналах «Сноб» и «Esquire»)

Устная (произносимая) речь является первичной формой существования языка, более ранней по времени возникновения, чем речь письменная. Как мы уже говорили, устно-разговорной речи свойственны неподготовленность, линейность, необратимость, связь с физическим временем осуществления речи. Все это повышает автоматизм и случайность в употреблении языковых средств, снижает возможность сознательного их отбора, требующего времени на поиск, что неизбежно отразилось бы на непрерывности речевого акта и потому нежелательно.

В обиходном общении используется устно-разговорная речь. Она обладает рядом фонетических, лексических, морфологических, синтаксических особенностей, которые необходимо учитывать при имитации устной речи на письме. Заметим, что в живой разговорной речи «ритмическая и интонационная позиция слов во фразе способна определять их фонетическое строение». Именно потому, что о способах имитации интонации на письме мы уже говорили выше, в данной работе мы не будем подробно разбирать фонетику. Для журналистских и литературных текстов Линор Горалик, ориентирующейся в своем творчестве на непринужденность и даже некоторую интимность устной беседы, характерна литературная имитация особенностей устной спонтанной речи, максимально приближенная к разговорному первоисточнику.

2.1 Лексические средства имитации

В этой части работы мы рассматриваем особенности проявления лексической разговорности в тексте и средства ее создания. Как и для других языковых систем, для разговорной речи характерны факультативность специфической и преобладание стилистически нейтральной лексики и фразеологии, то есть тех слов и словосочетаний, которые общеупотребительны в повседневной жизни: бежать, выходные, идея, предложить, бодрый, настроение, браться за ум, взять себя в руки. При этом ограничено употребление абстрактной лексики, книжных слов, терминологии, необщеизвестных слов иноязычного происхождения Сметанина С. И. Разговорный стиль…- СПб.: СПбГУ. 1998. С. 6. У Л. Горалик все это появляется лишь при речевой характеристике персонажа.

2.1.1 Просторечия и разговорные слова

Однако своеобразие лексической системы разговорной речи в том, что в тексте она проявляется, как нам кажется, главным образом за счёт разговорно маркированных лексем и элементов экспрессивного просторечия. К последним относятся, например, просторечные номинации: «А я один раз видел, как менты кросс бежали!..»; «гаишник останавливает водителя…» (ТСО). В речи героев произведений Л. Горалик довольно часто встречаются слова с пометой «просторечное»: прознать — проведать; мотаться («смотаться на кладбище») — в значении «проводить время в хлопотливых, утомительных занятиях, ходьбе»; огрызаться — «грубо, отрывисто отвечать на замечания»; пришить — «то же, что убить»; убиваться; заполошные (вопли).

К разговорным экспрессивным единицам мы относим слова всех частей речи, имеющие в толковом словаре (ТСО, БТС) помету «разговорное»:

· глаголы: торговаться, пыхтеть, замараться, перебиваться (в одном из значений — «с трудом прожить некоторое время»), поддакивать, шмыгать, торчать (неодобр.), добить (гамбургер) («закончить какое-то дело»), хиреть («становиться хилым»), тыкаться («суетливо метаться»);

· существительные: нытье, издевка (разговорный вариант слова «издевательство»), фарцовщик, писательство;

· прилагательные: матерый человек (в переносном значении «опытный, знающий»), пафосный ресторан, гадские близкие (разг.экспрессивный вариант слова «гадкие»);

· наречия: истошно, туда-сюда, ладно (проиллюстрируем примером: «Ну ладно, но почему белый?»), чисто («чисто московская ситуация»);

· частицы (разговорная усилительная частица аж; разговорное значение частицы вот: «Гуляю вот, сосиску какую-то сьел»;

· междометия: «Но ведь после блефаропластики…» — хряп! — подробным ответом".

Определяющую роль при разграничении элементов экспрессивного и естественного просторечия мы отводим ситуации общения, а в журналистском или художественном тексте — контексту повествования, задающему ситуацию. Следовательно, определённого рода критерием подобного разграничения выступает снижено-грубая маркированность слова.

2.1.2 Сниженная и грубая лексика

В одной из публикаций Л. Горалик употреблена частица де, которая маркируется словарем (БТС) как разговорно-сниженная и употребляется для указания на то, что приводимые слова являются передачей чужой речи (так же, как дескать): «Он-де и глуп, и бездарен, и ленив, и недостоин высокого звания доцента, и то и се». Последнее словосочетание — это фразеологизм с пометой «просторечный» (ФС) в значении «разное, всё что угодно».

В фразе «заезжие московские туристы выкобениваются перед мрачным готичным официантом» глагол со сниженной семантикой выкобениваться (БТС) задает тон разговорности всему отрывку текста — так же, как и разговорно-сниженное наречие в этом случае: «Это офигенно позитивная история!»

В следующем примере («обалдевшие от айпадов бедные дети») есть причастие от разговорно-сниженного глагола «обалдевать» («обалдеть») (БТС). Кроме того, здесь можно проследить использование в устно-бытовой речи общеизвестных заимствований: айпад (калька с английского — IPad); в другом тексте — макбук (MacBook).

Без сомнения, к разговорной снижено-грубой лексике относится слово нассать (образовано от «ссать» — БТС) в примере «Буквально: нассала в тапки!». Здесь стоит упомянуть о таком факторе выбора лексики, как ситуация общения: персонаж, произносящий это, находится в крайней степени расстройства и пытается передать эту эмоцию слушающему, для него не представляется возможным заменить грубое слово на смягченное, более нейтральное. То же самое мы наблюдаем в примерах «папа вчера нажрался» (т.е. «напился пьяным» — БТС), «мы сядем, набухаемся…» и «он — дурень». Возможно, Л. Горалик использует грубые просторечия как средство создания образности.

Разговорным словам образность присуща даже в несколько большей степени, чем всем остальным. Разговорные образы отличает некоторая приземлённость, простота, а иногда преувеличение, гротеск, грубоватость. При этом в разговорной речи образность рассматривается не как основной, а скорее как второстепенный признак, как один из способов самовыражения и эмоционального воздействия на слушателя.

2.1.3 Жаргонизмы

Нельзя не сказать о том, что «в области разговорной речи происходит взаимодействие литературных и нелитературных разновидностей национального языка. Так, через разговорную речь в литературный язык проникают многие жаргонизмы и просторечия» Сметанина С. И. Разговорный стиль…- СПб.: СПбГУ. 1998. С. 8, а также диалектизмы, вульгаризмы, арготизмы и т. д. Все эти единицы языка время от времени пополняют его литературную часть как носители экспрессивных, эмоционально-оценочных значений. Даже находясь за пределами КЛЯ, они активно используются создателями текстов — в том числе художественных и публицистических — в качестве стилистических средств По: Стилистический энциклопедический словарь русского языка под ред. М. Н. Кожиной. М.: Флинта: Наука, 2003., а также свободно включаются в обиходную речь.

По словам С. И. Сметаниной, подобные слова могут быть отнесены к единицам так называемого «общего жаргона» или гипержаргона Сметанина С. И. Разговорный стиль…- СПб.: СПбГУ. 1998. С. 8., а также к арго и профессионализмам. В первом случае это, например, слово оторваться в значении «приятно провести время, забыв о семье, делах, обязанностях» (напомним, что к внелитературной лексике могут относиться не только определенные слова и словосочетания, но и их отдельные значения, находящиеся за пределами языка): «…но пусть уж дети оторвутся один раз в году». Сюда подходят также определение долбаный (коннотация презрения) и слово прикольно, изначально бытовавшее лишь в молодежном жаргоне и со временем перешедшее в категорию «общего»; примечательно, что у Л. Горалик оно употреблено с иронией, построенной на семантическом несоответствии, и в реплике персонажа подростка: «…юноша в узких джинсах и тяжелых очках — друзьям, наперебой расхваливающим таланты его девушки: „Да, у нее вся семья умерла, и она очень прикольно это компенсирует!“».

Интересно употребление жаргонизма лабать («играть на каком-либо музыкальном инструменте», БТС) и однокоренного ему лабух («музыкант»): «На богатом дне рождения играет „детский джаз“ — новая разновидность лабухов…» и «детские джазисты, не переставая лабать…» С помощью подобных экспрессивных лексических средств Горалик выделяет в тексте авторскую модальность, свое собственное пренебрежительное отношение к таким «музыкантам». В том же тексте мы находим глагол сливаться (о людях), маркированный в словаре как жаргон, со значением «незаметно уйти, ускользнуть»: «их дети постепенно слились». Часто Горалик использует жаргонизмы и имитацию разговорно-сниженного произношения слов для снижения образа персонажа: «Ну чо, посчитаем бабло? <…> А то лежали б щас в темноте и думали б: сколько там бабла-то?» «Бабло» — жаргонный синоним слова «деньги», чо и щас — попытка передать на письме разговорно-фонетическую компрессию при произношении слов «что» и «сейчас».

Завершая разговор о жаргонизмах, упомянем о нескольких случаях употребления профессионального жаргона — в данном случае это слова из арсенала пользователей компьютеров: сидюк («компакт-диск», от англ. аббревиатуры СD) и кракозябры (изначально определялось как бессмысленный набор символов в программе; сейчас произошел переход в гипержаргон, и значение теперь идентично понятию абракадабра).

2.1.4 Обсценная лексика

Очевидно, «что даже самое краткое и обзорное обсуждение вопросов русской разговорной речи требует упоминания широко распространенной практики использования мата — непристойных слов сексуальной семантики». Найдич Л. След на песке… СПб., 1995. С. 187 Именно поэтому Л. Горалик, имитируя на письме устную речь, не избегает использования подобной экспрессивной лексики, часто «непечатной».

В речевой культуре мат табуирован, но нарушение табу, безусловно, всегда привлекает внимание слушающего, что очень важно при устном диалоге; помимо этой функции, Л. Найдич выделяет также функцию ругательств, оскорблений, преодоления запрета, функцию заполнения пауз хезитации («матерная смазка»). Помимо этого, она замечает, что «часто те же самые оскорбительные слова могут использоваться и как междометия в весьма дружелюбных разговорах». Найдич Л. След на песке… СПб., 1995. С. 187 Именно в таком значении употребляется обсценная лексика в речи персонажей Горалик. Например, «…яркая дама радостно кричит: „Таких родителей в этом бл**ском городе больше ни у кого нет!“»; сюда же можно отнести грубо-просторечные дисфемизмы со значениями «заниматься любовью», «все равно», бранное выродок, хрень, остолоп (БТС) и т. д. «Включение мата в речь, — пишет Л. Э. Найдич, — характерно, таким образом, для индивидуальной манеры говорения некоторых людей. Кроме того, оно должно демонстрировать интимность и доверительность беседы, ее непринужденность» Там же.

2.1.5 Лексико-семантические средства создания разговорности

Лексическая разговорность в исследуемых публикациях создаётся с помощью различных морфологических и лексико-семантических средств, среди последних выделяются метонимические и метафорические преобразования разговорного характера, а также фразеологизмы, окказиональные новообразования и лексический повтор:

· метафоры разговорного характера с различными типами семантического переноса. Например, «на очередную доцентову унылую шарманку кто-то из близких говорит…» Переносное, т. е. метафорическое значение слова «шарманка» в словаре маркируется как «просторечное неодобрительное» (ТСО): так говорят «о нудном, надоевшем разговоре, многократном повторении одного и того же».

· метонимические переносы разговорного характера, построенные на различных ассоциациях: «Делали программисты только то, что висело на третьем гвозде»; «Трубка молчала».

· фразеологические обороты нейтрального и разговорного характера различных семантических групп. Нейтральные: «Надо сразу называть Skinny Bitch: пан или пропал». Маркированные как разговорные: «не тогда, когда мне взбредет в голову…» («взбрело в голову — внезапно подумалось, возникла мысль»; здесь и дальше — ФС); «Доцент Эдуард чуть не плачет» («чуть не — едва не»); «консультант под конец переходит с попыток вести нормальные записи на некоторую скоропись» («под конец — при окончании чего-либо»). Маркированные как разговорно-экспрессивные: «мучениям бедного доцента конца не видно» («конца <�края> не видно»); «Богомолка тоже не лыком шита»; также с коннотацией пренебрежения: «Дальше последовали восторги, умиленные слезы родителей, то, се, пятое, десятое и, наконец, свадьба» (фразеологизмы «и то и се», «пятое-десятое»). Сюда же можно отнести пример «работал в штабе того, в штабе сего». Маркированные как просторечно-экспрессивные: «Доцент заливается краской от неловкости…» («заливаться краской» — «сильно краснеть»); «свалить туда к чертовой матери» (грубое — «вон, прочь»).

Важно отметить, что одной из особенностей употребления устойчивых оборотов в устно-обиходной речи является вольное обращение с ними, проявляющееся в двух противоположных тенденциях: с одной стороны, фразеологизм употребляется эллиптически (говорящий опускает те или иные компоненты), с другой — фразеологизм как бы обрастает различного рода уточняющими словами. Такая трансформация готовых речевых единиц объясняется спонтанностью и автоматизмом процесса коммуникации.

Употребление видоизменённых фразеологизмов весьма распространено и в исследуемых публикациях, причём в большинстве случаев происходит замена компонентов фразеологического оборота с распространением уточняющими словами. Ср.: «Водитель довольно упирает руки в бока. «Ну что вы упираете мне руки? — расстроенно говорит милиционер. — Вам легко упирать руки…» — видоизмененный фразеологизм (прост., ирон. — ФС) «руки в боки» со значением «выражать гордость, спесь, высокомерие, опираясь кистями рук в бока». Или: «дама поливает свой гамбургер кетчупом и майонезом, покладая ношу только затем, чтобы утереть салфеткой уши»; словосочетание «покладая ношу», употребленное по отношению к гамбургеру — неуместно, комично книжное (интерпретация одного из следующих фразеологизмов с экспрессивной окраской: «не покладая ноши», «не покладая рук» — ФС).

Неподготовленность, спонтанность речи иногда приводят и к появлению стилистических дефектов при употреблении фразеологизмов. Естественно, что в авторском тексте эти нарушения намеренны и служат — в данном случае — для создания комического эффекта. Наиболее интересен следующий пример: «…в небольшой комнате отдыха при торговом центре златовласый херувим лет шести с наслаждением носится туда-сюда и при этом истошно вопит во всю глотку. Его красивая строгая мать на миг отрывается от книги и говорит со сдержанным упреком: „Анатолий! Я же не сказала тебе истошно вопить во всю глотку! Я сказала тебе просто носиться туда-сюда!“» («…Например, смирение»). Плеоназм возникает из-за употребления наречия с разговорной окраской истошно («громко и отчаянно» и разговорного глагола вопить («громко и протяжно кричать, выть» — ТСО) вместо нейтрального «кричать». Эти два слова дублируют смысл грубо-просторечного (ФС) фразеологизма во всю глотку, в семантике которого уже заложено понятие «очень громко».

На наш взгляд, индивидуально-авторские преобразования состава фразеологизмов, имеющих большой заряд характерологической экспрессивности, в значительной степени повышают их стилизующий потенциал.

· окказиональные новообразования также свойственны разговорно-обиходной речи в силу ее спонтанности. Самый яркий пример у Л. Горалик — это слово афроафриканец: «познакомилась на улице с молодым афроафриканцем красивого черного цвета».

· лексический повтор, употребляемый для усиления семантики слова: «в простом-простом платье»; «И больше писатель Л. никогда, никогда не говорил глупостей, никогда, никогда»; «Вот ты идешь по улице, а они на тебя зыркают. Зыркают и зыркают, зыркают и зыркают… — А это они зыркают, не надо ли тебе чего помочь!» В последнем примере повторяется слово, маркированное как «разговорно-сниженное» (БТС). На основе приема лексического повтора возможно также создание языковой игры — как в этом тексте: «…красивый молодой английский полицейский так смотрит на другого красивого молодого английского полицейского, что пешеходы не смотрят ни на дорогу, ни на светофор, а только стоят и смотрят на этих двух полицейских» («…Например, сожаления»).

Остается сказать, что ситуативное употребление слова, приводящее к изменению его семантики, связано также с расширением возможной сочетаемости слов Сметанина С. И. Разговорный стиль…- СПб.: СПбГУ. 1998. С. 8.: например, «дамы судьбоносные», «мыши многообещающие», «поучительные сверчки», «семья у него вся за сто пятьдесят миллионов тысяч километров».

2.2 Морфологические средства имитации

В этой части работы содержится анализ морфологических словообразовательных средств создания лексической разговорности для имитации спонтанной устной речи на письме.

При стилизации разговорной речи в текстах особую активность обнаруживают суффиксальные, префиксальные и префиксально-суффиксальные словообразовательные средства. Следует отметить, что на стилистическую окраску слова влияет и окраска мотивирующего слова, и окраска аффикса. Как показывает анализ публикаций Л. Горалик, типичной чертой производного глагола (самого употребительного класса разговорных слов) является разговорно окрашенная основа в сочетании с нейтральным аффикс: хиреть, пыхтеть, ковылять и т. п.

Среди глаголов разговорного характера, образованных с помощью активно функционирующих в обиходно-разговорной речи аффиксов, наибольшей регулярностью употребления в рассматриваемых текстах отличаются глаголы, образованные префиксально-суффиксальным способом (разрыдаться, нажираться, увернуться, расхваливать); глаголы, образованные суффиксальным способом, среди которых можно выделить лексические единицы, образованные с помощью суффиксану (ть) со значением однократности, интенсивности, неожиданности действия (хмыкнуть, сболтнуть, рубануть); глаголы, образованные префиксальным способом (дорассказать, проглотить (о чем-то неприятном), переговорить, попереводить, взбодрить, полезть, выходить, свалить, взбрести, выдрать, углядеть) и другие. Заметим, что многие глаголы на —ить имеют подчеркнуто разговорный характер.

В словообразовании имени существительного можно выделить целый ряд суффиксов субъективной оценки со значением ласкательности, неодобрения, увеличительности, а также суффиксов с функциональной окраской разговорности Сметанина С. И. Разговорный стиль…- СПб.: СПбГУ. 1998. с.10: коньячок, водочка, внучек, голосок, сидюк, свиненок, девка, мобильник, свечечка, очочки, сигареточка, писательство, бедняжечка, дурень, дельце, гаишник и др. Подобные «экспрессивные словообразовательные модели характерны для разговорно-бытового стиля с его повышенной эмоциональностью, оценочностью в сфере непринужденного общения между партнерами коммуникации». Там же. С. 12.

Для словообразования имён прилагательных разговорного характера наиболее характерными являются такие суффиксы, какущ (ий), -еньк (ий), -оват (ый), -аст (ый), -ист (ый), -ит (ый): большущий, хорошенький, умненький, миленькая, суховатый, угловатый, мосластый, извилистый, деловитый. Обращаясь к некоторым семантическим особенностям этой части речи, Л. Э. Найдич пишет: «В прилагательном отчетливо проявляется одно из свойств языка — возможность соединения в одном и том же слове референтного (предметного) и квалификативного (оценочного) значений» Найдич Л. След на песке… СПб., 1995. С. 40. Притяжательные прилагательные образуются с помощью суффиксов, тоже носящих оттенок разговорности, — -ов (ск)(ий), -ин: «с марксовской гривой», «доцентова шарманка», «подругины слезы», «кошкино здоровье». Добавим, что краткие формы имен прилагательных (в их противопоставлении полным) в обиходно-бытовом общении почти отсутствуют.

Интересно также словообразование такого прилагательного, как распоследний, с помощью усилительного (в данном случае) префикса. В словаре оно помечено как «разговорное» (БТС). В тексте Горалик просматривается намеренный стилистический дефект, имитирующий спонтанную речь: «самый распоследний вопрос» (происходит дубляж смыслов).

Частотность употребления частицыто в репликах персонажей Горалик позволяет отметить ее как одно из словообразовательных средств имитации спонтанной разговорной речи. В основном она используется для подчёркивания и выделения в предложении слова, к которому относится: «…как я на тебе женился-то?»; «А вы-то сами что?»; «…сколько там бабла-то?»; «И всего-то два слова про меня в его романе написано»; «Марина Викторовна, да в конце-то концов!».