Пределы ответственности в исполнительном производстве

В предшествующих параграфах работы мы не раз упоминали о пределах принуждения в исполнительном производстве, границах соответствующего юридического режима с учетом его целей, задачи, принципов. Принуждение в исполнительном производстве не может быть безграничным. Оно ограничено не только конституционными и международно-правовыми рамками допустимого в правовом и демократическом государстве принуждения, но и собственно основными началами исполнительного производства, самим назначением исполнительного производства в современной правовой системе. Предположим, что указанное верно и для определения пределов применения мер ответственности прежде всего к должнику.

Как точно отмечает М. 3. Шварц, применение мер косвенного принуждения при исполнении неимущественных исполнительных документов способно привести к тому, что должник вообще исключается из системы социальных отношений: сначала штраф, затем арест, ведущий к потере работы, потеря работы ведет к невозможности исполнять кредитные обязательства, за этим банкротство, а личные ограничения тем временем продолжают применяться к такому должнику. С одной стороны, жалеть его причин нет — должник сам сознательно довел себя до такого состояния. С другой стороны, совокупное воздействие на должника в исполнительном производстве оказывается более существенным, чем уголовное наказание. Оно не прекращается во времени, в отличие от уголовного наказания. Не может не возникнуть вопрос о том, где предел этого принуждения?^[1]

Предположим, что пределы применения принуждения (в том числе, мер ответственности) к должнику характеризуются как минимум двумя факторами: во-первых, фактором длительности воздействия, во-вторых, фактором интенсивности (соразмерности) такого воздействия.

Начнем с анализа первого фактора, определим надлежащие временные рамки принуждения в исполнительном производстве. Выше мы отмечали, что сегодня исполнительное производство не имеет временных пределов (установленный Законом об исполнительном производстве двухмесячный срок является служебным, не пресекательным), ограничения личных прав должника могут применяться бесконечно, также закон не препятствует повторному применению мер публичной ответственности к должнику за неисполнение одного и того же требования (например, в соответствии со ст. 17.15 КоАП РФ). При этом вспомним про существовавшее в российском дореволюционном праве личное задержание должника на определенный срок. Его отбытие должником было эквивалентно исполнению обязательства, так как должник, не уплативший, несмотря на заключение, долг, считался «оплатившим денежное обязательство своей свободой».

Временные пределы применения мер принуждения в исполнительном производстве могут быть обусловлены как истечением определенного объективного срока, так и совершением (несовершением) определенных действий должником и (или) взыскателем. В разделе работы, посвященном принципам исполнительного производства, мы предположили, что с точки зрения правовой политики было бы оправданным введение общего объективного срока на принудительное исполнение обязательства, который мог бы отсчитываться со дня вступления в силу соответствующего акта, на основании которого выдается исполнительный документ или который сам является исполнительным документом. Такой общий срок охватывал бы и срок предъявления исполнительного документа, и предельный срок исполнительного производства. Как по имущественным, так и по неимущественным требованиям указанный срок может составлять, например, три года (по аналогии со сроком давности предъявления исполнительного документа), если иное не предусмотрено исполнительным документом (например, при взыскании периодических платежей). В него не включаются периоды отсрочки исполнения, но приостановление исполнительного производства не влияет на течение указанного срока. По истечении срока исполнительное производство могло бы подлежать прекращению без возможности возобновления. После указанного срока не могут и накладываться на должника меры публично-правовой ответственности (в том числе, личные ограничения и штрафы).

В качестве оснований установления сроков давности привлечения к ответственности, истечение которых препятствует применению к правонарушителю установленных законом мер принуждения, в юридической литературе часто указываются следующие: а) нецелесообразность запоздалого применения наказания; б) отпадение общественной опасности лица через значительное время после совершения правонарушения; в) минимизация вызванных правонарушением социальных конфликтов по прошествии определенного времени^[2]. Важность института давности привлечения к юридической ответственности не вызывает сомнений, поскольку он обеспечивает баланс частных и публичных интересов при привлечении к ответственности, гарантирует своевременность и справедливость наказания. Как указал Конституционный Суд РФ, введение законодателем срока давности привлечения к юридической ответственности направлено как на гарантирование конституционных прав частных лиц, так и на обеспечение стабильности правопорядка и рациональную организацию деятельности правоприменителя¹.

Ранее применительно к гражданской процессуальной ответственности в виде судебных штрафов мы предположили, что специфика механизма ответственности в гражданском судопроизводстве обусловлена объектом процессуального правонарушения, особенности которого определяются действием принципа судебного руководства процессом как элемента гражданского процессуального режима. Полномочия суда по руководству процессом, которыми суд наделен законом в целях реализации задач правосудия, не безграничны в пространственном и временном измерении. Рамки полномочий суда заданы конкретным гражданским делом. Суд применяет свои дисциплинарные полномочия для достижения цели конкретного процесса — своевременного вынесения законного и обоснованного итогового акта по существу гражданского дела. Следовательно, срок давности привлечения к гражданской процессуальной ответственности должен быть ограничен окончанием соответствующей стадии процесса, в которой было совершено процессуальное нарушение^[3][4]. Аналогично в исполнительном производстве соответствующие меры ответственности, в том числе установленные сегодня КоАП РФ, не могут применяться после окончания основного исполнительного производства. Должны быть обусловлены предельным сроком и ограничения личных прав должника, о чем упоминалось ранее. Такой срок может быть установлен в самом акте о наложении ограничения с учетом индивидуальных особенностей должника, его поведения в исполнительном производстве, имущественного и личного статуса, правовой природы требования исполнительного документа, его социальной значимости и может составлять, например, от одного месяца до двух лет^[5] (в любом случае прекращается при завершении исполнительного производства, в том числе, при исполнении в полном объеме требования исполнительного документа и в связи с истечением объективного срока принудительного исполнения)^[6]. Должник также должен обладать возможностью обратиться с заявлением о приостановлении личного ограничения (например, в связи с необходимостью выезда за рубеж по уважительным причинам).

Введение

общего объективного срока принудительного исполнения также позволит стимулировать активность взыскателя. Арсенал возможных действий взыскателя в течение объективного срока исполнения не исчерпывается только предъявлением исполнительного документа к исполнению, а также обжалованием бездействия судебного пристава-исполнителя. Он может и должен предоставлять органу принудительного исполнения имеющуюся у него информацию об имуществе должника, его местонахождении. Примечательно, что последние изменения, внесенные в Закон об исполнительном производстве, свидетельствуют о постепенных, хотя и чрезвычайно аккуратных попытках законодателя стимулировать взыскателя использовать имеющиеся у него собственные правовые возможности при объективной затруднительности продолжения исполнительного производства, например, обратиться в суд с заявлением о признании безвестно отсутствующим должника, в отношении которого оказались безуспешными все исполнительно-разыскные действия^[7].

Завершая рассуждения о временных пределах принуждения в исполнительном производстве, остановимся на вопросе о том, должен ли переход к применению к должнику мер уголовной ответственности быть обусловлен исключительно длительным или неоднократным неисполнением либо для такого перехода необходимы иные условия? По нашему мнению, привлечение к уголовной ответственности невозможно лишь на основании неисполнения требования исполнительного документа в течение определенного времени. Количественный критерий (длительность) не может автоматически переходить в качественный (изменение режима ответственности). При привлечении к уголовной ответственности на первый план выходят не интересы конкретного кредитора, а публичный интерес. Как отмечалось, такой интерес не может заключаться в наказании любого, но лишь недобросовестного уклонения от исполнения. Для привлечения к уголовной ответственности должен быть установлен именно умысел недобросовестного должника, его стойкое нежелание выполнить, несмотря на имеющуюся возможность, требования исполнительного документа. Безусловно, одним из доказательств такого нежелания может быть длительность уклонения от исполнения требования исполнительного документа.

Теперь оценим пределы принуждения и ответственности в исполнительном производстве с точки зрения интенсивности (соразмерности) принудительного воздействия. При установлении таких пределов нельзя обойти вопрос о соотношении самозащиты права и принудительных мер воздействия на должника. В отношении исполнения неденежных требований М. 3. Шварц задается справедливым вопросом о том, не следует ли предоставлять помощь государства только там, где она необходима, только тем кредиторам, которым самозащита, самостоятельная организация исполнения недоступны? Патернализм исполнительного производства должен иметь пределы (курсив мой. —М. Г.).¹ Такие пределы обусловлены прежде всего самими пределами защиты субъективного права взыскателя (кредитора). Как отмечал В. П. Грибанов, вопрос о пределах осуществления требования о защите права следует рассматривать с позиций как материально-правовых, так и процессуально-правовых (курсив мой. — М. Г.). Границы осуществления требования о защиты субъективных гражданских прав определяются посредством установления в законе субъектов, сроков защиты права и назначения права на защиту в обществе^[8][9]. Предположим, что материально-правовые пределы принудительного осуществления субъективного права определяют и процессуальные границы его реализации в рамках исполнительного производства^[10]. Степень принудительного воздействия в рамках юридического режима исполнительного производства, как отмечалось, должна быть соразмерна. Причем такая соразмерность должна пониматься прежде всего не в количественном (как арифметическая соотносимость с размером требования), а качественном смысле, учитывать сам характер требования, поведение должника и т. д.

Как неоднократно отмечалось, применение к должнику в исполнительном производстве мер принуждения (включая меры ответственности) должно осуществляться не исходя из умозрительной общественной опасности, а в зависимости от содержания, социальной значимости обязанности, им не исполненной. Специфика такой обязанности не нивелируется и с переходом ее исполнения в стадию принудительного исполнения. Более того, пределы воздействия на должника в исполнительном производстве как раз обусловлены характером такой обязанности, интересами самого взыскателя. В сфере принудительного исполнения должник противостоит не государству в лице органов принудительного исполнения, а взыскателю. Таким образом, все меры принуждения к должнику применяются не в абстрактных общественно значимых интересах, а, как правило, в интересах другого частного лица, хоть и имеющего выданный в его пользу исполнительный документ. Кроме того, применение мер принуждения к должнику в исполнительном производстве может затрагивать интересы иных частных лиц с не менее значимыми, чем у взыскателя, интересами (иные кредиторы, контрагенты, члены семьи должника и т. д.)¹.

В связи с указанным примечательна позиция Верховного Суда РФ в одном из дел, в котором нижестоящие суды отказали должнице в предоставлении отсрочки исполнения решения суда о взыскании с нее в пользу юридического лица (образовательная организация) денежного долга (возмещение расходов на обучение за счет работодателя в связи с увольнением работника), несмотря на то, что должник ссылаясь на наличие обстоятельств, существенно затрудняющих для нее возможность единовременного исполнения решения суда, поскольку она не работает, получает только пособие по уходу за ребенком, вынуждена арендовать жилье и оплачивать коммунальные услуги, имеет на иждивении малолетнего ребенка, кроме того, находится в состоянии беременности. Суды отметили, что приведенные обстоятельства не могут быть отнесены к исключительным обстоятельствам, затрудняющим исполнение решения суда, и служить основанием для отсрочки его исполнения. Недостаточность у должницы денежных средств для исполнения судебного акта сама по себе не является безусловным основанием для предоставления отсрочки. Верховный Суд, отменяя вынесенные решения, указал, что при оценке приведенных должником обстоятельств, затрудняющих исполнение судебного акта, судебным инстанциям надлежало исходить из необходимости соблюдения баланса интересов взыскателя и должника как участников исполнительного производства с учетом гарантированных Конституцией РФ прав должницы на материнство, на заботу о детях и их воспитание, на сохранение условий, обеспечивающих выполнение ею социальных функций, связанных с материнством и детством. Судам также следовало принять во внимание, что поскольку в силу ч. 3 ст. 17 Конституции РФ осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц, то защита прав и законных интересов участников исполнительного производства должна быть соразмерной, т. е. при защите прав взыскателя (в данном случае юридического лица) не должны нарушаться конституционные права гражданина-должника (курсив мой. — М. Г.), что не было учтено судами первой и апелляционной инстанций^[11][12].

При моделировании механизма ответственности важно установить, не только кто и кого привлекает к ответственности, но и в чьих интересах?

Выше мы пришли к выводу о том, что в исполнительном производстве ответственность имеет своим адресатом не только должника, но и иных субъектов исполнительного производства, однако именно ответственность должника характеризуется особенностями, связанными с юридическим режимом исполнительного производства, его целями и задачей. Ключевым для установления конституционно-обоснованных пределов ответственности в исполнительном производстве является не раз поднятый на страницах настоящего исследования вопрос о соразмерности накладываемого на должника в исполнительном производстве ограничения социальной значимости самого принудительно исполняемого требования, о границах ответственности должника с точки зрения взыскателя как субъекта исполнительного производства, его правомерных интересов, принятых на себя в обязательстве экономических рисков¹. Указанное позволяет дифференцировать меры ответственности должника в исполнительном производстве с точки зрения характера требования исполнительного документа. Например, размер процессуального штрафа, накладываемого на должника в исполнительном производстве, может различаться в зависимости от того, является ли он неисправным должником по требованию о взыскании алиментов (высокая социальная значимость) или по взысканию долга по обыкновенному договору займа (относительно более низкая социальная значимость)^[13][14].

Вспомним и о том, что в соответствии со ст. 1 Протокола № 4 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод^[15] «никто не может быть лишен свободы лишь на том основании, что он не в состоянии выполнить какое-либо договорное обязательство». Указанное положение в большей мере касается мер уголовного наказания в виде лишения свободы недобросовестного должника^[16], но может при определенных условиях быть распространено и на иные ограничения его личных прав. В договорных отношениях кредитор имеет возможность выбрать себе контрагента, соответственно, на него в большей степени должны возлагаться и экономические риски неисполнения должником обязательства. Таким образом, при принудительном исполнении договорного обязательства применение к должнику личных ограничений менее обоснованно с точки зрения юридического режима исполнительного производства, чем при исполнении внедоговорного, в котором взыскатель в полной мере является «заложником» противоправного поведения должника, действий, которые он объективно не мог предвидеть и предотвратить их вредные последствия для себя.

При оценке соразмерности принудительного воздействия интересам взыскателя неизбежно встает вопрос об особенностях применения принуждения к должнику в интересах взыскателя-государства в исполнительном производстве. С одной стороны, при «самозащите права» вне исполнительного производства государство обладает значительно более широкими возможностями, чем частный кредитор (вплоть до внесудебного изъятия имущества должника в соответствии, например, со ст. 46 НК РФ). С другой стороны, государство в гражданско-правовых и гражданских процессуальных отношениях по общему правилу выступает наравне с другими субъектами, не должно обладать преимуществами в удовлетворении и защите своих интересов. По нашему мнению, сама фигура взыскателя (государство или частный субъект, физическое или юридическое лицо)^[17] не должна влиять на пределы принуждения, применяемого к должнику в конкретном исполнительном производстве, что не исключает дифференциацию мер принуждения по самому характеру требования, их ранжирование. Отметим, что и само материальное право ставит, например, исполнение требования о возмещении вреда жизни и здоровью в очереди выше, чем требования об уплате налогов и сборов, а последнее имеет приоритет перед иными требованиями, удостоверенными исполнительными документами (ст. 855 ГК РФ).

Рассуждая об органах, которые осуществляют привлечение к ответственности в исполнительном производстве, отметим, что привлечение к ответственности может осуществляться как в судебном, так и внесудебном порядке (в том числе, судебным приставом-исполнителем). При анализе иных норм ответственности (в том числе, в виде штрафов, ограничений специальных прав)¹ следует исходить из того, что судебный порядок возможен в тех случаях, где, во-первых, суд выступает как орган, выдавший исполнительный документ, и, во-вторых, в случае если сама степень правоограничения независимо от того, в каком юридическом режиме оно применяется как мера ответственности (например, лишение права на управление транспортным средством как уголовное^[18][19] или административное наказание), предполагает исключительно судебный порядок его применения в целях обеспечения защиты прав лица, привлекаемого к ответственности^[20]. Выше, моделируя механизм ответственности в исполнительном производстве, мы пришли к выводу о том, что применение в исполнительном производстве принудительных мер, которые могут быть квалифицированы как меры ответственности, должно быть связано с установлением как минимум один раз в исполнительном производстве вины должника в неисполнении, его недобросовестности. С учетом необходимости проведения полноценной процедуры оценки доказательств добросовестности должника, предоставления ему необходимых процессуальных гарантий процедура установления вины должна быть только судебной. Установление судом недобросовестности должника в исполнительном производстве может быть основанием для применения в дальнейшем к нему конкретных мер ответственности уже во внесудебном порядке (в том числе, судебным приставом в соответствии с принципом процессуального руководства исполнительным производством судебным приставом-исполнителем). Указанное не лишает должника возможности обратиться за последующим судебным контролем законности действий по привлечению его к ответственности.

В заключении нельзя не упомянуть про пределы применения ответственности с точки зрения самого ее назначения в исполнительном производстве. В предшествующих разделах работы мы пришли к выводу о том, что ответственность в исполнительном производстве должна не столько наказывать неправомерное действие ретроспективно (как ответственность во многих иных сферах регулирования), сколько перспективно побуждать к правомерному поведению, обеспечивать правильное и своевременное исполнение требования исполнительного документа. Назначение ответственности, таким образом, связано с назначением самого исполнительного производства, предопределяет допустимые набор и интенсивность применяемых к должнику мер.

В связи с указанным не можем согласиться с тем, что ограничения личных прав должника должны быть признаны «регулярными» и «обычными» способами принуждения, а ситуацию, при которой ограничения личных прав применены к должнику, у которого действительно (курсив мой. — М. Г.) отсутствует имущество, «нельзя считать критической» с учетом принципа «экономии юридической энергии» органов принудительного исполнения¹. Во-первых, в отличие от принципа «экономии юридической энергии», принцип экономии репрессии при применении мер процессуального принуждения вытекает из положений Конституции РФ^[21][22], во-вторых, нельзя воспринимать механизм исполнительного производства как противостояние судебного пристава и должника, при котором, что хорошо для одного, плохо для другого. Задача органа принудительного исполнения — не просто поскорее завершить исполнительное производство с минимальными для себя трудозатратами, но обеспечить права взыскателя и должника. Соответственно, меры публично-правовой ответственности должны применяться лишь к недобросовестному должнику с учетом того, что никак повлиять на исполнение требования исполнительного документа должником добросовестным, но несостоятельным, они объективно не способны.

Нельзя забывать о том, что возможности самого исполнительного производства не безграничны. Так, в отношении многочисленных административных и уголовных штрафов в целом вызывает сомнение необходимость их бесконечного взыскания с использованием режима исполнительного производства. Цель государства в данном случае — не получить любой ценой с правонарушителя деньги, а наказать его. Таким образом, должен в полной мере использоваться институт замены наказания на более строгое при уклонении от более мягкого с окончанием соответствующего исполнительного производства (как и при вступлении в силу в отношении должника обвинительного приговора за заведомо умышленное неисполнение требования исполнительного документа).

«Разгрузка» исполнительного производства от несвойственных ему функций, прагматичный взгляд на возможности соответствующего механизма и его место в правовой системе, обеспечение справедливого баланса интересов сторон исполнительного производства и государства — залог развития системы принудительного исполнения, ее востребованности и эффективности.

• [1] Шварц М. 3. Некоторые дискуссионные вопросы исполнения требований неимущественного характера в рамках исполнительного производства // Порядок исполнениятребований неимущественного характера, содержащихся в исполнительных документах: проблемные вопросы и пути их решения: сб. материалов Международной научно-практической конференции / отв. ред. Д. В. Аристов, В. А. Гуреев. М., 2017. С. 279—286.
• [2] Уголовное право. Общая часть: учебник / под ред. Н. М. Кропачева, Б. В. Волжен-кина, В. В. Орехова. СПб., 2006. С. 900.
• [3] Постановление Конституционного Суда РФ от 14 июля 2005 г. № 9-П «По делуо проверке конституционности положений статьи 113 Налогового кодекса РФ в связис жалобой гражданки Г. А. Поляковой и запросом Федерального Арбитражного судаМосковского округа». См. подробнее: Гальперин М. Л. Ответственность в гражданскомсудопроизводстве: актуальные вопросы теории и процессуальной политики. С. 138—139.
• [4] Гальперин М. Л. Ответственность в гражданском судопроизводстве: актуальныевопросы теории и процессуальной политики. С. 144—145.
• [5] Такой нормативный период лишения специального права был установлен ч. 2ст. 3.8. КоАП РФ в первоначальной редакции.
• [6] Частью 4 ст. 6.1 Закона об исполнительном производстве предусмотрено, чтопо общему правилу сведения о неисправном должнике размещаются в общем доступетолько до дня окончания или прекращения исполнительного производства либо в течение трех лет после окончания исполнительного производства, если не удалось установить местонахождение должника или отыскать его имущество.
• [7] См.: ст. 2 Федерального закона от 7 марта 2018 г. № 48-ФЗ «О внесении измененийв статью 278 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации и Федеральный закон „Об исполнительном производстве“». Указанным законом прямо предусмотрено прекращение исполнительного производства судебным приставом-исполнителемпри признании безнадежной к взысканию задолженности по платежам в бюджет.
• [8] Шварц М. 3. Некоторые дискуссионные вопросы исполнения требований неимущественного характера в рамках исполнительного производства. С. 279—286.
• [9] Грибанов В. П. Осуществление и защита гражданских прав. С. 164—165.
• [10] Статьей 14 ГК РФ предусматривается, что способы самозащиты должны бытьсоразмерны нарушению и не выходить за пределы действий, необходимых для его пресечения. Указанный принцип должен применяться и в отношении принудительной стадии реализации и защиты субъективного права.
• [11] М. 3. Шварц отмечает, что осуждение к лишению свободы за совершенное преступление применяется в интересах всего общества, в то время как меры принужденияпри исполнении исполнительных листов применяются в интересах конкретного лица, а это уже заставляет ставить вопрос о ранжировании интересов, об отражении их соотношения в некой очередности. См.: Шварц М. 3. Некоторые дискуссионные вопросыисполнения требований неимущественного характера в рамках исполнительного производства. С. 279—286.
• [12] См.: п. 11 Обзора судебной практики Верховного Суда Российской Федерации№ 1 (2018) (утв. Президиумом Верховного Суда Российской Федерации 28 марта 2018 г.).
• [13] Еще раз вспомним здесь и приведенные выше позиции В. П. Грибановаи М. 3. Шварца о необходимости учета пределов самозащиты права при установлении пределов его принудительной защиты с участием государства. Е. Н. Кузнецовтакже усматривает прямую связь между самозащитой права (правом на добровольноеисполнение) и правом на принудительное исполнение, объединяя их в единое «правона исполнение». См.: Кузнецов Е. Н. Самозащита права на добровольное исполнение обязательств // Российский юридический журнал. 2017. № 5. С. 152—156.
• [14] Попытка качественной (а не количественной — в зависимости от размера долга) дифференциации при применении личных ограничений прослеживается и сегодняв ч. 2 ст. 67.1 Закона об исполнительном производстве при применении ограниченияспециальных прав должника.
• [15] Протокол от 16 сентября 1963 г. № 4 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
• [16] П. А. Скобликов, например, полагает, что ст. 1 Протокола № 4 запрещает подвергать лишению свободы лишь добросовестных должников, которые хотели бы, но не могутпогасить долг в силу обстоятельств, которые невозможно предвидеть, внезапно утратили возможность получать доходы и т. д. Он также делает вывод о том, что если непогашенный долг проистекает из внедоговорного обязательства, то допустимо лишениесвободы даже добросовестного должника, например, если речь идет об обязательствеиз причинения вреда при совершении преступления. См.: Скобликов П. А. Ошибки в толковании уголовно-правовой нормы об ответственности за причинение имущественногоущерба (ст. 165 УК РФ) // Закон. 2017. № 4. С. 103—113.
• [17] В этой части тяжело согласиться с приведенной выше позицией Верховного СудаРФ в деле об отсрочке исполнения взыскания с физического лица в пользу юридическоголица — образовательной организации. Нельзя утверждать, что по отношению к любомуюридическому лицу любое физическое лицо является слабой стороной. Соразмерностьне может в данном случае быть механически предустановлена для всех ситуаций. Болеетого, общее правило о преимуществе физического лица как слабой стороны по отношению к юридическому лицу не проистекает из материального права, а, например, нормыо преимущественной защите прав потребителя связаны именно со статусом продавцаи производителя (но не с правовой формой их деятельности в качестве юридическоголица или индивидуального предпринимателя). Важно не кто взыскатель, а каков характер защищаемого им в исполнительном производстве права по отношению к правами законным интересам должника, на что собственно и обратил внимание ВерховныйСуд РФ, рассуждая о конституционных положениях, защищающих материнство и детство.
• [18] В случае с уголовной ответственностью, как и гражданско-правовой в формепринудительного возмещения убытков, только суд является органом, который привлекает к ответственности должника. Юридический режим исполнительного производстване предполагает никаких особенностей в соответствующей части для указанных видовответственности.
• [19] Было предусмотрено в УК РФ как отдельный вид наказания до вступления в силуФедерального закона от 7 декабря 2011 г. № 420-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации».
• [20] В исполнительном производстве суд выступает как минимум в трех качествах:1) как орган, выдавший исполнительный документ и, таким образом, осуществляющий санкционирование и контроль за исполнением судебного исполнительного документа; 2) как юрисдикционный орган, обеспечивающий санкционирование и контрольза исполнением не только судебных исполнительных документов, но и документов, выданных иными, чем суд, органами и должностными лицами (несудебных исполнительных документов), в целях предотвращения споров о праве, предварительного контроля законности и обоснованности действий судебного пристава-исполнителя и иныхлиц; 3) как орган правосудия, осуществляющий защиту прав и законных интересовсубъектов исполнительного производства и иных лиц в целях разрешения споров о праве, последующего контроля законности действий судебного пристава-исполнителя и иныхлиц. См. подробнее: Гальперин М. Л. Исполнительное производство: учебник для бакалавриата и магистратуры. С. 153—160.
• [21] Парфенчикова А. А. Меры косвенного принуждения в исполнительном производстве: дис. … канд. юрид. наук. С. 183—184, 197.
• [22] См., например: п. 2 постановления Конституционного Суда РФ от 19 ноября2013 г. № 24-П «По делу о проверке конституционности положений части первой статьи 10 Уголовного кодекса Российской Федерации, части второй статьи 24, части второйстатьи 27, части четвертой статьи 133 и статьи 212 Уголовно-процессуального кодексаРоссийской Федерации в связи с жалобами граждан С. А. Боровкова и Н. И. Морозова».