Наука в контексте современной цивилизации. 
Сциентизм и антисциентизм. 
Наука и паранаука

В контексте современной цивилизации именно наука, вне всякого сомнения, играет ведущую, образующую роль. Эта роль относится не только к нашему мировоззрению и объяснению мира, но и к его активному изменению: геологическая и биологическая среда изменяются под влиянием научно-технического прогресса, а с ростом биомедицинских технологий эволюция человеческого рода постепенно становится объектом контроля самого человека. Если раньше не одно тысячелетие пытались ответить на животрепещущий вопрос: «Что есть человек?» , — то теперь наука позволяет переформулировать вопрос иначе: «Каким хотел бы стать человек?». Современные концепции искусственного интеллекта ставят под сомнение представления о мышлении и предлагают путь технической эволюции. Кроме того, необходимо отметить, что именно в современной цивилизации наука как область знаний неразрывно связана с техникой; техника является тем результатом приложения научного знания, с которым знаком каждый обыватель, не задумывающийся о том, что сейчас происходит на передовых краях фундаментальной науки.

Представление об однозначно ведущей роли науки среди других областей культуры выражено в понятии сциентизма (от лат. — наука). Сциентизм представляет собой мировоззренческую позицию, согласно которой научные методы, подходы и результаты, которые наиболее ярко представляют современное естествознание и математика, являются единственно истинными и ценными для понимания мира и решения всех возникающих проблем. Таким образом, в значительной степени гуманитарные науки, а также иные формы познания мира, художественное воображение, чувственный опыт, эмоции, интуиция в сциентизме лишаются своей интеллектуальной значимости и могут быть «реабилитированы» лишь посредством редукции к известным научным положениям и переформулирования на принятом научном языке, желательно с использованием математических процедур.

Как и многие идеи, сциентизм как законченная концепция прошел долгий путь развития. Так, многие его положения, в частности призыв к покорению природы и большой оптимизм в отношении разрешения человеческих проблем с помощью научных методов, были отражены в начале XVII в. в работе Фрэнсиса Бэкона «Новый Органон». Бэкон — также автор красноречивого афоризма «знание — сила» .

Антисциентизм зародился как идейное противостояние сциентизму: он отрицает непогрешимость науки и ее неоспоримый авторитет во всех вопросах. Для антисциентистов идеи и представления таких областей культуры, как религия, искусство, мораль, не нуждаются в научном подтверждении и обладают самостоятельной ценностью. Среди приверженцев антисциентизма можно обнаружить также философов, таких, например, направлений, как экзистенциализм, персонализм и т. д. Философы выражают опасения, что наука лишает человека свободы, навязывает ему сциентистскую идеологию и культ ученых-экспертов, создает отчуждение между человеком и миром, создает больше проблем, чем решает. Так, один из современных философов К. Свасьян замечает: «Сегодня наука — гигантский ареал власти, корпус догматов такой непрошибаемой твердости, по сравнению с которыми церковные догмы оставляют впечатление мягкости и эластичности» .

Следует отметить, что типы научной рациональности, формы научной деятельности и оценка их роли в контексте современной цивилизации не остаются неизменными и застывшими, но, напротив, подвержены историческим изменениям и переосмыслению. В качестве примера такой оценки роли науки можно привести работы философа П. Фейерабенда (1924; 1994), представляющего идеи «анархической» эпистемологии — отрицания существования в науке универсальной методологии и призыва к разрушению дисциплинарных границ. Фейерабенд утверждал, что существует множество равноценных и, следовательно, равноправных видов познания и что современная наука ничем не отличается от мифологии и религии, являясь, по сути, одной из форм идеологии. В самом деле, представления о современной науке как об идеологическом культе не лишены оснований — любой человек, казалось бы, не интересующийся наукой непосредственно, каждый день, открывая газету или заходя в Интернет, сталкивается с массой информации, выстроенной в «клиповой» манере по одному сюжету: «Ученые доказали, что…» Львиная доля такой информации доводит до сведения общества, как следует питаться, отдыхать, дышать, думать и т. д., чтобы прожить как можно дольше и здоровее. При этом, как правило, редко указывается, кто конкретно, на какой экспериментальной базе, по чьему заказу эти исследования проводил и где опубликовал отчет о них, никак не комментируются противоречия и нестыковки. Такая вездесущая пропаганда «научного подхода» действительно вносит элементы контроля в жизнь граждан, формируя их «повестку дня», заставляя размышлять над предложенными нормами и образцами поведения и проверять себя на предмет соответствия, что в полной мере оправдывает критику антисциентистски настроенных мыслителей.

Точку зрения о равнозначности науки и других форм представления о мире интересно сопоставить с идеями о конце науки Джона Хоргана, научного обозревателя, возглавляющего Центр научной литературы при Технологическом институте Стивенса. Хорган вводит понятие «иронической науки», понимая под этим тот факт, что современная фундаментальная наука приблизилась к некому тупику и занимается разнообразными и остроумными интерпретациями тех или иных теорий, подобно тому, как литературная критика упражняется в интерпретациях произведений Шекспира, не ожидая появления работ подобного масштаба1.

Одним из логичных следствий антиномии «сциентизм — антисциентизм» оказывается обострение противостояния «традиционной» науки и так называемой паранауки (или псевдонауки). Паранаука (от греч. рага — около) и переводится как «околонаука» — обычно так говорят о знании, не являющемся научным, но маскирующемся под него.

Говоря о культе науки, во многом формируемом средствами массовой информации, следует отметить, что представляемый обществу образ науки в большой степени не соответствует реальности. Истинная наука ориентирована на самоограничение, далека от развлечений, критична, ее исследования не обещают революционных переворотов, не дают рекомендаций для срочного претворения в жизнь, а их интерпретация на обыденном языке полна неточностей и некорректных выводов. Реальная наука не вписывается в дискурс общества потребления, не инкорпорируется в структуру средств массовой коммуникации. Поэтому естественным образом на ее месте появляется некая паранаука, или псевдонаука. Она понятна потребителю — не обременяет необходимостью иметь хотя бы начальную базу знаний, уверенно обещает конкретные, достижимые результаты, в ряде случаев обращается напрямую к проблемам человека, рассматривая их как автономные от общих закономерностей, подменяя социальные, экономические и политические факторы индивидуальными.

С другой стороны, следует помнить о том, что грань между научным и ненаучным знанием весьма зыбка. Иногда новое знание оказывается в положении ненаучного из-за того, что находится за пределами действующей научной парадигмы (идея гелиоцентрической системы мира Аристарха Самосского (III в. до н.э.), некоторые идеи И. Кеплера, М. Фарадея, философия истории Дж. Вико, творившего в XVIII в., и многое другое). Широко известно замечание физика Э. Шрёдингера о том, что самое передовое научное открытие бессмысленно вне своего культурного контекста.

Необходимо также отдельно отметить роль вненаучного знания в развитии науки. К вненаучному знанию обычно относят литературу, религию и искусство.

Так, нобелевский лауреат, физик С. Вайнберг обращает внимание на заметную роль эстетического фактора в современной физике. Когда ученый размышляет, браться ли ему за разработку очередной теории, его выбор во многом определяется красотой физических формул, потому что оценить, насколько верной окажется теория, сразу невозможно, и для того чтобы решиться потратить на нее, возможно, десятилетия своей творческой жизни, необходимо проникнуться эстетикой изложения, дающей отклик на эмоциональном уровне1. Говорить о роли религиозных факторов в научном творчестве можно очень долго. Хрестоматийные иллюстрации здесь — творчество Ньютона и Фарадея. В качестве отечественных примеров можно вспомнить о математической школе при Московском университете, возглавляемой Д. Ф. Егоровым и Н. Н. Лузиным, новаторские идеи которой подпитывались мистическим вдохновением такого религиозного движения, как имяславие.

Несмотря на включенность элементов вненаучного знания в контекст культуры, данное знание сложно анализировать, оставаясь в структуре научных категорий: заключения об истинности или ложности какого-либо положения зачастую выносятся на нерефлексивном эмоциональном уровне, затруднена возможность логического оформления, а также образования форм обеспечения преемственности такого знания. Известный философ Э. Гуссерль (1859−1938) писал, что конституирующим для европейской цивилизации является рациональный тип мышления, берущий начало в античной Греции и заключающийся в том, что человек от удивления перед объектом исследования переходит к очищенному от непосредственной, сиюминутной заинтересованности наблюдению, вследствие чего рождается теория. Самоуверенно было бы утверждать, что возможно безоценочное, объективное (т.е. независящее от субъекта) знание, но надо понимать и то, что отказ от рационального мышления ведет к острому кризису современной цивилизации. Способность к рациональному научному мышлению — фундаментальная ценность, на основе которой возможны рефлексия над научным идеалом, плюрализм методов познания и интеграция социогуманитарного и научно-технического знания.

Современная культура оценивает науку и ее достижения по-разному — всецело уповая на них, демонизируя или же предрекая науке неизбежный конец, как еще одной из исторически меняющихся мировоззренческих форм. Представляется, что отдельному человеку невозможно выйти за рамки своего краткого исторического существования и вынести взвешенное суждение о цивилизационной роли науки и всех ее последствиях; однако человеческий разум обречен вновь и вновь возвращаться к этим размышлениям.