Мягкий материал письма

К этой группе в качестве раритетов можно отнести древесные листья, кору, ткань и кожу, а в качестве широко распространенных материалов — папирус, пергамен и бумагу.

Применение древесных, главным образом пальмовых, листьев в качестве материала для письма в особенности характеризует древнюю культуру внеевропейских стран (Индия, Непал). Однако беглое замечание Плиния: «В древности не знали употребления папируса, но писали сперва на пальмовых листьях, потом на коре некоторых деревьев» (Н. N. XIII, 11) — дает известное основание заключить о «пальмовом периоде» также и в истории южного европейского письма. С еще большим основанием можно утверждать в ней применение древесной коры, точнее липового лыка, которому Плиний (XVI, 14) дает имя «филиры» и описывает его как «нежную ткань между деревом и корою липы». Марциан Капелла (11,136), как и Ульпиан (Digest. XXXII, 52), знают «свитки из филиры», и существование этой родственницы и предшественницы папируса отмечается в Риме в тот период, когда сам египетский папирус — подобно лыку носивший имя liber — проник в Италию. Уже отмиравшей стариной были в Риме в эпоху Плиния «полотняные книги», libri lintei, которые он знает как материал частных документов (Н. N. XIII, 11), рядом со свинцовыми таблицами государственных грамот. Но замечательно, что кожа — материал, хорошо известный египтянам, евреям, персам и грекам (под именем дифтер), — среди латинских народов распространилась только сравнительно поздно, уже в усовершенствованной форме пергамена. Таким образом, в исторический период на римском Западе не было своего удобного мягкого материала письма, который мог бы соперничать с египетским папирусом, когда этот последний появился в Италии.

Папирус

Время его проникновения на Апеннинский полуостров в точности неизвестно. Во всяком случае, в эпоху Империи он распространен во всем латинском мире, и Плинию хорошо известны условия его произрастания и способ приготовления. Сердцевина растения, которое росло на берегах Нила, и на греческом, как и на латинском языке, носило название лшсгЗрод, papyrus (по греч. также pi3pX. oplagulae). Эти последние вплотную укладывали рядом на гладкой доске, затем покрывали поперек новым слоем плагул, смачивали все нильской водой, раздавливали прессом и высушивали. Получался довольно гладкий, блестящий лист, который на свет и даже на ощупь обнаруживал в основе клетчатую ткань, при разрыве или разрушении рассыпавшуюся волокнами. Листы склеивались, в среднем, около 20 в длину и давали длинную (иногда в несколько десятков метров) полосу (scapus), которая получала имя «хартии» (также Pxj[3?io<; и liber), греч. хартгщо, лат. charta, и, исписанная только с одной стороны, навертывалась на валик с рогульками на концах, за которые при свертывании и развивании держали свиток — volumen. Первый лист свитка носил имя лро) то<;коМду (лат. protocollum), последний — есуатохбХкюх). На первом листе, «протоколе» грамот, по обычаю императорской поздней канцелярии, возведенному впоследствии в закон Юстинианом, должно было стоять «имя славнейшего графа Священных Щедрот и время, в которое дана грамота»^[1].

Впоследствии названия «протокола» и «эсхатокола» сохранили в латинском мире исключительно канцелярски-дипломатическое значение начальной и заключительной части грамоты.

Из литературных показаний Античности, хотя бы из Ульпианова различения папируса на charta deleticia et nova, видно, что папирусный лист — и свиток, — подобно восковой табличке, мог несколько раз служить своему назначению. С гладкой, лоснящейся его поверхности чернило смывалось легко, и тексты преходящего значения несколько раз покрывали один и тот же лист. Однако, если не считать относительно поздних, равенских хартий, сохраняющих следы более раннего начертания, исследователь имеет мало шансов встретиться с charta deleticia (rescripta); и тема о палимпсестах, стертых рукописях, получает интерес только в связи с пергаменом. Тем более что самое имя, палимпсест, намекает не на смыванье, которое возможно только для папируса, но на стирание и сцарапывание.

Итак, очевидно из сказанного выше, античную книгу приходится представлять себе в виде одного или нескольких свитков; античную библиотеку (например, александрийскую или римскую, все равно, публичную или частную) — в виде ряда корзин или поставцов с пучками свитков. Держа валик за его рогульку одной рукой и постепенно развивая свиток другой, читающий, таким образом, не мог сам его списывать, а мог только диктовать другому. Не мог он и разложить перед собою — в целях сравнения и сопоставления — несколько текстов зараз. Из этих чисто технических особенностей античной книги вытекают огромной важности следствия для античной литературы и науки: они обусловлены невозможностью, затрудненностью точных цитат и одновременного исследования и сопоставления многих текстов. Всякий может представить, какую печать субъективности и неточности должно было наложить это обстоятельство на античную филологию, как затрудняло оно систематическое накопление опыта, установление общих законов и обострение методов критического анализа. Античная «книга», в виде корзины со свитками, — символ тяжеловесного и фатально замедленного движения литературной эволюции Античности.

В этом виде она будет жить до середины III в. по Р. X., когда очистит путь победоносному шествию пергаменного кодекса^[2]. Под его действием сам папирус откажется от формы свитка и явится — в не слишком, впрочем, частых случаях — в знакомой нам ныне форме книги^[3]. Но если в жизни литературы папирус относительно быстро уступает пергамену, то в жизни грамоты он будет утверждать себя еще целые века.

Один из интереснейших «литературных» папирусных свитков Средневековья — устав св. Бенедикта, сохранившийся в Корбине. Он представляет ленту в 60 м 50 см и покрыт весьма любопытным в палеографическом отношении начертанием.

Хронологическая схема соотношений и смены материала приблизительно такова: на Западе пергамен появляется в III в.; в IV соперничает с папирусом (в книге) и в V вытесняет его.

Но канцелярия, нуждающаяся для большинства предметов своей продукции в одиночном листе, а сверх того, более консервативная, чем литература (в особенности, если это канцелярия церковная), еще много веков будет держаться за папирус. В IV—V вв. все императорские и городские итальянские хартии пишутся на папирусе. Папская канцелярия пишет на папирусе до XI в.^[4] — под конец, правда, чередуя его с пергаменом. Папские хартии иногда достигают длины 4 м при ширине 30—70 см. Знание вышеприведенной схемы уже дает некоторый критерий для датировки грамот и книг.

Он значительно видоизменяется для областей, расположенных к северу за Альпами. Здесь мы не знаем папирусных грамот, перейдя VII в. Из сохранившихся оригинальных меровингских дипломов первый известный нам — «указ» Хлотара II 625 года; самый поздний — приговор Хлотара III 692 года.

Появление и распространение пергамена не только остановило дальнейшее применение папируса. Как материал несравненно более солидный, он вызвал стремление переписать на него все особенно ценимое в античной литературе. Создавшиеся таким образом прочные копии вывели из употребления и сделали ненужными хрупкие оригиналы. Нашествие варваров, кризис в Империи довершили дело разрушения. От папирусного богатства латинской древности до нас не дошло почти ничего^[5]. Греческие папирусы, преимущественно более поздней эллинистической эпохи, сохранились, поскольку их пощадила лава и пепел Геркуланея и сберегли египетские могилы^[6]. Но греческая папирология лежит за пределами нашей книги.

• [1] Nov. XUV, cap. 2.
• [2] Папирусные латинские книги в форме кодекса в эпоху раннего Средневековья —все на счету. Это — экземпляр гомилий св. Авита VI в. в Парижской национальнойбиблиотеке, проповеди и послания бл. Августина VI и VII вв. в Париже и Генуе, сочинения бл. Илария Пуатевинского VI в. в Вене, «Древности Иосифа Флавия» VII в. в Милане, отрывки Дигест, VI в. в Поммерсфельде, соч. Исидора Севильского, VII в. в Сен-Галлене.
• [3] См. ниже.
• [4] Последняя сохранившаяся булла Сергия IV 1011 г.
• [5] Единственные образцы — 24 папирусных свитка, найденных в Геркуланее.
• [6] Греческая папирология выработалась в целую особую науку; для такой наукине дал повода бедный материал латинской рукописной традиции.