Первый конституционный цикл (середина XVI — середина XVII вв.)

Основной конфликт этого периода — это конфликт между боярской аристократией и неограниченной монархией. Конфликт этот относится к периоду установления самодержавия, фактически к периоду Ивана III, когда представители знатных боярских родов были инкорпорированы в Думу. Это титулованная знать, которая стремилась отстоять свои права, свои привилегии по отношению к усиливающейся монархической власти. И поэтому она активно выступала за ограничение монархической власти. С точки зрения теории конституционных циклов, до тех пор, пока эти попытки сводились только лишь к заговорам и стремлению поставить на престол более лояльную кандидатуру, к развитию конституционализма они не имели отношения.

Однако настал в истории России такой момент, когда аристократическая оппозиция усилению царской власти начала обосновывать свои притязания с идеологических позиций. Вот тогда Россия вступила в первую фазу цикла — фазу публичного сомнения в легитимности существующего порядка и обоснования необходимости введения иных правил игры. Мы говорим о выступлении князя Курбского, бежавшего в 1565 г. в Литву и оттуда инициировавшего переписку с Иваном Грозным. Именно в письмах Курбского впервые в русской истории был сформулирован своеобразный «конституционный проект» ограничения самодержавия (кому-то может показаться, что употребление такой характеристики слишком смело; не вступая в дискуссию по этому вопросу, отмечу лишь, что переписку Курбского именно этими словами оценил бывший директор Института российской истории Российской академии наук (ИРИ РАН), чл.-корр. А. Н. Сахаров — Прим. авт.).

Напомню, что суть требований Курбского сводилась к требованию гарантий от нарушения властью человеческих свобод (установленных в Библии) и обязательного привлечения царем к управлению страной русской аристократии. Эти идеи Курбского, как мне кажется, могут быть сопоставимы с идеями монархомахов, гугенотов, которые тогда же, в XVI в., выступили во Франции с критикой королевского абсолютизма. Конечно, можно скептически оценивать уровень требований Курбского, безусловно, они не выходили за рамки феодального миропонимания. Но ведь важно иметь в виду не абстрактные модели борьбы за права человека, демократию, гражданское общество, а вполне конкретные попытки в условиях жестокой российской деспотии XV—XVI вв. добиться хотя бы некоторого цивилизационного сдвига. В этом смысле и Адашев, и Сильвестр, и другие члены Избранной рады, и, конечно же, Курбский оказались на гребне тогдашнего средневекового, невероятно ограниченного конституционализма. Мужающее российское самодержавие, имевшее глубокие корни в самом российском обществе, беспощадно смяло эти единичные и робкие попытки. Однако появление политической альтернативы было заявлено. Хочу еще раз подчеркнуть, что с точки зрения современной науки явление деятелей Избранной рады, Курбского нельзя оценивать как эскапады самолюбивых сподвижников царя или личную обиду видного аристократа. Нет, это начинался первый конституционный цикл развития нашей страны. Это была попытка утвердить власть на прочных основаниях закона.

И далее в этом же цикле, но уже в его следующей, активной фазе, которая относится к периоду Смутного времени, возникают элементы договорных теорий, которые выражаются в попытках связать монарха определенными договоренностями, попытки ограничить монархическую власть договором в пользу Земского собора и Боярской думы. Здесь в первую очередь нужно отметить договор бояр с князем Шуйским в 1606 г. — знаменитую «крестоцеловальную запись», которую еще Чичерин сравнивал с Великой хартией вольностей. После свержения Лжедмитрия I, 19 мая 1606 г. сторонники В. Шуйского созвали импровизированный земский собор, на котором, как позднее утверждали противники нового монарха, Василия Ивановича «выкрикнули» царем. Сам Шуйский не особенно заботился о соблюдении всех тонкостей для волеизъявления «всей земли». Его более беспокоила позиция Боярской думы. Чтобы привлечь ее, новый царь пошел навстречу притязаниям аристократии, давно мечтавшей огородить себя от самодержавного произвола целым рядом обязательств, которые возлагал на себя монарх. Шуйский дал крестоцеловальную запись, которую публично озвучил. Запись начинается с утверждения, что новый правитель взошел на престол по праву наследования, поскольку он является потомком Рюрика, Александра Невского и суздальских князей. Так как он желал принести мир и благоденство в свое государство, он обещал судить своих подданных справедливо и честно и защищать их «ото всякаго насильства». В частности, он обещал не выносить смертного приговора родственникам обвиненного в преступлении и не конфисковывать их имущество без надлежащего суда с участием царя и Боярской думы («не осудя истинными судомъ съ бояры своими»). В этом документе подразумевается, но не утверждается явно, что главный обвиняемый может рассчитывать на законное судебное разбирательство. Иными словами, царь взял обязательство решать спорные вопросы законным судом, а не личным произвольным решением. Шуйский распространил те же гарантии на купцов и торговцев («также у гостей и у торговыхъ людей») и их семьи. И, наконец, он дал твердое обязательство разоблачать и наказывать клеветников.

Можно ли расценивать этот факт как единичный, случайный эпизод в политическом развитии России того периода? Нет, нельзя. Ведь Смутное время дало регулярное повторение этой ситуации — еще как минимум два раза: я говорю о двух соглашениях бояр с польским королем о призвании на московский трон его сына, королевича Владислава. Они повторяли основные пункты крестоцеловальной записи. Кроме того, существует важное историческое свидетельство о том, что и воцарение Михаила Романова сопровождалось подписанием такого рода документа. Хотя он не сохранился, но свидетельства об этом мы можем найти, например, в сочинении Г. Котошихина — важном историческом источнике того периода. Таким образом, в начале XVII в. в России на практике было реализовано ограничение верховной власти в пользу закона.

Интерес к крестоцеловальной записи и к аналогичным записям, о которых было сказано выше, в исторической науке появился еще в XIX в. Как известно, в итоге сформировалось три основных мнения. С. М. Соловьев посчитал эти записи временными мерами, не имевшими длительного значения. В. О. Ключевский сформулировал концепцию, которая сейчас доминирует в науке, — с его точки зрения, записи были серьезными попытками ограничить свободу действий царя в пользу боярства и Земского собора. Наконец, С. Ф. Платонов считал, что записи лишь подтверждали уже сложившуюся в государстве практику и ничего нового поэтому в себе не несли.

Третья фаза этого конституционного цикла (откат назад) относится к периоду от окончания Смуты до постепенного угасания земских соборов, последним из которых, по всей видимости, был собор 1653 г. Это был весьма яркий период взаимодействия власти и общества по многим насущным вопросам развития страны. Однако по мере укрепления молодой династии Романовых нужда в земских соборах становилась все меньше, в политической практике возобладали иные механизмы управления. После отмирания земских соборов конституционный процесс временно замирает, тенденция становления абсолютизма становится доминирующей. И это ни в коем случае не укор нашим далеким предкам, ведь так произошло не только в одной России. Нет, на том этапе абсолютизм стал ведущей практикой всех мировых держав без исключения.